- Давай, теперь твоя очередь.
Во время обеда, колдунья весьма доходчиво ознакомила Наташу с ритуалом и сейчас она без лишних вопросов закатала рукав, позволяя Феофании разукрасить собственное запястье какой-то зеленой субстанцией. Это, впрочем, было только начало. Еще пришлось расстегнуть блузку и пластырем прилепить к груди хорошенько промасленный осколок обсидиана. У Наташи была мысль просто его подержать, но, в конце концов, она решила, что лучше перестраховаться. Если передача жизненной силы по ощущениям хоть немного похожа на переливание крови, то приступы головокружения и слабость ей обеспечены. Не хватало еще уронить камень в самый разгар обряда!
Потом Феофания откинула с Жени одеяло и осторожно освободила её от одежды. При виде исхудавшего тельца у Наташи защемило сердце, но она до боли стиснула зубы, и заставила себя сосредоточиться на ритуале. Кусочек агата лег Жене прямо на солнечное сплетение.
Наташа плохо запомнила теоретическую часть обряда, единственное, что она вынесла из длинной лекции Феофании, что перекачка жизненной силы основана на системе чакр, своеобразных энергетических центров в ауре человека, каждый из которых имеет свое особое назначение. Так точка, расположенная на уровне сердца, посредине груди, как раз регулирует обмен энергией, а область солнечного сплетения отвечает за жизненные силы.
Феофания между тем достала из шкафа кинжал с черной рукоятью, украшенной топазом и аквамарином - камнями, также соответствующими знакам зодиака, под которыми родились мать и дочь.
- Жутко редкая вещь, - заметила она, кивая на глубокое кресло, стоявшее рядом с кроватью - Садись... Найти именно такое сочетание камней, очень непросто. Просто редкое везение, что у моего сына богатейшая коллекция оружия. Это он принес его сюда, пока ты спала.
- Феофания, спасибо Вам... за все... - Наташа постаралась взглядом выразить всю свою благодарность, поскольку слова у неё, как всегда бывает в подобных ситуациях, катастрофически быстро закончились.
- Руку давай,- колдунья отмахнулась от благодарности и ухватила за женщину за запястье - Уверена?
- Да, - у Наташи не было абсолютно никаких проблем с тем, чтобы ей пустили кровь, - Феофания, я хочу Вас попросить... Если я вдруг отключусь, пожалуйста, не прерывайте ритуал!
Взгляды двух женщин встретились, и Наташа поняла, что ей не нужно ничего объяснять. Колдунья и без её слов знала, что мать готова отдать дочери не то что жизненную энергию - всю свою кровь по капле.
- Кхм... вообще-то, ритуал прервется сам, если ты потеряешь сознание, - кашлянула колдунья, - он все-таки не рассчитан на то, чтобы выжимать донора досуха. Хотя достаточно выносливый человек может отключиться, когда уже будет слишком поздно, - Феофания немного нервно провела пальцами по страницам старинной книги, - жизненная сила близкого родственника не только лучше усваивается, ее и нужно-то не так много, чтобы организм заработал самостоятельно и стал генерировать свою собственную энергию.
Колдунья аккуратно провела острием ритуального кинжала по разрисованному зеленым предплечью Наташи, неглубоко, нанося скорее поверхностную царапину, чем надрез, потому что кровь, как таковая в ритуале не требовалась. Им с Женей просто нужно было ее смешать. Еще одно осторожное движение, и рука девочки тоже окрасилась алым. Феофания быстро положила нож на край кровати, поймала сосредоточенный взгляд Наташи и, прижала её запястье к запястью ребенка, в тот же миг, затягивая речитатив заклинания на незнакомом языке, отдаленно напоминающем латынь.
Сначала Наташа ничего не чувствовала. Лишь слабое, чуть заметное покалывание в ранке и жар кожи дочери под своей рукой. У Жени, снова была температура... Потом надрез стало неприятно щипать, и женщина с удивлением поняла, что запястье слегка онемело. Ощущения и впрямь были, как при переливании крови, которое, ей приходилось однажды делать. Внезапно обсидиан у сердца потеплел и запульсировал, а между плотно прижатых друг к другу рук, её и Жени, стало пробиваться белесое свечение. Ощущения были, мягко говоря, не самые приятные, но по спокойному лицу колдуньи Наташа поняла, что все идет как надо.
Приступ головокружения накатил совершенно неожиданно, заставив Наташу схватиться свободной рукой за подлокотник кресла. Пальцы, вцепившиеся в прохладное дерево, ощущались онемевшими и странно чужими. Так, а вот и первые симптомы энергетического истощения, предсказанные колдуньей! Сосредоточившись на голосе Феофании, звучавшем для неё сейчас, как сломанный приемник - то еле слышно, то почти оглушающе, Наташа постаралась дышать поглубже, закрыла глаза, но особых улучшений не заметила, наоборот, под сомкнутыми веками заплясали цветные круги, а в желудке противно зашевелилась тошнота. Однако, вопреки массе неприятных ощущений на губах у женщины появилась хоть и слабая, но довольная улыбка. Ритуал работал, а на все остальное ей было глубоко наплевать.
Наташа осторожно приоткрыла глаза, пытаясь рассмотреть лицо дочери и понять, есть ли какое-нибудь улучшение. Ощущение было такое, словно она смотрит в длинный туннель или самодельную подзорную трубу. Картинка слегка размывалась по краям, фокус плавал, а потом перед глазами и вовсе начало стремительно темнеть.
- Как там Женя?.. - вот и все, что успела прошептать Наташа, прежде чем провалиться в черный омут беспамятства.
***
Феофания довела ритуал до конца и склонилась над потерявшей сознание женщиной. Провела раскрытой ладонью с головы до ног - слабое фиолетовое свечение окутало Наташу, словно кокон и погасло, дыхание стало ровным и спокойным - обморок перешел в глубокий сон. Затем, она трансформировала кресло в мягкую кушетку и накрыла спящую пушистым пледом:
- Спи,- прошептала Феофания,- ты отдала слишком много сил, теперь настал мой черед. Надеюсь, наша с тобой жертва не будет напрасной, и мы вернем твоё дитя.
С этими словами, она взяла малышку на руки, вышла из комнаты и подошла к одному из книжных шкафов. По мановению её руки, одна секция отъехала в сторону, открывая скрытый проход в подземелье, освещенное неверным светом факелов.
Она спустилась вниз по винтовой лестнице и остановилась у высокой дубовой двери с круглой кованой ручкой. Прочитав отпирающее заклинание, она толкнула дверь, оказавшись в круглой комнате без мебели с огромным алтарем из белого мрамора. Феофания положила ребенка на алтарь и, вооружившись угольком, лежавшим у подножия, принялась проводить на светлом камне линию за линией, вычерчивая пентаграмму. Дочертив одну, она принялась за вторую, вписывая её в предыдущую. Тело лежащей девочки оставалось точно в центре рисунка. Дочертив, колдунья отложила уголек в сторону и, достав из-за пояса кинжал, одним взмахом сделала себе на запястье разрез. Нарисовав на верхушках пентаграмм символы собственной кровью, она провела ладонью над порезом, залечивая рану, и щелкнула пальцами. В её руке появились свечи, которые она расставила в нужных местах, шепча под нос заклинания, методично зажигая свечу за свечой. Повинуясь магии, огоньки свечей выровнялись, их дым стал белоснежным и приобрел конусообразную форму, расширяясь кверху.
Феофания скинула с себя всю одежду и по каменным ступеням поднялась на алтарь. В ярком пламени свечей, её тело казалось юным и прекрасным, да и сама колдунья выглядела сейчас как двадцатилетняя девушка. Распущенные черные волосы окутывали её, словно плащ и опускались до самых колен, глаза горели, как два драгоценных агата, четко вырезанные ноздри тонкого носа чуть подрагивали, вдыхая дым волшебных свечей.
Она опустилась рядом с девочкой, ложась на бок, затем, обхватив её руками, перевернулась на спину, укладывая ребенка себе на живот и занимая место в центре пентаграмм.
Феофания глубоко вдохнула и выдохнула, в тишине комнаты, гулко прозвучали первые слова древнего заклинания, и чёрные линии пентаграммы вспыхнули золотистым ровным светом, откликаясь на призыв.
Точки, где пальцы колдуньи касались тела ребенка, кольнуло острой болью; девочка слабо вскрикнула, и с каждым произносимым словом, жар - сильный, постоянный, как солнечный начал расползаться от отмеченных прикосновениями точек по всему телу, словно окутывая ребенка собой. Она приподняла голову, оглядывая девочку, и увидела золотистую, подрагивающую маревом непрозрачную пелену магической силы.
Когда вся Женя была окутана мягким ласковым жаром, Феофания нервно облизнула губы, звонко выкрикнув еще один призыв. Жар усилился; перед глазами у неё всё поплыло, смешалось, как во сне, истома разлилась по телу. Кровь шумела в ушах, и очень хотелось спать, но Феофания не закрывала глаза; она смотрела на девочку, на её искажённое мукой лицо, на капельки пота, выступившие на лбу, на прикушенную нижнюю губу, на морщинку между бровями. Она чувствовала, как магические жилы внутри ребенка наливаются горячей силой; она струилась по ним, умиротворяя, возрождая, исцеляя. И с каждой секундой, малышка выглядела все лучше и лучше - ушла мертвенная бледность, и на щечках появился румянец, дыхание выравнивалось и становилось спокойнее, как будто сама жизнь вливалась в неё вместе с магической силой. Девочка слабо пошевелилась, но колдунья по прежнему тесно прижимала к себе её тельце, чтобы не прервался контакт. Жар начал уменьшаться, спадать, как вода при отливе, а когда ушёл совсем, Феофания обессиленно прикрыла глаза.
- Мерлин мой, всё получилось..., - тихо шептала она, гладя девочку по мокрым от пота волосам,- теперь ты поправишься, малышка, осталось лишь совсем чуть - чуть.
Немного придя в себя, Феофания встала, прижимая ребенка к груди и спустившись с алтаря, превратила своё платье в просторную мантию. Взмах руки и черный шелк окутал её вместе с девочкой. С трудом держась на ватных от слабости ногах, она проделала обратный путь.
В спальне, она опустила свою драгоценную ношу на кровать и призвала со стола кубок с заранее приготовленным зельем. Еще раз, надрезав себе запястье, она повернула руку - тяжелые капли крови упали в темную жидкость. Зелье вспыхнуло ярко-малиновым цветом, забурлило ключом, чтобы через минуту превратиться в совершенно прозрачную жидкость. Сил на самоисцеление, у Феофании уже просто не осталось, и она замотала порез чистой тряпицей. Присев на кровать, она одной рукой приподняла малышку, придавая ей полу сидячее положение, другой поднесла к её губам кубок с зельем.
- Давай-ка, детка, выпей это, - тихо произнесла она, - и потом будешь долго-долго спать.
Девочка впервые за все это время открыла глазки и, увидев перед собой незнакомую женщину, собралась было заплакать, но она улыбнулась ей так тепло, что малышка передумала плакать, доверчиво открыла ротик и сделала глоток.
- Вот умничка,- похвалила её Феофания, - давай малышка, нужно выпить все до капельки.
Девчушка покорно выпила все и, провалилась в долгий целительный сон.
Рядом с ней, вытянувшись в струнку и обнимая её одной рукой, спала темная волшебница Феофания, ставшая для девочки доброй феей. Тяжелый, усыпанный драгоценными камнями ритуальный кубок, выпавший из ослабевших пальцев колдуньи, сиротливо валялся на полу.
Глава 2
Наташа так и не смогла оправиться от ритуала, проведенного Феофанией, и через два года тихо скончалась на руках у колдуньи. Все это время, они с Женькой прожили у неё в доме. Магия крови накрепко связала её дочь и Феофанию. Жене жизненно необходимо было все время находиться рядом с ведьмой. Первые дни после ритуала, малышка даже спала рядом с ней и колдунья во сне все время держала её за руку. Чтобы жить, ребенку нужен был тактильный контакт. Так у старой колдуньи появилась своего рода небольшая семья, требовавшая постоянного внимания. Ослабленная Наташа почти не вставала с постели, а маленькая Женька, которая крепла с каждым днем, была непоседливой и неугомонной. Девчушка обожала свою бабушку Фанни, колдунья платила ей тем же. Она души не чаяла в крошке Джейн, как называла Женю.
***
После смерти Наташи, Феофания вернулась домой. Это в мире людей она была просто колдуньей Феофанией - нелюдимой и злой ведьмой, которую боялись все.
Магический народ знал её как леди Геллерт - чистокровную волшебницу с безупречной родословной, жену Бастиана Геллерта Верховного Правителя Темных магов ведущего многолетнюю войну с герцогом Патриком Мэллори, который был главой Светлых сил волшебного мира. Она ушла в мир людей, как только её единственному сыну, исполнилось десять лет, и он поступил в колледж.
В мире магов не существовало такого понятия как развод, брак заключался один раз и на всю жизнь, потому что обряд связывал не просто двух волшебников, но сплетал вместе сами их магические сущности на ментальном уровне невидимыми нитями, разорвать которые могла только смерть одного из супругов. Феофания просто ушла через портал, открытый Патриком, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор. Ушла туда, где злобный муж не смог бы её достать, скрыв свой дом под всеми чарами необнаружения, которые знала, предпочитая не вмешиваться в разборки своего не совсем адекватного муженька. Лишь изредка, через проход, ведомый только Феофании и её сыну, они тайком навещали друг друга. И вот теперь, она вернулась.
***
Феофания жила в родовом замке, доставшемся ей от родителей, стоявшем на скалистом морском берегу и окруженном мощными защитными чарами.
Они жили уединенно, если не считать нескольких слуг верой и правдой служивших своей хозяйке уже не один десяток лет. По большому счету, она вообще не должна была приводить девочку сюда, если учесть, кто такая Джейн.
Еще в первую встречу, она вместо того чтобы спасать ребенка, была обязана её убить! Ведь Джейн была полукровкой - плодом любви мага к смертной, хотя как такое могло случиться, Феофания так и не поняла. Одно её существование могло привнести в мир хаос. Но лишить жизни больную беззащитную малышку у неё не поднялась рука и теперь она вынуждена была прятать девочку, под мощным заклятием, которое скрывало истинную сущность девочки, делая обычным человеческим ребенком.
По той же причине Леди Геллерт побоялась отдать приемную внучку в элитный колледж для маленьких волшебников, где учились дети аристократов. Детишки нынче пошли чересчур умные и развитые - не дай Мерлин кто-нибудь из старшекурсников что-то заподозрит и Джейн умрет раньше, чем успеет позвать на помощь. Да и саму Феофанию от гнева магической общественности не спасло бы даже то, что она супруга Правителя. Да что там - Бастиан собственноручно открутил бы ей голову и его никто бы за это не осудил.
Поэтому она решила сама учить девочку, благо та была не по годам умной и впитывала знания как губка. Но, ребенку было необходимо общение со сверстниками, поэтому Феофания не стала препятствовать дружбе внучки с дочерью замковой кухарки.
Голенастая, худющая как весенний грач Карен с копной ярко-рыжих спутанных кудрей, кожей сплошь усыпанной веснушками и ярко зелеными глазами была всего лишь на год старше Джейн. Вернувшаяся из мира людей Феофания, обнаружив в поместье сие непоседливое, веселое как солнечный зайчик и такое же шкодливое чудо, поинтересовалась - откуда у смуглой кареглазой и темноволосой поварихи взялся такой рыжик, если мужчин с подобной внешностью в округе отродясь не водилось. На что мать девочки Лиззи - дородная улыбчивая молодая женщина, смеясь, загадочно ответила, что родила дочку от солнышка. По случаю возвращения, Феофания решила строго не наказывать непутевую молодуху, за то, что та нарушила запрет, покинула пределы замка и тайно встречалась с кем-то, а попросту обновила защитные чары, навесив еще более мощные, изобретенные ею же на основе изысканий прадеда, бывшего при жизни некромантом.
***
Девочки очень быстро подружились и все свободное от учебы время, Джейн проводила с Карен. Вдвоем, они облазили сверху донизу весь замок, обошли по периметру все доступные территории. Даже пару раз, пытались преодолеть защиту поместья, стремясь попасть на запретные и оттого так манящие лес и луг, ясно видимые сквозь прозрачное марево защитного поля. Но их неизменно отбрасывало назад, ощутимо приложив спиной о твердую землю, а когда они возвращались в замок, их ждал строгий выговор от Фанни, а Карен еще и выволочка от матери.
В десять лет, у Джейн начали проявляться магические способности. Когда это случилось впервые, девочка очень испугалась и со слезами прибежала к бабушке. Та успокоила ребенка, в общих чертах рассказав ей, кто она и кем был её папа, строго-настрого запретив говорить об этом кому бы то ни было. Джейн пообещала и до сих пор держала слово. В тайне от всех, кроме бабушки, она великолепно овладела магией перевоплощения и виртуозно умела отводить глаза. Феофания порой не могла сказать - настоящая Джейн стоит сейчас перед ней, или это просто иллюзия, мастерски созданная девочкой. Но кроме её и бабушки об этом не знал никто. Даже Карен.
Поэтому, в год, когда ей исполнилось четырнадцать, и подружки сумели - таки найти тайный проход, связывающий замок леди Геллерт с улицей, на окраине темномагической столицы, они с Карен, просто переодевались в мальчиков, для того чтобы иметь возможность беспрепятственно разгуливать по городу. А чтобы бабушка ничего не заподозрила, Джейн тайком от подруги, создавала в своей комнате чары присутствия. Проделывали они этот фокус в основном ночами, покидая замок после того, как все ложились спать, возвращаясь домой с первыми лучами солнца. Удавалось им это не часто, потому как, после ночных вылазок, девчонки весь день клевали носом, что могло вызвать подозрение у взрослых.
Любимым местом посиделок подружек, стал небольшой грот, на вершине высокой скалы, в котором они часами сидели, вглядываясь в синюю морскую даль, и рассказывая друг другу, различные были и небылицы. Джейн в основном делилась знаниями, полученными от бабушки, а Карен тем, что услышала от слуг. Она - то и рассказала Джейн о том, кто такая на самом деле её бабушка, почему они вынуждены жить вдали от всех и о том, что у леди Геллерт есть сын, о существовании которого, девочка даже не подозревала.
По словам Карен, появление леди Геллерт с чужим ребенком вызвало у подданных Темного Правителя волну глухого раздражения. Будь она светлой волшебницей - Правитель Светлых герцог Мэллори принял бы её с распростертыми объятиями - он уважал людей. Но, Феофания жила на темной стороне магического мира, и притащив с собой человеческое дитя, проявила неуважение к его законам и приоритетам. Маги недоумевали - почему Правитель, ненавидевший людей, проявил невиданную терпимость к выходке супруги. Даже у собственного сына, которому к возвращению матери уже исполнилось двадцать лет, она не нашла понимания, что уж говорить о других магах. И Феофания закрылась в фамильном замке вместе с приемной внучкой, окружив поместье защитными чарами, основанными на крови, отрезая его от внешнего мира, сохранив доступ лишь для сына и тайный вход для себя.
Но Тайгер, так звали юношу, не спешил навестить Феофанию, и Карен не знала причину. Лишь однажды, она слышала, как горничная говорила её матери, что по возвращении леди Геллерт, Тайгер приходил сюда, они очень сильно поругались и молодой маг ушел. С тех пор его здесь больше не видели, а Фанни убрала все вещи, которые напоминали ей о сыне с глаз долой.
***
Был поздний вечер. Весь замок уже погрузился в сон, а Феофания в теплом шерстяном платье цвета бархатной ночи, с высоким воротником все стояла у приоткрытого окна, вдыхая запах ранней весны, прислушиваясь к звукам апрельской капели, и зябко кутаясь в домашнюю мантию, думала о сыне.