Я уже не замечала, что кричу.
– На убогого Юрика Кондратьева.
– Почему это он убогий?
– Не знаю. Спроси у его мамы. Может, родовая травма, а может, гнилые гены...
– Хочешь, чтобы мы с тобой поссорились?
Но Танька и не подумала обратить внимание на мои слова.
– Так что все-таки с Артемом происходит?
– Не знаю! – опять закричала я. – Он нарочно пропадает в рейсах. Ребята говорят, что он прямо-таки гребет к себе заказы, и даже не самые выгодные. Просто для того, чтобы не быть дома! А если все-таки случается перерыв, он под любым предлогом уходит куда-то и возвращается вот в таком состоянии...
Я не выдержала и разрыдалась. Ревела белугой и продолжала говорить:
– И учиться не хочет. Когда я заикнулась о поступлении в институт, знаешь, что он сказал? Что высшее образование не делает человека порядочным.
– Но это так и есть.
– Не притворяйся. Он обещал мне поступить в институт. Обещал!
– Ладно, не кричи. Мешаешь думать.
– О чем ты, интересно, думаешь?
– Пытаюсь поставить диагноз... А в рейсах он пьет?
– Что ты! Для него пить за рулем – вещь немыслимая. Хоть про шоферов-дальнобойщиков и говорят, что они пьют, как сапожники, но Темка не такой.
– А ты никогда не думала о том, чтобы поехать с мужем в рейс?
– Я – в рейс?
– Вот именно, в рейс! Ты что, принцесса крови, которая не может себе этого позволить?
– Нет, – растерянно проговорила я. – Просто такая мысль никогда мне в голову не приходила... Да он меня и не возьмет, вот увидишь. Стоит мне только заикнуться об этом, как тут же найдется уйма причин...
– А ты попробуй.
Татьяна еще немного посидела и ушла, несмотря на мою робкую просьбу побыть еще. Ведь суббота, куда ей спешить?
– Извини, но я уже вторую неделю не могу постирать белье. Это имея в квартире машину-автомат! Ничего, скоро тебе будет не до меня. Проснется муж. Ты лучше обвинительную речь заготовь.
– Погоди, какую обвинительную? Ты же сказала, поговорить насчет рейса... Чтобы я могла с ним поехать.
– Вот именно, на волне своей вины он и мяукнуть не посмеет. То есть отказать тебе.
Реакция мужа на мою просьбу оказалась на удивление спокойной. То есть он, как и обычно в последнее время, в глаза мне не посмотрел. Разве что смутился немного, когда увидел бокал с огуречным рассолом. Но покорно выпил и взял в руки вилку, чтобы потянуться к котлете.
– В рейс? Поехали. Думаю, Санек возражать не будет. Месяц назад мы его Вальку брали, так что он мне должен...
Вальку? Насколько я знаю, жену Саши – напарника Артема – звали Лилия. Мы с ней не были подругами, но при встрече здоровались. И вдруг – Валька! Кто же тогда у Артема? Какая-нибудь Зина. Блондинка. Я знала в жизни двух Зин, и обе были крашеными блондинками. С пышными формами. Наверное, именно такие женщины нравятся Артему, раз он перестал обращать внимание на меня.
Упоминание о Сашиной Вальке застряло у меня в голове, как отравленная заноза. Я постоянно примеряла это знание на себя.
– Саша с женой не развелся? – будто невзначай спросила я некоторое время спустя.
– С чего ты взяла? – удивился Артем. Конечно, он обмолвился о неведомой Вальке и забыл. Для него это так, само собой разумеющееся. – Живут, как и жили. Недавно дочь замуж выдали...
Все хорошо, прекрасная маркиза! Не считая Вальки, которая ездит с Сашей в рейсы. У меня на языке так и вертелось: "Тема, а кто ездит в рейсы с тобой?" Но такой вопрос прозвучал бы преждевременно.
Теперь я поняла, как была права Танька, подбросившая мне такую мысль. В конце концов, продлится рейс всего три-четыре дня, и меня не покидала уверенность, что этого времени вполне хватит, чтобы разобраться во всем.
Мама согласилась – я имею в виду свекровь – вместе со свекром отвезти наших детей в лагерь отдыха. Кстати, именно Татьяна достала для них льготные путевки. Мне оставалось лишь подготовить вещи, сложить их в дорожные сумки и отвезти в станицу к Темкиным родителям.
Собственно, Галя с Антошкой как раз сейчас были у них. И отвезли их в станицу вовсе не мы с Артемом – за ними приехал свекор. Артем был, как всегда, в рейсе, а наши близнецы повисли на деде, едва он появился в дверях.
Оказывается, свекровь присматривала за ними во время моих экзаменов не всегда сама. Случалось, что и она была занята по работе. Тогда подключался свекор. Иногда он брал их с собой на работу, и Антошка с Галочкой переходили из рук в руки, от доярок к учетчицам.
– Мы уже соскучились, – мягко выговорил мне Антон Сергеевич. – Ни сами не приезжаете, ни внуков не привозите.
– Артем все время в рейсах, а у нас в издательстве все в отпусках, завалили работой, – стала оправдываться я, стараясь не смотреть в честные глаза свекра.
В станицу я поехала рано утром. На этот раз мне хотелось побыть подольше и с детьми, и с родителями Артема. В их обществе мне хоть частично доставалось то семейное тепло, которое из моей семьи неуклонно утекало...
– Вообще-то я пошла в отпуск, – бодро поясняла я, – но решила съездить разок с Артемом в рейс. Говорят, другие жены ездят...
То ли я не умею как следует притворяться, то ли, как говорится, материнское сердце вещун, а только после моих нарочито веселых речей свекровь словно невзначай пригласила меня с собой в сад, усадила на лавочку и заглянула мне в глаза:
– Что, доченька, нелады у вас?
И тут я разревелась. Уткнулась ей в плечо и полчаса усиленно орошала слезами ее летний сарафан, а мама гладила меня по плечу и приговаривала:
– Ну-ну, ничего, все образуется! В каких же семьях разладов не бывает? Небось и не найдешь таких. Милые бранятся – только тешатся. Думаешь, даром народ так говорит?
– Я потому и хочу с ним в рейс съездить, посмотреть, что к чему, – призналась я свекрови в том, о чем матери и не заикнулась бы. – Может, я в чем-то сама виновата? Может, Темка за что-то на меня обиделся?
– Съезди, – кивнула мама, – если он и вправду обиделся, сам ни за что не скажет. Разве что выпытаешь... И еще, доченька, не спеши рубить сплеча. Ты женщина горячая, я знаю, но будет ли для вас обоих лучше, если вы разбежитесь в разные стороны?
Когда она успела это заметить? Насчет моей горячности. Мне казалось, что перед свекровью я всегда была тише воды, ниже травы, а уж наши с Темкой разногласия мы тем более на суд его родителей не выносили.
– ...Артем тоже бывает слишком горяч: не помедлит, не разберется, что к чему, а дверью хлопнет, и все разборки...
Вот об этом-то я как раз и не подумала. Хоть вслух и произнесла что-то насчет собственной виноватости, а в душе ничего такого не чувствовала. Разве я не была ему верной женой все эти годы? Разве я хоть раз ему изменила?
Но что-то все-таки мешало говорить об этом утвердительно. Словно я забыла некую свою провинность, что-то упустила из виду и в чем-то таки была виновата...
Глава третья
Рейс, в который я с Артемом напросилась, предполагался особенный, потому что он был сугубо частным, коммерческим. Для него Артем и его напарник Саша Коваль взяли в аренду "КамАЗ"-фуру, чтобы отвезти клубнику в некий северный город, с управлением торговли которого автобаза, где работали Артем и Саша, имела долговременное сотрудничество.
Мне казалось, что с той поры, как я попросила Артема взять меня с собой, события в нашей с ним жизни закрутились так, что я больше не могла, как прежде, целыми днями перебирать в голове подробности своих отношений с мужем.
И о бессоннице мне пришлось забыть, потому что я вызвалась помогать Артему с Сашей, ездила с ними повсюду, оформляла документы, считала деньги, писала сопроводительные бумаги, бегала с ними по начальству, а вечером валилась в постель и засыпала без задних ног. Правда, и Артем в основном ночевал дома. Разве что ко мне не прикасался...
На переговорах с администрацией пригородного совхоза, откуда мы собирались загружать клубнику, мне пришлось проявлять чудеса дипломатии. Я улыбалась всем направо и налево так, что к вечеру у меня начинала болеть челюсть, и с удивлением открыла в себе способности к кокетству, когда обычный довод шоферов, желающих заработать и не имевших за плечами ничего, что могло бы гарантировать совхозу выплату ущерба в случае... в случае непредвиденных обстоятельств, не срабатывал.
Директор совхоза взял с нас такой аванс, который, подозреваю, покрывал не менее двух третей себестоимости продукции: нам, понятное дело, клубнику продавали по оптовой цене, но этого ему казалось мало, и он никак не мог решиться поставить под документами свою подпись.
– От вашего предприятия попахивает аферой, – задумчиво говорил он, к моему удивлению, произнося правильно это слово, которое в большинстве случаев не дается даже московским дикторам.
– А какое большое дело аферой не попахивает? – тут же отозвалась я, пока Артем с Сашей лишь покрякивали. – Особенно со стороны, для человека, который не способен к риску...
– Скажите еще: кто не рискует, тот не пьет шампанского! – пробурчал он. – Хорошо рисковать результатами чужого труда.
– Но мы же оформили документы как положено! Как вы говорите, в крайнем случае суд взыщет с нас все до копейки.
– Пока солнце взойдет, роса очи выест! – отмахнулся этот перестраховщик.
– У нас с мужем есть двухкомнатная квартира, мы могли бы для верности... – Я хотела сказать "заложить", но Артем довольно больно толкнул меня под столом ногой.
Пожалуй, я действительно увлеклась. Но как ни странно, на директора это подействовало.
– Ладно, попробую рискнуть, – нехотя проговорил он. – В конце концов, кто не рискует, тот в тюрьме не сидит...
– Типун тебе на язык, Васильич! – не выдержав, проговорил Саша.
– А вдруг у вас получится? Когда-то мы в комсомоле говорили: "Выпьем за успех нашего абсолютно безнадежного дела!"
– Лучше уж дорогу осилит идущий.
– Хорошо, Бог вам в помощь! – Директор протянул мне документы и с чувством пожал протянутую мной руку. А вслед все же сказал Артему: – Боевая у вас жена. Завидую. По-хорошему.
На самом деле я вовсе не была так уверена в благоприятном исходе предстоящего рейса, как о том говорила. Начать с того, что на аванс совхозу обе наши семьи сбросились, причем как мы, так и Ковали вынуждены были занимать у друзей. Правда, и отдача обещала быть оч-чень солидной...
Эта ранняя клубника и на наших городских рынках еще откровенно "кусалась", а на Севере, куда ее собирались везти друзья-дальнобойщики, цены вообще были запредельные.
По-моему, до нас такого еще никто не делал. То есть клубника к северянам, конечно же, попадала, но вряд ли ее привозили фурами. Может, кто-то из торговцев решался прихватить пару ящиков, но чтобы огромную машину... Почти в начале сезона...
– Не ожидал, что у тебя такой актерский талант, – вроде бы похвалил меня Артем, когда мы сели в нашу машину, чтобы ехать домой.
Похвалить-то похвалил, а прозвучало как оскорбление. Словно я только и делаю, что играю. Вру, иными словами. Насчет последнего он явно переусердствовал. Для нас, Дольских, обвинение во вранье – худшее из оскорблений. Мою маму можно было обвинять в чем угодно, но только не в нечестности. Помню, даже в детстве я могла добиться от нее чего-нибудь всего одной фразой: "Ты мне обещала!"
Она считала, что обманывать детей – самый тяжкий грех. Конечно, и мне приходилось нелегко. Родители добивались от меня выполнения своих требований, заставляя дать честное слово. Тогда я лезла из кожи.
Артем тоже знал об этом, но отчего-то пер на рожон. Я сделала вид, что не поняла его намека. Как говорится, еще не вечер. Потерплю. Истина, похоже, достанется мне нелегко.
Даже Саша при словах товарища огорченно засопел на заднем сиденье, а я едва удержала себя в руках: мне хотелось с места газануть так, чтобы резина с покрышек полетела клочьями. Что я жду от этого рейса? Возвращения блудного мужа в лоно семьи или возвращения ко мне моего возлюбленного? Полно, да есть ли еще он у меня?
Так получилось, что мы выехали вечером. Днем фура грузилась в том самом пригородном совхозе: ведь накладная была у нас на руках.
– Четыре дня попотеем, и целый год можно в кошелек не заглядывать! – приговаривал Саша, выруливая с проселочной дороги на автомагистраль.
Больше всего на свете мой муж не любил брать в долг. Под давлением товарища он согласился на операцию "Клубника", как шутил Саша, но раздражение его не покидало: должно быть, злился на самого себя за мягкотелость. Товарищ его это чувствовал, потому и не просто говорил, а балаболил, чтобы в машине не висело тягостное молчание.
Я, между прочим, подумала, что прежде никто не мог сказать, что у Артема тяжелый характер. Теперь же он на глазах превращался в педантичного зануду.
Прежде он сам не любил, когда при нем говорили о том, чего уже нельзя изменить. Приговаривал: "Чего после драки кулаками махать?" Или: "Снявши голову, по волосам не плачут!"
Мне даже жалко стало Сашу, который разве что на голове не стоял, чтобы развеселить друга.
– Если Валерия и вправду возьмет товар прямо с колес, а нам даст наличку в зубы, мы же станем миллионерами...
Вообще-то рассуждения Саши нельзя было назвать оптимистическими. Как если бы он и сам побаивался риска, к которому склонил друга.
– Лишь бы другой кто не дал нам в эти самые зубы... На дорогу гляди, коммерсант! – хмуро бросил товарищу Артем, хотя Саша столько лет провел за рулем, что мог бы, наверное, вести машину и с закрытыми глазами.
Мне казалось, муж уже жалеет, что дал согласие взять меня с собой, вот и злится, отыгрывается на товарище. Но Саша вроде не обращал внимания на его недовольство. Привык? Неужели Артем теперь и в рейсах такой же невыносимый, как дома?
Ничего, Белла, терпи! Разве ты не для того поехала вместе с ними, чтобы еще раз убедиться, как мало общего осталось теперь между вами? Не говоря уже о любви. От нее точно остались лишь воспоминания. Рожки да ножки, как любит говорить моя свекровь...
Странно, но я только сейчас поняла, что никогда не расспрашивала Артема о его работе. То есть из вежливости я задавала дежурную фразу:
– Как рейс?
И слышала такой же дежурный ответ:
– Нормально.
Мне и вправду казалось, что говорить не о чем. Что Артем мог мне рассказать? "В ту сторону, дорогая, я крутил баранку гораздо медленнее, чем обратно"?
А между тем открытия мои начались чуть ли не с первых километров пути. Нет, я, конечно, слышала прежде возмущенные рассказы водителей о рэкете в мундирах, но даже и помыслить не могла, что обирают водителей эти самые мундиры постоянно, безнаказанно и безжалостно. Куда там сицилийской "коза ностре"! Все дороги России оплетены паутиной рэкетирских поборов: ни один водитель не проскочит ни в какой населенный пункт, не заплатив дани гаишнику. То бишь гибэдэдэшнику, хотя первое слово все еще осталось в ходу.
Бороться с этим так же бесполезно, как подавать в суд на голубей, которые пачкают твой балкон...
– Недавно я вез муку в Белоруссию, – посмеиваясь, рассказывал Саша, – и считал, сколько раз меня остановят на постах. Досчитал до двадцати и плюнул. Сбился со счета.
Теперь мы общались с ним, а Артем перебрался на спальное место и дрых без задних ног, как мне казалось. Еще бы, опять вчера, за несколько часов до отъезда, он пришел домой под утро, поспал всего полтора часа, а потом ему пришлось подниматься.
Это меня так возмутило, что я уже подумывала плюнуть на свое решение пойти с ним в рейс и просто подать на развод, как делают это другие жены. Разбитого не склеишь, говорила я себе. Только зря отпуск изведешь неизвестно на что.
Но я уже успела прикипеть к этой их идее. И сама вложила в нее свою энергию, оформляя нужные бумаги. Так что в конце концов я успокоила себя сомнительным: ничего, потом я все сразу ему припомню!
Пусть спит, мне с Сашей не скучно, он развлекает меня изо всех сил, рот не закрывает. И поет, и стихи читает – вот бы удивилась моя мама: простой шофер, а читает наизусть Высоцкого... Впрочем, нет, она бы не удивилась. По ее мнению, Высоцкий – поэт плебеев. Кому ж тогда его цитировать, если не простым шоферам?
Но я, кажется, тоже не выспалась. Вначале ждала Артема, не могла заснуть, а потом не могла заснуть от злости, потому что на мое предложение поговорить Артем усталым голосом ответил:
– Давай завтра, а? Мне надо хоть часок поспать...
Мой муж наловчился от меня отбиваться: "Давай поговорим завтра", "Я смертельно хочу спать!", "Сколько можно говорить об одном и том же!", "Извини, я устал!" И все в таком роде. Не думаю, что он первооткрыватель в попытках отбиться от выяснения отношений. Прикидываться шлангами пытаются большинство провинившихся супругов.
Как не похож был Артем нынешний на прежнего! Мы и раньше, считая свой брак вполне благополучным, могли с ним ругаться, но он никогда не уходил от ответа, а если был виноват, то просил прощения с самым смиренным видом.
Теперь он не только не делал этого, но и откровенно нарывался, словно хотел своим равнодушием или неприкрытым хамством взорвать наш и без того хрупкий союз.
Поймала себя на употреблении сленга и опять вспомнила маму. По отношению к Артему она не хотела быть объективной ни в чем.
Недавно, зайдя вечером ко мне на кухню, "по пути", как она сообщила, Галина Аркадьевна произнесла:
– Решетняка, конечно, дома нет. Как всегда, в рейсе? – И, дождавшись от меня кивка, протянула: – Подумать только, дома не бывает, а когда успевает!
– Что именно? – напряглась я: в последнее время только и ждала, что мне сообщат какую-нибудь гадость, после чего мой брак с Артемом станет вконец невозможным.
Но даже и в этом случае я не хотела, чтобы кто-то говорил о моем муже плохо. Вспоминались слова старшего брата из известного детского стихотворения: "А когда мне будет надо, я и сам его побью!"
– Знаешь, что сказал мне Антошка? Что отец его друга попал в аварию и ласты склеил! Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду! Это же типичный шоферский жаргон.
Вот бы она подивилась, узнав, что такие слова приносит в дом вовсе не Артем, а моя подруга Татьяна, которая окончила университет вместе со мной и считается одним из лучших пишущих филологов города.
То ли я так глубоко задумалась, то ли задремала, так что не сразу сообразила, что мы останавливаемся. Саша негромко, но зло буркнул неразборчивое, и Артем сразу вскочил:
– Авария или опять парикмахерская?
Парикмахерская – это тоже их с Сашей жаргон. Значит, тебя остановил тот, кто стрижет. Купоны, разумеется.
– Мало-Степанец, – сказал Саша, – пора платить.
Он взял документы, Артем вылез следом, и я от нечего делать тоже подошла поближе. Сержант-гаишник, кажется, требовал с водителей нашей и двух других машин больше положенного. Расценка на взятку – что может быть смешнее!
Палыч – один из водителей соседней машины, выбранный другими шоферами для ведения переговоров с рэкетирами в погонах, тщетно что-то доказывал сержанту, но тот стоял на своем. И тогда в разговор вмешался мой муж.
– Зря ты, Володя, на нас наезжаешь, – вроде с улыбкой, но с металлом в голосе заговорил Артем. – Мы порядок не нарушаем, платим по уговору...