С карьерой рок-звезды Даниил все-таки покончил, не добился ничего на поприще музыки и образумился, но, как сейчас выясняется, меня он не оставил в прошлой жизни.
- Даня, ты в своем уме? У тебя, оказывается, роковая любовь? Хорошо, допустим, тогда к чему этот маскарад с "Валерой", дневники бабушки, разве не мог ты поговорить со мной дома?
- А я пытался, вспомни, но ты фыркала и язвила на каждое мое слово, не шла на серьезный разговор. Зато сейчас выслушаешь, деваться тебе некуда.
Он прав, чтоб мне сгореть! Я постоянно избегала его - поначалу из опасения, что всколыхнутся еще не до конца остывшие чувства, а позже - по той простой причине, что он стал мне совершенно неинтересен, если не считать раздражения: он служил напоминанием моей глупости.
Пока меня одолевают сожаления о собственной недальновидности, Данька вынимает из кармана бумажник, открывает его и будто в задумчивости изучает что-то внутри:
- Не понимаю, что ты нашла в этих ископаемых артефактах? Какой смысл постоянно стенать о давно прошедшей войне?
Я наклоняюсь в его сторону с нехорошим предчувствием, силясь заглянуть краем глаза на предмет исследования, и вижу старую фотографию, ту самую, из Жениного альбома; он привез ее в подарок бабушке, а та вложила ее сразу в одну из тетрадей. Теперь-то мы знаем, кто, помимо моего деда, запечатлен на снимке, - это Алексей Вересов и красавица Ариадна Лежнёва. Блеклость фотографии, военная гимнастерка и пилотка не могут умалить цветущей красоты молодой женщины.
Я вдруг забываю, где я, с кем, тянусь к фотографии, в эту ушедшую черно-белую реальность, и вижу, как она постепенно оживает, проявляются краски, синеет вода в озере и рябит золотыми бликами, а в стороне у причала покачивается на волне в ожидании своего командира изрешеченный пулями, латаный-перелатаный маленький боевой корабль.
Глава 6
1942 год
Алексея действительно поручили попечению другого врача; все время своего пребывания в больнице он с напряжением ждал, что Ариадна придет к нему и повинится, но она ни разу не появилась в поле зрения. Алексей ожесточился, хотя и невыносимо страдал.
Вазген, заметив его состояние, предложил свою помощь:
- Хочешь, я поговорю с ней? Ты так извелся, что на тебя больно смотреть. Поверь, Алеша, и ей не лучше. Я вчера был у нее на контрольном обследовании. Она похудела, глаза воспалены и блестят слезами. Что вы, как дети, ей-богу, мучите друг друга впустую.
Лицо Алексея приняло непримиримое выражение: он никогда не пойдет к ней на поклон. Она хочет сделать из него раба, только не на того напала! Для него унизительно подчиняться женщине, и надо дать ей это понять, а если ее сатанинская гордость для нее дороже, пусть с ней и остается! Он с собой справится, выбросит Лежнёву из сердца, скоро Вазген в этом убедится.
Тот попробовал урезонить друга - иногда не так уж плохо побыть рабом у желанной женщины. Это даже приятно до определенного момента.
- Только не для меня, - уперся Алексей. - Видеть ее больше не хочу, и говорить о ней тоже не хочу!
Вазген, зная самостоятельность и нетерпимость друга в вопросах отношений с женщинами, предпочел советов ему больше не давать. Алексей пробыл в госпитале всего пять дней вместо положенных десяти, как настаивали врачи, и возвратился на корабль.
Вернулся из Москвы Смуров. На свою просьбу зачислить его в состав ЛВФ он получил отказ, в чем виноват был его отец, занимавший высокий пост в Наркомате ВМФ. Узнав о желании сына служить на военном корабле, он воспротивился этому чреватому опасностями, как он считал, намерению и употребил свое влияние, чтобы ему помешать.
Смуров по прибытии в Осиновец зашел к Насте. Она встретила его с живым дружеским расположением и сразу же сообщила все последние новости: Алеша был ранен, но уже ушел в плавание, не долечился и сильно хромает, никого не слушает, беда с ним, да и только, слова ему не скажи…
- Отчего же не долечился? - спросил Смуров, заподозрив неладное. Вид у Насти был такой, словно она что-то недоговаривает. - Настя, что произошло? Скажите, я ведь все равно узнаю. У меня работа такая - все знать.
- Ему очень плохо, Кирилл. Мы с Вазгеном не представляем, что можно сделать. Видим, как он мучится, а вмешаться не можем - он отвергает всякую помощь. Дело в том, что он, кажется, влюбился. Правда, он в этом не признаётся даже самому себе, но я-то вижу, как ему тяжело.
- Влюбился? В кого?
- В доктора Лежнёву, вы ее видели, она была лечащим врачом Вазгена, помните?
- Да, да, очень хорошо помню. Так что же, она не отвечает ему взаимностью?
- По словам Вазгена, она от него без ума. Но у них вышла размолвка, и вот тут-то нашла коса на камень: она строптива и своенравна, он горд и самолюбив, никто из них не хочет сделать первый шаг, а в результате страдают оба. Все это так нелепо! Надо что-то делать, Кирилл.
Смуров погрузился в длительное раздумье. Настя с любопытством за ним наблюдала. Он словно выключился на время, ушел в себя настолько глубоко, что казалось, разорвись рядом бомба, и та не вернет его из этого каменного выпадения из действительности. У него и так-то было невыразительное лицо, не по строению своему, довольно характерному и не лишенному привлекательности, а по выработанной им же бесстрастной неподвижности, призванной скрывать какие бы то ни было чувства. И все же, когда он поднял на Настю глаза, было очевидно, что он принял какое-то очень тяжелое для себя решение.
- Думаю, я смогу помочь, но мне понадобится содействие вашего мужа.
Словно в ответ на его слова, дверь отворилась, и в помещение вошел Вазген. Нетрудно представить его реакцию, когда он увидел Смурова, доверительно беседующего с Настей. Он застыл на пороге, уставив обжигающий взгляд в этих двоих, посмевших встречаться совершенно открыто, так, как будто он уже не в счет. До чего осмелел этот наглец!
А она, лицемерная жена, та, что коварно попрала его безграничное доверие к ней, кто она после этого? Он не хотел верить Клаве, которая два дня тому назад зажала его в коридоре, так что он даже растерялся, поскольку никогда прежде не отказывал женщинам, а теперь вынужден был напомнить бывшей любовнице о том, что он женатый человек. Она расхохоталась ему в лицо и, глядя на него порочным взглядом, заявила, что он слеп, как все мужья, которых водят за нос неверные жены. Он не позволил ей продолжать этот разговор, ушел в озлоблении и отравленный подозрениями, однако, увидев чистый лик жены, не решился ей этих подозрений высказать.
И что же? Он предан, обманут, жалок и смешон, как смешны все обманутые мужья!
Он так страшно изменился в лице, что вызванная его появлением улыбка Насти растаяла без следа.
- Вазген, мы говорили с Кириллом об Алеше, - робко проговорила она, не понимая происходящего.
Супруг не снизошел до ответа; он с видимым усилием перевел взгляд на Смурова и глухо произнес:
- Я жду тебя снаружи. Выходи, поговорим.
Он ринулся к выходу, Смуров поднялся вслед за ним:
- Простите, Настя, это все из-за меня. Ваш муж испытывает ко мне, мягко говоря, не совсем добрые чувства. Я поговорю с ним и все исправлю, не переживайте.
Вазген ждал его у выхода. Вокруг, как всегда, было много народу. Теперь Осиновец стал большим озерным портом. По воде вытянулись крепкие пирсы, оборудованные подъемными кранами. Для того чтобы к ним могли причаливать большие суда, были произведены дноуглубительные работы, со дна извлекли семьдесят тысяч кубометров грунта. Вот и сейчас к причалам швартовались корабли и тяжелые баржи, полным ходом шла погрузка вагонов, в бессолнечном однотонном небе барражировали советские истребители. На озере ходили осенние волны и с шумом разбивались о пирсы.
Смуров вышел из маячного домика в привычную разноголосицу, лязг вагонов и гул моторов.
- Пошли, - сказал Вазген, кивая в сторону леса. - Я настаиваю, не то застрелю тебя прямо здесь. Идем, я даю тебе шанс постоять за себя.
- Хорошо, пойдем, но прежде ты должен кое-что знать, - спокойно ответил тот. - Твоя жена - святая. Она любит тебя, а я не хочу быть третьим лишним. Это первое. Второе: я не стану в тебя стрелять. - Он подошел к Вазгену совсем близко, глядя на него в упор. - Да, Ароян, я тебя не люблю, ты всегда стоял мне поперек горла; я был бы страшно доволен, окажись ты на том свете, но, к сожалению, твоя жизнь дорога людям, которых мне не хотелось бы огорчать, а потому я не собираюсь отвечать на твои оскорбления. Никак! Хоть ты тресни! Ты меня понял?
- С каких это пор в тебе взыграли благородные чувства? - с яростной издевкой спросил Вазген.
- С тех пор, как я поговорил с твоей женой. Я преклоняюсь перед ней, но домогаться ее не собираюсь. Ты слышишь меня или слушаешь только голос своей глупой ревности?
- А что ты говорил мне на катере? Забыл?!
- Так надо было, - буркнул Смуров и отвернулся.
Трудно было внушить что-либо человеку, который находился в состоянии близком к исступлению, плохо себя контролировал, кем двигало лишь безрассудное желание немедленно излить свой гнев. И все же внезапное озарение постигло Вазгена; возможно, сказалось всесильное обострение всех его чувств; он застыл, отказываясь принимать правду, но недавние события теперь четко выстраивались в одну логическую цепь. Он вспомнил, как Смуров не выстрелил в него на острове, хотя ничто не мешало ему это сделать, как вывел его своей угрозой из смертной отрешенности, как Алеша сказал, что Вазген обязан своим спасением Насте.
- Постой… Это что же получается? - пробормотал он. - Да нет, не может быть. Ерунда какая-то… Выходит, ты… ты меня вытянул?
- Иди ты к черту, Ароян! Глаза бы мои тебя не видели, - сказал Смуров.
Вазген вглядывался в него и видел своего недруга в новом свете, как будто смотрел на него под другим углом. Все было совсем не просто, совсем не так, как он представлял, а ведь он считал, что разбирается в людях, он - командир, человек с солидным опытом общения с людьми. То, что казалось еще сегодня неопровержимым и бесспорным, разбилось с легкостью обо что-то очень глубокое и прочное, по сравнению с чем его поведение выглядело как запальчивое мальчишество. Вспыльчивость, неподобающая взрослому человеку задиристость сослужили ему плохую службу. Алеша, несомненно, оказался мудрее и терпимее.
- Послушай… - он отошел, потоптался в стороне и снова вернулся, - а зачем нам, собственно, враждовать? Ну не любишь ты меня, и бог с тобой. Будем хотя бы союзниками. Как тебе мое предложение? А? Давай соглашайся. - Он протянул Смурову руку.
Тот медлил, видимо испытывая некоторые сомнения, но все же протянул в ответ свою.
- Ну, вот и отлично! - улыбнулся Вазген.
- Это мне подходит, - сказал Смуров, избегая, однако, смотреть ему в глаза, - мне как раз нужна твоя помощь. У меня созрел план относительно Алеши. Настя рассказала мне о его неприятностях. Придется снова прибегнуть к шоковой терапии. Боюсь только, что он меня убьет.
- Хочешь и его заставить ревновать?
- Нет, в данном случае это не поможет. Вот что я задумал…
Вазген, выслушав его, покачал головой:
- Опасное предприятие, я бы на такое не решился, но ты прав - это, пожалуй, сработает. Можешь на меня положиться, сделаю все в лучшем виде.
Заговорщики снова пожали друг другу руки и расстались.
* * *
Алексей сошел на берег только через три дня. Обстоятельства складывались для Вазгена удачно: ему удалось перехватить Вересова на пирсе в Новой Ладоге, прежде чем самому уйти в плавание.
Алексей, приволакивая ногу, спускался по трапу в сопровождении Воробьева. Выглядел он плохо: щеки запали, в глазах - лихорадочный блеск.
- Вазген Николаевич, - пожаловался Воробьев, - повлияйте хоть вы на командира. На море качка, на здоровых-то ногах не всегда устоишь. По всему видно, что Алексей Иванович не долечился, терпит, зубами скрипит, не нравится мне его состояние. Надо бы его к врачу.
- Поедем, я отвезу тебя в госпиталь. Надо показаться врачам, - настойчиво взялся за друга Вазген.
- Не поеду, и ты знаешь почему, - угрюмо отозвался упрямец.
- Хорошо, едем в Ириновку, ты болен, старик. Возможно, рана нагноилась. Силой тебя везти, что ли?
Алексей присел на чугунный кнехт, вытянув больную ногу.
- А впрочем, ладно, поедем в тридцать четвертый, - сказал он, - до Ириновки далеко, а нога и впрямь сильно болит. Глупо от кого-то скрываться, к тому же мне давно безразлична та история.
- Это ты о Лежнёвой? Так ее там нет, - брякнул Вазген совершенно непроизвольно, так как уже решил, что задуманный план придется отложить - нездоровый вид Алексея заставил его серьезно забеспокоиться.
- Как - нет? Где же она? - спросил тот и впился в друга настороженным взглядом.
Вазген понял, что дал маху, и попробовал исправить свою оплошность:
- Леш, сейчас это не важно. Оставим все вопросы на потом. Первым делом надо позаботиться о твоем здоровье.
- Помоги-ка мне подняться, - сказал Алексей. Вазген исполнил его просьбу. - А сейчас говори, что случилось.
Все, теперь не отвертеться! Когда он так смотрит, лучше его не раздражать. Черт дернул за язык! То, что было предусмотрено с самого начала, в данной ситуации оказалось преждевременным. Куда его вести, разбитого, измученного болью? Форменное безумие, а деваться некуда. Эх, была не была!
- Это все Смуров, - сказал Вазген. - Я предупреждал, но ты не хотел меня слушать. Носился с ним, надеялся сделать из него человека. Стоило ему вернуться, и он взялся за свои козни. Говорю тебе - он безнадежен.
- При чем здесь Смуров?
- Он посадил Лежнёву под замок. Говорит, что у него есть на нее компрометирующие документы.
Алексей отпрянул назад, словно его ударили:
- Смуров?! Не может быть! Вазген, скажи, что это неправда!
- Я бы дорого заплатил, чтобы это оказалось неправдой. Мне очень жаль, брат, я не хотел тебя огорчать.
- Он же мне обещал!.. Не могу поверить! Проклятье! Как ты узнал о Лежнёвой?
- Нянечка в госпитале сказала. Они пришли, как всегда, втроем и грубо, не церемонясь, ее увели. Она, говорят, плакала и пыталась сопротивляться.
Алексей пошатнулся и ухватился за его руку.
- Когда это случилось? - спросил он охрипшим голосом.
- Да уж три дня прошло. Девушку жалко до слез. Я у них сидел, хоть и недолго, благодаря тебе. Условия там, прямо скажем, незавидные.
- Пошли. Немедленно! Я хочу посмотреть этому подонку в глаза. Он мне за все ответит!
- Хорошо, пойдем. Только ты, главное, не волнуйся. Обопрись на меня, так тебе будет легче.
В приемной Оперотдела все повторилось, как в прошлый раз: о них доложили, отобрали оружие, но пропустили к Смурову без проволочек.
Смуров стоял у зарешеченного окна и курил, глядя на вихрящиеся за стеклом снежинки.
- Вересов? Зачем ты здесь? - с удивлением спросил он. - Да ты хромаешь! Позвал бы, я бы сам к тебе пришел. Что ты на меня так смотришь? В чем я опять провинился?
- Да так, интересно. Ты, Смуров, любопытнейший экземпляр. Хотелось бы понять, до какой степени низости может дойти человек. - Алексей говорил пугающе тихим голосом, в то время как сам полыхал жаром ярости и нездоровья.
У обвиняемого напряглось лицо. Вазген пожалел его впервые в жизни: видно, нелегко давалась Смурову его роль.
- Не догадываешься, зачем я пришел? - продолжал Алексей. - Ты верен себе, Смуров. Все не можешь обойтись без вранья. Ты отлично понимаешь, что сфабриковал очередную гнусность, неспроста заставил нас сдать оружие.
- Я не заставлял. Так положено. Да что произошло, вы скажете, наконец?
- За что ты задержал Лежнёву?
- Ах это? А что? На нее поступил сигнал, надо разобраться. Она - дочь врага народа, профессора Лежнёва, так что изложенные сведения вполне правдоподобны.
- Покажи донос, я хочу его видеть!
- Да пожалуйста, хотя я и не имею права.
К изумлению Вазгена, он вынул из папки мелко исписанный лист бумаги и протянул Алексею.
- "Применяла заведомо неправильные методы лечения…" Анонимка! - с горечью усмехнулся Вересов. - Неужели ты ничего не понял из того, что я тебе говорил? Любая сволочь может написать анонимку и свести счеты с неугодным человеком. А кто ты в данном случае? Слепое орудие мести!
- А что тебе за дело до Лежнёвой?
- Не строй невинные глаза! - потеряв самообладание, закричал Алексей. - Ты наверняка прекрасно осведомлен о моих отношениях с ней. Как же я ошибся в тебе, Смуров, и поделом мне, теперь-то я хорошо знаю, что горбатого могила исправит!
- Постой, Вересов, ты несправедлив ко мне. Я ничего об этом не знал. Я докажу, что ты напрасно меня обвиняешь. Иди и забирай ее, но только сам. Бабенка с норовом, - развязно добавил он, - чуть глаза моим людям не выцарапала. Ради тебя я ее отпущу… если она захочет уйти. Боюсь, что она слегка повредилась в уме.
Алексей сделал движение, желая на него наброситься. Вазгену пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать друга.
- Будь проклят тот день, когда я связался с тобой, Смуров! - с силой сказал Алексей. - Таких, как ты, надо обходить за версту. Ты смердишь и сеешь вокруг заразу и разложение. Попробуй еще раз попасться мне на глаза! А пока отведи меня к ней.
Смуров на сей оскорбительный выпад никак не среагировал, просто промолчал и пошел вперед по коридору, Алексей и Вазген - за ним. Они подошли к железной двери. Смуров сделал знак, и ее отперли. За дверью оказалась комната наподобие тюремной камеры с обшарпанными стенами и крохотным оконцем, заставленным решеткой. В сизом освещении комнаты мужчины не сразу разглядели Ариадну. Она завернулась в одеяло грязно-зеленого цвета и сидела за койкой, прямо на полу, забившись в угол, обхватив руками колени и упершись в них лбом. Ее великолепные волосы разметались в стороны и свисали до земли. Головы на скрежет замков она не подняла, лишь еще больше втянула в плечи и вся сжалась.
Алексей, припадая на раненую ногу, приблизился к несчастной узнице и с трудом опустился на колени.
- Ариадна, - тихо позвал он и осторожно коснулся рукой ее волос.
Магический звук его голоса мгновенно вернул ее к жизни. Она вскинула голову и вперилась ему в лицо полными слез, невыразимо прекрасными, но действительно совершенно безумными глазами.
- Алеша! - выкрикнула она с рыданием и кинулась в его объятия, судорожно покрывая его лицо, шею и плечи жаркими поцелуями.
- Я с тобой, любовь моя, я здесь, - го ворил он, отвечая на ее отчаянные ласки с не меньшим пылом. - Все уже позади, ты свободна, мы сейчас уйдем отсюда. Не бойся, моя красавица, я никогда тебя не оставлю.
Вазген и Смуров вышли и прикрыли за собой дверь. Достали папиросы, закурили.
- До чего влюбленные могут истерзать друг друга. Оба еле дышат, - сказал Смуров.
- Слушай, а ты не перестарался с Ариадной? Не чересчур ли вы ее запугали?
- Никто ее и пальцем не тронул. Но пугнуть надо было, чтобы все выглядело натурально. Результат сам видишь.
- Это ты здорово придумал - состряпать донос.
- Донос настоящий, - возразил Смуров. - Он поступил сюда в мое отсутствие. Нам-то с тобой он пригодился, как по заказу, но Ариадну теперь нельзя считать в безопасности.
- Настоящий?! - поразился Вазген. - Какая же гнида его написала?