- Я долго думал, что я умею готовить, и решил, что ничего, - стал оправдываться он.
- Что ты! Правильно сварить пельмени - целое искусство. У меня они то все разбредутся, а то вдруг оказываются полусырыми.
- Ты с чем будешь: с маслом или со сметаной?
- Пожалуй что с маслом.
Я усмехнулась: сегодня ляпов у нас - минимум, хотя мы ни разу не прибегли к помощи переписки.
Вот что значит тренировка. Плохо одно: сейчас придется говорить про работу. Я пошла в комнату, присела за письменный стол и попыталась изложить предложение Карташова на бумаге как можно короче и доходчивее.
На кухню я вернулась с листочком, протянула его Гришке и, пока он читал, болтала медовым голоском:
- Теперь, Гришенька, у нас с тобой пойдет замечательная жизнь. Главное, ты можешь бросить свою гадкую работу… Что они там насели на тебя, в этом противном монастыре? Ты целый воз у них везешь, бедненький, безответный… А мне такое местечко подвернулось, - расхохоталась я. - Закачаешься!..
Гришка тупо смотрел на листочек и молчал.
- Такое местечко. - Надо было продолжать лепетание, не то "за кадром" поймут, что он не согласен. - Консультант в косметической фирме!
Я выхватила у Гришки листок и написала: "СОГЛАСИСЬ ДЛЯ ВИДА, ДАЛЬШЕ БУДЕМ РЕШАТЬ".
- …Они и аванс уже мне выплатили. Вот, посчитай. - Я замахала карташовскими бумажками.
- Ну, если аванс, тогда дело другое, - ответил Гришка, суетливо строча что-то на листочке.
Смысл его писанины заключался в том, что теперь он две недели и так не будет ходить на работу - наступают Святки. Но потом, чтоб я даже и не надеялась…
Пельмени остыли. Вечер, обещавший быть теплым и спокойным, безнадежно испорчен. Я не делилась с Гришкой своими сомнениями и страхами, но, возможно, он до всего додумался сам. Он ведь вовсе не глупый и не оторванный от жизни. Просто сначала его напрягала непривычная ситуация. А теперь он почти адаптировался и держался вполне адекватно.
- Очень вкусные пельмени, Гришенька, - запоздало промямлила я.
По идее, известие о косметической фирме должно было произвести в нашей квартирке радостный фурор. Но мы оба мрачно помалкивали.
- Я даже никогда не ела таких. Как называются?
- Равиоли.
- Итальянские? Потрясающе!
Гришка был до того обескуражен, что не желал включаться в игру.
Тут, к счастью, зазвонил телефон. Я приготовилась, что Карташов начнет орать на меня за провал операции, но вышло еще лучше. Звонил Саша и каким-то нетрезвым голосом сообщил, что через полчаса он подъедет к нам со своей подружкой. Понятно, конечно, что это блеф. Но на душе было все равно как на помойке.
Глава 13
Вечером следующего дня я звонил в дверь к Глинской. Дверь раскрылась сразу.
- Надо же?! Я думала - ты не догадаешься! - Глинская в свитере стояла с дорожной сумкой. - А я сама только вернулась.
Смеясь, она бросила сумку, выхватила у меня торт, шампанское и цветы и унесла в какую-то дверь.
- Ты проходи. Помнишь, где мы были? Туда и иди… - Голос ее растаял в утробе старого дома.
Я осторожно вошел в ее странную комнату. Тут оказалось светло. Уличный фонарь светил прямо в окна. Я сразу отыскал проход среди мебели и удивительно легко нашел закуток за книжными шкафами. На полке стояла настольная лампа. Я включил ее.
Казалось, Глинской теперь долго не будет. Я присел на маленький диванчик и задумался. Лиза опять живет в этой чертовой конспиративной квартире. И никогда это не кончится! Судя по всему, Глинская ничего нового не узнала. Но что ж теперь: Лизе навсегда там поселиться?! А этот чертов Карташов?! Может быть, он вообще никогда ничего не скажет. Бред какой-то! А Гришка?! Он и так на пределе… А может - наплевать нам на эту конспиративщину? И бросить все?!
Неожиданно явилась Глинская.
- Предлагаю вначале покончить с делами. - Она села рядом. - А там уж шампанского. Я с утра не ела ничего… Звони Лизе с Гришуней. - Глинская поставила мне на колени телефон. - И давай им отбой! Расходитесь, скажи, с миром по домам…
- Не понял?!
- Тут и понимать нечего, - оживленно говорила Глинская. - Нас сбила с толку причастность Иннокентия. А он ни при чем! "Обелиск" занимается исключительно одной питерской блокадой. Лиза просто не поняла.
- Но Лиза своими ушами…
- Стой! Слушай меня. В своей деятельности "Обелиску" нужны, просто необходимы, архивные материалы. Часть архивов открыта, а часть нет. И вот для этой-то второй части Иннокентию и нужны такие, как Карташов: поиск заархивированных документов, людей, живых и умерших. То есть их связь более чем объяснима. Смотри дальше. Иннокентию нужно оформить свой особняк, украсить его парсуной приятной женщины. Причины понятны: они общественная организация, часто принимают гостей из-за рубежа, кстати, эмигрантов, родственников блокадников. Но об этом я тебе позже расскажу. В Москве Иннокентий недавно, естественно, он просит подобрать модель для парсуны знакомого, по известным нам уже причинам, москвича Карташова. Карташов находит модель конечно же из своих осведомителей. А откуда же еще? Но попутно поручает ей вовлечь в свою сеть несчастного Гришку. Поручает от себя! Обычная вербовка по случаю. Чтобы зря бедной Лизе не простаивать. А не Иннокентий. В этом все и дело.
- Но Лиза собственными ушами слышала, что командовал-то Иннокентий Константинович.
- Иннокентию ни с какого бока Гришка не нужен. Суди сам. Гришка не блокадник и не потомок таковых. А хотя бы и был таковым. Зачем Иннокентию так, по-иезуитски, подъезжать к нему? А? Но Гришка вращается в интересной, именно с карташовской точки зрения, среде. И Гришка нужен Карташову для наблюдения за монашеством или за кем-то из них конкретно. Так?
- Почему же тогда просил Иннокентий?
- Лизе так показалось. Она не поняла - человек перепуган, забит. Ну, может быть, услуга за услугу. Иннокентий просил для Карташова. Но это в самом крайнем случае.
- Карташов смертельно боится Иннокентия…
- Есть такая порода людей, - улыбнулась Глинская. - Или пугать или пугаться. Третьего нет. Карташов из них. Если хочешь знать, я выяснила: Иннокентий хорошего русского рода. Его предок даже фигурировал по делу Распутина. Гришуня же тут ни при чем. И Распутин к нему никакого отношения не имеет. Понял?
Глинская сняла трубку и сунула ее к моему уху:
- Звони. У Гришки, оказывается, четверо детей. И все скучают сильно. А Лизу дома ждут не дождутся любящие муж и дочь. Звони, я не ела, не пила весь день.
- Почему ты думаешь, - спросил я, смутившись, - что Лизу ждет любящий муж?
Глинская искоса взглянула на меня:
- Потому что ждет. Потому что дочь себе места не находит. Потому что у них хорошая семья. Не идеальная, конечно. Потому что нельзя разрушать семью. Вот почему! Звони скорей.
Я стал набирать номер. Однако Гришка и Распутин у меня слились воедино. "Дело об убийстве Распутина", - тягостно крутилось в уме. В трубке я услышал встревоженный Лизин голос: "Алло?" - и нажал на рычаг.
- Ты обещала материалы показать, - сказал я Глинской. - Давай посмотрим.
- Ну давай, - согласилась она и ушла.
Вскоре Глинская внесла свою дорожную сумку. Потом аккуратно поставила на стол шампанское, торт, два бокала и нож.
- Открывай бутылку. Режь торт. - Включив ноутбук, она рылась в стопке отксеренных листов.
С легким хлопком я откупорил шампанское, разлил по бокалам.
- За что пьем? - улыбнулась Глинская. Она чокнулась со мной, но, пригубив, отставила бокал. - Смотри: вот их деятельность. Розыск блокадников, справки из жэков, из дэзов, финансовые отчеты - все нормально, даже пожертвования включены. Протоколы заседаний, выступлений, приемов. Это протоколы незначительных встреч. Иннокентий - педант. Все зафиксировано. Смотри.
Она быстро передавала мне листки. Потом залпом допила шампанское. Я перебирал бумажки, не очень понимая их содержание.
- Еще: я в роли корреспондентки модного столичного журнала побывала у них на брифинге. И сняла ролик. - Она повернула ко мне ноутбук и принялась сама резать торт. - Налей еще.
На экране я увидел длинный фронтальный стол, за которым сидели люди. Среди них в черном костюме - Иннокентий Константинович. Он что-то говорил, но трудно разобрать что - мешали шум, шаги, откашливание, постороннее бормотание.
- Помехи можно убрать, - заметила Глинская. - Если нужно.
Я вслушивался. Громко взвизгивала дверь в правом углу. Она непрерывно открывалась и закрывалась - ходили туда-сюда. Я приблизился к экрану, чтобы хоть что-нибудь расслышать. Тут дверь в очередной раз взвизгнула, впустив кого-то… А за ним по коридору как будто мелькнул Гришка.
"Уже меня глючит", - подумал я, но открутил назад. Вновь дверь раскрылась, вошел мужик, а за ним - кто-то действительно очень похожий на Гришку. Я остановил ролик. Начал вглядываться. Но качество оставляло желать лучшего - изображение было мутным.
- Что там? - Глинская подсела ко мне и тоже всмотрелась. - Ого! Кто это? - Она вытащила из ноутбука диск: - Сейчас мы его попробуем прояснить, - и ушла с ним в глубь комнаты. Там вспыхнул экран монитора.
Глинская что-то приговаривала. Я сидел и ждал.
- Ты только посмотри на нашего героя! - вдруг ахнула она.
Я, бросившись смотреть героя, наткнулся на невесть откуда вынырнувшую этажерку, опрокинул стул и, наконец, прильнул к экрану: по коридору "Обелиска" шагал Гришка. И клок волос из подбородка был при нем.
- Ты говорил, что он на санках где-то катался? - шутила Глинская, но в глазах ее была тревога. - Наверное, по коридорам "Обелиска"…
- Когда снимала ролик?
- Вчера.
- Что это значит?
- Это значит, мой милый Саша, что ты очень хорошо сделал, что не позвонил и не дал им отбой. Еще это значит, что, возможно, Гришку нашего собираются того… подменить каким-то не нашим Гришкой. А нашего Гришуню, скорей всего… убрать. Ликвидировать.
Я ошарашенно молчал.
- Но почему? - Глинская прикусила нижнюю губу. - За что? Не может быть, чтобы у него не было никаких связей в Питере. Быть такого не может! Тогда это просто фантастика! Срочно позвони им и скажи, что ты сейчас приедешь проведать друзей по санкам.
Я набрал номер. Подошла Лиза.
- Привет, Лизок! А далеко там Гришуня, дружочек мой? - начал я как можно развязней.
- Спит твой дружок.
- Так разбуди.
- Зачем? Что-то случилось?
- Наоборот… - Я постарался рассмеяться и, зажав трубку, шепнул Глинской: - Спит он. Теперь, наверное, хоть из пушек пали… - Я щелкнул себя по шее.
- Пусть будит. Мы сейчас приедем. - Глинская категорически мотнула головой.
- Буди его скорей, - усмехнулся я в трубку Лизе. - Мы появимся через полчаса с добавкой.
Я с удивлением следил за своей изменившейся речью. Действительно - страшная квартира, где обычный человеческий язык немыслим. А Лиза там живет!
- С кем ты? - не понимала Лиза.
- Да тут с подружкой одной, - небрежно бросил я.
- С подружкой?!!
- Встречайте, - закончил я нехорошо, развязно.
Глинская торопливо собиралась. Я спустился к машине прогреть двигатель. Я огорчил Лизу. Сейчас она расстроена, переживает - ждет невесть чего. Тяжелый осадок лежал у меня на душе.
Вскоре выскочила Глинская, и мы поехали. Мне хотелось поскорей увидеть Лизу, утешить, успокоить ее, рассеять все ее сомнения. Я гнал по пустым праздничным улицам.
- Не спеши так, - попросила Глинская. - Сейчас Гришка должен вспомнить своих питерских сородичей. Или сородича. Конечно, тот мог давно умереть, переехать, исчезнуть, испариться… Но во время блокады, даю голову на отсечение, он был в Ленинграде. Пусть недолго.
- Но Гришка может и не знать о нем.
- Может. Значит, будем узнавать. Кстати, из тебя вышел бы классный сыщик. А что?! Будем с тобой работать вместе? У меня сейчас такое дело интересное. Я тебе все расскажу, введу в курс… Давай?
- Так сразу? - усмехнулся я. - А "Мебель"?
- Но тебе ведь смертельно надоела твоя "Мебель". А тут живая работа и денег больше. Всему я тебя научу, объясню. Что за радость рисовать столы со стульями? Конечно, и тут есть делишки ерундовые: жена ревнует мужа, муж - жену. Хотя такие больше всего стоят. Договорились?
Мы подъехали к Лизиному дому.
- Приведи его сюда, - скомандовала Глинская.
Когда я вошел в конспиративную квартиру, Гришка был уже на ногах. Расстроенная Лиза молча смотрела на меня.
- А вот и мы! - воскликнул я зачем-то пьяным голосом.
- Видим, - сумрачно согласился Гришка.
- Хотел посидеть тут у вас, да погодка шепчет. Поехали - прокатимся куда-нибудь.
- В своем уме?! - возмутился Гришка. - Дождь же льет! Никуда не поедем.
Я не знал, как быть дальше. Они принимали меня за пьяного.
- Пойдем-ка, Гриш, перекурим на лестнице.
- Кури здесь, - буркнул Гришка.
Я закурил. Они недоуменно следили за мной. Я прошел на кухню, чтобы куда-нибудь стряхнуть пепел, и тут на столе заметил листок и ручку. Поспешно написал: "ГРИША, БЫСТРЕЙ СПУСТИСЬ К МОЕЙ МАШИНЕ. СРОЧНО".
Гришка понятливо кивнул и начал одеваться.
- О, свет моих очей и прохлада моего сердца… - неожиданно громко продекламировал он.
У Лизы заиграл сотовый. Гришка убежал вниз. Мы остались с ней одни. Я смотрел на нее и до сердечной боли чувствовал ее неприкаянность. В спортивном костюме, точно в поезде, она грустно кивала карташовскому бормотанию. Я обнял ее, прижал к себе и разобрал голос Карташова: "Чтобы этого м…ка в квартире у вас больше не было". Я понял, что он говорит обо мне. Теперь я лишен возможности видеть Лизу даже здесь!
Наконец, она отключила телефон. Я молча кивнул на выход. Лиза накинула куртку, и мы вышли из конспиративной квартиры.
- Ну все! - Хоть в лифте я могла дать выход раздражению. - Ты знаешь, чего Карташов потребовал на этот раз?
- Да, знаю. - Саша горестно махнул рукой. - Он хочет, чтобы я не ездил больше к вам.
- И это, между прочим, не просто так…
Он поцеловал меня в губы, и я не смогла закончить свою мысль.
- Слушай, а что у тебя за подружка? - спросила я, когда мы вышли на улицу и я разглядела в его машине женский силуэт.
- Да детектив, Глинская. Мы с ней откопали такое… Плохи Гришкины дела!
- Что?
- Потом, потом, сейчас важно выяснить…
Гришка и Глинская, худая, с коротким каре и крупными сережками-кольцами, беседовали на заднем сиденье. Саша сел на свое водительское место, я устроилась рядом.
- В Саратовской области есть родня… - вымученно тянул Гришка. - Брат двоюродный, племянники.
- Откуда они там взялись?
- Из Энгельса переехали. Это там неподалеку.
- А в Энгельсе?
- Не знаю. Может, ниоткуда. Может, родились там.
- Слушай, Гринь! - неожиданно пришло мне в голову. - У тебя есть близнец?
- Не знаю. Не помню. - Гришка совсем сбился. - У меня вообще братьев нет.
Повисла беспросветная пауза.
- Вспомни, Гриша, - пытала его Глинская, - отец, мать, может, вспоминали кого… Ну, не в самом городе, в Ленинградской области, скажем, дядю Петю, тетю Валю…
Гришка виновато мотал головой.
- Гриш, у тебя родители живы? - осторожно спросила Лиза.
Ко всеобщему облегчению, Гришка кивнул.
- Точно! - Глинская сунула ему свой телефон. - Звони родителям!
Гришка, тяжко вздыхая, нажимал на кнопки.
- Мам, это я, - забубнил он в трубку. - Поздравляю тебя с праздниками. Желаю тебе… А? Откуда? Из машины… Сейчас-сейчас… - Гришка ткнул телефон в сиденье и с вытаращенными глазами зашептал нам: - Мать, оказывается, мне звонила, а меня нет! Светка ей сказала, что я временно дома не живу. Мать с отцом приехали туда и устроили скандал, где я? Светка толком ничего не знает. Мать плачет! Оказывается, она меня повсюду ищет! Она говорит: езжай сейчас же домой! Чего ей говорить?
- Где твоя мать живет? - быстро спросила Глинская.
- На "Речном".
- Скажи: сейчас к тебе приеду и все объясню.
- К матери я не поеду, - уперся Гришка.
- Поедешь и успокоишь мать! - жестко приказала Глинская.
Гришка покорно поднял телефон:
- Мам, я сейчас приеду к тебе и все объясню. Да. Прям сейчас. Не надо пирогов - я только что поел.
Через сорок минут мы были на "Речном вокзале", у Гришкиной матери.
Кирпичный девятиэтажный дом Гришкиных родителей торцом выходил на Ленинградское шоссе. Преодолев внизу несколько тяжелых дверей, мы поднялись на седьмой этаж и позвонили. Открыл отец - высокий старик с манерами военного.
За серой металлической дверью находились четыре квартиры. Чтобы попасть к Гришкиным родителям, надо было пройти еще через две двери: новую, обитую малиновым дерматином, и "родную".
Вопреки логике русских народных сказок, кощеевых сундуков с золотом здесь не оказалось. У входа стояла полированная вешалка с зеркалом, в комнате - стенка, забитая немецкой посудой, потертые кресла, застеленные ковриками, и такой же диван.
Я присела в уголке дивана, Саша рядом со мной, а Глинская расположилась напротив, в кресле у журнального столика.
- Ты где, Гриша, болтаешься? - В комнату вошла Гришкина мать, желтоволосая толстуха со следами былого кокетства: на ней был пестрый с оборочками халатик и шлепанцы на высокой платформе. - Совсем стыд потерял: семья, детей четверо! Кто о них позаботится?!
Гришка скрепя сердце стал излагать версию, сочиненную в машине совместными усилиями.
- Работа… Срочный заказ в селе, в Ярославской области…
- А это кто ж такие? - сурово спросила она. - Тоже из Ярославской области? Из села?!
- Это вот Саша… Аретов, Я учился с ним, - опять завел шарманку Гришка. - Это Лиза. - Я кивнула. - А это следователь Клинская.
- Аня, - уточнил Саша.
- Следователь? - угрожающее переспросила мать.
Гришка был напрочь лишен конспиративного таланта - сейчас я лишний раз убеждалась в этом.
- Не слушайте его! - вмешалась Глинская. - Я не следователь - частный детектив.
- И что?
- Мне необходимо уточнить некоторые детали. - Глинская в гробу видала наезды Гришкиной матери, говорила негромко и хладнокровно.
- Ты куда это вляпался? - строго спросила та у Гришки, но было видно, что пыла у нее поубавилось.
- Собственно, Гриша не вляпался никуда, - чеканила Глинская. - А меня интересуют ваши петербургские родственники.
- Нет у нас там никаких родственников, - отмахнулась мать.
- Есть, - сказала Глинская коротко.
- Мам, ну вспомни!.. - с отчаянием взмолился Гришка.
- Воло-одь! - неожиданно певуче, как будто аукая, прокричала мать.
Отец тотчас появился на пороге.
- Какие у вас в Ленинграде были родственники?
- Была тетя Маруся… Только умерла уже давно. А зачем это?
- Когда умерла? - поинтересовалась Глинская.
- Году в семидесятом.
- А дети у нее были?
- Дочь, Мариночка, - ехидно ответила мать. По интонации, с которой она это произнесла, было ясно, что конечно же она помнила про питерских родственников мужа. Только они не вызывали у нее симпатии, скорее противоположные чувства.
- И сейчас она там живет?