Влад не настаивал. Он встал рядом, прижался ко мне плечом. Его взгляд устремился в темноту.
- Леночка, вы самая красивая женщина из всех встреченных мной. Я не знаю, что со мной. Не понимаю.
Он уронил лицо в ладони, потом поднял его, приблизил к моему. Его глаза лихорадочно блестят, голос дрожит вполне натурально.
- Леночка… Это не может так закончиться. Вы не можете уехать. Я вижу, чувствую - с вами происходит то же, что со мной. Это как электрический разряд. Нас ударило током.
Он обхватил мои плечи, его губы впиваются в мои.
Прикосновение чужого рта неприятно мне, я попыталась высвободиться. Но Влад не отпустил меня, жарко нашептывая в самое ухо:
- Леночка! Поедем ко мне. Я так хочу тебя. Безумно. Страстно. Мы проведем вместе неделю, две, сколько захочешь.
Я по-настоящему испугалась. Похоже, мальчик заигрался и сам себе поверил. Уперев ладони ему в грудь, я отталкивала Влада.
- Нет. Нет. Я должна завтра быть дома. Я обещала мужу. Это важно.
Мои руки слабеют, я, словно в забытьи, припала к мужчине, непроизвольно обвила руками мускулистую шею и все плотнее и плотнее прижимала к нему свое дрожащее трепетное тело. Мои губы шептали взволнованно, прерывисто, безотчетно:
- Мне надо домой. К мужу… Он ждет. Я должна ему сказать… Он не простит меня… Это будет концом всего… О Влад! Влад!
Кажется, довольно. Влад заинтригован. Теперь его ход. Надеюсь, я смогу наконец определить цель его игры.
Я отстранилась и, пошатываясь, направилась в зал.
Влад с красным потным лицом и сбитым набок галстуком - за мной. У него совершенно убитый вид. Я перехватила взгляд, которым обменялись Влад и Лайма, но не поняла его.
Мы снова сидели за столом. Влад разлил вино в три бокала и поднял свой. Его голос дрожал, он только что не плакал:
- Я встретил женщину, полюбил ее и потерял.
Все в один день. Я пью за мою любовь. За вас, Леночка!
* * *
Я открыла глаза и увидела огромное окно и огромное, очень голубое небо за ним. Я повернула голову на подушке влево, вправо… Большая светлая комната.
Стены обиты узкими деревянными дощечками. Очень мало мебели. Я лежу на широкой постели. Белье голубое с белыми прошивками, совершенно роскошное.
Мое ложе располагается посредине комнаты. Я снова смотрю в окно. Положение солнца на небе указывает на полдень.
Последнее, что я помню, это взгляд Влада и странный вкус вина. Сколько времени прошло с того ужина?
Что было со мной все это время? Где я была и где я сейчас?
Я встала и подошла к окну. На мне моя собственная ночная рубашка. Она находилась вместе с другими моими вещами в сумке. Сумка оставалась в клинике.
Вид из окна не показался мне незнакомым. Напротив, Я уверена, что уже видела что-то очень похожее.
Давно.
Судя по всему, эта комната на втором этаже. Окно выходит на широкую зеленую улицу. Сквозь густую зелень голубеет небо и что-то еще. Море.
Это не юг. Это Прибалтика. На это указывают и конфигурация крыш, и виды растительности, и цвет неба.
Я отхожу к самому краю окна и, приложив к стеклу щеку, смотрю в сторону, стараясь расширить панораму. Все то же: зелень, коттеджи, кусочек моря по ту сторону асфальтовой полосы за домами. Перехожу к другой стороне окна и снова прижимаю щеку к стеклу.
Стоп. Это здание мне знакомо.
Теперь я точно знаю, где нахожусь. Пригород Риги.
Юрмала. И даже еще точнее: станция Майори.
* * *
Это была их первая поездка в Прибалтику. Это была их первая поездка к морю. Это было их первое путешествие. Они приехали вчетвером. Две юные женщины, почти девочки, и двое детей-погодков.
Девочка должна была осенью идти в первый класс.
Вот они и предприняли путешествие.
Они сняли комнату у русской семьи в ста метрах от моря и почти все время проводили на пляже.
А, когда выходили в город, их все удивляло: чистота улиц, неторопливая чинность прохожих, звуки незнакомого языка, шляпки и перчатки женщин, их туалеты, чистенькие старушки с маникюром и уложенными волосами за столиками уличных кафе и сами кафе… Все это волновало, но не было главным.
Главным было море, песок, солнце… Дети были счастливы. Они совсем не походили друг на друга.
Девочка - мамина дочка - не отходила от матери ни на шаг. Другая женщина, ее тетя, дразнила ее приюбочницей. Мальчик был оторвыш и все время норовил что-нибудь натворить, и девочка все на него ябедничала, и дети ссорились и махали руками. Но вообще они были очень привязаны друг к Другу и дружны. Им хватало друг друга, и они не искали ничьей компании. Плескались на мелководье, строили крепости из песка или бегали друг за другом змейкой по пляжу.
А женщины лежали на песке, лениво переговаривались, лениво следили за детьми, лениво вставали и шлепали к воде.
Неподалеку от их жилья, ближе к станции Дубулты, находился Дом творчества (писателей? художников? композиторов? - им было не важно).
В то лето там отдыхал Аркадий Райкин. А в Риге гастролировал "Современник", и Константин Райкин приезжал навестить отца.
Тогда было принято дышать озоном на закате солнца, и все отдыхающие выходили к морю и шли по желтому песку вдоль линии прибоя в двух направлениях, держась правой стороны.
Две молоденькие москвички, принарядившись, выходили к морю и чинно гуляли под руку, сдерживая скачущих детей.
Несколько раз они встречали Райкиных и потом говорили об этом, отмечали их сходство, и непохожесть, и поглощенность друг другом.
Однажды младшая женщина, обернувшись вслед знаменитой паре, подметила непроизвольный защищающий жест младшего, когда с его отцом поравнялся кто-то слишком широко шагающий. И ее юную, не достигшую даже двадцатипятилетнего возраста, материнскую душу пронзила зависть к чужому родительскому счастью.
* * *
У меня за спиной чуть слышно скрипнула дверь, и я оторвалась от окна и от воспоминаний.
В комнату вошла высокая дородная женщина, одетая во что-то вроде униформы. Она тянула за собой столик на колесиках, сервированный к завтраку.
Я обвела глазами комнату в поисках халата, увидела его на спинке кровати и, шагнув, потянула к себе.
Женщина посмотрела на меня, стоящую с халатом в руках, и коротко поклонилась без улыбки. Я ответила тем же и накинула халат. Женщина налила кофе и подала мне чашку на блюдечке. Я взяла и села на край постели. Женщина подтянула ко мне столик и, еще раз поклонившись, вышла.
Я ела и размышляла, правда, не слишком интенсивно, о своей участи. Я не чувствовала не только паники или хотя бы страха, но даже легкого волнения.
Это и еще то, что из памяти выпал кусок жизни, навело меня на мысль о наркотиках.
Закончив завтракать, я потуже затянула пояс халата и принялась за осмотр помещения.
За одной из дверей обнаружилась прекрасно оборудованная ванная. Я вошла, сняла халат и рубашку и с помощью большого, во всю стену, зеркала тщательно осмотрела себя. Никаких следов уколов обнаружить не удалось.
Зато зеркало сообщило мне о несомненных успехах швейцарских врачей в области омолаживания. Кожа на моем лице поражала гладкостью и пластичностью и сияла здоровьем. Белки глаз выделялись яркой белизной, а губы - свежестью.
Все это не могло не отразиться на моем настроении. Напевая что-то забытое, я открыла дверцы шкафа, отыскала вещи из моего чемодана и выбрала бледно-сиреневый костюм с короткой юбкой и легкие белые туфли.
Я подошла к двери, через которую в комнату проникла женщина с завтраком, и толкнула ее. Дверь легко и бесшумно отворилась, и я оказалась на небольшой лестничной площадке. Лестница от нее шла вверх и вниз, прилепившись к стене.
Я перегнулась через перила и увидела под собой большую комнату, очень нарядную, с холодным сейчас камином и обставленную прекрасной мебелью. Одна из стен была полностью стеклянной. За стеклом открывался вид на зеленую лужайку, довольно большой бассейн, цветущий сад.
Я гостила явно не у бедных людей.
Помедлив, я вздохнула и начала медленно спускаться, и, когда достигла нижней ступеньки, где-то под лестницей раздался легкий шум. Я остановилась, сжав перила, испуганная.
Передо мной выросла крупная черная собака с широкой грудью и большой круглой головой. Ее красноватые глаза не казались злобными, а повадка угрожающей. Но и ласковой она не выглядела. Ее спокойствие являлось следствием уверенности в собственных силах.
Я, чтобы усвоить свои права, не сводя глаз с животного, подвигалась в разные стороны. Мне удалось установить, что разрешено все, кроме одного. Я не должна была приближаться к стеклянной стене.
Определив границы допустимого, я спокойно прошлась по комнате, обнаружила бар, телевизор, книжный шкаф…
Уже через четверть часа я устроилась со всеми удобствами. По телевизору транслировали музыкальный фильм, в одной руке у меня был бокал с мартини. Другой рукой я брала из коробки очень вкусные шоколадные конфеты. Я их съела, наверное, с десяток, всякий раз предлагая лежащему у дивана псу. Наконец, на пятой конфете, пес согласился, и теперь мы лакомились вместе.
В книжном шкафу неожиданно отыскался "Сын рыбака" Лациса на русском языке. Я погрузилась в ностальгическое чтение. Мне давно не было так хорошо.
* * *
Черное лохматое тело у моего локтя зашевелилось.
Я подняла голову от книги. Пес встал, насторожил уши и уставился на стеклянную стену. То, что осталось от хвоста, закрутилось как сумасшедшее.
"Ишь как радуется! - растрогалась я. - Значит, сейчас увидим хозяина". Одна из стеклянных створок растворилась и пропустила высокого полноватого блондина в легких белых брюках и розовой (клянусь!) рубашке.
Холеное розовое (в тон рубашке) лицо мужчины расплылось в белозубой улыбке. Я заглянула в его маленькие голубенькие глазки, окруженные белыми ресничками, и почувствовала себя спокойно и весело.
- Добрый день, - сказал мужчина с очень заметным акцентом и поклонился.
Я кивнула ему без всякого выражения и поднялась с дивана.
Коробку с остатками конфет и книгу я сунула под мышку, в одну руку взяла вазу с фруктами и виноградом, держа ее за хрустальную ножку, в другую, также за ножку, бокал. Этой же рукой прижала к груди бутылку мартини.
Убедившись, что могу все это нести, я направилась к лестнице и начала подниматься, чувствуя взгляд мужчины на своих ногах.
Дверь в мою комнату открывалась в эту сторону, и мне пришлось повозиться, пока удалось войти.
В комнате я сгрузила все принесенное на стол и посидела, успокаивая бьющееся сердце. Теперь я знала - кто. Примерно представляла - как. И кажется, догадывалась - зачем.
В дверь, по обыкновению без стука, проникла горничная. Я взглянула ей прямо в глаза со всей доступной мне суровостью и сделала отстраняющий жест в сторону выхода. Горничная застыла в недоумении.
- Стучать, - снизошла я до объяснений.
- Хорошо, - согласно кивнула женщина и открыла рот для дальнейших сообщений, но я прервала ее:
- Сейчас. - И повторила свой царственный жест в сторону двери.
В глазах женщины мелькнул и погас огонек злобы. Она резко повернулась и вышла за дверь. Раздался стук.
- Войдите. - В моем голосе не прозвучало и грамма благожелательности.
Горничная встала на пороге, убрав руки под фартук.
- Обед будет подан в столовой через полчаса, - нейтрально доложила она, собираясь уйти.
- Я буду обедать здесь. Ничего мучного, никаких каш и супа. Рыбы я сегодня тоже не хочу. Никакой.
Кусок жареного мяса, побольше свежих овощей, травки. Молодой картофель, отварной, со сметаной и укропом. Что-нибудь соленое. Не рыба. Огурцы, помидоры, капуста. Томатный сок и минералка. Много.
Закончив перечислять, я отвела равнодушный взгляд от переносицы горничной.
Она издала какой-то звук, видимо, намереваясь возражать. Я взглянула ей в лицо, чуть приподняв правую бровь.
Горничная правильно решила, что возражать мне не ее дело, коротко поклонилась и вышла.
Я пообедала на славу. Мясо было поджарено именно так, как я люблю, а дивный вкус квашеной капусты с тмином отбил наконец сладкий привкус шоколада во рту.
Закончив, я составила посуду на сервировочный столик и выкатила его за дверь.
Налив в бокал минералку, я подошла к окну и открыла его, чтобы выветрить запах еды. Толкнула створку окна и осталась стоять, опершись локтями о подоконник, завороженная видом моря и песчаных дюн.
Мой рассеянный взгляд упал на плоскую крышу соседнего дома. Расстояние между домами составляло примерно сто - сто двадцать метров. Я не смогла разглядеть человека, сидящего в шезлонге на крыше.
Тут мне в глаз попал солнечный зайчик. Меня рассматривали в бинокль. Я не имела ничего против. Наоборот. Выпрямившись в окне, я послала в сторону соседнего дома улыбку и воздушный поцелуй. И, как мне показалось, уловила ответный жест руки.
* * *
Я видела счастливый сон. Толстенькая белокурая девочка неуклюже ловила мяч и, поймав, счастливо улыбалась щербатым ртом и отбрасывала мяч мне.
Раздался стук в дверь, но я не пожелала проснуться. Стук повторился, прогнав сон и девочку в спущенных розовых гольфиках.
Я открыла глаза. За окном было еще совсем светло, но солнце не слепило глаза. Оно зависло над самыми верхушками деревьев.
Получив разрешение, вошла горничная с подносом в руках. Я кивнула в ответ на ее вопросительный взгляд, и она занялась сервировкой стола к чаю.
Очевидно, горничной изменили задание. Она старалась придать своему грубоватому малоподвижному лицу приветливое выражение. Удавалось ей это не очень, но старание было налицо. Она улыбалась, хвастаясь неплохими зубами, и вполне приветливо говорила, ловко расставляя посуду:
- Извините, я до сих пор не назвала себя. Не могу понять, как это случилось. Это невежливо. Меня зовут Ильзе.
И она заглянула мне в глаза в ожидании ответной реакции. Тщетно. Реакции не последовало. Я взяла протянутую мне чашку, равнодушно проронила:
- Благодарю.
И принялась пить чай, словно не замечая ее присутствия.
Ильзе растерялась, но, видя, что я не обращаю на нее ровно никакого внимания, быстро оправилась и забродила по комнате в поисках дела для себя.
По приказу хозяина ей предстояло наладить со мной доверительные отношения. Ильзе была готова использовать любой предоставленный мной повод.
Повода не представилось. Допив чай, я подвинула кресло ближе к окну и уселась в него с книжкой.
Ильзе еще какое-то время помоталась по комнате, бросая на меня косые взгляды. Я читала, и ей ничего не оставалось, как собрать поднос и покинуть комнату.
Я не успела соскучиться, как она снова заявилась.
Постучала и сообщила с порога:
- Елена Сергеевна… - "Arai" - Хозяин приглашает вас на прогулку.
Я задумчиво перевела взгляд с книги на ее переносицу:
- У меня нет соответствующей обуви.
Ильзе исчезла и почти сразу появилась вновь, не забыв постучать. Похоже, я зря ее этому научила. У нее в руках белые матерчатые тапочки с трогательными шнурочками. Моего размера и совершенно новые. Поскольку размер у меня не самый ходовой, по-старому 34-й, делаю вывод, что тапочки приобретены для меня, а значит, прогулка планировалась заранее.
Справа море, слева несколько десятков метров песчаного пляжа. Я смотрю вдоль полосы прибоя и, кажется, вижу двоих загорелых ребятишек, бегущих змейкой. А вот там, в самом начале полосы кустарника, мы с Танькой бросали нашу подстилку.
Все как четверть века назад, только на пляже никого, кроме нас троих. Третий - пес. Хозяин называет его Юрис. Мне нравится. Юрис, Юра. Мой Юра ждет меня в Москве.
Я снимаю тапочки и иду вдоль полосы прибоя по влажному песку. Мой спутник на мгновение останавливается, потом тяжело нагибается, поднимает тапочки и идет следом за мной, неся их в одной руке.
Я встала лицом к морю и, раскинув руки, вдыхаю запах свежести, йода, хвои - неповторимый запах Прибалтики.
Искушение слишком велико. Я подхватываю подол длинной юбки, затыкаю за пояс и шагаю в море. Бреду по мелководью, испытывая ни с чем не сравнимый восторг. Пройдя метров десять, останавливаюсь. Вода доходит мне только до колен. Она довольно холодная, и я поворачиваю к берегу.
Хозяин стоит на берегу. Он смотрит на меня, но выражения его глаз я не вижу.
Юрис застыл рядом, как статуя большой черной собаки. Я смотрю на пса, и, не знаю почему, мне кажется, что он мой единственный друг в этих местах.
- Юра, - произношу я почти беззвучно.
Проходит мгновение, и мощное тело на огромной скорости влетает в воду и, разбрызгивая ее, несется ко мне огромными прыжками.
Я иду навстречу собаке. За несколько шагов до меня Юрис вынужден пуститься вплавь. Поравнявшись со мной, он тычется в мою руку носом и оплывает вокруг.
Через три моих шага собака встает на лапы, я берусь за ошейник, и мы вместе выходим на берег.
Здесь я сразу же отцепляюсь от ошейника и отскакиваю в сторону. Все брызги от отряхивающегося пса достаются его хозяину.
Хозяин не сердится и не цыкает на Юриса, когда тот устремляется за мной вдоль пляжа.
Мужчина выглядит притихшим и подавленным.
Я нагулялась и поворачиваю к дому. Юрис тихонько тянет меня за подол. Он не набегался, хочет еще. Я ласково глажу его лобастую голову. Его хозяин издает предупреждающий возглас. Я невольно оборачиваюсь и встречаю удивленный взгляд светлых глаз.
Понятно. Собачка натаскана серьезно и прикосновений не терпит. Мне позволила мимолетное касание скорее из растерянности, но обнажила страшные желтые клыки.
Не смей - тяпну!
Я поняла предупреждение и больше никогда не дотронусь до Юриса, Разве что он сам попросит.
В возне с собакой я совсем упустила из виду ее хозяина. Вздрагиваю, услышав совсем рядом густой, с легким придыханием голос:
- Елена Сергеевна.
Я оборачиваюсь. Мужчина стоит очень близко от меня, и я, не таясь, спокойно рассматриваю его лицо.
Он слегка смущается под моим оценивающим взглядом.
В его почти бесцветных сонных глазах появляется какой-то блеск, он делает еще один шаг, и теперь мы стоим лицом друг к другу.
Мы стоим, опустив руки и глядя друг на друга, настолько близко, что наши дыхания смешиваются.
Мужчина дышит прерывисто, ему неловко в такой близости от меня. Но он не отступает. Я вижу, он ждет вопросов, приготовил ответы. Но, похоже, не уверен в них. Ему не хочется начинать разговор первым - это ухудшит его позиции.
Мне же совсем не о чем с ним говорить. Вот я и молчу. Пауза затягивается. Ситуация приобретает комический характер. Мужчина мучительно краснеет.
"Э, миленький, да у тебя темперамент холерика!
При наличии избыточного веса бойся инсульта".
Наконец мужчина не выдерживает:
- Елена Сергеевна, почему вы не спросите, где находитесь?
"А почему ты хочешь, чтоб я спросила об этом?