Я громко вскрикнула, но потом спохватилась и поспешно прикрыла ладонью рот. Двое прохожих остановились, посмотрели на меня, а затем быстро отвернулись и зашагали прочь. Только Джанфранко по-прежнему не сводил с меня глаз. Он не пытался подойти поближе или заговорить со мной. Он просто стоял рядом с беременной женщиной и наблюдал за мной.
Я покрепче вцепилась в ручку коляски, опустила голову и пошла дальше. В голове вихрем проносились вопросы: что он здесь делает? Неужели он следил за нами? Или он оказался здесь случайно? Я почти бегом добралась до "Маленькой Италии", сгорая от нетерпения поскорей рассказать Беппи о том, что видела.
Но когда я перетаскивала коляску через порог, он поднял голову и спросил "уже вернулась?" таким разочарованным тоном, что у меня отнялся язык. Я поднялась к себе в комнату, ничего ему не сказав о встрече с Джанфранко.
Каждое утро, если только дождь не лил как из ведра, Беппи заставлял меня вывозить дочь на прогулку. И каждое утро я пыталась выдумать новую причину, чтобы не пойти, но слова застревали у меня в горле.
Джанфранко я встречала не всегда, потому что старалась менять маршрут. Но иногда я видела его мельком на противоположной стороне тротуара. Потом появлялся автобус, и, когда он проезжал дальше, Джанфранко успевал исчезнуть. Раз или два я замечала, как он стоял в магазине, выжидая, пока я пройду. Сначала его повсюду сопровождала беременная женщина, но прошла неделя, и он стал появляться один. Я не сомневалась, что он затеял со мной ту же игру, что и в Риме.
В конце концов я поделилась своей тайной, причем не с кем-нибудь, а с Маргарет. Она по-прежнему раз в неделю приходила к нам поесть и всегда сначала поднималась наверх, чтобы проведать меня.
- По-моему, он следит за мной, - призналась я.
Хотя я ни единым словом не обмолвилась Маргарет ни о своем приключении в Амальфи, когда он обманом пытался провести со мной ночь в машине, ни о его истории с Изабеллой, я знала, что Джанфранко никогда ей не нравился.
Ее совет не стал для меня неожиданностью.
- Кэтрин, ты должна немедленно обо всем рассказать Беппи. Как ты вообще могла до сих пор молчать?
- Но он так рассердится, и... - Я до сих пор не знала, как облечь свои страхи в слова. - Может, он мне даже не поверит. В последнее время, с тех пор как родился ребенок, мы с ним не очень-то ладим.
- Разумеется, он тебе поверит. Ведь это же Беппи!
Всякий раз, когда она приходила, я делала вид, будто у меня все в порядке. Она и понятия не имела о том, как трудна с недавних пор стала моя жизнь.
- Нет, я не могу ему сказать, - упорствовала я. - Он так счастлив теперь, когда у него появился свой ресторан, а это известие выбьет его из колеи. Я только все испорчу.
Маргарет покачала головой:
- Мне до сих пор не верится, что этот мерзавец объявился здесь. И по-прежнему молчит, как воды в рот набрал, и не сводит с тебя глаз? Господи, какой ужас!
Я пообещала, что к ее следующему визиту обязательно поговорю с Беппи. Однако вскоре Джанфранко отчебучил такое, что мое обещание стало бессмысленным. Он заявил о своем пребывании в Лондоне так, что ни Беппи, ни кто-либо другой не смогли бы это проигнорировать.
18
Каждый день Пьеты теперь подчинялся определенному распорядку: утром она ездила в больницу - папа, который шел на поправку, становился все более нетерпеливым и беспокойным; в дневные часы работала над платьем в швейной мастерской и слушала продолжение маминой истории. Она чувствовала, что дело идет к концу: платье было почти готово и рассказ тоже близился к развязке. Скоро Беппи вернется домой, и комнаты снова наполнятся шумом и запахом еды. Пьета с нетерпением ждала этого и в то же время сознавала, как ей будет не хватать уединения в этой маленькой комнате, шитья и маминого голоса, рассказывающего о прошлом.
- Так каким же образом заявил о себе Джанфранко, что застал вас всех врасплох? - спросила она в следующий раз, когда они устроились в мастерской.
Мать нахмурилась.
- Думаю, ты догадываешься, что он сделал, - сказала она. - Ты достаточно часто там бывала.
Когда до нас дошли первые слухи о том, что за углом вот-вот откроется новая лавка, салумерия, весь персонал кухни "Маленькой Италии" загудел как растревоженный улей.
- Салумерия, - позже объяснил мне Беппи, - это такой типично итальянский магазин, где продаются итальянские салями и сыр, а также хорошая паста и оливковое масло. Может, мне удастся заключить с хозяевами сделку и закупать у них оптом все, что нам необходимо?
- А кто открывает эту салумерию? - спросила я.
- Похоже, об этом никто не знает. - Беппи ликовал. - Все окна заклеены газетами, но внутри трудятся рабочие, так что не сегодня завтра магазин откроется.
Через три дня над входной дверью появилась вывеска, на которой огромными ярко-красными буквами было выведено: "Де Маттео, итальянский бакалейщик".
- Этого не может быть, - уверенно заявил Беппи.
- Еще как может, - возразила я и все ему объяснила.
Теперь настала его очередь сторониться людей. Всю следующую неделю он едва вспоминал, что у него есть жена и дочь. Я позволила ему самому сражаться с мрачными мыслями, но, когда однажды он взял выходной и утром не пожелал подниматься с постели, оставив Альдо одного управляться на кухне, я забеспокоилась.
- Что тебе не нравится? Ты же полжизни проводишь в кровати, - заметил Беппи. - Я работаю как каторжный, так почему бы мне не полежать один денек, если мне этого хочется?
Я присела на край постели, но не решилась прикоснуться к мужу.
- Потому что это совсем на тебя не похоже, - сказала я. - Это не в твоих привычках.
- Mannagia… - вполголоса выбранился он и с головой зарылся в одеяло.
- Но, Беппи, как нам теперь быть?
- Как нам быть с кем? - раздраженно осведомился он из-под одеяла.
- С Джанфранко, с кем же еще.
- Просто игнорировать. Не разговаривать с ним. Если случайно с ним встретишься, немедленно отворачиваться.
- Но я не хочу жить здесь, зная, что он за углом.
Беппи рывком отбросил одеяло.
- Мы первые сюда приехали, - сердито заявил он. - Если он задумал спугнуть меня, открыв бакалейную лавку, или уничтожить "Маленькую Италию", у него ничего не выйдет. Мы никуда не уедем, Катерина.
- Ладно. Значит, просто игнорировать… отворачиваться, - пробормотала я, боясь еще больше разозлить Беппи. - Кто знает, может, у него ничего не получится и он уедет отсюда.
Он выпростал из-под одеяла руку и дотронулся до моей руки.
- Всякий раз, когда я вижу его, я вспоминаю, как он поступил с моей сестрой и что пытался сделать с тобой. Это меня убивает. - Казалось, каждое слово причиняло ему боль.
Я придвинулась поближе, и он обнял меня. Так мы и лежали рядом в полумраке комнаты и слушали дыхание друг друга. Сама не знаю почему, но, несмотря на то что произошло такое неприятное событие, мне стало легче.
Вскоре Джанфранко Де Маттео с помпой открыл свою салумерию. Он нанял музыкантов, вывесил праздничные украшения цветов итальянского флага и бесплатно угостил всех желающих ветчиной и сыром. Мы с Беппи держались в стороне, но узнали подробности от тех, кто заходил в "Маленькую Италию". Я сидела на солнышке, сворачивая салфетки, и прислушивалась к разговорам.
- Замечательные сыры: пармиджано, пекорино, дольчелатте, - рассказывал мне Эрнесто. - На железных крюках висят колбасы, прямо как дома. Полки уставлены коробками с пастой, банками с анчоусами, бутылками с оливковым маслом… Там даже пахнет как в Италии.
И меня и Беппи интересовал один и тот же вопрос: где Джанфранко раздобыл деньги на такую авантюру?
- Я думаю, одолжил, - предположил Эрнесто. - Пошел на риск, как и вы, когда открывали это заведение. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно, Беппи?
Время от времени я проходила мимо бакалейной лавки Де Маттео. У меня появилась привычка заглядывать внутрь, чтобы проверить, много ли у него покупателей. И всякий раз там обязательно кто-нибудь ожидал, пока ему завернут кусок сыра в глянцевитую белую бумагу, или пополнял запасы бальзамического уксуса и оливкового масла. Стоило Джанфранко поднять голову и заметить меня, я тотчас отворачивалась и уходила. Мне так было спокойнее: раз он занят, обслуживая покупателей, значит, не сможет подкараулить меня где-нибудь на дороге.
Вскоре я снова начала помогать Беппи в "Маленькой Италии", беря с собой и малышку. Я старалась не маячить перед посетителями, зато накрывала столы, чистила овощи, писала на доске меню. Это означало, что теперь я могла чаще видеться с мужем, даже если мы оба были заняты.
С каждым днем отношения наши все больше налаживались, и я поняла, что вместо того, чтобы вбить между нами клин, Джанфранко, сам того не желая, укрепил наши чувства. Мы с Беппи долго ломали голову, пытаясь понять, как он нас нашел. Оказалось, все очень просто. Беппи по-прежнему регулярно писал матери. Однажды он попросил меня сфотографировать его на фоне "Маленькой Италии" в обнимку с огромным свиным окороком и отослал ей снимок. Он хотел, чтобы все знали, как хорошо у него идут дела.
Поэтому неудивительно, что его мать рассказывала о нем всем своим соседям и знакомым, гордо демонстрируя фотографию единственного сына, добившегося в Англии таких успехов. Равенно совсем маленький городишко, и вскоре о Беппи узнали все, даже родители Джанфранко.
- Но почему он потащился следом за мной в Лондон? - недоумевал Беппи. - Это какой-то абсурд.
- Почему? По той же причине, по какой проделывал все остальное. Он хочет иметь все то, что имеешь ты.
- Может, он по-прежнему в тебя влюблен, - ревниво добавил Беппи.
- Теперь у него есть жена. Я все время ее вижу. И у них маленький мальчик.
- Надеюсь, ты с ней не разговариваешь?
- Нет… Хотя, на мой взгляд, она милая… И наверняка очень одинокая.
- Но она жена Джанфранко.
- Значит, мне не стоит с ней разговаривать, - согласилась я.
Хотя временами, когда мы случайно сталкивались с ней на улице с колясками, я робко улыбалась ей, и она отвечала мне робкой улыбкой.
Только-только наши дела понемногу пошли на лад, как я опять заметила характерные признаки. Моя талия расплылась, живот округлился, и от запаха жареного чеснока на кухне "Маленькой Италии" меня снова стало тошнить. Нашей дочке еще и годика не исполнилось, а я опять забеременела. Я просто не могла в это поверить.
На этот раз Беппи был более сдержан в выражении восторга. Разумеется, он мечтал еще об одном ребенке, но в то же время ему не хотелось, чтобы его жена превратилась в унылую полусонную амебу.
- На этот раз все будет совсем по-другому, - пообещала я. Так оно и вышло.
Думаю, второго ребенка я любила слишком сильно. С той самой минуты, когда я в первый раз взяла дочку на руки, я поняла, что в моей душе не хватит места, чтобы вместить все мои страхи. Я ходила по квартире, засунув себе под блузку ее одежки, чтобы теплом своего тела досушить влажную ткань. Я просыпалась раз по десять за ночь и, встав над кроваткой, прислушивалась к ее дыханию. Я была как одержимая: переживала, хорошо ли она ест, достаточно ли спит, как часто надо менять ей пеленки. Не помогло даже то, что старшая девочка, вероятно почувствовав, что ее игнорируют, сделалась очень беспокойной и капризной. Иногда она кричала так громко, что ее плач был слышен в обеденном зале.
Мы с Беппи измучились и были несчастны. Однажды утром я услышала, как он, давая бутылочку младшей, что-то бормочет, и поняла, что он называет ее Адолоратой. Поначалу мы не собирались так называть ее, но каким-то образом это имя само к ней приклеилось. Когда нашу дочь крестили в церкви Святого Петра, даже священник удивлялся, что нашу первую малышку мы назвали Жалостью, а вторую - Печалью.
Не представляю, как мы справились бы без Маргарет. Скорее всего, Беппи рассказал ей, как неважно у нас обстоят дела, потому что она начала регулярно бывать у нас, как только у нее появлялось свободное время, чтобы посидеть хотя бы с одной из моих дочек и разгрузить меня. Сначала я упиралась, поскольку всей душой верила в то, что никто не сумеет позаботиться о моих детях так же хорошо, как я сама.
- Ради бога, Кэтрин, я все-таки профессиональная няня - или ты забыла? Сама графиня доверяла мне своих ребятишек.
Постепенно я начала ценить ее помощь, особенно когда она уходила с обеими малышками на долгие прогулки. Помню, я замирала, прислушиваясь, как стихает их плач, когда Маргарет увозила их в коляске. Потом рев раздавался вновь: они возвращались домой. Иногда, если в это время поблизости оказывался Эрнесто, он составлял ей компанию. Теперь при упоминании его имени Маргарет всякий раз начинала кокетливо хлопать ресницами.
- А я-то думала, тебя не интересуют итальянцы, - сказала я, когда до меня наконец дошло, что происходит. - Ты ведь не раз говорила мне, что никогда не влюбилась бы в итальянца.
Она застенчиво рассмеялась, а потом залилась краской:
- Ну, во-первых, Эрнесто совсем другой. Он мягкий, и характер у него совсем не такой ужасный.
- И все-таки это просто уму непостижимо. Ты и Эрнесто!
Мы с Маргарет так и покатились со смеху, словно мы снова оказались в нашей крохотной комнатушке в пансионе синьоры Люси.
Немного позже, когда мы, лежа рядышком, отдыхали у меня на кровати, на ее лице появилось глубокомысленное выражение; это неизменно означало, что она хочет дать мне совет.
- Что? - спросила я.
- Это все пройдет, знаешь ли… Со временем.
- Ты это о чем?
- Многие женщины после рождения ребенка впадают в депрессию. Или становятся слишком мнительными. - Маргарет уже давно не сидела с детьми, но до сих пор мнила себя экспертом. - Со временем все наладится, не переживай.
- А я и не переживаю, - сказала я, хотя, похоже, только это и делала.
Должно быть, она поговорила с моей мамой, и они втайне от меня разработали план. Три или четыре раза в неделю одна из них приходила, чтобы посидеть с девочками. Я в это время должна была куда-нибудь пойти. Не совсем уверена, куда я, по их мнению, должна была отправиться, - по магазинам или в музей. Ни один из вариантов меня не привлекал. Вместо этого я спускалась вниз и помогала в "Маленькой Италии", где, по крайней мере, я могла лишний раз побыть рядом с Беппи.
- Пора нам подыскать какое-нибудь более просторное жилье, - сказала я как-то раз, помогая ему накрывать столы к обеду. - С садом, чтобы девочкам было где играть, когда они подрастут.
- Нам нужен нормальный дом, - согласился Беппи. - Только не слишком далеко отсюда. Я не хочу опять каждый день часами трястись в автобусе, как это бывало, когда я работал в греческом ресторане, помнишь?
У нас с Маргарет вошло в привычку гулять вокруг Клеркенвелла, высматривая дом на продажу. Я точно знала, чего мне хочется. Мне нужен небольшой домик где-нибудь на тихой улочке, и обязательно с небольшим садиком.
Когда мы нашли дом за церковным садом, я сразу поняла: это то, о чем я всю жизнь мечтала. Может, он понравился мне, потому что мало чем отличался от дома на Боллс-Понд-Роуд, где прошло мое детство. Он был высокий и узкий, с невысокой черной оградой со стороны фасада. Но соседствовал он не с оживленной улицей, а с лужайкой, обсаженной тенистыми деревьями. И вокруг было множество маленьких итальянских ресторанчиков, напоминавших мне бар Анастасио.
- Но ты уверена, что он вам по карману? - скептически осведомилась Маргарет.
- Не знаю. Мы с Беппи никогда не говорим о деньгах. Он сам занимается всеми финансовыми вопросами.
Беппи ушел на пару часов с работы, чтобы посмотреть дом. Когда он вернулся, то просто сиял от радости:
- Он просто чудо, Катерина. Я уже его полюбил.
- Но тебе не кажется, что он нам не по карману?
Он нахмурился:
- Нам опять придется взять ссуду. Это риск. Но как говорит Эрнесто, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
- Это значит, чтобы ее вернуть, нам придется работать как никогда много? Потому что, если это так, я лучше останусь здесь.
- Не волнуйся, Катерина. - Он улыбнулся. - У нас все получится. Все будет хорошо.
Листы для лазаньи по рецепту Беппи
Начнем с того, что теперь даже итальянские домохозяйки покупают свежие листы для лазаньи в супермаркетах и вполне довольны качеством. Но если у вас есть часок-другой лишнего времени и вы не боитесь немножко потрудиться, я расскажу вам, как приготовить их в домашних условиях.
750 граммов муки из твердых сортов пшеницы
4 крупных яйца
2 унции воды
Высыпьте муку горкой на кухонный стол, сделайте в центре углубление. Вылейте туда яйца с небольшим количеством воды, понемногу вмешивая их в муку. (Начинайте мешать изнутри углубления, если не хотите потерять жидкость).
Вымешивайте тесто минимум минут двадцать. Если оно получилось слишком жидкое, подсыпьте муки, а если, наоборот, слишком крутое, добавьте немного воды. Конечный результат не должен прилипать к рукам и содержать внутри пузырьки. Это легко проверить, разрезав тесто ножом; пузырьки, если они есть, вы сразу увидите. Продолжайте вымешивать до полного их исчезновения!
Разрежьте готовое тесто на три-четыре куска и заверните их в пленку. Это делается для того, чтобы тесто не подсохло, пока вы будете раскатывать листы. У вас нет одной из этих современных электрических машинок для раскатывания теста? Не страшно! Моя матушка всю жизнь пользовалась скалкой. Сам я в таких случаях вооружаюсь старой винной бутылкой. Честное слово, это совсем несложно. Все, что вам понадобится, - это сильные руки.
Ладно уж, если вы используете машинку, разрежьте одну из порций на несколько кусочков, скажем на шесть, и слегка припорошите мукой. Раскатайте все кусочки до первой длины, затем - до средней, и, наконец, выставьте вашу машинку на предпоследнюю позицию, - например, если у вашей машинки пять позиций, закончите четвертой, иначе тесто получится слишком тонким. (Я нарочно так подробно объясняю, видите?) Нарежьте тесто на одинаковые полосы и разложите листы сушиться - до тех пор, пока не соберетесь их варить.
Примечание Катерины: Беппи, не каждый захочет, чтобы у него по всему дому валялись сохнущие листы для лазаньи. Тебе это никогда не приходило в голову?
19
Свадебное платье Адолораты висело на манекене в углу комнаты. Оно получилось именно таким, каким его задумала Пьета: красивым, элегантным, мерцающим. Теперь она точно знала, что ее сестра будет выглядеть как настоящая принцесса.
Однако радость, связанная с завершением платья, умерялась другими, куда более сложными чувствами. После маминого рассказа Пьета пребывала в еще большей растерянности, чем прежде. Суетясь вокруг платья, накрывая его чехлом от пыли и подбирая с пола обрезки ткани и рассыпанные бисеринки, Пьета пыталась совместить Беппи и Катерину из маминой истории - и тех пожилых людей, в которых они теперь превратились.
Закрывая дверь мастерской, Пьета решила позвонить Адолорате. Она понимала, что должна поделиться с ней хотя бы частью прошлого их отца, но почему-то никак не могла заставить себя снять трубку. В конце концов, не ей, а сестре доставалась вся мамина любовь. А значит, она, Пьета, имеет право сохранить эту историю в тайне.