– Боже мой, конечно нет! Если я еще наукой начну интересоваться, кто за меня работать будет? И потом, ее послушать, так наука загибается, и всю ее создали в советские времена, а теперешние молодчики паразитируют на прежних достижениях! – Володя протестующе дернулся, но Карина не обратила внимания: – Да ладно, поскучаем вечерок, чего там. Новый год, в конце концов, семейный праздник… Иринке, правда, придется все время сидеть как приклеенной и помалкивать – Антонина Петровна не любит, когда дети шумят. Зато потом я ей устрою настоящие каникулы! Заберу ее в Москву! Я уже билетов всяких накупила – и на елку, и в кукольный театр, и в Уголок Дурова, и на куклачевских кошек. Иринка так ждет! Почти две недели вместе будем! Мне экскурсии предлагали и переводы, я от всего отказалась. Только бы она не заболела – хотя морозов не обещают, да и вообще она здешнюю зиму веселее переносит, чем я, уже адаптировалась…
Но Володя вместе с ней и за нее почему-то не радовался.
– И когда мы теперь увидимся – после праздников? Но они же почти до середины января! – не верил он.
Карина это подтвердила, но ведь праздники всегда так проносятся. Потом вспомнила:
– А ты куда? А твои друзья?
Володя неопределенно покачал головой:
– Да я думал, что… В общем, пока не решил. Все с семьями. Кто дома празднует, с детьми, кто в Альпы едет на горных лыжах кататься.Володе Швейцария вряд ли светит, подумала Карина. Доедает, видимо, свое наследство, потому и такой скучный. Ничего, за городом на свежем воздухе тоже неплохо!
КНИГИ ОДОЛЕЛИ
– Привет! Привезла Иринку с каникул? Заходи ко мне! Сегодня же последний выходной. С прошлого года не виделись!
– Ты знаешь, сейчас не получится. Я и сама к тебе собиралась, но неожиданно одна работа свалилась, и надо вернуться пораньше и вечером посидеть. Издательство научно-производственных журналов, переводы. Новости по отраслям, всякие технические и технологические новинки – интересно! Я взяла тестовое задание. Потом подробнее расскажу.
Карина сунула мобильник в сумку и заспешила по тропе – но не к станции, а в противоположную сторону. Фу, как неудобно! Вот уж никогда не думала, что придется врать Ане. Впрочем, и то, что собиралась к ней заскочить, и про переводы – не отговорки. Вот только в промежутке перед вечерней сменой Карина хотела заглянуть на Белую Горку и предвкушала это весь день. Но не сообщать же Ане об этом! Слухи о Карине и Володе, ползущие по городу, вряд ли могли ее миновать, но она такой деликатный человек, что не позволяет себе даже вопросов – не то что всплеска эмоций, как в тот памятный раз. Впрочем, они же никогда не делились подробностями личной жизни. Не говорит Карина сама – значит, нечего расспрашивать. Вот нечего и говорить! Володя – это Володя, Иринка – это Иринка, а Аня – это Аня. Все очень четко расставлены по разным полкам.
Вранье, конечно, внесло неприятный привкус, Карина даже плечами передернула. А вдруг сейчас она попадется на глаза кому-нибудь из общих знакомых, и они потом обмолвятся об этом Ане – не специально, невзначай, просто промелькнет в разговоре! Вдруг сейчас кого-нибудь на родник принесет или просто из окошка увидят? Вот ведь какие нелепые мысли – как у преступной жены, бегущей к любовнику!
Зато сейчас она окажется в уютном и уже ставшем привычным мирке с сугробами до окон, живым огнем в камине и галантной жизнью на гобелене! И ее встретят симпатичные существа – сначала голубь Кофе-с-Молоком, потом Рыжий и Бублик, потом Кошаня! Добрый вечер, друзья! Я тороплюсь, я бегу! А сегодня – даже день, а не вечер, еще не успело стемнеть – она, как и обещала, пришла пораньше!
Карина с ликованием летела по тропинке и вдруг остановилась. А она позвонила Володе? Он знает, что она идет? Да, бывает проруха. Неплохо бы и хозяина предупредить. Где там мобильник? Но почти сразу, успокоенная, продолжила путь. Как хорошо, когда человек никогда ничем срочным не занят, никуда не спешит, не ссылается на работу – не то что она сама…
И неожиданно увидела Володю, который только что сказал, что он дома, – на горе, среди сосен. А еще неожиданнее было то, что он почти сразу оказался рядом с ней, сбежав с крутого склона – того самого – немыслимыми зигзагами и гигантскими шагами.
– Вот это да! – восхитилась Карина. – И шею не сломал! – И возмутилась приглашающему жесту последовать вверх. – Тоже мне шуточки! Тут и летом-то не взобраться! Я тогда думала – умру!
– Разве? – удивился Володя. – А я обрадовался – наконец-то нашелся хоть один нормальный человек, который ходит по моей тропе.
– Так это ты, что ли, ее протоптал?
– Да вроде всегда была. Я по ней в школу бегал, потом на работу. Тут спуститься-подняться можно за минуту. А в обход – все десять, не меньше. И до города есть короткий путь, я покажу как-нибудь, если захочешь… – Володя говорил, улыбался, а глазами о чем-то спрашивал. Надо же, какие у него ресницы длинные – на них снежинки налетели.
– Вов, я ужасно соскучилась по Белой Горке! – догадалась Карина сказать чистую правду. Как расцвел царь горы! Как скромно опустились ресницы, стряхнув снежные звездочки! А ведь так легко сказать хорошему человеку приятную вещь, как заповедовал Карлсон!
– Давай все-таки попробуем здесь подняться. Вот увидишь, ничего страшного!
– Ну да, ничего, если тебя тащили то за руку, то за шиворот и почти внесли! – подтвердила Карина, когда они и в самом деле быстро и без мучений оказались наверху.Солнце заливало Белую Горку, и небо над ней было – Карина запрокинула голову – того самого цвета беззаботности, которого здесь просто не бывает! Той самой беззаботности, которой тоже не бывает и которой не купить ни за какие деньги!
А в прихожей ждал сюрприз – тетя Зина.
– Ухожу, ухожу, ухожу! – сообщила она, одеваясь. – С Новым годом, Кариночка! Наконец-то он кончился!
Они обменялись поздравлениями и шоколадками. Володина тетя не делала вид, она на самом деле была ей рада, и Карина этому обрадовалась – не за успех обманного предприятия, просто так. Но, натягивая шапку и перчатки, та успела засыпать ее вопросами о здоровье, об Иринке, что грозило долгими проводами, а еще – о Карининой школе.
– Школа? Да я же оттуда ушла, – удивилась Карина – она уже успела подзабыть за каникулы о своей учительской карьере. – Ну да, я ведь не говорила, что собираюсь… Более интересный вариант появился.
Тетя Зина заахала – для нее, от института до пенсии не видевшей ничего, кроме Белогорского НИИ, смена работы была явлением исключительным, почти немыслимым.
– Мне на второе полугодие предложили очень неудобное расписание, с окнами, – терпеливо объясняла Карина, замечая краем глаз и Володин интерес. – День бы размазался, пришлось бы от подработок отказаться, я бы ничего не успевала. Зачем мне это надо? А еще намекали, что собираются вместо старших классов дать малышей – кто-то там заслуженно-простуженный глаз положил на моих умненьких учеников…
– А вы уже успели к ним привыкнуть, да? – сочувственно подсказывала тетя Зина, но Карина, совсем забыв о создании положительного образа, возразила:
– Да нет. Просто я люблю заниматься со старшими, с теми, кому действительно нужен язык. Тогда идет работа на результат и не возникает ощущения напрасно потраченного времени – как с пятиклашками, которые в большинстве своем только балуются и ждут перемены… – Спохватилась: – Да я детей-то не бросила, я с ними дома занимаюсь – и по деньгам неплохо, и по времени удобнее. Некоторые на подготовительные курсы ходят – так с курсов все равно идут ко мне, задания готовить… А вообще без Иринки в школе так пусто, – вдруг добавила она. – И у меня, когда я вела уроки у малышей, было постоянное чувство вины: своего ребенка в такую даль засунула – на оленях не доскачешь, а сама тут с чужими занимаюсь! Ее время трачу на них! Я понимаю, что это глупо…
Сентиментальная тетя Зина, хлюпая носом, замахала руками и стала прощаться – последнего резона ей оказалось достаточно. Но тут вылез Володя:
– А ты всегда так легко расстаешься с тем, во что вложила столько сил?
Недоумение, звучавшее в вопросе, показалось таким же лишним, как сам вопрос.
– Всегда, когда вижу, что это отработанный материал, – сдержанно ответила Карина. – Который и мне уже ничего не прибавит, и мои силы дальше вкладывать бессмысленно. А в этих журналах такие интересные статьи! Судя по тем, что дали на пробу. В бюро переводов же все больше документы… А мне всегда хотелось заниматься как раз чем-то таким, – начала она было с увлечением, но Володя гнул свое:
– И каким образом ты понимаешь, что старое пора на свалку?– Это всегда само бросается в глаза, – отрезала Карина. – Вот мы сейчас пойдем в библиотеку, станем разбирать кучу– и сразу будет видно, что куда.
Куча забвения поддалась сортировке на удивление легко. Не успели они с ней справиться за один раз только потому, что Карине трудно было удержаться и не заглядывать в книги и альбомы, роскошно изданные, с хорошими иллюстрациями. Она вытирала пыль с обложки, приоткрывала ее – и застревала…
– Отложи себе, если нравится, – каждый раз предлагал Володя.
– Вот было бы здорово ловить тебя на слове и обогащаться, обогащаться! Жаль, что кочевой образ жизни не позволяет собирать книги! Я только словари за собой таскаю – хотя почти уже и не пользуюсь, в Интернете все есть. А выкинуть рука не поднимается… – И не удержалась: – А не жаль раздавать библиотеку – память об отце, в которую он вложил столько сил?
– Конечно нет, – начал Володя. Улыбнулся: – А, понятно, проглотил…
А Карина листала очередной альбом. На солнечных летних снимках – избушка Бабы-яги, настоящая, на курьих ножках, длинноногий олененок из чуть-чуть подправленной коряги, коряга-леший – косматый, раскинувший лапы, резные столбики-богатыри в шлемах, с копьями. Лукоморье! И дуб зеленый тут как тут. Все фигуры – среди деревьев, а позади – аллеи, лавочки, которые кажутся очень знакомыми…
– Это же парк! – догадалась Карина. – Наш белогорский парк, да? Но я там ничего такого не…
– Да убрали давно, – сказал Володя, – деревяшки же – что-то сгнило, что-то испортили или украли, что-то просто потеряло внешний вид. Отец пока был жив – сам все поддерживал, а потом настали времена, когда никому ничего не было нужно. Ящиками на зиму перестали закрывать. Парк и тот зарос и запаршивел. Потом спохватились, привели в порядок, а вот этого уже не вернуть.
Значит, это и есть знаменитые головинские коряги. И какие же они оригинальные, как украшали парк!
– Так ты поэтому ничего из отцовских работ не отдал в музей? – осведомилась Карина. – Думал, сохранить не сумеют?
И оторопела – так помрачнел Володя.
– А, ну да, ты же в музее работала, – процедил он. – Мурашова, поди, наболтала? Вы там все помешались на ней, в рот ей смотрите!
– На ком я помешалась?! – изумилась Карина. – Подбирай выражения! Да я с Мурашовой только здоровалась, она и начальницей-то моей не была!
Но Володя уже успокоился:
– Да совсем забыл, это же Аня Семенова в отделе живописи работает… А может, Ане что-нибудь пригодится, ты предложи. – Он кивнул на альбомы. – Вы же дружите. Такая чудесная женщина, совсем не похожа на современных бой-баб. Ее муж у меня работает – золотая голова, начальником отдела скоро станет. Они вообще, по-моему, идеальная семья, как будто родились уже вместе…
Вот это да! Карина не верила ушам. Слышал бы он, как чудесная женщина его поливала! Но не стала углубляться в эту тему и тем более возвращаться к опасным корягам и Мурашовой, а спросила неожиданно, в том числе для себя:
– А у тебя почему идеальной семьи не получилось?
"А тебе какое дело?" – тут же пронеслось в голове, и язык был прикушен – но поздно.
– Ладно, извини, можешь не напрягаться и ничего не выдумывать, – быстро предупредила она, заметив на Володином лице отражение мучительной мысли – что сказать и как. Но Володя ответил вполне разумно:
– А что толку выдумывать. Белогорск – большая деревня, спросишь у кого угодно – и все тебе с удовольствием расскажут. Можно даже сопоставить версии.
Действительно, подумала Карина. И тетя, и Аня. Почему же она до сих пор не потрудилась ничего узнать? Да сдалась ей личная жизнь Володи, тем более прошлая, зачем время-то зря тратить! А сейчас просто вылетело само собой…
Но Володя уже излагал авторскую версию: женился он рано, в двадцать лет, еще в институте, на дочке друзей семьи. Та сама предложила отношения без взаимных обязательств, пригласила на свою дачу – но когда ее родители их застукали, ничего не оставалось, как выслушать их благословение. Напоминать о свободных отношениях было уже неуместно, и невеста восприняла это как должное. Головин-старший страшно ругался, назвал сына дураком, которого поймали, и кричал, что удовольствия на пять минут тот мог бы и так получить, не обязательно для этого жениться.
Так или иначе, молодой муж оказался в семье жены, и на чужой территории все тоже были им недовольны. Теща твердила, что он мало зарабатывает, тесть – что его знаменитый отец мог бы помогать побольше. Жене не нравилось вообще ничего – как он ест, пьет, качает ногой, какую одежду носит, какие выбирает газеты или фильмы. Если он молчал, ей хотелось, чтобы он говорил, а когда он начинал что-нибудь рассказывать, она махала руками – уж лучше бы молчал. Выговаривала, что мог бы догадаться хоть еды купить по пути с работы, а когда он в следующий раз приносил колбасу – возмущалась, где он только такую нашел, и колбаса демонстративно выбрасывалась в помойку.
Володя пытался рассказывать с юмором, чтобы это не выглядело нытьем, а выходило с удивлением: как же так все получилось, что же он делал не так? О жене не было сказано ничего отрицательного, но Карина злилась на эту капризную жену и жалела облапошенного Володю. Чего ей не хватало, этой козе? Чем, собственно, плох Володя? Не зануда, не грубиян, и ни разу она его не видела на четвереньках, в отличие от бывшего мужа, – с каких это пор не– или малопьющие мужчины перестали цениться? Карина бросила на Володю оценивающий взгляд и осталась довольна: можно даже не брать за точку отсчета обезьяну или лошадь, хорошее русское лицо. А руки какие изящные – странно, что он не захотел в такие пальцы взять кисть и пойти по стопам…
В общем, он скоро унес ноги домой, а жена и не пыталась его возвратить. Ей, похоже, важно было получить статус замужней дамы, а сам Володя ее не интересовал.
– А детей у вас не было?
– Слава богу, нет.
– Почему же слава богу? – удивилась Карина.
Володя пожал плечами:
– Наверное, в ее планы это не входило. В мои? И в мои тоже. Кому нужны дети в двадцать лет? По-моему, пусть лучше их совсем не будет, чем бедным детям потом расти в семье, где родители друг для друга посторонние люди. А некоторые, еще хуже, рожают, сами не знают зачем, а потом сдают во всякие заведения…
Карина прекрасно видела, что сказано не в ее адрес, но при словах "всякие заведения" непроизвольно вспыхнула, сверкнула глазами и выпалила:
– А по-моему, дети – милость Божья для любых родителей! А их отсутствие – наказание, как считали в старину! Что от нас останется? Наши великие дела, папки с переводами? Неправильные глаголы в головах школяров? Чьи-то воспоминания об экскурсии, на которой было жарко и скучно? Скульптуры, которые не вечны? Да как можно это сравнить с настоящим живым человеком! А, ну да! – Она обвела взглядом потолок и стены. – От тебя же останется дом – прекрасный дом с неповторимым прошлым! Перила еще хранят тепло ладоней… И по ним никогда никто не проедет на животе! И никогда детские ноги не пробегут по этой веранде! И никто не раскидает эти аккуратные диванные подушки и не построит из них корабль на полу! И никто, как ты перед сном, не будет путешествовать по сказочному гобелену! – Володя заметно вскинул брови. – Никто не посмотрит из этого окна на эти сосны твоимиглазами!
Она остановилась перевести дух. Володя выглядел совсем потухшим.
– Ты всегда даешь сдачи на всякий случай? – поинтересовался он.
– Всегда, и всегда помогает, – ответила Карина без малейшей паузы.
Следующие десять минут оказались необыкновенно продуктивны – книжки одна за другой летели на полки, никто в них не заглядывал, никто не произносил ни слова. Даже не верилось – взяли и покусали друг друга, вольно или невольно. Карина злилась на себя: надо же так отличиться – выступить в роли тети Зины с вопросиками! А что семья, а что детишки? И ладно было бы по-настоящему интересно! Так ведь хотелось-то всего-навсего расслабиться в последний выходной, сменить декорации, ну и заодно помочь в пустяковой работе. Хотелось идиллии с чаем у камина! Ей больше ничего и не нужно! А при такой скромной программе ведь можно было вообще рта не открывать – чего же он открылся?! Нет, мало ей получить что-то хорошее – надо его еще и испортить! Начать ковырять, как ребенок игрушку – а что там внутри?
Откуда-то выпорхнул листочек, Володя перехватил его.
– Детский рисунок? Твой? Покажи! – попросила Карина.
Но Володя быстро скомкал бумажку и сунул в карман:
– Просто мусор.
– Но я же видела… А кстати, почему ты не продолжил династию? Неужели даже не пробовал? В детстве все рисуют…
И услышала рассказ все в том же неестественно-юмористическом тоне, как у великого Головина обычно не было времени взглянуть на детские каляки, а если он и взглядывал, пробегая мимо, то всякий раз комментировал: он сам в эти годы уже так рисовал, что профессионалы ахали, собаки лаяли на нарисованных им кошек, птички пытались сесть на изображенные им ветки… В пеньках и корневищах, должно быть, легче было увидеть будущие шедевры, чем в младенческой мазне. А один раз, когда отец был в долгой творческой поездке, Володя с мамой послали ему письмо, и сын набросал на листочке их любимую большую комнату с камином – чтобы папа вспомнил, как дома хорошо, и увидел, что без него ничего не изменилось, и понял, как его ждут. Ответное послание содержало детальный разбор ошибок в построении перспективы. "Ножки у стола кривые, и если бы они действительно были такими, то ваза, стоящая на нем…"
Щеки у Карины пламенели, как цветы декабриста на подоконнике. Все, доспрашивалась, не бывать идиллии – никакой, никогда!
– В общем, рисовать расхотелось, – завершил Володя. – Но меня потом учитель черчения хвалил – за то, что и без линейки с циркулем все получалось. И я понял, что лучше идти туда, где тебя считают таким, как надо, а в остальных местах не задерживаться. Не в романтические творцы, а в прозаические инженеры. Тем более два института под боком – в одном можно учиться, а в другом работать.
И хотя звучало это вполне оптимистично, Карина покаялась:
– Обещаю больше ни о чем не спрашивать, клянусь этой священной головой! – и положила руку на трущуюся голову Кошани, который пришел проверить, как дела.
– Почему же, спрашивай о чем хочешь, – отвечал Володя добродушно. – Хоть какое-то разнообразие. Другие женщины больше интересуются моим знаменитым отцом, чем мной. А, и ты здесь! Соскучился или есть хочешь?
Вслед за Кошаней появился кролик. Он давно освоился, в кладовке уже не сидел и гулял по дому.
– Больше не дерется?
– Нет, они с котом определили границы личного пространства, соблюдают их, и никто никого не трогает.