В мистико-эротическом триллере Андрея Матвеева "Летучий Голландец" наворочено столько безумия, что не пересказать.
Действие семи частей книги происходит в семи экзотических странах, по которым путешествует центральный персонаж - молодой человек с наружностью плейбоя и замашками авантюриста-экстремала. Ценнейшая часть его багажа - мини-холодильник, где хранится пробирка со спермой безвременно погибшего друга детства героя; цель увлекательного странствия - поиск той единственной женщины, которая достойна принять эту сперму в себя и зачать ребенка, чей биологический отец по прозвищу Палтус давно превратился в зловещий призрак…
Действительно: сперма Палтуса стучит в его сердце!
Содержание:
Часть первая - Аравийское море 1
Часть вторая - Остров Крит 10
Часть третья - Эйлат 17
Часть четвертая - Средиземноморье 26
Часть пятая - Галикарнас 34
Часть шестая - Сиамский залив 42
Часть седьмая - Архипелаг 51
Андрей Матвеев 59
Примечания 59
Андрей Матвеев
Летучий Голландец
Эдику и Екатерине с благодарностью за дружбу
Вода же усиливалась и весьма умножалась на земле; и ковчег плавал по поверхности вод.
Первая книга Моисея. Бытие, 7:18.
Часть первая
Аравийское море
Отель-призрак
Собака скалила зубы.
Хозяйка с трудом удерживала пса - презрительно оттопырившего брылья молодого добермана шоколадной масти.
- Ганс, - сказала хозяйка. - Его зовут Ганс!
И вдруг так же презрительно вздернула верхнюю губу, показав ряд белых, крупных, неприятно острых зубов.
"Шерочка с машерочкой!" - подумал Максим.
- А вас как зовут? - отрывисто, командирским тоном спросила хозяйка.
"Банан!" - чуть не ответил Максим, но вовремя осекся.
Детское прозвище сейчас было неуместно.
Сейчас, наутро после того, как Максиму исполнилось тридцать.
Болела голова и очень хотелось спать.
Но через час он должен быть в аэропорту, а через три - в воздухе.
- Ошейник, - промолвила хозяйка. - Помните, главное - ошейник!
Ошейник с утяжелителем явно не нравился доберману, тот крутил башкой, пытаясь его стряхнуть.
- Сейчас мы его в клетку, - продолжала хозяйка, - и можете ехать…
- Надеюсь, вы сами! - сказал Максим.
- Сама, сама… - успокоила его хозяйка и принялась запихивать пса в клетку, стоявшую у открытой задней дверцы старенького, но такого же благородно-шоколадного, как и доберман, пикапчика непонятной марки (может, "опель", а может, и не "опель").
Пес уже не рычал, а нагло лаял.
- Все. - Хозяйка захлопнула дверцу. - Садись, поехали! - И добавила: - Вы так и не сказали, как вас зовут!
- Банан! - с трудом ворочая языком в пересохшем рту, ответил Максим.
Серое, совсем не июньское утро; но через восемь часов погода им улыбнется.
И доберману, и человеку.
Впрочем, хозяйка собаки не видела в Максиме человека, он был всего лишь перевозчиком-сопровождающим и пса, и ошейника - ошейник, само собой, важнее.
И, как обычно, Максим не знал, что там, в туго застегнутых карманах для утяжеляющих свинцовых пластин, пусть и догадывался. Скорее всего, просто деньги, пачки долларов на шее добермана.
В прошлый раз они крепились к шее стаффорда.
А в позапрошлый - к шее ротвейлера.
Позапозапрошлого раза не было.
Похмелье не проходило, серое утро за окном обещало такой же серый день, первый день тридцать первого года Максимовой жизни.
- А почему - Банан? - внезапно спросила хозяйка собаки, останавливая машину у аэровокзальной парковки.
В ответ он пожал плечами, выбрался из салона и потянулся. Взял с сиденья сумку с вещами; хозяйка тем временем выгружала пса.
- У тебя красивые плечи, - сказала она, холодно глядя на Максима. - Позвони, когда вернешься!
- С детства, - ответил он, - прозвали, еще пацаном!
- Позвонишь?
Он так же холодно кивнул. Клетку загрузили на тележку, носильщик покатил ее к аэровокзалу.
Доберман тяжело дышал, далеко высунув язык, и с подозрением оглядывался по сторонам.
Они миновали коридор, ведущий к входу в международный зал. Надпись на табло извещала, что рейс на Шарджу, Объединенные Арабские Эмираты, отправляется в 11 часов 50 минут местного времени. Носильщик взял вчетверо сложенную купюру.
- Там оставите, ладно? Мне туда нельзя…
- Ладно, - ответил Максим, снял сумку с плеча, поставил ее на верх клетки и вкатил тележку в двери.
Первый секьюрити у первых контрольных ворот осклабился.
- Ее что, тоже на ленту?
Максим принялся стаскивать клетку.
- Ставь сумку, - сказал секьюрити. - Билет и документы!
Максим вытер похмельный пот со лба, протянул свои билет, паспорт, подтверждение визы, ветпаспорт и разрешение на вывоз собаки, бросил сумку на транспортер.
- Проходи, проходи, - разрешил секьюрити. - Кати свою зверюгу!
Зверюга бесновалась и пыталась укусить прутья.
- Намордник бы надел! - сказала невысокая рыжеволосая дамочка с очень бледным лицом.
- Он в клетке! - натужно прохрипел Максим, подхватил сумку и развернулся к таможенникам.
- Доберман, - определил таможенник-мужчина, обращаясь то ли к Максиму, то ли к своей коллеге, таможеннику-женщине.
Максим молча положил на барьер пачку документов.
- Ошейник, - сказала таможенник-женщина. - Какой-то он странный.
- Утяжеленный, - ответил Максим. - Показать?
Таможенник-мужчина небрежно кивнул головой.
Максим перевел дух и взялся за задвижку дверцы.
Доберман кинулся на дверцу, с оскаленных клыков слетали клочья пены.
- Ладно, ладно, - передумал таможенник. - Чего это он такой бешеный?
- Волнуется, - как можно спокойнее проговорил Максим. - Адреналин бушует, чувствует: что-то не так.
- Куда это вы его? - спросила таможенница.
- Араб один купил, - ответил Максим, - надо доставить…
- Удачи! - сказал мужчина.
Дальше было проще.
Стойка регистрации, добермана сгружают на ленту вместе с чемоданами. Пес уезжает куда-то в темноту, тоскливо лая, а Максим забирает обратно билет, паспорт и посадочный талон, легко подхватывает сумку и отправляется на пограничный контроль. Ганс, скорее всего, уже подъезжает к самолету, а Максим проходит контроль и наконец-то позволяет себе улыбнуться.
Он уже не здесь, хотя пока еще и не там.
Через пять с чем-то часов он будет в Шардже.
Сбагрит зверюгу - и можно отдохнуть.
Несколько свободных дней, а потом обратно.
Публика зашевелилась и потянулась к выходу на посадку.
Рыжеволосая, которая требовала надеть на Ганса намордник, - впереди. В длинном бежевом плаще, походка четкая и надменная.
"Сучка!" - отчего-то подумал Максим, достал из сумки бутылку минералки и сделал большой глоток. Лучше бы пива, но пива нельзя, нельзя ничего спиртного, пока он везет собаку.
На поле было ветрено, накрапывал дождь.
Серый день, увенчавший серое утро, обернулся темной чередой облаков, борт стоял неподалеку, так что пассажиров даже не стали усаживать в автобус, и они под накрапывающим дождиком семенили по унылому бетонному полю.
Рыжеволосая сучка все маячила перед Максимом, как непрошеная путеводная звезда, нагло покачивающая задницей.
Ганс, наверное, уже в багажном отсеке, лает на ближайшие чемоданы, а может, свернулся в клубок и замер от ужаса.
Максим протянул стюардессе посадочный, поднялся по трапу и вошел в самолет.
Рыжеволосая сидела во втором салоне, по левой стороне, у окна.
Как раз по соседству с тем местом, что было проставлено на билете Максима.
Деваться было некуда, и он плюхнулся рядом, предварительно закинув сумку наверх.
Дамочка презрительно посмотрела на него и отвернулась к окну.
Он попытался вытянуть ноги, это получилось с трудом. Потом вспомнил, что не снял куртку, привстал, дамочка с неодобрением наблюдала за его возней.
- Извините, - сказал Максим как можно любезнее.
Наконец он устроился, застегнул ремень и закрыл глаза.
И сразу же уснул.
А когда проснулся, услышал неестественно оживленный голос стюардессы, объявлявшей, что они пересекли границу Ирана и летят над Иранским нагорьем.
Он подумал, что снова проспал Каспийское море.
Стюардесса прошептала в микрофон что-то еще, Максим прислушался и понял, что самолет пролетает над горой Демавенд, высота которой 5604 метра.
- Снег! - почти восторженно проговорила рыжеволосая соседка.
Максим потянулся к окну и почувствовал ее плечо.
- Извините, - сказал он.
Ему не ответили, и он опять закрыл глаза, но сон больше не шел, хотелось курить, слава богу, что это чартер, а значит, можно просто дойти до туалета и подымить; будь это регулярный рейс, пришлось бы обойтись никотиновой жвачкой, которую Максим терпеть не мог - у него от нее начиналась изжога.
Когда он вернулся на место, самолет пролетал над Тегераном, были хорошо видны россыпи маленьких белых и желтых кубиков, которые вскоре исчезли, и вновь начались коричневатые складки гор, но они становились все ниже, а это значило, что коричневый цвет вот-вот сменится желтым с редкими светло-зелеными проплешинами, а потом исчезнут и проплешины, и далеко внизу останется лишь желтый цвет, примерно через час он перейдет в голубовато-зеленый, причем голубоватого будет больше: самолет начнет пересекать залив.
Но до этого момента - час, а то и полтора. И пассажиров должны покормить. И Максим успеет еще раз покурить, а затем и поспать. И проснется как раз над заливом, и опять покурит - перед подлетом к Шардже.
На обед принесли несколько ломтиков сырокопченой колбасы, кусочек копченого лосося с кубиком масла, горячую куриную грудку с рисом и зеленым горошком, преждевременно засохшую булочку и приторно-апельсиновую вафлю на десерт.
Рыжеволосая соседка ела с аппетитом, низко склонившись над подносом. Максим с удовольствием поглядывал на ее грудь, обтянутую тонкой белой блузкой. Соседка внезапно покраснела, Максим отвел глаза.
- Чай, кофе? - спросил стюард, толкающий по проходу многоэтажную тележку с чайником и кофейником.
- Кофе, - сказал Максим.
- Мне тоже, пожалуйста! - Рыжеволосая протянула стюарду чашку, коснулась локтя Максима грудью и почему-то улыбнулась.
- Вас как зовут? - неожиданно для себя самого осведомился Максим.
- Вера, - ответила она, отхлебнув кофе.
- В Эмиратах хороший кофе, - сообщил Максим. - Арабы в этом понимают!
- А вас как зовут? - спросила рыжеволосая.
Максим ответил, подождал, пока стюард провезет тележку обратно, и вновь направился в WC.
Когда он вернулся, Вера смотрела в окно на желтую землю далеко-далеко внизу.
- Пустыня, - сказал Максим.
- Вы по делам? - спросила соседка.
- И по делам, и отдохнуть… - ответил Максим.
- Собака у вас страшная, - сказала Вера.
- Это не моя, - улыбнулся он. - Я ее перевожу.
- А я - отдыхать, - сказала Вера. - Меня там ждут.
Максим покладисто кивнул головой. Ее там ждали, его тоже, но кто ждал ее - его не волновало.
А его должен ждать тот же тип, что и в прошлый раз, и в позапрошлый. Большой, грузный, с длинными, собранными в хвост волосами. Чем-то уже сам похожий на араба. Он будет внизу, в кафе; багаж Максиму придется получать самому, он доставит Ганса к выходу, передаст из рук в руки и освободится. Его довезут до отеля, расплатятся, и у него останется целая неделя до обратного чартера. Это если он полетит из Шарджи. А если из Фуджейры - три дня. И он еще поплавает в океане…
- Океан… - услышал он голос соседки. - Там есть какой-то городишко маленький, вот туда мне и надо…
- Карфакан? - спросил Максим.
- Да, да, - сказала Вера, - вроде бы так.
За окном уже виднелась голубовато-зеленая гладь залива.
Самолет натужно загудел, зажглось посадочное табло.
- Вы там были? - спросила Вера.
- Нет, - ответил Максим, - может быть, на этот раз…
Показалась желтая кромка берега, самолет начал резко снижаться, заложило уши, Вера испуганно вздрогнула.
- Боюсь, - сказала она.
Максим накрыл ее руку своей и почувствовал, как девушка напряжена.
- Нормально, - сказал он. - Уже садимся.
Послышался толчок, самолет вздрогнул и покатил мимо чахлых пальм по серой бетонке полосы к аэровокзалу.
Уже виден был трап, возле него маячил молчаливый араб в хаки, с небольшим автоматом в руках.
- Все, - сказал Максим. - Сели! - И убрал руку.
Вера благодарно улыбнулась, пассажиры начали суетиться, стюардесса призывала всех оставаться на местах до полной остановки, но ее никто не слушал.
Наконец самолет остановился.
Максим поднялся, взял сумку, засунул в нее куртку и стал ждать, когда позовут к выходу.
- Дамы и господа, - проговорила стюардесса, - можете выходить!
Он ступил на трап и почувствовал влажный и беспредельно горячий воздух. Тело сразу покрылось липким потом. В легких образовался ком, Максим откашлялся. Внезапно пробка в ушах лопнула, и послышались звуки аэропорта - невнятный голос из громкоговорителя, вещающий что-то на английском, и шум взлетающего самолета.
Араб с автоматом презрительно смотрел, как они спускаются вниз, а может, не презрительно, а просто отстраненно, как разглядывают экзотических рыб, плавающих в аквариуме.
- Жарко, - сказала Вера.
- Здесь надо много пить, - ответил Максим. - Как можно больше жидкости!
Внезапно заболела голова: последствия похмелья и перелета.
Визы им принесли быстро, так же быстро они миновали паспортный контроль, аэропорт был полупустой, один из арабских пограничников совершал намаз прямо здесь, в специально отведенном, покрытом ковром квадрате, прибывшие спустились в багажный зал, и Максим услышал знакомый лай - клетка с Гансом уже стояла на ленте, оставалось лишь погрузить ее на тележку и направиться к выходу.
- Отлично, - сказал большой и грузный, с волосами, забранными в хвост. - Ты просто молодец!
Подскочил молчаливый то ли индиец, то ли пакистанец, прислуживающий большому, забрал тележку с клеткой и повез ее к стоявшему неподалеку черному джипу.
- Я тебя отвезу в гостиницу, - сказал грузный, - а обратно ты из Карфакана, завтра утром тебя заберет Али…
Максим посмотрел по сторонам и увидел, что Вера уже садится в микроавтобус. Она заметила его и помахала рукой. Он махнул ей в ответ, сел рядом с большим и грузным, закурил, расслабился, "шевроле" тронулся, и они поехали в Дубай.
- Все прошло хорошо, Банан? - спросил грузный.
- О'кей! - ответил Максим.
- Извини, - сказал грузный, - отель у тебя так себе, но перекантоваться одну ночь можно.
- Жарко, - произнес Максим. - Хорошо…
- Отдохнешь сегодня, искупаешься в заливе, а завтра - на океан.
- Угу! - буркнул Максим и закрыл глаза.
"Шевроле" уже выехал из Шарджи, слева была пустыня, справа - тоже, только справа был еще и залив, шестнадцать километров до Дубая, вот уже въезд в город, примерно через час начнутся сумерки.
Они въехали в тоннель, ведущий из центра Дубая к Джумейре, миновали развязку, полевую руку остались двуглавая мечеть и ряд помпезных торговых центров, а по правую начались виллы, в одной из которых, как знал Максим, и жил грузный, но они ехали и ехали, пока наконец не свернули почти к самой воде. Машина затормозила у входа в невзрачное белое четырехэтажное здание с узкими проемами окон и тусклым фонарем у входа, обсаженного какими-то пропыленными, ненатуральными пальмами.
"The Pirates Bay Hotel" - гласила медная табличка.
Отель "Пиратская бухта".
Длиннолицый консьерж выплыл из дверей в наступающие сумерки, грузный что-то сказал ему по-арабски.
Консьерж взял сумку из машины, Максим направился вслед за ним.
- Эй, - окликнул его грузный, - ты забыл!
Максим ухмыльнулся, повернулся к грузному, взял конверт и сунул его в нагрудный карман рубашки.
- Удачи! - сказал грузный, сел в машину и уехал.
Максим поднялся за консьержем в номер, подождал, пока тот включит кондиционер, достал конверт, надорвал его и вытащил одно долларовую бумажку, лежавшую первой.
Грузный, как всегда, позаботился обо всем.
Консьерж улыбнулся и исчез. Максим закрыл дверь, разделся и отправился в душ. Долго стоял под струями, наконец ему это надоело, он намылился, еще раз окатил себя, выключил воду, вытерся и вышел из ванной. Жалюзи в комнате были подняты, за окном уже стояла ночь, хотя по местному времени не пробило и восьми вечера. Можно выпить кофе и перекусить. А потом - в залив!
Самое странное, что отель был пуст.
Абсолютно пуст.
Все четыре этажа - ни движения, ни голоса.
Лишь консьерж сидел за стойкой и что-то пил из высокого стакана; скорее всего, это что-то было просто водой со льдом.
Максим облокотился о перила и посмотрел вниз.
В центре холла - фонтан, слева - стойка регистрации. Справа - вход в бар, еще правее - дверь в ресторан.
И никого, кроме него и консьержа.
Настоящий отель-призрак, честное слово! Наваждение аравийской ночи, хотя грузный и предупреждал, что это местечко - так себе. Захотелось побыстрее сбросить с себя липкое ощущение чего-то чуждого и неприятного, странного, как весь сегодняшний день.
Первый день тридцать первого года жизни.
Максим быстро спустился вниз и обратился к консьержу.
- The beach, - спросил он. - Where is the beach?
Консьерж заулыбался, молча выбрался из-за стойки и пошел впереди Максима, странный ночной поводырь под стать странному отелю, и уши у него большие, как у летучей мыши, летучая мышь плавно показывала Максиму дорогу, запахло водой, пляж, как выяснилось, совсем рядом, в десяти метрах, только выходить нужно через заднюю дверь - отель стоял к пляжу задницей.
Мышь взмахнула крыльями и скрылась в освещенном дверном проеме, а Максим разделся и вступил в теплую воду залива.