Чтобы не думать о Роберте Харли, Эбигейл стала размышлять о Сэмюэле Мэшеме. Он пока что паж у мужа королевы. Но и сама она всего-навсего горничная. Такой она сейчас представляется окружающим. Но это легко изменить. Лорд Мэшем… леди Мэшем. Почему бы нет? Если бы Харли был холост! Если бы его интерес к ней объяснялся любовью, а не ее особым влиянием на королеву, Эбигейл могла бы стать герцогиней. Представить Харли герцогом нетрудно - а Сэмюэлу Мэшему никогда не получить этого титула.
Однако Сэмюэл будет исполнять все ее желания, в браке с ним может оказаться много преимуществ.
Рядом с Робертом Харли она напрочь забывает о Мэшеме. Он разговаривает с ней в своей небрежной и в то же время загадочной манере.
На этой стадии вполне естественно не говорить в открытую о своих намерениях, но у них одна главная цель, и оба прекрасно ее сознают.
Они вместе подготовят падение Черчиллов. Харли хочет взять в свои руки государственные дела, которыми сейчас занимаются Мальборо и их клика; а невидимая власть, которую так долго удерживает Сара, должна перейти к Эбигейл.
СПОР ИЗ-ЗА САНДЕРЛЕНДА
Сара вернулась в Сент-Джеймский дворец. Из ее покоев к королеве вел потайной ход, иногда доставлявший большую радость обеим.
Анна обрадовалась встрече с подругой. Как только Сара появлялась, у нее улетучивались докучавшие ей тревожные мысли. Обаяние Сары было таково, что, видя ее, королева неизменно считала - общества этой женщины она жаждет больше всего на свете.
- Итак, дорогая миссис Морли, - сказала герцогиня, - наконец-то я выдам замуж свою Мэри.
- Дорогая миссис Фримен, она еще совсем юная.
- Для замужества - в самый раз. Поверьте, она совершенно измучила меня. Кому только нужны дочери?
Сара не заметила, как помрачнело лицо ее собеседницы, не подумала о ее многочисленных выкидышах. Пережив столько разочарований, Анна потеряла всякую надежду; но это не означало, что ей приятны постоянные напоминания о ее бездетности. Разве манера подписывать письма "ваша бедная, несчастная Морли" не объясняет ее чувств? Но Сара равнодушна к чужим переживаниям. Она бестактна и называет этот недостаток "честностью". Хотя у других подобную честность сочла бы грубостью. Миссис Фримен не считается ни с чьим мнением - даже королевы. В глазах Сары Сара всегда права, даже если ей возражают такие люди, как Годолфин или сам Мальборо.
Сара продолжала:
- Чем скорее будет заключен брак, тем лучше. Партия прекрасная. Мы с мистером Фрименом будем рады получить в зятья лорда Монтимера. Со временем он станет графом Монтегю. Этот союз ничуть не хуже, чем у ее сестер.
- Она еще ребенок.
- Ошибаетесь, миссис Морли. Мэри уже было нашла себе жениха… можете поверить, в высшей степени неподходящего. Разумеется, я положила этому конец.
- Бедная Мэри! Видимо, она была влюблена.
- Влюблена? Моя дорогая миссис Морли! В человека, у которого, кроме жалкого имения, ничего нет! Прекрасная партия для дочери Мальборо.
Лицо Анны сохраняло печальное выражение. "Сентиментальная дура! - подумала герцогиня. - Почему я должна тратить на нее время? Она ничем не интересуется, кроме карт… и еды! Разумеется, ей придется дать Мэри приданое, как и остальным. Маль ужаснется, если это бремя ляжет на него".
- Этот брак удовлетворит всех, и я буду рада видеть девушку пристроенной. Надеюсь, ваше величество одобряет подобную партию.
- Раз мистер и миссис Фримен одобряют, я тоже. Вы должны позволить мне дать ей приданое.
- Миссис Морли, вы самая щедрая подруга на свете.
- Дражайшая миссис Фримен, вы лучшая подруга на свете, раз позволяете бедной, несчастной Морли принять участие в судьбе вашей дочери, поскольку я не могу надеяться на подобное личное счастье.
- Вы очень добры к миссис Фримен.
"Сколько? - подумала Сара. - Пять тысяч, как и остальным?"
У нее была еще одна причина находиться при дворе. Предстояло крестить первого внука, и она надеялась, что королева станет крестной матерью.
Услышав это предложение, Анна прослезилась от радости.
- Дорогая миссис Фримен, счастье стать крестной матерью уступает лишь счастью стать бабушкой.
- Я надеялась, что вы так и сочтете. Крестными отцами будут Годолфин и Сандерленд.
Королева кивнула. Сандерленда она недолюбливала, он голосовал против увеличения ренты ее дорогому Георгу, простить этого было нельзя, а Годолфина находила скучноватым с тех пор, как подружилась с замечательным мистером Харли.
- Мы назовем мальчика Уильямом, - сказала Сара. - Мать уже называет его Уиллиго.
- В честь моего мальчика? Очаровательно, - сказала Анна. - Просто не терпится увидеть это милое, крохотное создание. "Как приятно! - подумала она. - Словно бы вернулись прежние дни, когда мы говорили о детях, когда мой дорогой мальчик был жив и сын Сары тоже. Бедная миссис Фримен, она тоже лишилась любимого сыночка, это сблизило нас. Но Сара счастливее. У нее есть дочери, а теперь появился внук. Маленький Уиллиго!"
Дверь внезапно открылась, вошла Эбигейл; она улыбалась, кружилась. Сара в изумлении уставилась на нее.
Разве так горничные входят к королеве? Ни стука в дверь, ни смиренности!
"Странно! - подумала Сара. - Очень странно".
Увидев, кто находится с королевой, Эбигейл замерла.
- Вы… ваше величество звонили?
Анна с удивлением поглядела на шнурок звонка.
- Нет, Хилл, - ответила она с доброй улыбкой, - не звонила.
- Прошу прощенья у вашего величества и вашей светлости.
Анна кивнула добродушно, Сара надменно. Эбигейл вышла и закрыла за собой дверь.
Сара тут же забыла о случившемся. Манеры горничной не стоили внимания в такое время, когда на уме у нее были замужество дочери и крещение внука.
Эбигейл постояла за дверью и впервые в жизни позволила своему лицу исказиться в злобной гримасе. Стоит только появиться этой женщине, как ей тут же приходится становиться смиренной горничной и бедной родственницей.
Удастся ли когда-нибудь вытеснить гордую герцогиню с ее места, хотя бы при помощи Роберта Харли?
В последующие недели Эбигейл почувствовала, что ее опасения сбываются. Едва Сара появлялась, королева, забывая о былом невнимании к себе, становилась ее рабыней.
Казалось, Сара никогда еще не обладала такой властью. Прежде у нее с королевой существовали расхождения в политических пристрастиях, Анна в душе была убежденной тори, а герцогиня склонялась к вигам. Но теперь виги добились успеха на выборах, и даже королева благоволила им. Зная, чем обязаны Саре, виги не скупились на вожделенную лесть. Тори, Роберт Харли и Генри Сент-Джон, также делали вид, будто ищут ее благосклонности, и герцогине не приходило в голову, что они могут питать к ней какие-то чувства, кроме величайшего почтения.
Харли пристально наблюдал за герцогиней. Набирая силу, она становилась все неосторожнее. В те дни, когда ее господство казалось полным, Харли отчаянно желал добиться ее падения. И рассчитывал, что надменное ослепление Сары не пройдет, так как его лучшим союзником в этой борьбе была сама Сара.
Эта женщина была ослепительно красивой, умной - и вместе с тем дурой.
Когда-нибудь кто-нибудь передаст королеве ее пренебрежительные высказывания. Пока что никто не смел… но это время наступит.
А тем временем его друзья, шутники и остряки из кофеен, восполняли то, что ему было нужно - высмеивали сложившееся положение: вице-королева Сара стала королевой Сарой. Когда-нибудь их язвительная сатира дойдет до королевы.
"И Анна будет носить корону, но Сара править", - писали они.
А затем появилась возможность привести Сару в замешательство.
Сара, как и следовало ожидать, сочла, что член парламента от Сент-Олбанса должен быть определен ею, и избрала в кандидаты от вигов Генри Киллигру, она не сомневалась, что легко убедит избирателей проголосовать за него.
Кандидатом от тори был некий мистер Гейп, и Сара подвергла его жестоким нападкам. Однако, несмотря на все ее усилия, в парламент прошел Гейп, а Генри Киллигру, убежденный, что при поддержке герцогини Мальборо не проиграет выборы, решил, что дело тут не обошлось без подкупа, и поспешил обвинить Гейпа.
Гейп обратился в суд, и там его адвокат объявил, что герцогиня Мальборо, поддерживая Киллигру, позволяла себе злоупотребления. Герцогиня восприняла это с присущим ей высокомерием, но, когда свидетели стали давать показания, противники Сары принялись удовлетворенно посмеиваться.
Роберт Харли заглянул к Эбигейл Хилл, и они обсудили это интересное положение дел на прогулке в дворцовом саду.
- Я виделся с адвокатом Гейпа, - сказал Харли. - Он блестяще провел дело. Герцогиня Мальборо вызывала избирателей в Холиуэлл-Хауз и указывала им, как голосовать. Нетрудно догадаться, что указания больше походили на угрозы. "Если не проголосуете, как я велю, то, клянусь, пожалеете!"
- Но ведь это определенно злоупотребление.
- Конечно. Мы привлечем леди Сару к суду за подкуп.
- Она, должно быть, вне себя от ярости.
Харли положил руку на плечо Эбигейл, и девушка запрокинула к нему лицо. Иногда ей казалось - он прекрасно сознает, какое производит на нее впечатление. Эбигейл была очарована им и вместе с тем испытывала к нему неприязнь. Но очарование пересиливало.
- Кузина, вы позволяете ей запугивать себя.
- Это страшная особа.
- Не забывайте, что с каждым днем вы становитесь для нее все недосягаемее.
- Думаю, она еще имеет власть уволить меня… если пожелает.
- Тогда нужно лишить ее этой власти как можно скорее. История с выборами нам отчасти поможет. Леди Сара говорила жителям Сент-Олбанса, что мистер Гейп и его единомышленники внесут беспорядок в дела правительства. Она даже уплатила одному человеку двадцать гиней за помощь на выборах. К сожалению, этому нет письменных свидетельств.
- Сара - самая неосмотрительная на свете женщина. Но ее все боятся.
- Так будет не всегда, маленькая кузина. Это меня радует. Будем надеяться, она станет еще неосмотрительней и напишет что-нибудь, уличающее ее.
Против Сары, несмотря на всю ее неосторожность, ничего не удалось найти; однако противники - особенно тори - громко осуждали герцогиню.
Сара была все так же самоуверенна. Она считала, что обеспечила себе поддержку вигов, необходимую Мальборо для продолжения войны. Написала мужу, что ждет вестей о его делах, и заверила, что позаботится об их общих интересах в Англии.
Герцогиня поистине была на вершине успеха, она старалась склонить симпатии королевы к вигам и преуспела в этом. Возможно, потому, что тори сами вызвали неприязнь у Анны. Они не учли, что королева, вынужденная всерьез задумываться о преемнике, отдавала предпочтение дому находящихся в изгнании Стюартов перед Ганноверским. Анна, сентиментальная в душе, всегда переживала из-за того, как обошлась с отцом. Единокровный брат ее жил в Сент-Жермене, а что могло лучше успокоить совесть королевы, чем объявление его своим наследником. Ему нужно будет лишь поклясться в верности англиканской церкви. Совесть вынуждала ее внять доводам якобитов. Однако тори, объявляя, что, если Стюарт вернется, англиканская церковь окажется в опасности, играли на руку принцессе Софии Ганноверской и даже предлагали той посетить Англию.
Мысль о визите принцессы была неприятна Анне. Когда Ноттингем заявил в палате лордов, что Софию Ганноверскую необходимо пригласить из опасения, как бы королева не выжила из ума и не стала игрушкой в чужих руках, Анна не на шутку разгневалась. Предположение, будто она может стать жертвой старческого слабоумия, притом высказанное в одной из палат парламента, было невозможно стерпеть.
Разве миссис Фримен не предостерегала ее относительно Ноттингема и тори? Несмотря на гнев, она радовалась, что оказалась в согласии с Сарой.
И написала ей. Вспомнить прежние времена, когда они переписывались, было приятно.
"Надеюсь, дорогая миссис Фримен, наши разногласия позади; я поняла, что люди, о которых вы хорошо отзываетесь, оказали мне большую услугу, и непременно буду поддерживать их, а также полностью убедилась в наглости и злонамеренности тех, против кого вы постоянно ополчались".
Таким образом, Сара вновь вернула себе благосклонность монархини; не вызывало сомнений, что хоть она не появляется при дворе и пренебрежительно говорит о королеве, однако едва лишь соизволит вернуться, Анна приходит в восторг.
Сара упивалась своим положением. Перебивала королеву, когда та говорила. "Да, да, да, мадам. Должно быть так!" - и откровенно зевала.
- Как эта особа надоела мне! - воскликнула герцогиня в разговоре с Годолфином, нисколько не заботясь о том, что ее слышат слуги. - Лучше оказаться в тюрьме, чем слушать ее болтовню.
Годолфин хотел предостеречь Сару, но, разумеется, не осмелился. Он очень боялся герцогини и выполнял все ее указания.
Эбигейл изумленно наблюдала за происходящим. Разве может королева вести себя подобным образом, забыв о достоинстве, присущем ее сану? Теперь Сара прислуживала королеве, однако самые неприятные обязанности по-прежнему возлагала на свою кузину. Уже то, как она подавала Анне перчатки, было разоблачением. Неприязнь Сары к своей подруге, казалось, замечали все, кроме Анны. Анна страдала от водянки и подагры, а пышущая здоровьем Сара относилась к ее болезням с нескрываемым презрением. Когда королева говорила об их симптомах - а ей это очень нравилось, Сара с гримасой отворачивалась. Подавая что-нибудь королеве, воротила нос, словно от королевы дурно пахло.
В конце концов отношения королевы и герцогини стали предметом обсуждения служанок. Миссис Эбрехел выразила удивление, что ее величество не прогонит кое-кого. Миссис Дэнверс на это ответила:
- Никто не посмеет прогнать герцогиню Мальборо… ни Бог, ни дьявол.
Увидя входящую Эбигейл, миссис Эбрехел сказала:
- Готова поклясться, это прищемило нос мисс Хилл.
Миссис Дэнверс прыснула. Эбигейл поняла, что ее нос, слишком большой для маленького лица, которое украшал - правда, в данном случае это слово вряд ли уместно - опять порозовел на кончике. Раньше, завидуя расположению королевы к ней, они говорили, что она сует его, куда не нужно.
- В каком смысле? - беспечно спросила девушка.
- Ну как же, дорогуша, больше никаких чаепитий вдвоем. Никаких задушевных разговоров с ее величеством… потому что вернулась ее светлость. Теперь у королевы нет времени для вас, мисс Хилл.
- Вполне естественно, что, возвратясь ко двору, ее светлость исполняет обязанности, которые во время ее отсутствия мне приходилось принимать на себя. От этого мой нос нисколько не страдает.
Взяв собачку, которую искала, Эбигейл спокойно вышла из комнаты. Миссис Дэнверс, считавшая себя доверенным лицом герцогини, скорчила гримасу миссис Эбрехел.
- И все равно, - настаивала та, - эта перемена мисс Хилл не нравится.
Потом заговорила вновь:
- Раньше я задумывалась, не сказать ли ее светлости, что эта девчонка становится подругой ее величества, что Эбигейл Хилл мнит себя фавориткой королевы. А теперь что? Стоило ее светлости сунуть сюда свой красивый носик, и Хилл тут же увяла. Нечего мне было беспокоиться.
Обе согласились, что незачем.
С возвращением Сары ко двору пришел конец приятной непринужденности. Теперь одевание превратилось в церемониал. Всякий раз при смене одежды Анне приходилось быть в окружении придворных дам, каждая из которых выполняла свою задачу, возложенную на нее в зависимости от занимаемой должности. Любой предмет одежды переходил из рук в руки, пока не попадал к Саре, а та вручала его королеве или надевала на нее. Когда Анна мыла руки, паж приносил таз и кувшин, затем одна из фрейлин ставила таз возле королевы и опускалась на колени, а другая сливала воду королеве на руки.
Когда герцогини не было, церемония становилась менее строгой, и Эбигейл Хилл с радостью оказывала королеве все услуги, какими б ни были они лакейскими; нежно надевала ей перчатки, потому что руки Анны, измученные подагрой, часто болели. Она бережно обувала ее, а когда необходимо было ставить компрессы на эти бедные отекшие ноги, следила, чтобы ногам было не очень горячо.
И как отрадно было потягивать перед сном горячий шоколад, разговаривать с Хилл обо всех событиях дня.
Конечно, присутствие дорогой миссис Фримен при дворе действовало возбуждающе. С нею постоянно что-то случалось и почти всегда вызывало гнев. Ни единая минута не проходила скучно при миссис Фримен. Приятно было выяснить, что они не так расходятся в политических взглядах, как раньше.
Однажды Сара вошла в королевские покои с решительным видом. Холодно приняла объятья королевы и села рядом с ней, плотно сжав губы.
- Я подумала, что настало время сменить государственного секретаря.
Анна от изумления раскрыла рот.
- Но сэр Чарльз Хеджес мне очень нравится. Это весьма хороший человек.
Сара раздраженно скрипнула зубами.
- Господи, мадам. Чтобы занимать высокую должность в правительстве, хорошим быть мало.
- Сэром Чарльзом я всегда была довольна.
Сара неприязненно глянула на грузную женщину в кресле. Похоже, она была в настроении упрямиться, а герцогиня рассчитывала покончить с этим делом как можно быстрее. Как думает эта дура, чего ради она тратит время здесь, если не для устройства дел к собственному удовольствию? Маль предостерегал ее, но она знает своего дорогого осторожного Маля. Годолфин еще более осторожен - до трусости. Хорошенькое положение дел. Мальборо на континенте, Годолфин в страхе, а старая королева, на которую пришлось тратить так много времени, упрямится.
- Миссис Морли знает, - сурово сказала Сара, - что меня постоянно заботят ее дела. Уверяю вас, что Хеджесу пора уйти.
- Почему? - спросила королева.
- Он ленивый старый дурак.
- Хеджес прекрасно справляется со своими обязанностями.
- Миссис Морли склонна испытывать чрезмерную привязанность к людям, и ее доброта закрывает ей глаза на истинное положение дел.
Опять намек, что она близится к старческому слабоумию. Анна твердо поставила ноги на специальную скамеечку, и в голосе ее появились холодные нотки.
- А кого бы вы хотели видеть на этом месте?
- Сандерленда, разумеется.
Сандерленда! Это зять Сары. Он никогда не нравился Анне - он голосовал против ренты ее дорогому Георгу! "Нет, - сказала Анна себе и пожалела, что не смеет сказать это Саре открыто. - Нет, нет, нет!"
- Блестящий молодой человек, - чуть ли не гневно продолжала Сара. - Да, у него есть странные идеи. А у кого из дельных молодых людей их нет? Он умен. Предприимчив!
- Не хочу Сандерленда, - сказала Анна. - Мне не нравится его характер. Мы вряд ли подружимся.
- Ерунда, миссис Морли скоро поймет его.
- Я уже поняла все, что мне нужно, миссис Фримен.
- Вы не знаете этого человека. Я вот что скажу вам: мистер Фримен не всегда относился к нему с симпатией, но теперь признает, что у него задатки гения.