* * *
Следователь уголовного розыска Геннадий Ругин, высокий парень лет двадцати шести, со светлыми волосами, обильно сдобренными по новоявленной заморской моде гелем, смотрел на Позднякова с долготерпением психиатра, привыкшего к чудачествам и закидонам своих пациентов. Николай Степанович, ощущая нечто вроде озноба и слабости после бессонной, полной мучительных размышлений и кошмаров ночи, излагал накопившиеся в нем сомнения относительно загадочных обстоятельств смерти Ларисы Кривцовой. Молодой сыщик только меланхолично постукивал тщательно отточенным карандашом по полированной столешнице. Но вот Поздняков умолк, и следователю волей-неволей пришлось что-то произносить.
- Итак, вы… - Ругин заглянул в свои бумаги, - Николай Степанович, утверждаете, что покойная Кривцова предчувствовала свою смерть?
- Я бы сказал, что она боялась внезапной смерти.
- Понятно, - протянул следователь неопределенным тоном, - но, если я вас правильно понял, напрямую она не заявляла, что боится именно убийства, и не рассказывала, что ей кто-то угрожал.
- Нет, - покачал головой Поздняков. Действительно, так определенно Лариса не выражалась, хотя теперь он был уверен: хотела сказать именно это.
- Что ж, тогда это только подтверждает версию самоубийства, - опять постучал карандашом по столу Ругин и добавил, точно выстрелил: - Вы знаете, что у нее был рак?
- Что?! - Поздняков невольно привстал со стула. - При вскрытии обнаружилось?
- Это явствует из показаний гражданки Шихт, близкой подруги покойной, - заявил следователь нарочито официальным тоном, в котором Позднякову послышалась скрытая издевка. - Кривцова незадолго до смерти узнала о болезни и поделилась печальной новостью с гражданкой Шихт. При этом она была сильно расстроена, плакала… Поэтому в ее предчувствии, я думаю, нет ничего сверхъестественного. Знаете, сколько людей с подобным диагнозом, не желая мучительной агонии, добровольно уходят из жизни? Когда, кстати, она высказывала вам свои опасения?
Поздняков почувствовал, что ни с того ни с сего краснеет, словно прыщавый подросток.
- Она заходила ко мне в пятницу вечером и… осталась ночевать… Она не очень хорошо себя чувствовала.
Ругин посмотрел на него с нескрываемым любопытством:
- То есть Кривцова была пьяна.
Язык с трудом ворочался у Позднякова во рту, точно каменный жернов:
- Ну, не то чтобы уж так, скорее она была выпивши.
- Понятно, понятно, - неопределенно заметил следователь и подал ему лист бумаги. - В любом случае все совпадает, потому что именно в пятницу она была в больнице, где и узнала о болезни. Потом заехала в Дом моделей Шихт. Ваш рассказ только подтверждает версию следствия. Запишите, пожалуйста, все, что вы мне рассказали. Вот вам ручка…
Поздняков, словно во сне, хлопнул себя по карману пиджака:
- Спасибо, я всегда ношу с собой это чудесное приспособление.
- Вы очень предусмотрительны, - одобрил его Ругин. - Присядьте к тому столу и все запишите. - Он указал на стол, вплотную придвинутый к пыльному окну, подоконник которого был завален кипами старых скоросшивателей.
В комнатке следственного отдела районного УВД вообще было чрезвычайно тесно. Кроме Ругина, здесь сидел еще один следователь, постарше, с бледным, одутловатым лицом. Он что-то читал, подперев голову рукой, и по лицу его было разлито выражение беспредельной скуки.
Поздняков сел к предложенному столу и принялся писать. Чем дольше он водил ручкой по бумаге, тем яснее понимал, насколько безнадежна его затея. Следователь Ругин не станет разбираться в особенностях психологии Ларисы Кривцовой. Закончив, он молча протянул исписанные страницы, а следователь, даже не просмотрев их для близира, сунул в первый попавшийся скоросшиватель.
- Ну что же, если вспомните еще что-нибудь, приходите. - Его слова можно было понимать так, что Позднякову пора уматывать.
- И все-таки, - начал было Поздняков, - вы все равно должны проверить…
- Конечно, мы и проверяем, - Ругин не скрывал раздражения. - Например, мы уже проверили алиби у всех, с кем она близко общалась. Вы же специалист и знаете, что нужно подождать окончательного заключения экспертизы, а оно будет дней через десять, не раньше.
Это означало полный отбой.
- До свидания, - пробормотал Поздняков, направляясь к двери.
- Счастливо, - напутствовали его оба следователя в унисон.
Он вышел и задержался на минуту у двери, пытаясь прийти в себя после открытия, сделанного следователем Ругиным. Достал из кармана платок, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, и услышал разговор за тонкой стенкой.
- Чего этому старому евнуху нужно? - спросил второй следователь, который все время что-то читал. - Разве дело еще не закрыто?
- Без пяти минут, - подтвердил Ругин, - остались кое-какие формальности. Вот придет заключение экспертизы - и можно закрывать. Надо побыстрее с ним кончать, а то столько "висяков"…
- Ну, а этому что надо? - не унимался его приятель.
- Не могу же я его послать куда подальше? Он сам двадцать пять лет проработал на нашей собачьей должности, - пояснил Ругин.
- Видно, не сильно преуспел. Не иначе у него с твоей покойной писательницей был затяжной роман. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро…
За коротким диалогом уже последовали невнятное хихиканье и шелест бумаг, а Поздняков все еще стоял под дверью, будто прибитый гвоздями к полу. Мимо прошмыгнул чубастый рыжий парень в милицейской форме с сержантскими погонами. Задержался, глянул на Позднякова внимательными серыми глазами:
- Гражданин, вам плохо?
- Где здесь туалет?
- По коридору до конца и налево. Проводить? - участливо осведомился сержант милиции.
- Спасибо, мне не так уж и плохо, просто у вас тут очень душно.
- Мягко сказано, - подтвердил сержант. - Хоть бы кондиционеры поставили, а то как в душегубке.
В туалете стойко пахло куревом и мочой, на подоконнике валялись дохлые мухи. Даже яркое и торжественное июльское солнце, бросающее свои лучи сквозь окно, наполовину замалеванное серой краской, неспособно было разрядить обстановку казенного сиротства.
Поздняков опустил голову под кран, обреченно ожидая, когда, наконец, польется более-менее холодная вода, потом встряхнулся, как бездомная собака, и посмотрел на свое отражение в висящем над раковиной тусклом, старательно засиженном мухами зеркале. Ничего не скажешь, впечатляющее зрелище: физиономия пожилого мужика с плохо выбритым подбородком со следами свежих порезов и сильно выраженными носогубными складками, придающими общему малооптимистичному выражению изрядную долю вселенской скорби.
- Ну что уставился, старый евнух? - спросил свое отражение Поздняков и, не дождавшись ответа, плеснул в зеркало водой из-под крана.
ГЛАВА 4
У платиновой блондинки были такие длинные ноги, что, казалось, туловище, голова и прочие комплектующие прилагались к ним только для проформы. Во всяком случае, лицо ее, плоское, невыразительное, прямо-таки подталкивало к тому, чтобы взгляд непроизвольно соскальзывал вниз, к ее подножию.
- Так и сказать: Поздняков, и больше ничего? - недоуменно переспросила она. - Может, у вас визитка есть?
- Так и скажите, - подтвердил Поздняков, - ну, если хотите, прибавьте еще господин. Как, на ваш взгляд, господин Поздняков звучит неплохо?
Длинноногая блондинка не оценила его старомодного юмора, передернула плечиками и скрылась за дверью кабинета своей начальницы.
Она отсутствовала не больше минуты, тут же вернулась, причем несколько заинтригованная.
- Можете проходить, - пригласила она, окинув Позднякова взглядом сверху вниз.
- Благодарю вас, вы очень любезны, - отозвался Николай Степанович, как по писаному, сам удивляясь собственной галантности.
Длинноножка хмыкнула и щелкнула длинным ногтем по клавише стоявшего на ее секретарском столе компьютера. По дисплею немедленно побежали буковки, похожие на трудолюбивых муравьев.
Госпожа Шихт - а в данном случае это обращение само напрашивалось - уже не выглядела убитой горем, как накануне. Она сидела в большом, шикарно обставленном кабинете, являя собой типичный образчик американизированной деловой женщины, счастливо перенесенный на щедро удобренную рыночными реформами российскую почву.
Виолетта Шихт тронула наманикюренными пальчиками оправу красивых очков и эффектно выбросила вперед нежную длань, покрытую загаром, по-видимому, средиземноморского происхождения.
- Садитесь, прошу вас.
Прежде чем воспользоваться вежливым приглашением, Позднякову пришлось преодолеть изрядное расстояние от двери до стола Виолетты Шихт, владелицы известного в Москве Дома моделей. Он шел в своем сереньком костюмчике, который купил по случаю еще во времена тотального дефицита, когда хватали все подряд, и который он не менял вовсе не потому, что не было денег. Просто он никогда не придавал значения одежде, но сейчас нутром чувствовал, как падал его рейтинг в глазах этой профессиональной жрицы моды.
- Слава Богу, что у меня хорошая зрительная память, а моя секретарша умеет подробно описывать незнакомых посетителей, которые представляются только по фамилии, иначе бы я вас ни за что не приняла. У нас скоро показ.
- У вас не секретарь, а прямо агент ФБР, - заметил Поздняков. - Так быстро и основательно описать человека с незапоминающейся внешностью…
- Ну почему уж так и с незапоминающейся? - возразила Виолетта Шихт. - Вы себя явно недооцениваете, поверьте мне, уж я-то знаю толк в том, что называется имиджем.
По тому, как это было сказано, Поздняков каким-то шестым чувством уловил: модельерша в курсе их с Ларисой давней истории, и не исключено, что она показалась ей романтичной. Впрочем, такие дамочки вряд ли находят в жизни что-нибудь более занимательное, чем высосанные из пальца американские сериалы.
- Вы пришли поговорить со мной о Ларисе? - спросила она, сразу погрустнев.
Поздняков молча кивнул.
- Не возражаете, если я закурю? - Виолетта достала из ящика стола красивую коробку, похожую на пудреницу, и извлекла из нее длинную и тонкую, как ароматическая палочка, сигарету. - Можете тоже курить, - предложила она.
- Лучше не стоит, - покачал головой Поздняков, вспомнив о смятой пачке "Примы" в кармане пиджака.
- Понимаю, что вы руководствуетесь не праздным любопытством, - многозначительно протянула Шихт, - это хорошо, что вы так близко приняли к сердцу трагическую смерть Ларисы. Я знаю, она дорожила дружбой с вами, ценила ваше мнение, да и вообще очень хорошо к вам относилась…
И так далее. Поздняков позволил Виолетте беспрепятственно нести эту благообразную чушь, оставив себе возможность тем временем ее внимательно рассмотреть, пока она вдохновенно закатывала глаза. Дамочка она была очень даже недурственная: возраст - что-нибудь до сорока, черты лица правильные, выразительные, косметика - умеренная. Такие всегда нравятся мужчинам - такой итог подвел своему осмотру Поздняков, словно сам не относил себя к сильному полу. Впрочем, лично на него она впечатления не произвела. Позднякову сразу не понравились наигранная улыбка и характерная особенность в конце каждой фразы складывать губки бантиком.
Наконец она перешла к более-менее существенной части своего монолога:
- С Ларисой мы познакомились восемь лет назад… Где это было? Кажется, какая-то выставка… ну да, вы помните художника Коростылева? - Она прикусила нижнюю губу. - Видите, как проходит земная слава. Тогда при упоминании одного его имени вся Москва гудела, как растревоженный улей, а теперь морщат лбы, пытаясь вспомнить, кто такой. Не удержался человек на вершине, скатился… Господи, о чем я? - спохватилась Шихт. - Так вот, мы встретились на выставке Коростылева. Как сейчас помню, все ходят, разглядывают полотна, многозначительно кивают головами. И тут появляется она - просто тихо входит в зал, а такое впечатление, что влетела шаровой молнией. Знаете, она умела приковывать к себе внимание, только что все смотрели на картины и вот уже уставились на нее. Кто-то сказал: "Это Лариса Кривцова, ну, та, что пишет дамские романы, жена этого красавчика, Медникова". Такое впечатление, что она тогда способствовала заслуженному триумфу Коростылева. Сразу по углам зашушукались: Лариса то, Лариса се… Сплетников среди творческой публики больше, чем среди работяг.
- Верное наблюдение, - подтвердил Поздняков. С чем другим, а с этим трудно было не согласиться.
- Ну вот, - продолжила приободренная его замечанием Виолетта, - а меня такое тогда любопытство разобрало: что же это за Лариса такая? Я ведь только начинала, о таком кабинете и Доме моделей могла только мечтать. Клиенты тоже были так себе…
"И ты подумала, что тебе неплохо было бы завести такую клиентку, как Лариса Кривцова, - мысленно добавил Поздняков, - чтобы в следующий раз светские сплетники прибавляли к упомянутым дамским романам, мужу-красавчику и паре-тройке любовников: "Ах, она одевается у Виолетты Шихт. Как, вы еще не слышали о такой?"
Поздняков таки взъелся на модельершу, сам не зная с чего. Может, на него так подействовал подслушанный за дверью разговор, в котором молодой нахал-следователь назвал его "старым евнухом"?
А Виолетта продолжила свое повествование:
- В общем, мы даже не заметили, как сблизились. Оказалось, что у нас много общего, похожие взгляды на жизнь, а главное, к чему скрывать, обе мы очень амбициозные женщины, так сказать, Дианы-охотницы. Все эти восемь лет я была и подругой, и, употребляя модное словечко, имиджмейкером Ларисы. Без ложной скромности хочу заметить, что тут уж я точно была ей немало полезной. У нее ведь была сложная фигура, небольшой рост, скажем так, непритязательный вкус, а когда я принялась за Ларису, старые знакомые просто ее не узнавали. В ней появилось столько шарма, изысканности - в придачу к природному обаянию, конечно, которое, поверьте мне, никакой стилист не привьет. Она могла очаровать кого угодно, а как - это уже загадка. Ей самой впору было открывать какую-нибудь школу обаяния, уверена: ученики бы повалили валом.
- Вы в курсе, как в последнее время развивались ее дела на личном фронте? - перевел стрелку разговора Поздняков.
Она снова тронула пальчиками дужку очков.
- А разве это так важно? То есть я хотела сказать, какое теперь это может иметь значение?
- Кажется, вы уже заметили, что я расспрашиваю вас не из праздного любопытства, - напомнил Поздняков.
- Ну, если так, - она развела руками, - думаю, Лариса меня простит. В конце концов, мы же не сплетни собираем. Просто встретились те, кто знал ее лучше других.
"Ну давай, давай, раскачивайся", - про себя подбодрил ее Поздняков.
- Вы же понимаете, что ее личная жизнь была не совсем устроена, как и у большинства российских женщин. Это просто злой рок какой-то… Казалось бы, эффектная, известная в широких кругах женщина, обеспеченная - все завидуют, а мужчины, которого просит душа, нет, - цветисто откровенничала Шихт. - С первым мужем не сложилось, со вторым… Конечно, у нее были мужчины, с последним из них ей сильно не повезло. Это был один манекенщик, работал у меня, сейчас уже уволился, точнее, я его уволила, - Влад Ольшевский. Конечно, он моложе, ему тридцать лет, но получилось не очень красиво, когда он закрутил роман с этой пустышкой, - в голосе женщины Поздняков уловил искреннюю брезгливость, - с этой сопливой выскочкой, которая слишком много на себя берет. Была тут у меня такая Жанна Хрусталева, восходящая звездочка, ходила по подиуму так, словно она из чистого золота. В общем, получился скандал. Я даже не представляла, что Лариса относилась к этому мальчику настолько серьезно. Подумаешь, смазливая мордашка, гладкая кожа, а дальше что? Кто он и кто она?! Потому-то я его и уволила, ведь мы с Ларисой были как сестры, я воспринимала ее боль как свою.
- И где они теперь? - поинтересовался Поздняков.
- Кто? - Виолетта широко распахнула глаза под стеклами очков.
- Ну… этот мальчик и, как вы сказали, соплячка?
Виолетта дернула плечиком.
- Честно говоря, их дальнейшая судьба меня мало интересует, особенно теперь. У Влада отличные внешние данные, - думаю, он устроился куда-нибудь через модельное агентство. Что касается девчонки, эта вообще далеко пойдет. Я бы ее так и так выгнала, потому что она… - Виолетта понизила голос: - Водит дружбу с мафией. У нее любовник чуть ли не какой-то крестный отец или что-то в этом роде. Можете себе представить, у меня одевается такая респектабельная публика, а тут…
"Смотря что понимать под респектабельной публикой, - подумал Поздняков. - По мне, так это и есть настоящая мафия".
- А когда вы видели Ларису в последний раз? - спросил он.
- В пятницу, - горестно вздохнула Шихт. - Это был ужасный день. Когда Лариса здесь появилась, когда она здесь появилась…
- Вы хотите сказать, что она приехала к вам сюда, в Дом моделей? В котором часу?
- Это было… Ну да, вскорости после полудня. Лариса вошла грустная - нет, не то слово, на ней просто лица не было. Села вот сюда, как раз на тот стул, на котором вы сейчас сидите, и рассказала мне эту ужасную вещь.
- Какую вещь?
- Как, разве вы не знаете? - поразилась Виолетта. - Разве она вам не сообщила?
- Я ничего не знаю, - сказал Поздняков, но его вранье было абсолютно невинным, поскольку о болезни ему рассказала не Лариса, а следователь Ругин.
- А ведь она сказала, что может поделиться этим только со мной и с вами, - прошептала Шихт, поднося к губам невесть откуда взявшийся кружевной платочек. - Хорошо, тогда знайте: как раз в пятницу она узнала, что у нее рак. Представляете, какой ужас? Она пришла ко мне прямо от врача - белая, как мел. Впрочем, неудивительно.
- Где она обследовалась?
- Да в том-то и дело, что в обычной районной поликлинике. А там такие дубины стоеросовые, не могли сказать ей как-нибудь помягче, подипломатичнее, а то напрямую приговорили - рак у вас, заказывай венки, дорогая. Я никогда не понимала ее странной привычки пользоваться бесплатной медициной. Лично для меня это как пресловутый общепит. Я ей говорила: "Лариса, неужели при своих деньгах ты не можешь наблюдаться в какой-нибудь хорошей платной клинике, где с тебя пылинки сдувать будут? Неужели тебя привлекает перспектива сидеть в очереди с дряхлыми старухами, чтобы участковый эскулап, способный разве что больничный лист выписать, да и то с ошибками, объяснял тебе, как ставить горчичники?" А она мне в ответ знаете что? В своем амплуа: "В платной клинике мне за мои деньги столько болячек найдут, что я буду на нее пахать всю оставшуюся жизнь". Ну вот… А тут у нее после очередной простуды вдруг кашель открылся, такой глубокий, знаете, в общем, очень подозрительный. Она сначала не обращала внимания - по своему обыкновению. Потом ей со всех сторон стали говорить: "Лариса, проверься, Лариса, проверься". Она и проверилась. Ах, это ужасно, это ужасно!
На роскошном столе владелицы Дома моделей робко и деликатно звякнул телефон. Виолетта взглянула на часы.
- Ну вот, секретарша на обед ушла, и теперь на звонки отвечать мне. Не буду, не буду снимать трубку, я ведь тоже имею право на отдых, правда?
Она сняла очки и принялась вытирать платком подернутые влагой глаза, и тут заработал телефонный автоответчик, который для начала строго произнес: