– Ну, может, позволите мне сделать еще кое-что: организовать вашу встречу с отцом? Настоящим отцом, Ричардом Тримэйном? Пора вам встретиться. Я знаю, как сильно он бы хотел…
– Нет, – Коннор замотал головой. – Категорически нет. Ноллер вздохнул.
– Вы похожи на него гораздо больше, чем думаете. Осторожный, хладнокровный, готовый ждать.., пока упустите золотое мгновение. Но выбирать вам, Коннор. Я не буду давить на вас. А что касается ребенка…
Кортни вошла в гостиную с ребенком на руках. Она не позволит Коннору вернуть Сару адвокату, хоть их план и лопнул.
– А вот и прелестная Кортни, – ласково сказал Ноллер. – Я как раз собирался сказать вашему мужу, что вам необходимо задержаться в городе по меньшей мере на пару недель, пока не будут готовы официальные бумаги.
– Почему? – удивился Коннор.
– Бюрократия – вещь чрезвычайно распространенная, от нее никуда не деться, – Ноллер закатил глаза. – Но на меня работают очень способные люди, и нам удалось сократить всю эту волокиту до минимума.
– Как это вам удается? – ехидно бросил Коннор. – Взятки? Ноллер улыбнулся.
– У вас даже чувство юмора столь же странное, как у вашего отца. Однако я хотел бы закончить мысль. Мое личное мнение таково: этим людям – уроженцам Тенистых Водопадов – нравятся средства, которые приемные родители вливают в город во время их пребывания здесь.
– Еще бы, – пробормотал Коннор, размышляя, сколько людей в городе содержат такие же прибыльные дома, как услужливая миссис Мейсон.
Ноллер пожал плечами.
– Однако наши пары не считают это ожидание тяжким испытанием. Они проводят здесь несколько беззаботных недель и уезжают с ребенком, усыновленным абсолютно законно.
Миссис Мейсон вошла в гостиную с большим серебряным подносом, уставленным чашками с кофе и ореховым тортом.
– Прошу прощения, я должен бежать. – Уилсон Ноллер схватил свой портфель-дипломат и вылетел из комнаты прежде, чем кто-либо успел запротестовать.
– Всегда так спешит, – проворчала с упреком миссис Мейсон. – Присаживайтесь…
В этот момент ребенок открыл глаза и захныкал.
– Наверное, надо поменять пеленку или покормить, – сказала Кортни. – Я иду наверх.
Она унеслась из комнаты даже быстрее, чем Уилсон Ноллер.
– Честно говоря, миссис Мейсон, я сейчас не в состоянии съесть ни кусочка. – Коннор тоже покинул комнату.
Миссис Мейсон посмотрела ему вслед, пожала плечами, села и в одиночестве принялась есть свой торт.
Коннор следил за тем, как Кортни меняет пеленки, садится на кровать и пристраивает ребенка и бутылочку с молочной смесью поудобнее.
– Мы не останемся здесь. Как только накормите ребенка, отдайте его миссис Мейсон. Мы потеряли шанс накрыть Ноллера, по крайней мере в этом деле, так что нет причин болтаться здесь.
– Я остаюсь, – твердо возразила Кортни. – Я хочу официально удочерить Сару.
– Вы что, с ума сошли? – задохнулся Коннор. – Вы не можете удочерить ее!
– Почему? Одинокие люди воспитывают детей сплошь и рядом в наши дни. У меня достаточно денег на счету в банке, чтобы расплатиться с Ноллером, у меня есть работа. Я могу растить ребенка и уверена, что буду хорошей матерью моей маленькой Cape. – Она с любовью посмотрела на девочку, жадно сосущую смесь.
– Ваша маленькая Сара? Вы точно спятили! Кортни, вы забыли, зачем мы вообще сюда приехали? Мы…
– Я не забыла. Передачу можно будет сделать. Правда, на пленке нет ничего, что мы могли бы использовать против Уилсона Ноллера, но, уедем мы или останемся, у нас этой информации все равно не будет.
– А как же ваш брат и его жена? – хитро напомнил Коннор. – Что будут чувствовать Марк и Марианна, когда вы появитесь с ребенком в Вашингтоне? Они годами безуспешно пытались усыновить ребенка, а вы получили дочку всего за один день!
Кортни вздрогнула. Он выстрелил без промаха. Но и она не желала оставаться в долгу.
– Не похоже, что Ноллер позволит удочерить ее Марку и Марианне. Вы знаете, что не позволит. Единственная причина, по которой он дал нам Сару, – это та, что вы… – она запнулась.
– Я – что? – потребовал ответа Коннор. Кортни вздохнула.
– Хорошо, я признаюсь. Я подслушивала. Коннор, я знаю, что вы – сын Ричарда Тримэйна.
– О Господи! – Коннор опустился на кровать радом с нею. Уперев локти в колени, он положил голову на ладони. – Просто великолепно.
– Не волнуйтесь, клянусь, я не скажу об этом ни одной живой душе.
– Я не боюсь, что вы броситесь к телефону и сообщите эту новость Кирэну Кауфману, – скривился Коннор. – Но я не хотел, чтобы вообще кто-то знал… – он замолчал.
– Да, теперь, надеюсь, вы поняли, сколько боли и страдания вы иногда приносите людям своим фактоискательством, – тихо проговорила Кортни. – Это может случиться и с вами, если какой-нибудь скользкий пройдоха узнает правду.
Коннор задохнулся, как будто ему дали под дых. Но признать свою уязвимость перед женщиной, особенно перед ней, – проклятье! Он встал и заметался по комнате.
– Какое мне дело до того, что, какой-то кретин вроде Кауфмана выяснит, что я – Тримэйн. А ведь это даже укрепит мое положение. Подумайте обо всех тех авантюристках, которые станут охотиться за мной, надеясь ухватить кусок состояния Тримэйнов. А что касается Ричарда Тримэйна и его сыновей, ну…
– Коннор, можете прекратить играть железного парня, – прервала его Кортни. – Меня вы не проведете. Вам далеко не все равно. Если бы вы хотели причинить Тримэйнам вред или смутить их, вы бы давным-давно сделали это. Вы сами не хотите огласки.
Девочка заплакала, и Кортни принялась укачивать ее.
– Хотите подержать ее? – Кортни с улыбкой взглянула на Коннора.
– Нет! И не думайте, что сможете заманить меня с ее помощью.
– Я и не думала никуда вас заманивать. Я просто спросила, не хотите ли вы подержать ребенка.
– Ага, значит, изменили тактику. Надеетесь подольститься и тем самым заманить меня в "очаровательную маленькую семью". – Он абсолютно точно скопировал интонации миссис Мейсон. – Вы пробуете все возможные средства, чтобы заставить меня забыть об осторожности, но мотивы ваши не меняются: заманить меня в клетку с табличкой "брак-и-семья".
Он думал о родителях, воспитавших его, Нине и Дэннисе Маккеях, чьи отчужденность и скрытая враждебность друг к другу олицетворяли для него брак. Возможно, Маккеи и начали с любви, поскольку как-то все-таки добрались до алтаря. Потом взяли его и родили своих двух дочерей, но ничего не вышло, и вся семья это знала. Дэннис Маккеи часто отпускал горькие шутки о семейной ловушке. Нина Маккеи не выражала своего несчастья словами, это было понятно и так.
Коннор все это видел и дал себе обещание не обманываться и не попадать в подобную безвыходную ситуацию. Все так и было.., до недавнего времени.
– Нет, – повторил он еще более убежденно. – Со мной этого не случится, я не допущу!
– И вы говорите, что я спятила? Это вам мерещатся глупые безумные заговоры, не мне. Поберегите энергию, Коннор. Я не пытаюсь никого заманивать ни в какие ловушки. И мне точно не нужен мужчина, которому не нужна я.
Что было достаточно верно в теории, угрюмо признала Кортни, но не казалось такой уж бесспорной истиной на практике. Она вспомнила жаркие объятия Коннора на этой самой кровати…
Она инстинктивно подняла голову и увидела, что Коннор наблюдает за ней. Их взгляды скрестились. У нее появилось ощущение, что ее чувства чересчур ясно отражаются в ее глазах.
– И в любом случае, как насчет Харкурта? – рявкнул Коннор, с трудом отрывая от нее взгляд. Он прочитал такую мольбу в ее глазах, что ему потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к ней и не заключить в объятия…
Но он сдержал себя. У него есть принципы, черт побери, и он не собирается брать чужую женщину, как его настоящая мать ухватила чужого мужа. Он достаточно близко подошел к этому сегодня. Он старательно цеплялся за свои принципы. Он не подпадет под ее чары. Но удержаться от вопроса не смог:
– А как Харкурт отреагирует на ваше внезапное решение удочерить девочку?
– Он, несомненно, пожелает мне счастья, – ответила Кортни. – Потому что Эмери и я – друзья и между нами ничего не было. Это вы решили, что у нас связь.
Коннор сглотнул. Значит, она свободна. Замечательная и во всех отношениях такая, как надо. Ни одна женщина не заводила его сильнее, чем она, и она хочет его. Никто не пострадает, если они будут вместе. И нет причин, которые могли бы этому помешать, кроме его упрямого желания оставаться свободным и необремененным.
На долю секунды он попробовал представить, что рискнет связаться с Кортни.
Но он не мог, не посмел.
Борясь с самим собой, Коннор повернулся и вышел из комнаты. С того самого дня, как получил права, он всегда садился за руль автомобиля, когда надо было привести в порядок мысли и чувства. Коннор сел в машину и завел двигатель. Он вставил в магнитофон кассету, на которой были записаны все его любимые песни. Это была великолепная пленка, и он на секунду испытал угрызения совести оттого, что не поставил ее Кортни, когда она хотела послушать музыку. Но песни слишком отражали его характер и чувства. Проницательный человек мог бы многое узнать о нем. А Кортни и так уже слишком много знала.
Он нажал на акселератор.
Коннор снова и снова вспоминал разговор с Уилсоном Ноллером, несмотря на все попытки забыть о нем. Он был рад услышать подтверждение того, что он сын Ричарда Тримэйна. Рад после всех тех лет, когда он учился ненавидеть Тримэйна. Означало ли это, что он сохранил какие-то глупые сентиментальные надежды, что когда-нибудь воссоединится со своим настоящим отцом? Ему стало нехорошо от этой мысли.
Мало того, Уилсон Ноллер, человек, которого он ненавидел, оказался таким благородным – решил помочь сыну старого друга; даже в ущерб себе. Это было почти невероятно и совершенно выбивало из колеи. Так же невероятно, как услышать, что Сатана совершил какое-то доброе дело просто так.
И благородный поступок Ноллера ужасно все осложнил. Кортни влюбилась в девочку и решила удочерить ее! И хоть он издевался над ее идеализмом, нельзя было не восхищаться ее великодушием и способностью любить.
Она не металась в машине по городу с тягостными и противоречивыми мыслями. Она приняла решение оставить девочку себе и заботилась о ней. Кортни обладала той внутренней силой, которая давала ей возможность справляться с собой, не позволять подчинить себя, сокрушить свою индивидуальность. Эта вспышка проницательности удивила его. Он знал ее совсем недавно, но чувствовал, что понимает ее очень хорошо.
Она по-настоящему хороший человек и заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем он сам, признал Коннор. Он окажет ей большую услугу, если сохранит дистанцию. Ему всегда было неловко с хорошими девушками. Он чувствовал, что обманет их в конце концов. Он всегда держался таких, как он сам, таких, каких, как он считал, он заслуживал. И уж точно он не хочет брать на свою совесть такой грех – обманывать милую, чуткую Кортни.
Но он хочет ее. О, как же он ее хочет! Коннор вспомнил, как она лежала на кровати, ее тело, теплое, податливое, ее губы, нежную грудь. И он мог повернуть машину и вернуться к ней. Они бы положили ребенка в колыбель и продолжили бы с того, на чем остановились перед прибытием Ноллера и Сары.
Сара! Боже милостивый, он уже и девочку называет тем именем, что дала ей Кортни. Если он не проявит осторожность, Кортни уговорит его остаться здесь на две недели, и он в конце концов уедет из Тенистых Водопадов отцом, законным приемным отцом. И что будет более естественным в такой ситуации, чем жениться на приемной матери ребенка?
Он явственно услышал, как захлопываются дверцы воображаемой клетки. "Очаровательная маленькая семья". Он ждал, что почувствует отвращение и ярость при мысли о такой перспективе. Но, к величайшему удивлению, он не почувствовал ничего подобного. Никогда еще он не был так взволнован и смущен.
Он ехал по городу без всякой определенной цели. Светофор вспыхнул красным светом, и Коннор остановился на перекрестке. Музыка, каждая нота, каждое слово, такие знакомые, начинали проявлять свою магию и успокаивать его. Именно так и надо, уверил он себя, выкинуть все из головы и просто расслабиться.
Красный свет сменился на зеленый. Коннор тронулся с места, но в этот момент мощный коричневый седан шестьдесят седьмого года, похожий на танк, бросился наперерез ему с огромной скоростью.
– Эй! – завопил Коннор. Он не мог поверить своим глазам. Похоже, этому лихачу совсем плевать на правила.
А дальше все было как в замедленной съемке. Коннор следил за тем, как седан несется прямо на него. Сворачивать с его пути было некуда: перекресток был заполнен пешеходами. Они заметались и завизжали в панике. Только пропахав толпу, Коннор мог бы спасти себя. Но он не стал этого делать. Панические крики смешивались с музыкой на пленке. Умрем с музыкой, мелькнула невеселая мысль, и седан врезался в него.
Он открывает глаза.
– Слава Богу. Коннор! Коннор! Как ты?
– Коннор, мой мальчик, ну и напугал ты нас всех.
– Коннор, пожалуйста, скажи что-нибудь! Почему он молчит, доктор? Он смотрит прямо на нас, но…
Коннор замигал и попытался сфокусироваться на людях, окружавших его. Больно слушать, больно смотреть, единственное желание – закрыть глаза и отключиться. Он хотел ускользнуть обратно, в густой сонный туман.
– Миссис Маккей, продолжайте разговаривать с ним, – сказал доктор с карточкой "Доктор Т. Стэндиш" на груди. Кроме него у кровати стояли пожилой мужчина и молодая женщина. – Раздражители очень важны, чтобы он не провалился в кому.
– Кома? – голос Кортни дрогнул, и она с трудом подавила слезы.
– Не пугайте миссис Маккей, – накинулся Уилсон Ноллер на доктора. – Рентген показал, что нет никаких повреждений мозга. Я нутром чувствую, что рентгенолог прав: у него сотрясение и больше ничего.
– Мы узнаем точнее после МЭ, – возразил доктор Стэндиш. Он повернулся к Кортни:
– МЭ – это сокращенно магнитоэнцефалограмма. У нас самое современное диагностическое оборудование, и оно может обнаружить малейшие повреждения мозга, ускользнувшие от рентгеновских лучей. Мистер Маккей – следующий в очереди.
– Это оборудование недешево, – заметил Ноллер, хмуро глядя на доктора. – Может, вам не следует забывать, что больница такого маленького городка, как Тенистые Водопады, никогда бы не смогла позволить его себе, если бы моя фирма не оплатила три четверти стоимости.
– Я прекрасно знаю, что вы делаете самые щедрые пожертвования больнице, мистер Ноллер, – сухо сказал доктор.
Кортни устала от их перебранки. Не обращая ни на кого внимания, она наклонилась к Коннору, взяла его руку и сжала.
– Коннор, пожалуйста, проснись! Открой глаза и посмотри на меня. Пожалуйста!
Коннор снова медленно открыл глаза, отвечая ее настойчивому призыву, теплому пожатию руки. Она была так близко, что он смог разглядеть слезы в огромных темных глазах. Цыганских глазах, отчего-то решил он и удивился: кто она такая? И в этот момент понял, что не знает, кто такой он сам!
– О Коннор! – воскликнула Кортни и облегченно улыбнулась ему. – Ты помнишь несчастный случай?
– Нет, – признался он изумленно. – Поэтому я здесь? Несчастный случай?
– Автокатастрофа, – подтвердила она. – Как только тебя привезли в госпиталь, доктор Мартин, тот, что принимал Сару, узнал твое имя и сообщил Уилсону Ноллеру по телефону в машине. Ноллер ехал в Вашингтон, но немедленно повернул обратно, захватил меня из дома миссис Мейсон, и мы приехали прямо сюда. Ты был без сознания почти час и…
– Моя голова! – застонал Коннор. Туманы рассеивались, но сильно пульсирующая головная боль нарастала.
– Держу пари, у тебя самая сильная из всех головных болей, Коннор, мой мальчик, – посочувствовал Уилсон Ноллер. – Ты ударился головой о стекло, когда тот старик врезался в тебя. Полицейский сказал, что, если бы не ремень безопасности, ты был бы серьезно ранен.
– Серьезно по сравнению с чем? – попытался пошутить он.
Его голова болела так сильно, что хотелось кричать от боли, но у него и на это не было сил.
– О Коннор! Я так переживала! – Кортни не могла больше сдерживать слез.
– Коннор, – повторил он задумчиво. – Я? Кортни в ужасе посмотрела на Уилсона Ноллера. Адвокат резко втянул воздух.
– Конечно, тебя зовут Коннор. Коннор Маккей, – сказал Ноллер, принужденно засмеявшись. – Ты шутишь с нами, сынок?
Доктор поднял веки Коннора одно за другим и посветил тонким лучиком в каждый глаз.
– Мистер Маккей, вы знаете, где находитесь?
– В больнице, очевидно, – проговорил он.
– Вы в больнице города Тенистые Водопады, – подсказал доктор. – Вы попали в автокатастрофу…
– Бедняга Герман Мередит добрался до ключей машины своей жены, – добавил Ноллер. – Ему восемьдесят пять, у него случаются провалы в памяти, и он не водил машину уже лет десять. Никто не знает, что на него нашло. Он мчался на красный свет, не сбавляя скорости.
– Были десятки свидетелей, – грустно добавила Кортни. – Они все восхищаются твоим поступком. Если б ты попытался уйти от удара, ты мог бы передавить пешеходов, включая и маленьких детей. Ты пострадал сам, но спас людей!
Так, значит, он еще и герой? Коннор с минуту поразмышлял над этим. Но ничего не вспомнил.
– Вы знаете, кто сейчас президент Соединенных Штатов? – спросил доктор Стэндиш. Коннор назвал ему имя президента.
– А кто был президентом до него?
– Какая разница? – рявкнул Ноллер. – Спросите его о чем-нибудь более важном. Например, кто такой Ричард Тримэйн.
Коннор задумался.
– Я не знаю, – сказал он. Коннор увидел беспокойство и страх на лицах молодой женщины и пожилого мужчины. – А должен знать?
Никто ему не ответил.
– Мистер Маккей, Коннор, вы знаете, кто она? – вмешался доктор Стэндиш, указывая на хорошенькую темноволосую молодую женщину, сжимавшую его руку.
Коннор уставился на нее. От этого усилия его голова заболела еще больше. Он решил, что она сногсшибательна, и это открытие заставило его виски запульсировать уже адской болью.
– Нет, – сказал он тихо.
Теперь она выглядела испуганной до смерти, и ему захотелось утешить ее. Хотя он ничего не знал о себе, он инстинктивно чувствовал, что она была именно такой женщиной, в которую он мог бы влюбиться.
– Коннор, она – твоя жена! – воскликнул Уилсон Ноллер. Он казался искренне огорченным. – Твоя жена Кортни. Вы женаты уже пять лет, вы оба хотели ребенка, и наконец сегодня Господь подарил вам прекрасную дочку. Мне кажется, вы ее назвали… Сара? – Он взглядом обратился к Кортни за подтверждением, и она кивнула. – Коннор, попытайся вспомнить!
Коннор попытался, но ничего не вспомнилось. Он чувствовал сильное притяжение к ней, но не мог вспомнить ее как свою жену. Не было вообще никаких воспоминаний: ни о катастрофе, ни о жене по имени Кортни, ни о дочке по имени Сара. Туман, окутывавший его мозг, приподнялся, и серьезность ситуации ослепила его: он не мог вспомнить, кто он такой!
– Я ничего не помню, – сказал он. Он взглянул на женщину по имени Кортни. – Ты сегодня родила ребенка?
Для только что родившей женщины она выглядела уж слишком хорошо, это, как ни странно, он понимал.
– Нет, – быстро ответила Кортни.