При мысли о муже Терезе становилось всякий раз почти физически нехорошо, и все внутри у нее сжималось. Даже сейчас, сидя в полном одиночестве на холме, она чувствовала на своем теле отвратительные прикосновения его рук. Нобль всегда пытался дотронуться до нее. Где бы они ни встретились, даже за обеденным столом, он обязательно протягивал руку, чтобы коснуться ее. Однако отношение Нобля к ней удивляло Терезу с самого начала - мистер Нобль был первым мужчиной, проявившим к ней интерес. Вряд ли Нобль испытывал к ней какие-то особенные чувства, но что-то в ней, вне всякого сомнения, привлекало его - быть может, ее юный возраст? Дело было, конечно, не в ее внешности и не в обаянии, которого она была начисто лишена. Тереза также знала, что Нобль не мог посчитать ее приятной собеседницей по той простой причине, что она была просто неспособна поддерживать разговор с этим толстым, обрюзгшим мужчиной с выпирающим животом, лысеющей головой и обвисшей, всегда мокрой нижней губой, чье лицо обрастало щетиной, если он не брился дважды в день. В его облике Терезе всегда виделось что-то грязное, непристойное.
Тереза вскочила на ноги, посмотрела вокруг, стараясь больше не думать о муже. Вдали, слева от нее, виднелись верхушки отцовской шахты; а дальше, там, где начиналась долина, - еще одна шахта, Джарроу, недействующая, закрытая некоторое время назад. Рядом с ней протягивалась серебряная нить реки Дон, спешащей к Тайн - к шумной, беспокойной Тайн.
Она всего лишь несколько раз приходила на берег Тайн, но эти короткие прогулки всегда наполняли ее приятным волнением. Там было на что посмотреть - то, что раньше считалось маленьким шахтерским поселком при отцовской шахте, теперь превращалось в город. Уже начали исчезать старые варницы и коксовые печи, разбросанные вдоль берега, от тепла которых работали варницы. Сейчас на берегу реки разрастались бумажная фабрика и три химических завода.
У реки находился также судостроительный завод Палмера. Когда ей доводилось бывать там, Тереза жалела, что не родилась мальчиком. Она знала достаточно много о братьях Палмер и об их верфи - по крайней мере, знала мнение отца на их счет. Братья Палмер были постоянным источником раздражения для отца, однако более всего на свете он желал объединиться с ними и иметь долю прибыли от их новой процветающей индустрии. Ее брат Бернард собирался жениться на Анн Тэлфорд главным образом по этой причине.
Тэлфорды были очень богаты. Даже дом их в три раза больше дома Розье. Джеймс Тэлфорд к тому же имел пай во многих индустриях, в том числе судостроительной, и был близким другом Палмеров. Из обрывков услышанных разговоров, а в основном со слов своего брата Роджера, Тереза поняла, что Джеймс Тэлфорд не симпатизирует ее отцу и считает ее брата Бернарда неподходящей парой для своей единственной дочери и наследницы. Но, как сказал Роджер, мистеру Тэлфорду пришлось, в конце концов, смириться с их помолвкой, уступив желанию дочери, которую он очень любил и ради которой был готов на все, а также отступив перед настойчивостью ее поклонника.
Бернард добивался руки Анн в течение трех лет, и за эти три года успел остепениться. Молва о его страсти к азартной игре и о его любовных похождениях прекратилась. Сейчас ее двадцатишестилетний брат производил впечатление вполне уравновешенного, серьезного молодого человека, и даже Джеймсу Тэлфорду, человеку крайне религиозному, было не к чему придраться.
Через четыре дня, во вторник, будет объявлена помолвка, а через четыре месяца, в первых числах октября, состоится бракосочетание. Сможет ли она терпеть мистера Нобля еще четыре месяца? Тереза медленно покачала головой. Нет! Вот если бы она могла запираться от него по ночам, тогда другое дело. Но это невозможно из-за слуг. Слуги в ее старом доме не слишком жалуют ее, но слуги в новом доме уважают ее не больше, чем одну из гончих ее мужа. Если она попросит у них ключ от комнаты, они сразу же доложат об этом мистеру Ноблю.
Впрочем, не все слуги в родительском доме относятся к ней плохо. Двое, даже трое из них, симпатизируют ей. Это миссис Дэвис, экономка, Кэти Малхолланд, судомойка, и Татман, старший кучер. Ей очень нравятся эти трое слуг. Но больше всех ей нравится Кэти Малхолланд. Сам облик Кэти радует глаз. Терезу удивляло странное удовольствие, которое она испытывала, глядя на это юное существо.
Как будто ее мысль материализовалась, Тереза вдруг увидела у боковой двери кухни тоненькую фигурку Кэти Малхолланд, которая выходила оттуда с двумя большими деревянными ведрами. За дверью находилась лестница для прислуги, а ежедневной обязанностью Кэти было, кроме всего прочего, выносить ведра за горничными. Тереза наблюдала, как хрупкая фигурка юной судомойки пересекла двор, скрылась на секунду в арке, потом появилась с противоположной стороны стены. Пошатываясь под тяжестью ведер, Кэти направилась в глубину садика, окружающего кухню, чтобы опорожнить их в выгребной яме. Тереза поморщилась и закрыла глаза. "Унижения, которые приходятся на долю некоторых людей", - пришли ей на ум слова, сказанные когда-то Эйнсли.
Услышав стук копыт на подъездной аллее, она обернулась и увидела отцовский экипаж, въезжающий во двор. Что же заставило отца вернуться домой так рано? Скорее всего, неприятности на шахте. На шахте постоянно что-то случалось.
Глава 2
Джордж Дэниэл Розье, мужчина небольшого роста (по меньшей мере, на два дюйма ниже своей жены), со смуглой кожей, жидкими седеющими волосами, маленькими черными глазками, похожими на бусинки, и большим выпирающим носом. Внешность непримечательная, чего, однако, нельзя было сказать о его характере и манере выражаться. Все в доме, за исключением, быть может, его старшего сына и дочери, побаивались вспыльчивого нрава мистера Розье.
Мистер Розье выскочил из экипажа и, оттолкнув дворецкого, стоящего на его пути, взбежал по ступенькам крича:
- Найдите мистера Бернарда! Сейчас же!
Он стремительно пронесся через холл по направлению к библиотеке. Обернувшись на ходу, крикнул Кеннарду:
- Где он?
- Я думаю, у себя в комнате, сэр.
- У себя в комнате!
Его нос нервно дернулся, и все его лицо исказила гримаса возмущения. Мистер Розье толчком распахнул дверь в библиотеку.
Библиотека представляла собой длинную комнату с высоким потолком. Стены ее были сплошь заставлены шкафами с книгами, ни одну из которых мистер Розье не удосужился открыть за все те тридцать лет, что прожил в этом доме. В глубине комнаты находились четыре высоких окна с видом на подъездную аллею, а посередине стоял дубовый письменный стол, заваленный бумагами и письмами. В нише правой стены располагался огромный камин, и, хоть день и был жарким, за стальной решеткой горели поленья.
В течение некоторого времени Джордж Розье смотрел на огонь, потом повернулся к нему спиной и, запахнув резким движением сюртук, направился к письменному столу. Он долго рылся среди бумаг, нетерпеливо разбрасывая их в разные стороны, пока наконец не нашел то, что искал. Когда открылась дверь и вошел его сын Бернард, мистер Розье был занят чтением письма.
Бернард Розье был высок - на целых пять дюймов выше своей рослой матери. Кожа смуглая, глаза темные. Так же, как и мать, несколько тяжеловесен и расположен к полноте, но черты его лица были тонкими. В целом Бернард казался очень привлекательным, даже красивым молодым человеком.
- Где тебя черти носили? - обрушился на него отец.
- Я был у себя, - невозмутимо отозвался Бернард, ни в коей мере не прореагировав на его резкий тон.
- Был у себя - в такой-то поздний час? Неудивительно, что у нас куча неприятностей!
- Я вчера задержался на шахте до семи вечера.
- Это еще не причина, чтобы валяться в постели до одиннадцати утра.
- Я не валялся в постели. Я сегодня с семи утра на ногах. Я объезжал Фальстаффа, а потом пошел к себе в комнату, чтобы растереться.
- Растереться! - Джордж Розье презрительно фыркнул. - Сейчас не время для растираний и для верховой езды. Пора бы тебе заняться делами. Эти подлецы на шахте опять собрались бастовать.
- Что ж, ты уже знал об этом вчера, - спокойно заметил Бернард.
- Но тебя это тоже касается, черт побери! - взорвался Джордж Розье, раздраженный до предела хладнокровием сына. - Конечно, я уже знал об этом вчера. По крайней мере, ожидал этого, - продолжал он немного спокойнее. - Но я думал, мне удастся вселить страх в этих негодяев и сломать их планы. Я просил Брауна распространить слух о том, что скоро к нам прибудет судно с ирландцами, которые могут занять их место на шахте. Но эти Фогерти и Рамшоу опять начали ораторствовать. Если мы не будем придерживаться графика работ, Палмер перестанет перевозить наш уголь. Он уже и так начинает задаваться… Боже, если бы я только был с ним в доле! - раздосадовано заключил он, и в подтверждение своей досады ударил кулаком по ладони.
Бернард некоторое время безразлично наблюдал за отцом, потом заявил:
- Ты ведь мог в свое время купить их акции. Ты сам виноват, что упустил эту возможность.
При этом напоминании Джордж Розье переменился в лице.
- Не говори мне больше об этом! Я предупреждал тебя - не смей мне об этом говорить, - злобно прошипел он. - И я уже объяснял тебе, что восемь лет назад я не мог себе позволить покупать, чьи бы то ни было акции. Я и так едва сводил концы с концами - ты ведь помнишь, когда затопило шахту… В любом случае, - он повернулся к сыну спиной и посмотрел на огонь в камине, - кто бы мог тогда предположить, что их безумная идея пароходов так успешно воплотится в жизнь? Другие уже пробовали использовать пар раньше, и эксперимент не удался и только повлек за собой сумасшедшие расходы. Себестоимость такой транспортировки слишком высока, поэтому все предприятие казалось невыгодным.
Бернард Розье вытер капельки пота, выступившие над верхней губой, глядя на отцовскую спину. "Кто бы мог предположить?" - сказал отец. Он, Бернард, мог это предположить. И если бы тогда, восемь лет назад, ему было позволено принимать какие-либо решения по части бизнеса, Бернард знал, что он бы сделал. Он бы занял денег и вошел в долю с Палмерами и их "безумной" идеей, купил бы сотни, тысячи их акций. Если не разум, то его чутье азартного игрока уже тогда подсказывало ему, что дело того стоит, чтобы рискнуть.
Восемь лет назад, июньским днем 1852 года, он, восемнадцатилетний юноша, стоял рядом с отцом в порту, наблюдая, как спускают на воду первый пароход Палмеров, "Джон Боуз". В то время не только его отец, но и многие другие считали, что Палмеры выбрасывают деньги на ветер, экспериментируя с пароходами, - ведь до тех пор парусные суда всегда считались наиболее дешевой и выгодной формой транспортировки. Однако эти люди ошибались. В свой первый рейс "Джон Боуз" доставил в Лондон 650 тонн угля, обернувшись всего лишь за пять дней. У двух парусных судов ушло бы на это не меньше месяца. Палмеры доказали, что они правы, и с тех пор их дела шли по восходящей.
Сейчас по прошествии восьми лет, за которые было построено столько пароходов и целый город успел вырасти на берегу реки, Палмеры подумывали о том, чтобы превратить свою фирму в предприятие с ограниченной ответственностью.
Бернард знал: его отец решил, что любой ценой станет одним из совладельцев компании Палмеров, прежде чем это случится, - или умрет, пытаясь войти с ними в долю. Да, вполне возможно, что эта затея будет стоить отцу жизни - он, Бернард, не удивится, если папашу хватит удар во время одного из его припадков ярости… Впрочем, то, что могло случиться с отцом, мало волновало Бернарда. Старик, как он называл про себя отца, раздражал его вне всякой меры. Но в данном вопросе их интересы совпадали, потому он и не стал противиться желанию отца женить его на Анн Тэлфорд. Бернард прекрасно понимал, что этот брак сделает его не только владельцем огромного состояния, но и очень влиятельным человеком. Ведь не случайно Джеймс Тэлфорд, его будущий тесть, был в свое время близким другом отца Чарлза Палмера, а сейчас был одним из ближайших советчиков самого Чарльза. Бернард был уверен, что не пройдет и года после того, как он породнится с Тэлфордами, и перед ним откроются двери совета директоров компании Палмеров. И не только это. Он сможет войти в долю с Чарльзом Марком Палмером во всех других индустриях, помимо судостроительной, в которых тот имел пай.
Размышления Бернарда были прерваны появлением брата. Роджер Розье - двадцатилетний молодой человек среднего роста, со светло-каштановыми волосами, светло-карими глазами и по-девичьи мягкими чертами кроткого, но живого лица. Если бы его сестра родилась с таким лицом, она могла бы стать хорошенькой девушкой, а если бы Роджер родился с чертами Терезы, он был бы, тем не менее, несомненно, привлекательным, интересным молодым человеком.
- Прошу прощения, что помешал, - сказал Роджер. - Я не знал, что вы здесь.
- Заходи, заходи. Не стой, как бедный родственник. - Джордж Розье помахал рукой, в которой держал письмо, приглашая своего младшего сына присоединиться к ним, потом протянул письмо Бернарду. - Взгляни-ка на это. Инспектор. К нам на шахту приезжает инспектор.
Бернард пробежал глазами письмо.
- Что ж, мы сами в этом виноваты, - сказал он, возвращая письмо отцу. - До разработки номер два доберешься только вплавь, а если шахтеры прервут работы, как они грозятся, то следующей на очереди будет средняя галерея.
- Не будет, не будет! - Джордж Розье нетерпеливым движением запахнул полы сюртука. - Я спроважу их в ад, если только они осмелятся прервать работы. Они у меня будут дохнуть с голоду, как это было два года назад, пока я не улучшил их жизнь, пока не дал им работу, жилье и пропитание. Если они забастуют, я знаю, что я сделаю. Я поставлю на их место других, а их выброшу на улицу. Пусть тогда кусают локти, глядя, как мои новые рабочие селятся в их дома, едят их пищу. Неблагодарное отродье!
Он злобно отбросил от себя письмо, метя в сторону стола. Но он промахнулся, и письмо упало на пол. Роджер поднял письмо и аккуратно положил его поверх кипы бумаг на столе, потом сказал примирительным, почти извиняющимся, тоном, обращаясь к отцу и к брату:
- Может, вам всем стоило бы все-таки собраться и подумать, как поправить ущерб, нанесенный затоплением шахты Перси-Мейн?
- Не мели чепуху, Роджер - осадил его отец. - Даже если бы у меня были лишние деньги, чего это ради я стану тратить их на то, чтобы снизить уровень воды в шахтах, где работают эти подонки? Я и так, наверное, единственный дурак в этом графстве, который заботился о том, чтобы создать приличные условия работы своим шахтерам. И что из этого вышло? Я оказался по горло в долгах, неприятностях и в опасности. И когда я говорю "в опасности", я не шучу. Эта шайка подонков там, в шахтах, наполовину состоит из маньяков. Я бы посадил их на цепь, будь на то моя воля. Епископ Дархэма правильно сделал, когда заковал их в кандалы. Послушай, - он повернулся к Бернарду, - ступай, скажи Бантингу, чтобы он поскорее избавился от Рамшоу и Фогерти. Меня не волнует, как он это сделает - пусть сам решает. В конце концов, это входит в его обязанности. А вообще, уже давно пора было их уволить. - Джордж Розье на секунду умолк. Прижав ладонь к животу, громко рыгнул. - А я… я тем временем съезжу в Ньюкасл и переговорю с Баллардом. От всего этого можно сойти с ума. - Он опять похлопал себя по животу, потом указал пальцем на Бернарда:
- Ладно, иди и делай то, что я тебе сказал.
С этими словами мистер Розье повернулся к обоим сыновьям спиной и быстрым шагом вышел из библиотеки.
Братья переглянулись. Бернард опять вытер пот с верхней губы и подошел к окну.
- Смог бы ты терпеть такую жизнь каждый день? - спросил он через некоторое время, оборачиваясь к брату.
- Нет. Я бы не выдержал.
- Тебе повезло, что ты не должен этим заниматься.
- Да, я думаю, мне повезло. - Роджер окинул взглядом длинные ряды книг в шкафах вдоль стен. - Да, мне, в самом деле, повезло, - повторил он, обращаясь на этот раз скорее к самому себе, чем к Бернарду.
Роджер на днях приехал на каникулы из Оксфорда, где он учился. По правде сказать, его до сих пор удивляло, что отец позволил ему поступить в Оксфорд, вместо того, чтобы заставить заниматься бизнесом, как его старшего брата. Думая об отце и о брате, занятых всю свою жизнь выкачиванием денег из шахты, Роджер всякий раз радовался, что ему самому удалось избежать этой участи. Нет, он бы никогда не смог наживаться на этих бедных людях, которых нужда заставляла спускаться под землю и работать в нечеловеческих условиях за мизерную плату. Его отец считал, что шахтеры не заслуживают лучшего обращения, что сам Бог велел им влачить нищенское существование…
Однако его семье Бог почему-то велел жить не иначе, как в этом роскошном доме с фермой и тридцатью акрами земли, иметь в своем распоряжении двадцать человек прислуги, если не считать сельскохозяйственных рабочих. Но, даже имея все это, его родители не были полностью удовлетворены своим образом жизни. По мнению матери, они жили недостаточно роскошно, в то время как отцу не хватало престижа.
Отец построил в деревне коттеджи для рабочих и был владельцем бакалейной лавки. Получалось, что даже те немногие деньги, которые он выплачивал шахтерам за их адский труд, к нему же и возвращались через лавку. Отец мог считать себя хозяином шахтерского поселка, но и этого ему было мало. Отец жаждал престижа, Бернард тоже жаждал престижа. Потому, наверное, они и послали его в Оксфорд, что это увеличивало престиж семьи в глазах окружающих. Хоть отец и брат и посмеивались над его тягой к знаниям, в глубине души они все-таки гордились тем, что в их семье есть ученый человек.
В отличие от брата, Роджер не обладал большой силой характера… Однако он был наделен незаурядным умом и склонен к анализу, что позволяло ему без особого труда угадывать намерения и цели членов своей семьи и извлекать из этого личную выгоду.
- Я купил новую лошадь, - сообщил ему Бернард.
- Что? - Роджер посмотрел на брата, щурясь от яркого света.
- Я сказал, что купил новую лошадь, - повторил тот. - Гнедую.
Роджер медленно покачал головой, улыбаясь про себя. У них не было денег, они были по горло в долгах, не знали, как из этого выпутаться, - однако Бернард купил себе новую лошадь!
- Хочешь на нее взглянуть? - предложил Бернард и, не ожидая ответа, вышел из комнаты.
Роджер последовал за ним.
Они пересекли холл по направлению к лестнице, где через боковой проход справа можно было выйти на улицу. Бернард, идущий впереди, распахнул дверь во внутренний двор - и сразу же натолкнулся на Кэти Малхолланд, которая шла навстречу с двумя ведрами, полными помоев.
От неожиданного толчка девушка упала, и помои расплескались вокруг нее. Бернард разразился бранью, брезгливо глядя на свои бриджи, на которые попали грязные брызги.
- Проклятая дуреха! - кричал он перепуганной девушке, неподвижно лежащей на булыжниках у его ног. - Ты что, ослепла?
Кэти не смела пошевелиться, не смела даже поднять головы. Ее юбка из набивного ситца задралась до колен, обнажая худые икры, затянутые в белые чулки. В одной руке она продолжала сжимать ручку ведра, другой прикрывала лицо.
Ей казалось, что небеса разверзлись, и сам Господь Бог стоял над ней, намереваясь покарать ее за ужасный проступок. И это было почти так, потому что над ней стоял не кто иной, как мистер Бернард, сын хозяина. Даже не глядя на мистера Бернарда, Кэти уже знала, что испачкала его брюки. Какое наказание ожидает ее?