Чуть слышно вздохнув, поблекшая красавица перешла к главному.
- Я хотела бы, чтобы ты повидал Кэт сегодня вечером. Дал ей понять, что не собираешься предъявлять особые требования.
- У меня целый список надежд, - покорно сказал он.
- Ты должен дать ей время, Тед. Девочка еще маленькая. Пусть она не видела Грега, но он… единственный отец, о котором столько слышала. Дай ей привыкнуть к мысли, что это не так, прежде чем попытаешься занять его место.
- Это мое место, мое по праву. Это ты его отдала другому, не позволив занять мне.
- Прекрасно, возненавидь меня за это, но будь терпелив с дочерью. Она расстроена. Не знает, что и думать, чего ты ждешь от нее.
Вот так, но разве дело в ненависти? Прошлой ночью он не сомневался в том, что ненавидит Дорис не меньше, чем любит. Даже сейчас не остыл от гнева за то, что она сделала ему, Кэт, всем им. Но печальный факт заключается в том, что он еще и любит ее. Можно огорчаться, можно негодовать, но не любить не в силах. Он все еще хочет ее, не может без нее жить.
- А чего мне ожидать, моя милая? - с издевкой спросил он. - Тебе ведь нравится, что дочь называет меня по имени и считает твоим приятелем. Ты хочешь, чтобы она и дальше обращалась ко мне, как к знакомому дяде, соседу по улице? Но ведь она - моя дочь, черт побери!
Когда Дорис заговорила, ее голос дрожал, как и руки.
- Только дай ей время понять это. Не знаю, чего ты ожидаешь от меня. Не представляю, какого рода отношения установятся между вами, Тед. У меня нет готовых ответов. Просто… будь терпеливым. Не дави на кроху.
Тед смотрел по сторонам мимо желтой ленты на опущенной голове. В час ланча на автостоянке царило оживление, люди толпились у киоска с мороженым, спешили в гарнизонный магазин, в отделение банка, в офицерский ресторан напротив. Продолжая наблюдать за всей этой суматохой, он спросил:
- Как думаешь, она согласится пообедать сегодня со мной?
- Да, она готова на что угодно, лишь бы быть подальше от меня.
Что-то в незачерствевшей, отзывчивой душе верного служаки побуждало его спросить, трудно ли матери, на которой дочь вымещает свой гнев. Но суровому казарменному "я" было на это наплевать. Пусть получит то, что заслужила.
- Я заеду за Кэт около шести.
- Спасибо. - Поникшая женщина поднялась, но уходить медлила.
- Тед… знаю, это уже не имеет значения, но… я очень сожалею. Если бы можно было вернуться в прошлое и начать все сначала, я бы поступила иначе.
Наконец он посмотрел на ее лицо. Дымчатые стекла не позволяли всмотреться в глаза, но их и не нужно было видеть. Они лгали ему слишком легко и слишком долго.
- Ты права, Дорис. Теперь сожалеть поздно. Привет…
Печально кивнув, она повернулась и торопливо пошла к парковке. Наблюдая, как растворяется вдали облик не чародейки, а вполне земной, запутавшейся женщины, Тед вдруг почувствовал себя последним сукиным сыном за холодные прощальные слова, за то, что сам…
Проклятье, но обманщица заслуживает своего. Ведь это она все натворила - лгала, поставила с ног на голову их жизнь, причинила всем такую боль.
Ну и что, что теперь больно ей, что пролила уйму слез и будет плакать еще и еще? Она сама накликала беду на себя, сама и несет за нее кару.
Тогда почему же он чувствует себя чертовски виноватым?
Да потому, что сам - первоисточник зла!
- Мне, правда, нравится ваша машина.
- Спасибо, - Тед подождал, пока Кэт пристегнет ремень безопасности, и завел двигатель. - Где ты предпочитаешь пообедать?
Она покрутила настройку радиоприемника, потом убрала прядь волос с лица.
- Мне все равно.
- Перекусим в каком-нибудь кафе или пойдем в настоящий ресторан?
- Все равно, - прозвучал монотонный ответ.
- Но есть-то ты хочешь?
Девочка опустила стекло, нажала кнопку и проследила, как оно снова поднялось.
- Да не очень.
Он отъехал от тротуара, сам еще не зная, куда направиться.
- Ты поехала со мной, потому что я попросил, или тебя заставила мама?
- Она меня обманывала, - надув губы, проговорила Кэт. - Все время учит меня говорить правду. Что бы я ни натворила, она уверяет, если я скажу правду, все будет в порядке. И все это время обманывала меня. Ненавижу ее за это. - Прямодушной девчонке явно хотелось видеть во взрослом сообщника. - Могу спорить, вы тоже ненавидите ее.
Тед с трудом проглотил ком в горле, чувствуя, как краснеет лицо.
- Я… я немного сержусь на нее, - осторожно проронил он.
- Вы ненавидите ее. Я вас не виню. - Она вдруг спросила: - Можно остановиться здесь?
Это был тот самый парк, по которому он бежал ночью, то самое место, где сидел, размышляя о дочери. Заехав на автостоянку, они вылезли из машины и прошагали мимо играющих детей и приглядывающих за ними мам. Кэт подошла к качелям, уселась и стала раскачиваться.
- В ту ночь, когда я сломала руку, вы говорили, что хотите иметь детей. Так что… - Она кисло посмотрела на Теда, усевшегося на другие качели. - Теперь вы отец. Как вам это нравится?
- Не совсем то, что я себе представлял.
- Вы были влюблены в мою маму, когда она… забе-ре-ме-нела мной? Поэтому вы не женились на другой женщине?
Чувствуя, как снова горит лицо, отец с трудом нашелся:
- Ты жутко любопытный ребенок.
Перестав качаться, она недовольно взглянула на него и, копируя назидательный тон матери, проговорила:
- Вы мой отец, и я вправе задавать вопросы.
- А я вправе не отвечать на них.
- Вы должны были быть влюблены. - Кэт поднялась с качелей, легла на них животом и стала раскачиваться, уставившись в землю. - Вы были так глупы, что вам пришлось проделывать это дважды, правда?
Тед пропустил мимо ушей неприятное словечко и переспросил:
- Что проделывать дважды?
- Влюбляться в нее. Тогда и сейчас. Спорю, вы даже хотели жениться на ней, нет?
Сжав зубы, он отвернулся.
Девочка оставила качели, подошла к непонятному ей мужчине и притронулась к его колену.
- Мне еще можно называть вас Тедом?
- Если хочешь.
- Я должна теперь иметь вашу фамилию?
Под угрозу попали две надежды. Не будет сладкого, нежного голоска, называющего его "папочка", не будет и Кэтрин Хэмфри, которая официально считалась его дочерью.
- Только, если сама захочешь.
- Я буду жить теперь с вами или останусь с мамой, или жить и там, и там, или как?
- Это мы решим позже. Сейчас мы все немного удивлены и расстроены. Не будем пока принимать никаких серьезных решений.
- И мама так говорит. Я сказала ей, что было бы неплохо, если бы я жила с вами, потому что тогда мне не пришлось бы жить с ней.
Он взял ее руку в свои и ласково сжал в ладонях.
- Тебе хочется сделать ей больно?
Она вырвала руку.
- Я ненавижу ее. Понимаете? Я всегда буду ненавидеть ее за то, что она сделала. Всегда!
Растерянно, с чувством бессилия, с невыносимой болью в груди отец смотрел, как дочь убегает. Господи, о чем думала Дорис, когда ухватилась за удобную ложь? Неужели считала, что сможет заниматься обманом всегда? Или надеялась, что никто никогда ничего не узнает? Вот мать… - выругался он по-казарменному. Хоть раз пришло ей в голову, какую боль она причинит всем?
Он вскочил с качелей и кинулся вслед за дочерью. Она сидела на камне, подтянув колени и положив на них подбородок. Глаза блестели от слез. Он приподнял ее, сел сам и усадил к себе на колени.
- Вы мне нравитесь, Тед, - выдавила сквозь слезы прижавшаяся к нему бедняга. - Правда-правда. Только я хочу, чтобы все было, как раньше. Хочу, чтобы папа… Грег снова был моим, чтобы вы были маминым другом, а бабушки и дедушки любили меня и мама перестала плакать…
А я хочу, вторил ей в мыслях Тед, чтобы ты и мама были моими и чтобы все это перестало причинять нам боль!
Гладя расплакавшуюся дочь по волосам, прижимая ее к себе, он чувствовал биение детского сердечка.
- Ты прости меня, Кэтти, - удрученно шептал он. - Как бы я хотел, чтобы все было хорошо, чтобы все мы были в конце концов счастливы. Я не знаю, как все обернется, как все будет у нас с твоей мамой, у нас с тобой. Я знаю только, что хочу проводить с тобой все свое время. Хочу знать, что это такое - быть отцом и иметь дочь.
Они сидели прижавшись друг к другу. Слезы девочки высохли, и она выглядела счастливой, счастливой, впервые оказавшись в отцовских объятиях. Детский голосок журчал тихо и мечтательно:
- Я тоже хочу узнать, что это такое - иметь настоящего и живого папу…
XII
Субботний вечер был необычно тихим, душным, безветренным. Подобное затишье предшествовало буре. Метеорологи предсказывали грозу и ураганный ветер, и Дорис уже слышала редкое отдаленное погрохатывание то ли грома, то ли артиллерии - она не знала, да и не заботило это ее. Какая там еще погода, когда разваливается вся жизнь. Не буря, а настоящее торнадо уже пронеслось час назад над ее головой!
…Сегодня была первая из череды суббот, в которую они с Кэт не наслаждались ставшим уже ритуальным ланчем в пиццерии. Тед заехал за дочерью около одиннадцати и повез ее в Огастон. Дорис проводила их, села в свою машину и направилась на северо-восток, в Флоренсвилл.
К своим родителям.
И к Тейлорам…
Вернувшись домой, она потерянно побродила по пустым комнатам, вышла на веранду и забралась в гамак, изнывая от духоты.
Взгляд остановился на быстро тающей солнечной полоске мрачнеющего неба, слух тревожно улавливал каждый звук замершей в предгрозовой тишине природы.
Сверкнула молния.
Ей и раньше нравилась гроза, и она часто наблюдала за ней из гамака со свернувшейся рядом калачиком дочерью. Гром когда-то напугал Кэт, когда она была поменьше, и каждую следующую грозу малышка испуганно прижималась к матери. Со временем она преодолела свой страх, но до сих пор ей было спокойнее пережидать ярость разгулявшейся стихии, уютно пригревшись в материнских объятиях.
Все это было раньше, а теперь…
Вчера вечером, когда дочь вернулась после обеда с Тедом, она прошла прямо в свою комнату, не сказав ни слова. А сегодня утром никак не реагировала на попытки разговорить ее. Проглотила свой состоявший из одного мороженого завтрак перед телевизором, оделась и в ожидании Теда вышла поиграть с Сэмом. Она даже не попрощалась, садясь в машину.
"Я никогда не буду снова любить тебя".
Сколько может гневаться маленькая девочка? Эта мысль не оставляла ее в покое. Долго ли будет ненавидеть ее? Прошло лишь сорок восемь часов, как дочь все узнала, а ощущение такое, будто - целая жизнь. Они всегда были безгранично близки и тем труднее сейчас переносить этот разлад.
Снова раздалось грохотание, на этот раз ближе и продолжительнее. Определенно гром. Гроза приближалась. Она печально отметит конец одного из худших дней в жизни Дорис.
С другой стороны дома послышалось ровное гудение хорошо отрегулированного автомобильного двигателя, потом хлопанье дверок. Прибыли дочь и Тед. Дорис знала, что он обязательно проводит Кэт в дом, и так она увидит его хоть на минутку. Ей и хотелось этого отчаянно, и одновременно было страшно, что боль от встречи окажется невыносимой.
Разумеется, первой из-за угла показалась дочка, следом - Тед. На ней была новенькая бейсбольная кепочка, а в здоровой руке - целая куча подарков. Похоже, первая вылазка с Тедом в роли отца прошла удачно.
Дорис была обижена, что ее не догадались пригласить. Она бы и не поехала - ее вовсе не интересовали старинные пушки форта в Огастоне, но само приглашение было бы приятно.
Она уже сидела в гамаке и, откинув волосы с лица, тихо приветствовала их:
- Хэй, Кэт, Тед.
Дочь распахнула на веранде дверь из металлической сетки и поспешила прямо в дом, даже не взглянув на мать, а лишь приостановившись, чтобы бросить отцу через плечо:
- Спасибо за поездку, Тед, и за подарки. До скорого!
- О'кей. - Тед осторожно прикрыл дверь на крыльцо в тот момент, когда Кэт с шумом захлопнула кухонную, и остановился, как неприкаянный. Ну, конечно, он, как и дочь, не желал оставаться с ней наедине.
Дорис опять прилегла в гамаке. Она не стала бы упрекать Теда, если бы и он тихо и молча улизнул, но ему вроде и не хотелось уходить. Засунув руки в карманы, он подошел к плетеному креслу-качалке, поставил ногу на нижнюю перекладину и стал со скрипом покачивать.
- Мы пообедали на обратном пути, - наконец проронил он.
Не поворачивая в его сторону голову, Дорис кивнула. Так оно и лучше - теперь не придется готовить обед, который дочь все равно не разделила бы с ней, а самой есть не хотелось.
- Мы осмотрели огастонский форт, прокатились на катере, побродили по сувенирным лавкам для туристов.
- Ей наверняка все понравилось.
Женщина почувствовала на себе пристальный мужской взгляд. У нее возникло ощущение, что даже в полутьме он мог разглядеть ее лучше, чем ей хотелось бы. Не очень-то хорошо она выглядит последние два дня - и нервы, и слезы, и эта сердечная боль…
- Ты здорова? - негромко спросил он.
- Нет. - Ее прямота заставила его почувствовать себя еще более стесненно. Он перестал скрипеть качалкой и подошел к гамаку. Дорис не хотелось вызывать к себе жалость и она добавила: - Просто устала сегодня. - И вообще, подумала она, не хватит ли с нее этой прямоты и честности, из-за которой теперь придется страдать всю оставшуюся жизнь.
Тед сел в кресло, развернув его так, чтобы оказаться лицом к ней.
- Кэт сказала, что ты собиралась съездить в Флоренсвилл.
Ее доченька, должно быть, подслушивала, когда она звонила своим родителям и родителям Грега, чтобы договориться о встрече, ибо не говорила ей, куда собирается. Она не хотела, чтобы Кэт знала о поездке, пока сама не разберется, как новости отразятся на семейных отношениях.
- Ты им сказала?
- Да.
- И они…
- Они были ошеломлены!
Да, да, не расстроены, не рассержены, не разочарованы, не встревожены. А именно шокированы, ошеломлены, разгневаны. Они обвиняли и осуждали. Мать кричала на нее. Отец наградил ее таким убийственным взглядом, что не хотелось жить. Он с силой сбросил со своего плеча ее руку и отвернулся. Ее свекор неподвижно сидел с побелевшим лицом, не произнося ни слова. Он выглядел так же, как и в тот день, когда она сообщила ему, что погиб Грег - потрясенным, испытывающим запредельную боль. Свекровь заплакала, а Джим обозвал грубыми и оскорбительными словами.
Стыд. Это слово только и звучало. Тебе должно быть стыдно всю жизнь, бросил ей в лицо Стив. Лечь в постель с этим мужчиной - это значит потерять последний стыд, кричала мать. Но больнее всего была отповедь отца - ты опозорила нас, Дорис. Осрамила свою семью, своего мужа, свой брачный обет, себя.
- Что они сказали?
Дорис сжалась в гамаке, повернувшись набок и уткнув голову в согнутые колени. Сожмись она чуть больше, пришло в голову Теду, и ее бы не отличить от зародыша, испугавшегося появляться на свет Божий, на глаза людские в срамном виде. Обычная и весьма приличествующая поза для человека, оказавшегося в большой беде, особенно в ее совсем скверной ситуации.
- Не очень-то я их обрадовала.
Мягко сказано. Мать расстроилась до такой степени, что сказала, что лучше бы дочери не появляться у них, пока они не придут в себя, пока не разберутся в своих чувствах и не поймут, смогут ли когда-нибудь простить ее за такое ужасное поведение и обман.
Все оскорблены и угнетены, и всецело по ее вине. Она заслуживает наказания за то, что причинила столько бед, но… сколько же страдать ей самой? Сколько боли и позора придется перенести, пока на чашах Немезиды не уравновесятся тяжкий груз вины и кары, и пока невесомый - покаяния и искупления!
Истинное горе!
- Почему ты так поступила, Дорис?
Плотно сомкнув веки, она поддалась стихиям природы, впитывая освежающую прохладу ветра, который порывами пробегал по веранде, принося запахи накрапывающего дождя. Теперь, когда Тед и Кэт дома, она готова к буре. Дождливая ночь нужна, как союзник ее слез, вот только из-за молний их не спрятать…
Чувствуя, что мужчина наблюдает за ней, она медленно открыла глаза. Грозовые тучи затемнили небо, ускорив наступление сумерек. Она едва различала черты его лица, но не сомневалась, как если бы видела при дневном свете, что оно сурово. Неумолимо.
- Это казалось самым легким выходом из положения, - со вздохом ответила Дорис. - Все верили, что я была хорошей женой Грегу, что верна ему, что Кэт его ребенок, и я не стала никого разубеждать. Так было удобно для всех.
Это лишь повторение того, что он наговорил ей во вторник ночью, выругался про себя Тед.
- Отвечай на вопрос, черт побери. Не прячься за мою версию.
- Нет у меня никаких ответов, - устало возразила она. - Мне было девятнадцать. Я была глупой, эгоистичной. Совершила ошибку. Мне было трудно и хотелось, чтобы стало легче и не мне одной. Я сделала выбор, он оказался неправильным. Теперь я плачу за него и буду еще долго платить. Если тебя это не устраивает, ну что ж, извини, это все, что я могу сказать.
- Почему ты не сообщила мне, что беременна, после гибели Грега?
Она нервно рассмеялась.
- После гибели Грега я едва могла одеться самостоятельно. Не могла даже подумать о том, чтобы приготовить себе обед. Целую неделю я провела в постели, рыдая.
- А позже? - нетерпеливо бросил он. - После того, как прошло первое потрясение?
- После? - отозвалась она, как эхо. - У тебя так и бывало? После смерти твоего отца, после смерти Джуди и Грега ты оплакивал их несколько дней, а потом жил, как прежде?
Что на это ответить? Даже сейчас, много лет спустя, он все так же скорбел по потерянным им дорогим людям.
- После похорон Тейлора я стояла у его могилы, уже на пятом месяце беременности, сжимая в руках флаг, который мне дали парни из почетного караула, и ко мне подошла его мать, обняла и сказала: "По крайней мере, у нас будет его ребенок. В нем будет жить память о Греге".
Дорис перекатилась к краю гамака в противоположную от середины веранды сторону, встала и, прислонившись плечом к угловому столбу, уставилась в ночь, окутавшую замерший городок. Его тишину тревожно нарушали раскатистые предвестники приближающейся грозы, а темноту вспарывали далекие молнии…
- Оставшиеся месяцы беременности и особенно первые годы жизни Кэт я пользовалась всей той любовью и поддержкой, которые только можно было ожидать от семейства Грега. Его братья приезжали сюда и помогали по дому. Пока я была в школе, родные тетки сидели по очереди с малышкой. Меня приглашали на все семейные праздники, чтобы я не чувствовала себя одинокой. Устраивали дни рождения - и свои и наши с дочкой, приглашали на праздники Дня всех святых, Пасхи, Четвертого июля. На Рождество они помогали мне делать покупки, готовить, украшать дом задолго до его наступления, полагая, что мне особенно тяжело даются дни, близкие к дате гибели Грега…
Дождь пошел сильней, Дорис подняла руку и прижала ладонь к металлической сетке, тряхнув ее. На перила стекли жидкие ручейки.
Где же ливень, гроза, буря, подумала она?
- А что бы сделал ты, Тед?
- Я был бы здесь, если бы все знал.