Двадцать лет назад, когда Джулиан ехал в своем "олдсмобиле" жаркой флоридской ночью, он по-настоящему верил, что можно протянуть руку и снять с неба звезду. Теперь он звезд даже не видит. Он не смотрит вверх. Характер его работы таков, что смотреть он обязан вниз, и теперь узнает в пыли даже след броненосца. Он слышит, как гусеница грызет лист в лавровых кустах. Не нуждаясь в соседях, он живет за городом, там, где еще остались болота, дальше участка мисс Джайлс, в старом домишке, в котором, по слухам, жил когда-то Чарльз Верити. За домом вдоль стены пристроен собачий вольер, где от будки тянется наипрочнейшая цепь и где живет пес Джулиана по кличке Эрроу, поскольку его реакция на людей бывает довольно резкой. Вторая собака Джулиана, Лоретта, обычно всегда с ним рядом, даже если он не на дежурстве. Когда он заезжает поужинать, например, в "Пицца-Хат", он покупает что-нибудь и Лоретте. Джулиан уверен, что собак нужно поощрять, пусть даже из-за этого на обивке в салоне его патрульной машины остаются пятна от томатного соуса. В армии с собаками обращались иначе. У них на базе в Хартфорд-Бич если собака не выполняла команды, ее били палкой, а лейтенант гордо заявлял, что не родилась еще та собака, которую он не смог бы обучить команде "фас" недели за две. А Джулиан гордится тем, что сам он ни разу не ударил собаку, а его уже несколько раз приглашали в подразделение К-9 консультировать кинологов.
Джулиан знает, что в дрессировке самое важное - это терпение и время. Лоретта отличная ищейка, намного лучше, чем Биг Бой. Она способна в несколько секунд учуять марихуану в пакете, спрятанном в чемодане в закрытом багажнике. В прошлом году, летом, когда изматывала жара и комаров было столько, что трудно было дышать, она нашла на берегах озера Окичоби заплутавшего туриста, хотя спасатели к тому времени уже давно потеряли надежду. И Джулиан считал, что такая собака вполне заслуживает, чтобы ее время от времени угощали кусочком пиццы; если бы ей хотелось колы, он бы купил. Трудным у него был Эрроу. Два года назад пса усыпили бы, не заметь его Джулиан во дворе ветеринарной клиники, куда приехал с Лореттой делать ей прививку от бешенства.
Хозяйка Эрроу купила пса сразу после развода, ей нужен был защитник и друг. Однако дельцы из некоего религиозного общества, занимавшегося разведением собак, в котором она и купила Эрроу, оказались ненасытными в своей жадности и намеренно допустили рождение щенков у одной суки, известной своим злобным нравом. Так и появился на свет Эрроу - неуправляемая зверюга весом около сотни фунтов, с которым хозяйка боялась выйти на улицу. Когда Джулиан остановился возле проволочной сетки вольера, пес поднялся на задние лапы, ростом с ним вровень, и пытался перегрызть цепь. В тот же день Джулиан увез его к себе. Ветеринар сделал псу укол успокоительного и помог погрузить на заднее сиденье, а когда пес проснулся в вольере у Джулиана, то едва не рехнулся от злобы. Когда Джулиан ставил у входа миску с едой, ему приходилось надевать перчатки из толстой кожи. Только через шесть недель он перестал опасаться, что пес нападет сзади, но без поводка его выводить нельзя и сейчас. Временами он вдруг пугается без всяких видимых причин, то ли порыва ветра, то ли какого-то звука. Наверное, поэтому он так хорошо стал усваивать специальный тренинг. Он знает не то, что есть в воздухе, а то, чего там нет, и его качество делает его лучшей поисковой собакой в штате, с таким чутьем он различает тончайшие изменения запаха. Нет такого полицейского или спасателя, который не слышал бы про Эрроу. Его называют чертовым псом, и некоторые требуют, чтобы во время поиска на нем был намордник.
Полицейские Верити не любят Эрроу, впрочем, как и его хозяина. Джулиан знает, что о нем болтают в участке: будто он не умеет ладить с людьми и ладит только с собаками; будто науськивает дербников, которые живут в лавровых деревьях и болотных кипарисах возле его дома, отпугивать незваных гостей; будто ни разу не выпил хотя бы чашку кофе ни с одним из своих коллег. Что ж, если кто хочет обижаться, пусть обижается. Только пусть они сначала проползут на четвереньках через заросли морского винограда и ядовитого дерева, тогда посмотрим, как им понравится нюхать песок и чесаться от укусов красных муравьев. Пусть хотя бы через изгороди из фикусов продерутся или одолеют заросли меч-травы. Вряд ли кто-нибудь из них нашел хоть одного ребенка, уснувшего в камышах.
Бетани Ли, которая понятия не имела, что есть на свете такой городишко - Верити, пока не увидела надпись на дорожном указателе, уехала из Нью-Йорка в октябре год назад. Действовала она тогда, особенно не раздумывая, и потому в первый раз испугалась, только когда оказалась уже на юге Нью-Джерси. Полная луна от души поливала дорогу серебряным светом, и вдруг начался жуткий ливень. В багажнике "сааба" у Бетани лежал чемодан, а в чемодане двадцать тысяч долларов и три ожерелья - два бриллиантовых и одно золотое с сапфирами. Бетани вцепилась в руль, но руки у нее дрожали, а каждый раз, когда ее обгонял грузовик, в "сааб" ударялась волна, похожая на морской прибой. Сзади в теплых розовых ползунках спала в детском кресле ее дочь Рейчел, семи месяцев от роду, она ничего не знала про дождь, от которого ветровое стекло тотчас ослепло, потому что дворники не справлялись с таким потоком воды.
За шесть часов до этого Бетани, как обычно, повезла ребенка в парк, однако в тот день она проехала мимо. Увидев горку и качели, Рейчел от восторга взвизгнула, но Бетани проглотила ком в горле и только крепче нажала на газ. Если ей повезет, квартирная хозяйка, когда вернется, обнаружит запертую дверь, но ничего сначала не заподозрит и не позвонит в полицию. Если не повезет, как не везло все последнее время, муж тут же и узнает, что она сбежала.
Наверное, ей нужно было гнать всю ночь, но она еле ползла на тридцати милях в час и доехала только до Делавара. Там она остановилась неподалеку от автобусной станции "Грейхаунд", а когда проснулась и заплакала мокрая Рейчел, Бетани, перегнувшись назад, похвалила ребенка и быстро поменяла подгузники. Потом взяла Рейчел на руки, прихватила сумку с подгузниками, вышла из машины и достала чемодан. "Сааб" она оставила тут же, с ключами в замке зажигания.
В дамской комнате на автобусной станции она умылась сама, умыла ребенка, позавтракала в буфете и наполнила молоком бутылочку для Рейчел, а потом села ждать одиннадцатичасового автобуса до Атланты. Она не спала почти двое суток, и ей едва хватило духу спросить в кассе билет. За последние четыре месяца она потратила на адвокатов тридцать тысяч долларов, но все без толку. Сбеги она раньше, в чемодане у нее сейчас лежало бы не двадцать тысяч, а пятьдесят, но она не собиралась бежать, пока не проехала мимо парка. Раньше она верила своему адвокату. Верила, когда он говорил, что она с легкостью выиграет процесс, но все вышло совсем не так, а Бетани не сразу догадалась, что адвокат ее надул. Оказалось, что их дом в Грейт-Неке принадлежит не им, а семье Рэнди. Даже "сааб" принадлежит семье Рэнди. А теперь они решили, что ее ребенок тоже их собственность.
Бетани переехала в Оберлин незадолго до знакомства с Рэнди. Она снимала там квартиру вместе с его сестрой Линн, и та ее предупреждала, что он самый красивый мужчина на свете. У него полно было старых подружек, еще из средней школы и колледжа, которые бегали за ним, но он влюбился в Бетани с первого взгляда. Это потому, сказал он ей, что она самая красивая девушка в мире и похожа на него больше, чем родная сестра, с такими же темными волосами и смуглой оливковой кожей. Но вскоре Бетани поняла, что привлекла Рэнди лишь своей редкостной наивностью. Она идеально подходила если не ему, то его семье. Его родители выбирали для них дом, мебель, машины и считали Бетани милейшим созданием. И казалось, неважно, что Рэнди почти не бывает дома. Бетани не задавала вопросов, когда он работал допоздна или по выходным. Так что ему вполне удавалось быть и женатым, как хотели родители, и холостым, как хотелось ему самому. Поэтому когда Бетани, ожидавшая ребенка, заговорила о разводе, он скорее обрадовался, чем огорчился.
Он съехал, когда девочке было пять недель от роду, и вполне бы удовлетворился ролью воскресного папы, если бы не родители. Рейчел была у них внучка первая и единственная, и они готовы были сколько угодно заплатить адвокату, только бы ее не отдать. В суде родители и даже его сестра дали показания против Бетани; они представили ее медицинскую карточку, где было отмечено, что когда родился ребенок и брак стал разваливаться, у Бетани началась депрессия и она принимала "Элавил". Ее разбирали по косточкам - перед Господом, судом и публикой, - и в конце концов она сама едва не поверила, что ребенку будет лучше без матери. В ожидании окончательного вердикта Бетани обязана была привозить ребенка к отцу каждые выходные. Но Рэнди, с которым они тогда успели много чего друг другу наговорить, заявил, что не желает ее больше видеть. Поэтому родители присылали за внучкой машину с шофером. Каждую пятницу Бетани беспомощно смотрела, как шофер запихивает голосившую Рейчел в детское кресло. Иногда она не выдерживала и отворачивалась, чтобы не смотреть на это. Рыдания дочери были невыносимы, и потом ее несколько часов мучили приступы рвоты.
Так бы и продолжалось от пятницы к пятнице, пока суд не вынес бы окончательного решения, и никогда бы они не попали в жуткий ливень в Нью-Джерси, если бы Бетани не оглянулась случайно в тот самый момент, когда измученный воплями шофер шлепнул по губам ее отбивавшуюся девочку. Но и тогда Бетани, утратившая свою волю, не подбежала к машине и не выхватила ребенка у него из рук. Она так и осталась стоять за дождем из автоматических поливалок, включавшихся по вечерам, она так испугалась, что даже не всхлипнула. На следующее утро она отправилась в банк и в первый раз сняла деньги, чем занималась потом каждый день всю неделю, пока не сняла все до последнего цента и не закрыла их общий с Рэнди счет. В ту пятницу, когда шофер приехал за Рейчел, она не открыла дверь. Она выключила везде свет, села в кухне на пол и баюкала на руках Рейчел, раскачиваясь взад и вперед, пока шофер целую вечность звонил и звонил в дверной звонок. Потом он уехал, а через час зазвонил телефон. Бетани не обращала внимания. Она уложила Рейчел на своей постели, обложив подушками, чтобы не свалилась, и пристроив к губам бутылочку. Телефон наконец замолчал, и сердце у Бетани перестало колотиться так, будто вот-вот разорвется. Но едва она решила, что все закончилось, и пошла приготовить себе хлопьев с молоком, как возле их дома, немногим позже девяти, остановилась машина Рэнди. Бетани села на диван и смотрела, как сотрясается дверь, в которую он стучал все сильнее и сильнее, а когда перестал, то на мгновение подумала, что он сдался. Она забыла, что у него все еще оставался ключ, хотя он все равно смог лишь наполовину протиснуть руку, потому что дверь у Бетани была закрыта и на цепочку.
- Черт побери, - выругался он и крикнул: - Бетани!
Бетани сидела на диване, а он орал на нее через щель. Бетани затаила дыхание. Пока они были женаты, он ни разу не кричал на нее и никогда не обзывал; теперь даже голос был чужой. Потом она сообразила - и мысль эта мелькнула, как молния, - что с тех пор они изменились, оба изменились, и что иначе и быть не может, если они дерутся за дочь.
- Я вышибу эту чертову дверь! - орал он.
Но как ни странно, она и в самом деле не могла пошевелиться. Она не смогла бы его впустить, даже если бы захотела. Дверь выдержала, и Рэнди сменил тактику. Бетани так и сидела на диване, пока вдруг не услышала звон разбитого стекла. Кулаком он разбил окно в гостиной. Бетани, тяжело дыша, бросилась в кухню и принялась рыться в ящиках. Ноги у нее подкашивались, она готова была упасть в обморок, но не упала, а схватила хлебный нож с зубчатым краем и бегом понеслась в гостиную. Рэнди орал на нее так, будто не было ни соседей, ни спавшего в их общей постели ребенка. Он открыл задвижку и поднимал раму, когда Бетани распахнула входную дверь. Была теплая ночь в начале осени, и на ней были только шорты и белая блузка. Она встала в дверном проеме, в белой, сиявшей от лунного света блузке, с длинными, темными наэлектризованными волосами, и замахнулась ножом.
- Убирайся отсюда! - крикнула она голосом, какого и сама никогда не слышала.
Рэнди пошел на нее. В волосах у него блестели осколки стекла, по руке текла кровь, пачкая одну из его любимых голубых рубашек.
- Давай, - сказал он, - веди себя как сумасшедшая. Мне же лучше.
- Я не шучу, - ответила ему Бетани.
Она крепко сжимала нож. Несколько месяцев тому назад у нее только и было забот, чтобы к обеду были бараньи котлетки и какие глицинии посадил садовник, белые или пурпурные. Теперь же, глядя на подходившего Рэнди, она думала о Рейчел, которую у нее могли отобрать ни за что, ни про что, и крепче сжимала рукоятку ножа. Рэнди смотрел на нее тем серьезным, участливым взглядом, который всегда обезоруживал женщин. Когда-то он подумывал об актерской карьере - в старших классах Рэнди играл все главные роли в школьных спектаклях, - и, хотя отец в конце концов уговорил его заняться семейным бизнесом, из него, как видела Бетани, мог бы выйти хороший актер. Он вполне мог заставить тебя поверить в те искренность и участие, которые он так усердно изображал.
- Решение примет суд, - сказал он в ту ночь Бетани. - Нам нет смысла драться.
С этими словами он почти подошел к ней. Бетани замахнулась, и он отступил. На мгновение ей показалось, что он на самом деле испугался.
- Ты можешь получить все, что захочешь, - сказала она ему. Она выросла в Огайо, и тембр ее голоса был нежным и мелодичным, хотя в ту ночь она говорила почти шепотом. - Но Рейчел ты не получишь.
- Хочешь передать это моим родителям? - сказал он.
В соседнем доме у Клейнманов шла вечеринка, и сквозь открытые окна слышался смех. Раньше они туда ходили. Бетани несла свой песочный торт, а Рэнди синий кувшин с "Маргаритой", а когда они возвращались, то вместе принимали душ и шли в постель.
- Только попробуй ее забрать, я тебя убью, - сказала Бетани спокойным голосом.
- Могу ли я процитировать эти твои слова? - сказал Рэнди. - В суде?
Бетани опустила нож. Она была красивая девушка, без образования, без хорошего счета в банке, принимавшая антидепрессанты, несмотря на тот факт, что муж у нее всеобщий любимец.
- Мы должны это прекратить, - сказал Рэнди.
- Ты прав, - согласилась Бетани.
- Убивать мы друг друга не собираемся, разве что собираемся сделать друг другу больно, и это, пожалуй, нам удается, - сказал Рэнди.
Именно тогда Бетани поняла, что суда ей не выиграть. Она сбежала через два дня и, проезжая в автобусе через Каролину, придумала новые имена для себя и для дочери. В Атланте она разыскала ломбард и продала там оба бриллиантовых ожерелья и обручальное кольцо, оставив себе сапфиры и два золотых колечка, доставшиеся ей от матери. Там же ей подсказали, что если пройти дальше по улице до магазина подержанных покрышек и заплатить там с черного хода две тысячи долларов наличкой, то ей продадут любое настоящее удостоверение личности, зарегистрированное в любом штате на выбор. Она выбрала Нью-Джерси, в память о той лунной ночи, когда вдруг хлынул ливень, а она не остановилась. Она - которая за все время замужества не выезжала никуда, кроме ближайших магазинов - не выключила зажигания и победила дождь.
Ехали они в Майами, но в Хартфорд-Бич вышли из автобуса, потому что понадобилось купить молоко и подгузники да и нормально пообедать, и так там и остались. В воздухе пахло апельсинами, над головой простиралось ясное голубое небо, а на высокой капустной пальме сидел желтый попугай, увидев которого Рейчел всплеснула ручками и загукала. Бетани купила подержанный "форд", расплатившись наличными, и направилась к океану. Она ни разу не остановилась, пока не оказалась в Верити. На следующий день она купила в кондоминиуме квартирку с мебелью. Всю ту осень и зиму она собиралась найти работу, но мысль о том, что она расстанется с дочерью хотя бы на час, была невыносимой. Она брала ее с собой повсюду - и в парикмахерскую, где она коротко остригла и перекрасила в золотисто-рыжий цвет свои темные волосы, и в ломбард, где продала, чтобы пополнить истощившиеся денежные запасы, последнее ожерелье с сапфирами, подаренное ей Рэнди в день свадьбы.
К счастью, все во Флориде были, как ей казалось, приезжими. Никто не расспрашивал о ее прошлом, хотя некоторые соседки по дому и приставали со своими советами. Всегда, прежде чем назначить свидание, наставляли они, спрашивай у мужчины, нет ли у него криминального прошлого. Никогда не ругай своего бывшего в присутствии ребенка, даже если еще на него злишься, лучше уж вообще не вспоминай. Когда соседки, болтая между собой, делились опытом, как управляться с детьми, Бетани только делала вид, что слушала. Ее дочь, которой исполнилось уже четырнадцать месяцев, была такая милая и очаровательная, будто кормили ее чистым сахаром, а не гомогенизированным молоком и яблочным пюре. Каким образом у девочки, присутствовавшей при их сценах, когда они отчаянно пытались сохранить брак, оказался такой чудесный характер? Как она так быстро научилась откликаться на новое имя, поняла, что от чужих нужно отворачиваться, а в прачечной тихо сидеть на коленях у мамы? Всякий раз, глядя на дочь, Бетани думала, что поступила правильно. Проблема у них была одна - обе не спали по ночам, они словно становились прежними с наступлением темноты. Вечером Бетани обычно делала свои домашние дела, а потом ехала в Хартфорд-Бич за детским питанием, потому что супермаркет там был открыт двадцать четыре часа. Именно там ей однажды и показалось, что за ней следят. Она подхватила тележку и быстренько двинулась к кассам, оглядев ряды между полками цепким взглядом. Если бы она заметила хотя бы тень, она подхватила бы ребенка и, бросив тележку, дала бы деру, но в рядах не было никого подозрительного, только несколько обычных ночных покупателей, и потому она переложила покупки на ленту, а Рейчел тем временем играла с пакетом слив.
Когда Бетани выкатила тележку, на парковке было почти пусто. Ночь стояла звездная и жаркая. Рейчел на своем сиденье в тележке играла с ней в прятки, прикрывая ладошками глаза. Разговаривала она еще плохо, но Бетани отлично ее понимала.
- Я тебя вижу, - сказала она, смеясь.
И тут вдруг снова ее охватило то же чувство. Она оглянулась. Никого рядом не было, но на этот раз она точно знала, что не ошиблась. Она подкатила тележку к машине, отперла дверцы и усадила Рейчел в детское кресло. Дышать стало трудно, уши горели. Она открыла багажник и бросила туда пакеты. Ощущение, будто ее накрыла какая-то тень, не исчезало. Она быстро шмыгнула за руль и заперла все дверцы.
- Уа-уа, - заплакала Рейчел, требуя, чтобы ей немедленно дали рогалик из мороженого теста.
- Получишь дома, - сказала ей Бетани.