К ней стали подводить больных. Люди становились перед ней на колени, она касалась их рук и лиц; затем привязывала ленточки с монетами под слова молитвы священника:
- Благослови, Боже, эти труды и даруй здоровье тем, на кого королева возлагает руки, пусть исцелятся они чрез Господа Нашего Иисуса Христа.
Возвратясь после этой церемонии в свои покои, королева послала за Эбигейл.
- Я никогда еще не бывала так счастлива после утраты моего любимого мальчика, - сказала она горничной.
- Ваше величество очень добры, - ответила девушка со слезами на глазах.
- Служба, Хилл, была прекрасной.
- Да, ваше величество.
- Мне кажется, кое-кто в Англии намерен пошатнуть могущество Церкви. Моей поддержки им ни за что не получить.
- Моей тоже, мадам, - негромко сказала Эбигейл.
До чего приятно разговаривать с Хилл о церемонии. Это славное создание обладает восхитительной способностью слушать.
ДАР КОРОЛЕВЫ
Роберт Харли и его друг-ученик Генри Сент-Джон стояли с краю толпы, собравшейся у позорного столба в Корнхилле.
Сент-Джон знал, что из-за скандальной истории с Дефо Харли крайне обеспокоен, хоть и пытается это скрыть.
- Даниэль - один из величайших писателей нашего времени, - говорил Харли. - Хочу, чтобы он работал на меня.
Но прежде, чем ему удалось осуществить свой план, Дефо арестовали по распоряжению королевы, и суд решил, что он должен трижды выстоять по часу у позорного столба - в Корнхилле, в районе Чипсайда и Темпл-Бара.
- Я мог бы предостеречь Даниэля, - негромко сказал Харли. - Жаль, что не видел его памфлета до опубликования.
- Памфлет блестящий, - сказал Сент-Джон.
- Даже чересчур. В том-то и беда. Я говорил тебе, Генри, что перо - сильное оружие. Это начинают понимать и другие. Вот потому Дефо и постигла такая участь.
- Везут…
И вот появился этот нераскаявшийся памфлетист, страдалец за свои взгляды. Он сидит в повозке, везущей его к позорному столбу. Обычно толпа дожидалась минуты, когда несчастного приговоренного посадят в колодки и он станет беспомощным перед яростью и презрением собравшихся. Существовал обычай забрасывать жертву гнилыми плодами, тухлой рыбой и прочей оказавшейся под рукой дрянью; при этом многие приговоренные умирали. И то, что такая судьба уготована человеку большого таланта, возможно, гению, преисполнило Харли негодованием.
- Он поступил неразумно, - сказал Сент-Джон.
- Он не написал ни слова неправды.
- Все же этот памфлет - "Простейший способ разделаться с диссидентами" - никому не доставил удовольствия.
- Доставил мне, как всякий литературный шедевр.
- Но воззрения, учитель, воззрения.
- Все эти парламентские споры относительно религиозных сект заслуживают осмеяния, вот Дефо их и высмеял.
- Да, только в таком тоне, что высшие церковные чины восприняли его иронию всерьез.
- Они слишком серьезно воспринимают сами себя и ждут этого от других. У них нет чувства юмора - а у Дефо есть. Они сперва поддержали этот памфлет, а потом поняли, что Даниэль над ними смеется, и со зла, что оказались в дураках, обвинили его в клевете на церковь.
- И что же теперь?
- Бог весть, выдержит ли он это наказание. Если уцелеет в Корнхилле, завтра будет казнь в Чипсайде, послезавтра в Темпл-Баре. Пошли, Сент-Джон, я не хочу смотреть, как этого человека подвергнут унижениям.
- Мы ничего не можем поделать?
Харли покачал головой.
- Я готов добиваться его освобождения всеми силами, но на это требуется время. Если б только можно было обратиться к королеве.
- А почему бы и нет?
- При официальном визите склонить ее к моему образу мыслей не удастся. Надо установить с ней отношения… такие, как у Мальборо.
- Ему ведь помогает герцогиня.
- Да, и Анна души не чает в этой женщине. Найти б кого-нибудь, способного похлопотать за меня, как она за мужа.
- Другой королевы Сары нет.
- И слава Богу. Меня удивляет, что она остается в любимицах королевы. Смотри-ка. Толпа расступилась. И все молчат. Обычно в подобных случах стоит такой гам, что не расслышишь собственного голоса. Странно! В чем же тут дело?
Оба молчали, пока Дефо усаживали в колодки. Выражение его лица было спокойным; казалось, он не боится толпы и нисколько не раскаивается.
Это было в высшей степени необычно. Позорный столб обступила группа мужчин с дубинками.
- Слушайте, - сказал один из них, - это наш Даниэль. Если кто вздумает хоть пальцем его тронуть, получит по башке. Понятно?
- Да, - заревела толпа. - Понятно.
Кто-то поднял кружку пива и крикнул:
- Доброго здоровья тебе, Даниэль, и долгой жизни!
Толпа подхватила этот крик.
Сент-Джон и Харли переглянулись. Последний расхохотался.
- Клянусь Богом, - воскликнул он, - толпа на его стороне.
Жаркое июльское солнце нещадно пекло голову арестанта; он явно чувствовал себя неважно; однако глаза его светились признательностью - он понял, что люди настроены к нему дружелюбно.
К позорному столбу бросили букет роз. Две девушки подбежали и украсили его венками. Один человек подошел с кружкой пива и поднес ее Даниэлю ко рту.
- Да благословит тебя Бог, Даниэль! - крикнул кто-то в толпе.
- Да, - поднялся крик, - мы на твоей стороне, Даниэль!
К Сент-Джону и Харли подошел продавец книг.
- Купите балладу Даниэля, сэр. Купите. Человек он хороший, и ему надо кормить семерых детей.
Харли купил стихи и жестом велел Сент-Джону сделать то же самое.
Когда продавец отошел, Харли сказал:
- Такого еще не было. Даниэля потом уведут в Ньюгейтскую тюрьму. Но вот посмотришь, я добьюсь его освобождения.
Приверженцы Дефо прибывали, и толпа становилась все шумнее. Охрана у позорного столба удвоилась, и если б кто-то посмел бросить в Даниэля что-нибудь, кроме цветов, то почти наверняка поплатился бы за это жизнью.
- Оставаться незачем, - сказал Харли. - Даниэля не дадут в обиду.
Когда они отошли, он заглянул в стихи и прочел вслух:
К позорному столбу поставили его,
Хоть не смогли найти вины на нем,
Людишки, не простившие того,
Что мастерски владеет он пером…
- Вот видишь, Сент-Джон. Такие слова никого не оставят равнодушным. Почему толпа осыпает Дефо розами? Почему пьет за его здоровье? Из-за слов, Сент-Джон. Слова… слова… слова! Мы начинаем войну, и главным нашим оружием будет слово.
Сара не появлялась при дворе, ссылаясь на горе, но когда в Сент-Олбанс пришла весть, что палата лордов отклонила Билль о единоверии и что тори, потерпев поражение возвели в звание пэра четверых своих сторонников, пришла в ярость.
Маль был убежденным тори, но, как ни любила она его, как ни восхищалась им, поступаться ради него своими взглядами, становящимися все более и более либеральными, не собиралась. Малю нужно понять, что тори противятся продолжению войны, твердым сторонником которой он является. Находясь во Фландрии, ему трудно уяснить, что происходит дома, поэтому принять на себя командование внутренним фронтом - ее долг.
Четверо новых пэров-тори, чтобы принять Билль в палате лордов! Допустить этого Сара не могла. Она потребует, чтобы появился хотя бы еще один новый пэр-виг.
Это было наилучшим лекарством от горя. Сара немедленно отправилась из Сент-Олбанса в Сент-Джеймский дворец.
Ворвавшись в покои королевы, она увидела сидящую за клавесином Эбигейл Хилл и сладко дремлющую в кресле Анну.
Когда Сара вошла, Эбигейл перестала играть, а на лице Анны появилось восторженное выражение.
- Моя дражайшая, дражайшая миссис Фримен!
- Да, миссис Морли, это я!
- Рада вас видеть! Очень рада!
Они любовно обнялись. Анна чуть не плакала.
- Поверьте, все это долгое, мучительное время я думала о вас. И приехала бы в Сент-Олбанс, если бы вы мне позволили.
- Я боялась, что сойду с ума от горя. Окружающие страшились за мой разум. Мистер Фримен готов был отказаться от всего… от всего, лишь бы находиться рядом со мной.
- Дорогой, дорогой мистер Фримен! Какая отрада. Я понимаю, как тяжела ваша утрата. Конечно, вы находите утешение в обществе мужа. До чего схожи наши жизни, дорогая миссис Фримен.
Привыкшая вести себя вольно Сара что-то недовольно буркнула. Ее вывело из себя сравнение Маля, красавца и блестящего гения, с ленивым, безмозглым датским принцем.
- Ну вот, я здесь, - сказала она, - и хочу знать, как поживала миссис Морли в мое отсутствие.
- Постоянно мечтала о нашей встрече.
- Услышав тревожные новости, я не смогла больше находиться вдали от двора.
- Тревожные новости, миссис Фримен?
- Четверо тори возведены в звание пэров ради принятия Билля!
- Миссис Фримен, я уверена, мои министры знают, как лучше.
- А я, миссис Морли, отнюдь не уверена.
Анна негромко ахнула от изумления. Пока Сары не было, ей никто не возражал так резко, и теперь ее это потрясло.
Сара глянула на сидевшую у клавесина Эбигейл.
- Можешь уйти.
Девушка обратила взгляд на королеву, и Анна поняла ее безмолвный вопрос: "Я должна повиноваться вам или герцогине?"
Королева кивком отпустила горничную, и Эбигейл вышла. Она-то думала, что прочно заняла место в сердце королевы, но появление Сары открыло ей, до чего это место ненадежно. Сара может сегодня же сказать: "Увольте Хилл". И Анна кротко повинуется. Может, и окажет легкое сопротивление, только оно тут же будет сломлено.
А эта история с Биллем о единоверии? Чем она завершится? Насколько Эбигейл понимала, самая острая полемика в стране велась из-за религии. Осложнения с Биллем это подтверждали. Тест-Акт требовал, чтобы все государственные служащие при вступлении в должность давали присягу в соответствии с обрядами англиканской церкви; после этого они могли молиться по любому обряду. Акт этот был принят в царствование Карла Второго, стремившегося примирить оба направления веры. Для этого требовалось лишь временное единоверие. Тори хотели отменить этот закон и принять гораздо более строгий, налагающий крупный штраф на человека, который, приняв присягу и вступив в должность, посетит впоследствии диссидентскую службу. Второе посещение влекло бы за собой еще более крупный штраф и отстранение от должности на три года.
Анна симпатизировала тори и была очень набожна; члены правительства убедили ее, что Билль о единоверии необходим для блага государства. Как ни странно, палата лордов отвергла его, поскольку Вильгельм Третий был вигом и за время правления возвел в епископский сан многих священников, не принадлежавших англиканской церкви.
И то, что для принятия этого Билля возвели в пэры четверых тори, заставило Сару вспомнить о своих взглядах и поспешить ко двору.
Оставляя королеву и герцогиню вдвоем, Эбигейл думала не столько о достоинствах и недостатках этого документа, сколько о власти Сары над Анной. То, что произошло сейчас, было знаменательно. Сара выступила не только против королевы, но и против палаты общин, где преобладали тори.
Едва дверь закрылась за девушкой, Сара сказала:
- Столь важные дела нельзя обсуждать в присутствии слуг.
- Хилл в высшей степени сдержанна.
- Знаю. Потому-то и привела ее к вам. Как вижу, вы ею очень довольны.
- Такое доброе создание!
Королева с удовольствием уселась в кресло. Насколько приятнее говорить о добродетелях славной Хилл, за которую следует благодарить дражайшую миссис Фримен, чем о политике.
Но Сара, естественно, приехала не за тем, чтобы вести речь о служанках.
- Признаюсь, миссис Морли, я в высшей степени обеспокоена. К чему мы придем, если ради принятия закона людей станут возводить в звание пэров?
- Так поступали всегда…
- Так что же? Вновь творить беззаконие? Избиения, убийства тоже совершались раньше, миссис Морли, но нельзя же считать, что это хорошо, разумно и надо совершать их вновь.
- Миссис Фримен неправильно поняла меня.
- Я все поняла правильно! Билль о единоверии не принят палатой лордов… поэтому ваши министры посоветовали вам возвести четырех тори в звание пэров, чтобы принять его. Это недопустимо.
- Это уже сделано.
- Я этого не потерплю!
Анна обомлела. Ей очень хотелось видеть при дворе миссис Фримен. Но стоило Саре появиться, начался этот неприятный разговор. Спорить ей не хочется. Споры ей ненавистны. Но даже дражайшая миссис Фримен не может своими требованиями решать вопросы государственной политики.
- Присядьте рядом со мной, - попросила Анна. - Я хочу узнать все ваши новости.
- Новости мои, миссис Морли, безрадостны. Последнее время я думала только о своей утрате.
- Моя бедная, бедная миссис Фримен. Никто не может понять вас лучше вашей несчастной Морли.
- Однако, - резко ответила Сара, - необходимо забывать о своем горе. Предаваться ему без конца эгоистично.
Анна чуть вздрогнула. Разумеется, радостно видеть блестящую красавицу Сару, но слишком беспокойно.
- Я приехала поговорить с вами об этой постыдной истории. Четверо пэров-тори! Возмутительно. Тогда возведите в это звание хотя бы одного вига. Я настаиваю.
- Дорогая миссис Фримен, это забота министров.
- Нет, это наша забота, - поправила Сара.
И принялась расхаживать по комнате, говоря о недостатках Билля. Он чудовищен. Фанатичен. Анна спокойно повторяла:
- Это забота министров.
- Министров! - возмутилась Сара. - Чем они интересуются, кроме собственных успехов? Мы должны крепко держать их в руках. Вспомните, как трудно было добиться ренты для принца. Вот вам ваши министры.
- Я помню и буду вечно благодарна вам с мистером Фрименом за труды ради него.
- Вспомните еще, что решение о ренте принято большинством в один голос и что? Если бы я и мистер Фримен не трудились денно и нощно, мистер Морли получал бы на сто тысяч фунтов в год меньше.
- Мы никогда не забудем ваших стараний. Право же, мы с мистером Морли не знаем, как достойно отблагодарить вас. Помню, тогда мой дорогой Георг был очень болен. Его измучила астма. Я в то время ухаживала за ним. Помните? Я всерьез боялась лишиться его. Думала, судьба готовит еще один удар вашей бедной, несчастной Морли.
- Тогда ваших министров требовалось лишь подтолкнуть, что и было сделано. Теперь снова возникла такая необходимость.
- Дорогая миссис Фримен, вы определенно становитесь сторонницей вигов. Я не разделяю вашей симпатии к этим джентльменам - и поверьте, мне очень горько, что я не могу разделять взгляды моей дорогой подруги.
- Давайте вернемся к разговору о пэрах.
- Дорогая миссис Фримен, право же, это забота министров.
"Если она еще раз это повторит, - подумала Сара, - я закричу. Она ничего не слушает, ни на что не обращает внимания, только бессмысленно твердит: "Это забота министров". Посмотрим, миссис Морли, посмотрим".
- Думаю, Годолфин отчасти повинен в этом, - сказала герцогиня.
Анна не ответила, и Сара подумала: "А я позволила его сыну жениться на моей дочери! Ввела его в наш круг, и вот чем он мне за это платит!"
- Он - министр, - напомнила ей королева.
"Все, что угодно, - подумала Сара, - только бы не слышать, как эта толстуха твердит о министрах".
- Я поговорю с ним, - сказала она.
- Человек не отвечает за поступки своих родственников, - напомнила Анна. - Я знаю, как вы огорчились, когда Сандерленд проголосовал против ренты принцу. Кажется, он был одним из ее злейших противников. Мой бедный Георг так страдал от астмы… каждое дыхание ему давалось с трудом, а Сандерленд выступал против него в палате лордов. И это зять моей дорогой миссис Фримен. К этому человеку я никогда не буду питать симпатии… Но мои чувства к дорогой миссис Фримен из-за него не остыли. Ничто не может изменить их.
- Я поговорю с Годолфином, напишу мистеру Фримену. Если новоиспеченные пэры-тори займут места в палате лордов, там должен появиться хотя бы еще один пэр-виг.
- Право же, это забота министров.
"Несносная старая дура! - подумала Сара. - Пора возвращаться домой".
Она напустилась на Годолфина, не способного ей противиться, и написала Мальборо. Оба советовали ей действовать осторожно. Но когда Сара думала об осторожности? Ей становилось ясно, что нельзя было отходить от придворных дел. Маль - гений, но уступает ей в проницательности, Годолфин слишком робок. Никто из них - так как оба тори - не поняли, что, если они хотя продолжать войну, им нужна помощь вигов, поскольку виги представляют торговлю и финансы Англии.
Сара всецело поддерживала тех, кто хотел отвергнуть Билль о временном единоверии. Герцогиня решила склонить королеву на свою сторону. Более того, взгляды герцогини разделял и принц Георг: когда его назначили первым лордом Адмиралтейства, он вынужден был принести присягу по англиканскому обряду, хотя продолжал молиться в лютеранской церкви. Поэтому голосовать за Билль Георг не стал бы, если б не настойчивость королевы.
"Старая дура, - думала Сара. - Слишком добродушна, чтобы сказать "нет", слишком стремится угодить своему дорогому ангелу, слишком толста и ленива, чтобы обсудить этот вопрос со мной".
Анна должна принять ее точку зрения. Сара готовилась пустить для этого в ход все свое влияние и способность убеждать.
Но сперва она хотела произвести в пэры вига и для этой цели избрала некоего Джона Херви.
Королева повторяла, что это забота министров, и в конце концов Сара вышла из себя.
- Если мистера Херви не возведут в звание пэра, я покину двор, и ноги моей здесь больше не будет!
Королева огорчилась, Годолфин перепугался, поглощенный военными операциями Мальборо пришел в ужас.
Выход существовал один. Джон Херви стал лордом, и Сара кивком поблагодарила Анну.
Герцогиня пришла в восторг, когда Билль был принят лордами с поправкой, которую палата общин наверняка должна была отвергнуть.
Успех вызвал у нее ликование - хоть и небольшой, он доказывал, что она - влиятельная особа.
Настала пора возвращаться ко двору.
Сара потребовала к себе Эбигейл Хилл.
- Ты хорошо вела себя, пока меня не было, - сказала герцогиня. - А вот твоей болтушке-сестрице придется исправляться.
- Надеюсь, Алиса ничем не заслужила недовольства вашей светлости.
- Моего недовольства! - воскликнула Сара. - Да я тут же надавала бы ей пощечин. Напомнила бы, что вытащила ее из грязи и сделала прачкой у Глостера. А теперь она получила место здесь - и все по моей милости. Я нахожу ее ленивой и никчемой. Она много сплетничает.
- Непременно скажу ей, что ваша светлость ею недовольны.
- И еще мне не нравится твой брат.
- Джек?
- Кто же еще? Только представь себе, он надоедал герцогу просьбами о месте в армии.
- Да, это слишком, - сказала Эбигейл, опустив взгляд и сложив руки.