- Ничего не знаю. Знаю только, что это точно была она. Я узнал ее, несмотря на плащ, в который она была закутана, несмотря на то, что не мог видеть ее лица.
- Так вы, значит, не видели ее лица?
- Нет, но, говорю вам, это ничего не значит. Я узнал ее: тот же рост, та же комплекция, тот же дурацкий дикий смех, который появился у нее незадолго до этого. Ошибки быть не могло.
- А вы кому-нибудь об этом рассказывали?
- Никому, да и кто бы мне поверил? И, кроме того, я рисковал потерять работу. Мистер ван Дорн не такой человек, который потерпит, чтобы о его дочери рассказывали подобные истории, особенно если их невозможно доказать.
- В таком случае странно, что вы сочли возможным рассказать это мне.
- Ничего странного. Вы здесь такая же служащая. Может быть, я спасу вам жизнь этим предупреждением. Повторяю еще раз: Ева - опасная маньячка. Она обязательно кого-нибудь убьет, а может быть, и себя тоже.
- Все-таки странно, почему вы мне все это рассказали?
- Да потому что вы здесь долго не задержитесь. А если и вздумаете рассказать кому-то еще, учтите: я буду все отрицать.
- А почему это я здесь долго не задержусь?
- Да потому что вы такая же, как Камилла. Такая же хорошенькая. Изящная фигурка, красивые глаза… Но, учтите, это ни к чему хорошему не приведет. Камилла оставалась здесь, пока не получила все, что ей было нужно. А потом - поминай как звали. Исчезла и даже не попрощалась ни с кем.
Кажется, я начала что-то понимать.
- Камилла была очень привлекательна, мистер Тэйни?
- Просто красавица! Самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. И самая бессердечная. После того что я для нее сделал, вот так взять и исчезнуть…
- Вы были влюблены в нее? - спросила я напрямую.
- Нет, - быстро ответил он, с какой-то даже излишней резкостью, - я никогда не был ни в кого влюблен и никогда не буду, слышите?! Просто… она мне нравилась. Но это мое дело.
- Но ведь должна же быть какая-то причина, почему она сбежала.
- Говорю вам, она получила все, что хотела. Я-то видел, что происходит. А она делала из меня дурака. О, как я ее ненавижу! Погодите, я покажу вам ее.
Он вытащил из кармана бумажник, вывалил на стол все его содержимое и извлек фотографию. Это был поясной портрет девушки, а вернее, женщины необычайной красоты. На вид ей можно было дать лет тридцать. У нее были иссиня-черные волосы и большие, теплые темно-карие глаза… высокие скулы, крупные черты лица. Такое лицо не осталось бы незамеченным ни в одной компании.
- Да, вы правы, мистер Тэйни, - медленно проговорила я, возвращая фотографию. - Она необыкновенно красива.
- Можете выкинуть ее, если хотите, - отрывисто сказал он и склонился опять над своими счетами, давая понять, что разговор окончен.
Я хотела было сказать, что думаю о нем и о его поведении, но потом решила, что не стоит. Поднялась и вышла из кабинета.
Ева была одна. Значит, несмотря на свое обещание, Сьюзан просто бросила ее.
Я заметила, что все еще держу в руках фотографию Камиллы, и поставила ее на туалетный столик. Постояла некоторое время, глядя на Еву. Неужели наши подозрения - мои и мистера Тэйни - оправданны? Самая мысль об этом казалась просто неестественной. Она же была практически парализована… ничего не могла делать самостоятельно… ничего. И все же… прошлая ночь… исцарапанные руки… грязь и земля под ногтями. Ну что ж, будет о чем рассказать Нику, когда он появится.
Пора было одевать и поднимать Еву. Наверное, все это ей ужасно надоело. Мне удалось надеть на нее бледно-зеленое платье, которое очень шло к ее прелестному лицу и светлым волосам. Мне даже удалось уговорить ее спуститься вниз. Правда, у двери она остановилась намертво, и я знала почему.
- Не бойся, мы не пойдем в оранжерею, - сказала я. - Просто погуляем по солнышку. Давай обойдем вокруг дома, а потом посидим в саду. Тебе это очень полезно.
В конце концов, она подчинилась движениям моей руки. Мы медленно направились к круглому садику. В центре его стояла деревянная скамья, вырубленная из ствола небольшого дерева. У меня был с собой свежий номер еженедельника для женщин. Я стала читать вслух короткие рассказы, рассуждать о последней моде. Журнал я держала так, чтобы ей были видны рисунки и реклама. Не было, правда, никакой уверенности в том, что она хоть что-нибудь понимает.
Все это, однако, помогло скоротать утро. Наступило время обеда, а потом и отдыха. Я уложила ее в постель и накрыла легкой простыней. А сама пошла к себе приготовиться к вечеру. У меня не было полной уверенности, что Ник придет сегодня вечером, но, если надежда и горячее желание что-нибудь да значат, он обязательно будет здесь.
В пять часов я пошла будить Еву… и, войдя в комнату, в изумлении остановилась на пороге. Она сама встала с постели и теперь стояла в углу комнаты, отвернувшись к стене, вся напрягшаяся как струна. Она, казалось, была во власти своей ужасной болезни еще больше, чем обычно.
Я подошла к ней. В одной руке, прямо перед глазами, она держала фотографию Камиллы. Глаза были полны слез… Слезы катились и по щекам.
- Ева! - воскликнула я. - Ты что, очень любила Камиллу?
Она не двигалась и не отвечала. Невозможно было понять, как она умудряется стоять в этой немыслимой позе.
Я взяла у нее из рук фотографию. Могу поклясться, я почувствовала некоторое сопротивление: она не хотела ее отдавать. Я повернула ее от стены, хотела отвести к креслу - и не смогла. Она будто вросла в пол. Надо было как-то усадить или уложить ее. Нельзя было терять терпения.
- Ева, милая, если ты так и будешь тут стоять, пока придет Ник, он будет очень расстроен. Он ведь так надеялся на тебя. И я тоже. Не отнимай у нас эту надежду. Ну, пойдем, сядем. Или, если хочешь, полежи.
Она не реагировала. Я почувствовала, что прихожу в полное отчаяние: никудышная, совершенно не гожусь для ухода за больным человеком. Мистер ван Дорн был прав: меня надо было сразу отправить обратно.
И все же я не могу вот так сдаться. Несмотря на все, что произошло этой ночью. Она должна поправиться. Даже если она и напала на меня, то это было бессознательно. Да, она должна поправиться. Кроме всего прочего, это был бы большой успех и для Ника.
Вдруг у меня появилась идея. Я взглянула на фотографию, которую перед этим отняла у нее, и вновь вложила ей в руку. Я была права, чудо произошло: она позволила отвести себя к креслу.
- Ты знаешь, мистер Тэйни дал мне этот портрет. Он, оказывается, хранил его все это время. Я думаю, он был влюблен в Камиллу. Она-то, конечно, не отвечала ему взаимностью: она ведь уехала. Знаешь, он расхваливал ее до небес: какая она красавица и все такое. Сказал, что она уехала, так как решила, что где-то в другом месте ей будет лучше.
Здесь я немного покривила душой. Не хотелось передавать слова мистера Тэйни, что Камилла получила все, что могла, от семейства ван Дорн и смылась.
- Хочу попытаться найти ее, - продолжала я. - Пока еще не знаю, с чего начать, но, думаю, найду какой-нибудь способ.
Почему-то у меня возникла уверенность, что Камилла много значила для Евы.
- Но ты тоже не должна терять времени, - продолжала я. - Надо делать все, чтобы поправиться. И самое главное - пожалуйста, делай все, что тебе говорит мистер Рисби. Что бы ни происходило - слушай только его. Прежде всего, тебе надо больше двигаться, бывать на свежем воздухе. И не замыкаться в себе.
Если бы она хоть как-нибудь дала мне понять, что слышит… Но нет, она сидела передо мной, как огромная красивая кукла, и молчала.
Приближалось время ужина. Потом, может, придет Ник. С каким нетерпением я ждала его! Несмотря на то что до сих пор я ни разу еще не испытывала чувства любви, сомнений не было - я была отчаянно влюблена.
Кто-то по-хозяйски, без стука, открыл дверь в спальню. Может быть, мистер ван Дорн вернулся раньше времени? Но нет, это оказалась Гарриет Кэртис, тетушка Евы. Остановившись прямо перед Евой, она стала беззастенчиво разглядывать несчастную девушку.
- Никакого улучшения, - сказала она громко и безапелляционно. - И не считайте меня дурой - я все равно не поверю в улучшение, что бы вы там ни говорили.
- С каких пор вы стали экспертом в медицине? - спросила я. - Как вы можете судить о Евином состоянии? Вы же ее почти не видите.
- Не беспокойтесь, я видела ее больше, чем вы.
Она наклонилась к фотографии, которая все еще была у Евы в руке.
- А это что еще такое? Фотография… Камиллы?
- Да, миссис Кэртис.
- О, она была просто невозможна, эта Камилла. Мы все так хорошо к ней относились, и чем, скажите, она нам отплатила?! Просто ушла и не вернулась.
Она удостоила меня долгим взглядом.
- А вы когда собираетесь уезжать, мисс Вингейт?
- Я никуда не собираюсь уезжать, пока меня не уволят.
Я сказала это в основном для Евы. Нельзя было подвергать ее еще и такому удару - конечно, если она слышит и понимает, как я надеялась.
- Мне кажется, мистер и миссис ван Дорн хотят, чтобы я осталась. Они-то видят, что Еве стало лучше, - добавила я.
- Сомневаюсь, что вы долго продержитесь. Это не такое уж приятное место. Бывают минуты, когда мне, например, хочется только одного - собрать вещи и бежать куда глаза глядят.
Я воздержалась от вопроса, почему же она этого не делает, - ответ я знала заранее. У нее не было собственных средств, и уж конечно, она была готова со многим смириться ради удобств и комфорта этого дома. И ради будущего богатства своего деверя. Она была в полной зависимости от мистера ван Дорна.
- Я с вами согласна, Еве было бы лучше жить в более радостном окружении, - сказала я. - Знаете, вы тоже могли бы этому поспособствовать, если бы смотрели на вещи более доброжелательно.
- Ева ничего не соображает. Она даже не понимает, где она находится и что происходит вокруг. Доктор Виггинс считает, что ей не поправиться никогда. Не вижу, что вы тут можете сделать. Совершенно не понимаю, зачем вам здесь оставаться.
- А вот я думаю иначе. За то короткое время, что я здесь, у Евы наступило значительное улучшение. И никто меня в этом не разубедит. Я уверена, что очень скоро она совершенно поправится. Кроме того, я считаю, миссис Кэртис, что вы не вправе решать, оставаться мне или уезжать.
Она демонстративно рассмеялась мне в лицо, потом спросила, не обратив никакого внимания на мои предыдущие замечания:
- Вы что, считаете себя умнее, чем доктор Виггинс? Да это просто неслыханная наглость!
- Миссис Кэртис, - начала я, набравшись терпения, - нам, конечно, еще очень мало известно о человеческом мозге. Но исследования ведутся, и многие вещи уже проясняются. Евино состояние скорее всего вызвано каким-то сильным шоком. Сейчас он проходит, и я убеждена, что уже совсем скоро она будет вполне здорова. Я занималась этими вопросами в колледже.
Она только отмахнулась.
- А, вы, наверное, имеете в виду этого Фрейда. Безумец и шарлатан, вот что он такое, моя дорогая. Ни одна из его теорий не была и никогда не будет признана. Мозг никогда не откроет своих секретов никому. Ни один смертный не имеет права лечить мозговые заболевания так, как обыкновенную простуду.
- Согласна, подобное заболевание - вещь гораздо более серьезная, чем простуда. И они не так легко излечиваются. Но я твердо уверена - когда-нибудь, в недалеком будущем, ответ будет найден и болезни, подобные Евиной, будут лечить.
Похоже, эта тема ей надоела.
- Ну, хорошо, оставим это. По крайней мере, вы, я вижу, очень добросовестно относитесь к своим обязанностям, мисс Вингейт. Это делает вам честь. Тем не менее, я уверена, что и вы в конце концов поймете: самое лучшее для Евы - это оказаться в какой-нибудь хорошей частной клинике, где ей будут обеспечены все удобства и надлежащий уход. Я рада, что она хотя бы не испытывает физической боли, бедняжка. Всего доброго, мисс Вингейт.
Даже не взглянув на Еву, не сказав ей ни единого доброго слова, она выплыла из комнаты. Я была вне себя от гнева.
Я наклонилась к Еве.
- Не верь ей, слышишь, Ева! Не верь ни одному ее слову. Ты останешься дома. Я останусь с тобой. И попытаюсь найти Камиллу.
Глава седьмая
В половине восьмого я уже ждала стука в дверь. Как и накануне, Ник появился в сопровождении мисс Кемп. Опять последовали бурные объятия и поцелуи, только теперь это уже не было для меня неожиданностью.
- Ну вот, я опять здесь, - сказал он, больше для мисс Кемп. - Надеюсь, в доме не возражают против моих визитов. Я здесь никому не мешаю?
- Что вы, наоборот, - сказала я. - Ева ждала вас, я уверена. И миссис ван Дорн не возражает. К сожалению, сейчас ее нет дома.
- Ну вот, как всегда не везет, - сказал он со своей озорной улыбкой и обернулся к мисс Кемп.
- Благодарю вас. Большое вам спасибо.
До сих пор она стояла неподвижно, не отводя от нас глаз. Но намек, прозвучавший в словах Ника, был слишком ясен. Ей ничего другого не оставалось, как только повернуться и выйти. Ник с явным облегчением закрыл за ней дверь. И тут же снова заключил меня в объятия. Мы забыли обо всем на свете.
- Сам не понимаю, как я дожил до вечера, - прошептал он. - Знаешь, я ведь приехал час назад и ждал за воротами в коляске. Просто не решался прийти раньше. Но как же я ждал этого часа!
- Любимый мой, никогда в жизни я не испытывала такой нежности. Какое счастье, что ты здесь!
Он отстранился и внимательно посмотрел на меня.
- Что-нибудь случилось? Расскажи мне все.
- Вчера вечером произошло нечто ужасное. Я до сих пор не могу понять. После того как мы с тобой расстались у калитки, я пошла домой… через мостик, ты помнишь, где это? И вот, когда я шла по этому мостику, кто-то закутанный в плащ выскочил из темноты и столкнул меня в воду. А потом, когда я попыталась выбраться из воды, он начал швырять в меня камни. Ты знаешь, я думаю, он всерьез пытался убить меня.
- Боже правый! - вскричал Ник. - Но за что?!
- Не знаю. Может, за то, что я так предана Еве и пытаюсь спасти ее от дома для умалишенных. По-видимому, кому-то все это очень не нравится. Ты знаешь, в этом доме многие убеждены, что ей уже не помочь.
- Он попал в тебя?! Может быть, у тебя есть ушибы?
- Один раз попал. У меня остался синяк на плече. Но это пустяки. Я узнала еще кое-что. Гораздо более интересное. У мистера ван Дорна есть секретарь. Большую часть времени он работает в Нью-Йорке, но иногда приезжает в имение - проверить какие-то книги или счета. Ну вот, он рассказал мне о том, что раньше у мистера ван Дорна была еще личная секретарша по имени Камилла, невероятно красивая женщина, которая в один прекрасный день ушла из имения и больше не вернулась. И, самое интересное, никто с тех пор ничего о ней не слышал.
- А какое это может иметь отношение к Еве?
- Вот послушай, что я еще узнала. Мистер Тэйни - секретарь - наверняка был влюблен в Камиллу. Он ни за что не хотел в этом признаться, но у него до сих пор хранилась фотография Камиллы. Я говорю "хранилась", потому что сегодня он отдал ее мне, сказав, что я могу ее выбросить. А я принесла ее сюда и оставила на туалетном столике. Ева ее увидела. Потом я ушла к себе, а когда вернулась, Ева стояла у стены неподвижно, напрягшись как струна - с ней иногда такое бывает, - в руке у нее была фотография, а из глаз текли слезы.
- Очень интересно, - сказал Ник. - А в каком она сегодня состоянии?
- Не в лучшем. Она, по-видимому, очень любила Камиллу. Фотография, как видно, вызвала стресс. И потом, было много неприятных разговоров в ее присутствии. Последней здесь была миссис Кэртис, ее тетка, она пыталась внушить мне, что Ева неизлечима и ее следует поместить в клинику для умалишенных.
- Пойду взгляну на нее.
- Подожди, сначала я должна сказать тебе еще кое-что. Прошлой ночью, когда я вернулась, ну, после того как спаслась от убийцы - теперь уже, наверное, можно так его назвать, - знаешь, что я обнаружила? Ева лежала на кровати и крепко спала, а руки у нее были исцарапаны, и под ногтями осталась земля. Все выглядело так, как будто это она швыряла в меня камни.
- Что?! Ты хочешь сказать, что Ева пыталась убить тебя?!
- Я не знаю, кто это был. Честно говоря, я не могу поверить, что это была она. Тот человек кутался в плащ… было очень темно… все произошло так быстро. Я ни в чем не уверена. Но мистер Тэйни, секретарь… он уверяет, что она пыталась убить и его, некоторое время назад. Правда, он тоже видел только фигуру, закутанную в плащ, и тогда тоже было очень темно. Но он убежден, что это могла быть только она, и никто другой. Он считает, что она опасна для окружающих.
- Да что же это за дом?! - воскликнул Ник. - Этот мистер Тэйни - он что-нибудь предпринял после того нападения?
- Нет, он даже не решился никому рассказать об этом. Боялся, что его могут уволить. Я тоже никому, кроме тебя, не рассказывала, но по другой причине: боюсь, что Еву тут же заберут в клинику. Ник, я не думаю, что это была она, ни в тот раз с мистером Тэйни, ни вчера ночью.
- Я тоже в это не верю. Ты правильно сделала, что никому не рассказала. Но как же тебе теперь здесь оставаться?.. Я не буду знать ни минуты покоя. Скажи, как тебе кажется, кому-нибудь нужно, чтобы ее побыстрее забрали в клинику?
Я кивнула.
- Боюсь, что так. И хуже всего, что и доктор Виггинс совершенно не надеется на выздоровление.
- Ну, он просто старомодный практик, давно уже отставший от времени. Анджела, как ты думаешь, мы сможем найти Камиллу?
- Трудно сказать. Наверняка она оставила какой-нибудь адрес, по которому с ней можно связаться.
- Она жила здесь, в имении?
- Да, так я поняла.
- И когда она исчезла?
- Примерно в то же время, как Ева заболела.
Ник на секунду задумался.
- До или после этого?
- Я не знаю точно. Но это можно выяснить.
- Выясни, пожалуйста, как можно скорее. К завтрашнему вечеру, если только ты не запретишь мне прийти завтра вечером.
- Это все равно, что запретить собственному сердцу биться, - сказала я. Сколь выспренно это ни прозвучало, я чувствовала именно так. - Я бы хотела, чтобы ты никогда не уходил от меня.
- Я тоже, - сказал Ник. - И не только потому, что люблю тебя; я просто боюсь оставлять тебя в этом доме с его темными тайнами и еще более темными воспоминаниями. Здесь что-то неладно. Это просто носится в воздухе.
- Да, - согласилась я, - особенно ночью, когда он выглядит просто зловеще. Если бы не Ева, я бы и дня здесь больше не осталась. А теперь идем к ней.
Она сидела в кресле. Фотография лежала у нее на коленях. Глаза были опущены, фигура неподвижна.
- Добрый вечер, Ева, - сказал Ник.
Она, конечно, не ответила. Ник поднес руки к ее глазам - никакой реакции. Он поднял ее руку и отпустил - рука осталась висеть.
- Действительно, она сегодня не в лучшем состоянии, - заметил Ник. - В данный момент ее мозг пытается отключиться от мира и от всего, что есть в этом мире. Она отключилась настолько, что не может произвольно сделать ни одного движения, даже самого простого. Смотри, рука может висеть в таком положении сколько угодно; сама она не может ничего сделать.