– Вы всё правильно понимаете. Выздоровев и вернувшись обратно в свой город, я сделал вид, что ничего не произошло. Главным было – завод и его выживание. Тяжёлый период был тогда и у меня, и у предприятия. Люди видели, что творилось, и откровенно боялись. Законы стаи заработали. Завод начинает терроризировать милиция. Налоговая инспекция пытается выиграть в окружном арбитражном суде в Казани то дело, по которому я братве отдал все деньги, а теперь должен отдать еще и 16 миллионов. "Каша" варилась очень долго. Я понял, что налоговая все решения пробивала через Москву. Например, для того, чтобы в Казани добиться нужного решения суда, сначала надо позвонить в министерство. Из министерства позвонят в Казань и скажут: "Ребята, мы вас финансируем достаточно полно, помогите, какая-то пешка там, в регионе "возникает". Надо принять такое-то решение". Но в Казани оказалось несколько порядочных судей. Они разобрались в моём деле и стали нас, как производственников, поддерживать. Причём, взяток я не платил никому. А ведущий судья по моему делу просто реально вступился за завод, – мы все были прямо-таки поражены. Оказывается, ему наша братва угрожала прямо перед заседанием. А он в ответ только стал жёстче разговаривать с ними. Тут мы впервые почувствовали, что в России не всё так плохо. Кстати, и налоговую и бандитов на суде представлял один и тот же юрист. Этот факт о чём-то вам говорит?
– Значит, судья не испугался?
– Значит, не испугался. Или его не удалось "пробить" через "верх".
– Ну, может, есть ещё совесть у людей?
– Это такое дело тонкое! Я понимаю, что все мы грешные. Но наступает такой момент, когда ты начинаешь чувствовать, что своими неправедными поступками убиваешь своё будущее, своих детей. Порой срабатывает. Я сам многое переосмыслил, сидя в камере.
– И как же события развивались дальше, Василий Борисович?
– После покушения на меня прошёл дичайший накат милиции на завод. Особенно отличилось городское подразделение. Что она выделывала! Задерживала водителей и машины с отгруженным товаром. Избивала наших охранников, которые якобы незаконно находились на заводе в связи с отсутствием лицензии на охранную деятельность. Мы объясняем, что это – сторожа, состоящие в штате предприятия, и поэтому им не требуется лицензия. А милиции нужно было снять наших людей и поставить своих, чтобы беспрепятственно грабить завод. Конфликты шли и по другим объектам. Обстановка создавалась очень тяжёлая. Как на передовой фронта реальной войны. И не только вокруг меня. Прессовали весь региональный бизнес. Кто-то из предпринимателей сдался "столичным", стал "прикармливать" чиновников и потерял всё: здоровье, совесть, нормальное отношение к себе, потерял привычную среду своего существования и человеческого общения. В конце концов, потерял и весь свой бизнес. Ради чего? Почему до настоящего времени на любом административном совещании, особенно областном, да и городском тоже, предпринимателей собирают не по принципу: кто чего добился в работе и какими успехами может поделиться, а по принципу: не скажет ли он что-то не желательное о чиновнике? Но людей самостоятельных ещё осталось достаточно, и сейчас общество находится в некоем таком раздрае – кто победит: вор, взяточник или здравый смысл?
После событий, связанных с нападением на меня, завод все– таки выдержал, мы постепенно стали наращивать объёмы производства, налоги стали платить уже не по 16, а по 200 миллионов рублей в год. Подняли зарплату сотрудникам.
Прошло три года… Мне дали немного отдышаться, развить бизнес. И вот приходят три человека – бывшие сотрудники органов, не потерявшие связь с коллегами, – и предупреждают о том, что скоро у меня начнутся серьезные проблемы. Поскольку я почитал этих людей за порядочных и мною уважаемых, то их информации поверил и тому, что не из худших побуждений они приходили ко мне.
На следующее утро, перед самым "наездом" милиции мы собрали пресс-конференцию. Не побоюсь высокопарных слов, но в этот день наши заводчане проявили настоящий героизм. Они какое – то время держали под контролем все входы-выходы на завод и не впускали представителей власти. Одна женщина выдернула стул из-под ног подполковника, когда тот срывал камеру слежения на проходной. Конечно, позже все наши камеры милиционеры всё-таки поснимали и утащили к себе, чтобы не осталось зафиксированных фактов беспредела на заводе.
План захвата предприятия ими был неплохо подготовлен. Ко мне в кабинет вошёл капитан в форме, с ним – ещё десять человек "по-гражданке". Он стал вырывать провода связи, скидывать со стола документы, – тем самым, провоцируя меня на вполне прогнозируемые в такой ситуации для нормального, но не подготовленного, человека ответные действия, в расчете на то, что я не выдержу и, ну например, оттолкну его. Именно на такой случай у них предусматрительно работала камера, которую они принесли с собой. Если бы я оказал хоть малейшее сопротивление, – меня могли бы "на законных основаниях" осудить за нападение на представителя власти. Но в тот момент, когда служители порядка ворвалась в мой кабинет, рядом со мной находился их бывший сотрудник, который предупредил меня прямо при них: "Отойди от него. Видишь, они снимают все твои действия, чтобы доказать, что ты нападаешь на милиционера". Я вышел из кабинета. Здесь меня попытались задержать, но вся приёмная уже была забита рабочими, и они просто не пустили милицию вслед за мной. Я уехал с завода. И вовремя. Вскоре прибыли машины с ОМОН-ом и разогнали заводчан. Меня искали везде: то ли арестовать хотели, то ли ещё что-то. Я вынужден был скрываться.
В то время меня неоднократно предупреждали о том, что за мной охотятся и могут убить. И я прямо скажу, что многие милиционеры мне тогда реально помогали. Немало людей порядочных среди них оказалось. Я очень им благодарен. Бывало, кого-то из них направляют меня задержать, а он, наоборот, – предупреждал об этом, чтобы я имел время скрыться.
– А здесь? Тоже есть порядочные?
– Есть. В этой камере, по крайней мере, относительно человеческие условия: можно отдохнуть, нормально поспать, помыться. Правда, меня ограничивают в информации, но, в общем, спокойно. Раньше меня перемещали из одной общей камеры в другую, и в каждой обязательно оказывался какой-нибудь убийца, а при нём – весь набор колюще-режущих принадлежностей. А ночью всякое может произойти: я могу и с нар упасть, и сам повеситься. Если урод, убивший двадцать человек, убьёт двадцать первого, ну что ему за это будет? Я не сгущаю краски, но когда ко мне в камеру сегодня утром зашёл один мой давний знакомый – тоже предприниматель, сидящий почти по схожей схеме, что и я – и сказал, что меня этой ночью будут "мочить", сердце моё еле выдержало. А тут в обед поселили вас. Я очень рад, Алексей, такому соседству. Вижу, вы – человек порядочный. Теперь они подумают…
– У вас томик Библии, – ушёл от скользкой темы Алексей, взглянув на книгу, которую читал Горшенин.
– А без бога нельзя. Особенно в таком месте. Он дал испытания великие. Бывало, конвоиры "забывали" меня где-то в не очень хорошем месте. Я думал, может, зарезать хотят? Читал молитву, и становилось светло и радостно на душе. Тюрьма дала мне много полезного. Она открыла глаза на то, чего я никогда бы не смог увидеть в других условиях. Самое главное, я увидел, что супруга моя и дочь – нормальные русские женщины – могут до фанатизма доходить в своей любви, в своём понимании добра. И прямо скажу, я был потрясён их отношением ко мне, предпринимаемыми ими попытками вытащить меня из беды. У жены было наличными три миллиона рублей, и она все три миллиона отдала за меня.
– Помогло?
– Ну, их там обманули. Но факт движения души – это главное. Ко мне каждую неделю приходят передачи, и в этих передачах я вижу такую любовь, такое уважение, что здесь испытываю большее счастье, чем на воле. Парадокс. А поначалу, когда меня тайком привезли из Москвы, и никто об этом не знал, такая наваливалась тоска. Тогда я понял, что от тоски можно подохнуть.
– Сколько вы уже сидите?
– Полгода.
– Много.
– Для меня много – возраст. Но я скоро выйду.
– Каким образом?
– Заплачу и всё.
– Сдадитесь?
– Мне сейчас важнее жена и дочь. И завод нужно заново поднимать. Без меня его уже просто растащили.
– Вы сказали, что вас привезли сюда тайком. Расскажите, как?
– Мне удалось добиться приёма у генерального прокурора. С пакетом документов неопровержимых доказательств о творящимся беззаконии в городе я в назначенный день сошёл с трапа самолёта в московском аэропорту. На земле меня уже ждали трое в гражданском. Они предъявили удостоверения сотрудников МВД и на глазах остальных пассажиров усадили в подъехавшую "девятку", надев наручники как на преступника. Потом везли меня обратно домой, зажатого между двумя амбалами. Сдали в тюрьму по липовому обвинению в нападении на милиционера.
Когда меня привезли из Москвы, было половина второго ночи. В половине третьего я захожу в пятнадцатиметровую камеру распределителя, где уже находятся тридцать человек. Два человека на метр. Нары в три яруса. И если учесть, что первый ряд нар у окна занят постоянным контингентом блатных, то двадцать человек ютятся на остальных шести. В камере не продохнуть, аж жарко от дыхания тридцати мужиков. Я простоял до утра, потому что сесть было негде – затоптали бы. Но, мысленно молясь, я выдержал.
– Ужас. В моей камере посвободнее было.
– Терпимо. Человек всё может снести. Нужно, чтобы внутри был стержень.
– У вас он есть?
– У меня – есть.
– А что и кто вас поддерживает, кроме семьи?
– У меня есть своя среда общения, где все независимы. Это довольно серьёзные люди, и все мы ценим наши отношения хотя бы за то, что они не преследуют цели – кого-то сожрать. Многие из них являются очень крупными руководителями. А когда дружишь не по интересу денег, а по интересу духа, – это здорово! Эти люди за меня и заступились. К счастью, их ещё очень много – порядочных людей.
– Меня, если честно, удивило, когда вы сказали, что в милиции тоже много приличных сотрудников.
– Почему это вас удивляет?
– Система – она переделает или сломает любого. А милицейская система очень жёсткая.
– Не знаю, был бы я в милиции, наверное, точно также поступал с такими, как я. Поймите правильно, не вчера зародилась традиция "дополнительного" бизнеса чиновников. Ничтожный оклад и отсутствие социальных гарантий, – у тех же милиционеров после Чечни, – не всегда способствуют достойному поведению при встрече с каким-нибудь богачом, о котором они уже наслышаны. Да плевал я, думают они, на него и его семью, у меня есть свои дети, и они хотят есть! Значит, богатые должны со мной делиться, потому что я – представитель власти. Почему он может жить хорошо, а я – нет? Вы правы – это целая система… Но лучше уж такая, чем никакой.
– Значит, вы всё-таки сдались?
– Почему, сдался? Со временем мировоззрение человека меняется вместе с обстоятельствами.
– А если вас убьют в тюрьме? – Алексей неотрывно смотрел в глаза сидящему напротив Василию Борисовичу: догадается или нет?
– Ну и убьют, – очень спокойно ответил Гаршенин, не отводя взгляда. – Жизнь – она бесконечна. Если верить в это.
– А вы верите?
– Верю. В этом и состоит смысл жизни. Вы скажите мне, что эти ребята, которые владеют сейчас Черкизовскими рынками, более всех здоровы и более всех счастливы? Ведь секрет жизни удивителен: пока тебе требуется что-то светлое, – ты живешь. Когда тебе уже ничего этого не нужно, – мёртв. А, знаете, что меня по-настоящему возмущает?
– Что?
– А вы посмотрите, кто сидит в тюрьмах. Все предприниматели – сплошь русские.
– А как вы хотели? Кавказцы традиционно платят всегда и везде. За ними стоят многочисленные родственники и диаспоры. Знаете такой анекдот: идёт суд. Судья спрашивает: "Гражданин Гугешвили, вы признаёте себя виновным?". Подсудимый отвечает: "Сто тысяч – нэт!". "На нет и суда нет!", – говорит судья и закрывает заседание. Это называется "Система в действии", – усмехнулся Алексей. – И где же эта ваша порядочность у представителей милиции, прокуратуры, Василий Борисович?
– А их тоже можно понять: они – люди. Представьте такое: приезжает на место вновь назначенный начальник милиции, ФСБ или прокурор, так "братки" его жене или сыночку "тачку крутую" да квартиру в центре города – нате-с, пожалуйста! А, попробуй-ка, откажись да зацепи кого-то из "братвы", так получишь "телегу компромата" на себя вышестоящему начальству или, ещё хуже, гранату в окно, или автоматную очередь в машину! А у них – семьи. И они жить хотят.
– Ага. И хорошо жить…
Стояла ночь. Сосед по камере спал тихо. Даже дыхания не было слышно. Алексей лежал с открытыми глазами и понимал, что не сможет поднять руку на этого, по сути пожилого, уставшего от жизни и борьбы, человека. Он ясно представлял, чем его отказ обернётся завтра для него самого, но старался не думать об этом. Он вспоминал.
А воспоминания, как известно, сотканы из эпизодов, но они сплетаются в единое полотно жизни…
…Задача была поставлена конкретно и коротко: ночью скрытно выйти в указанный район, к утру занять высоту, господствующую над горной дорогой к перевалу. Оттуда ранним утром должна проследовать машина с одним из полевых командиров. Возможно, с ней пойдёт машина охранения. Полевой командир должен быть уничтожен.
Сложность выполнения этой задачи заключалась в том, что вместе с командиром следуют англичане – бизнесмен и фотокорреспондент. Они не должны пострадать. Плюс – боевики из охранения. Сколько их?
Звучит просто: уничтожить! А вот выполнить приказ…
В штабной палатке над картой склонились начальник разведки дивизии и командир полка. Формально Алексей не подчинялся этим двум полковникам – они лишь обеспечивали выполнение задачи, полученной из штаба округа.
– Это тропа, по которой ты дойдёшь до высоты, – ткнул в карту указательным пальцем с жёлтым прокуренным ногтём полковой командир.
Алексей знал маршрут наизусть.
– Особенно будь внимательным при движении возле посёлка, – посмотрел на Алексея начальник разведки. – Ни одна собака не должна почуять вашу группу.
Группа состояла всего из двух человек: Алексея и здоровенного сержанта-контрактника Фёдора Глушкова. И у того и у другого за спиной остались уже по десятку подобных операций.
Алексей нёс на плече снайперскую винтовку СВД с длинным прицелом в брезентовом чехле. А у Фёдора, кроме автомата "Калашникова", на ремне через плечо висел запасной боекомплект к винтовке и автомату. У каждого – пистолет "Стечкина", по нескольку гранат и сухой паёк на три дня.
Вышли из расположения мотострелкового полка, когда уже стемнело, и контролировали направление движения по чёткому контуру горных вершин, хорошо видимых на фоне тёмно-серого беззвёздного неба.
Возле посёлка, чтобы не почуяли собаки, шли, покалено в воде очень холодной горной речушки. Боевики и сочувствующие им находились в каждом чеченском селе, и система передачи информации была у них была хорошо отлажена.
Небольшая портативная рация имелась у сопровождающего Алексея сержанта. Но пользоваться ей по инструкции надлежало только в самых исключительных случаях. В условия выполнения задания входило и то, что группа Разанова действует автономно.
Под покровом ночи посёлок миновали спокойно. Алексей прислушался: в оставшимся за спиной селении не подавали голос даже собаки. Тишина. Но на войне тишина обманчива. И опытные солдаты знают это. Когда идёт бой, ясно – где враги, где свои. Стреляешь ты, стреляют в тебя. А в ненадёжной тишине на чужой территории, когда не знаешь, где враг… Двое солдат затерялись в ночной тьме среди неприветливых горных просторов… Неизвестность. А неизвестность – это всегда страшно. В такой тишине нервы выматываются хуже, чем в бою.
Тьма сгущалась. Казалось бы, темнее некуда – итак уже совсем не разглядеть тропы. Однако справа на склоне появляется ещё большее тёмное пятно. Алексей сжимает в руке гранату. Он готов в любой момент вырвать чеку… Подошли ближе – это кустарник растёт на горном склоне. Алексей всматривается в него – вдруг именно там их ждут засада или пост охранения боевиков? Нет, всё спокойно. Алексей кладёт гранату обратно в подсумок и делает глубокий выдох…
Когда рассвет коснулся вершин окружающих гор, Алексей с Фёдором уже оборудовали позицию для стрельбы, уложив на камни плащ-накидки. Причём, Алексей выбрал совсем не ту высотку, которую предлагали в штабе. Интуиция подсказывала, что нужно встречать боевиков раньше.
Гости долго ждать себя не заставили – машины появились почти по расписанию. Первым шёл крытый американский джип "Чироки" без номерных знаков. За ним – два "УАЗика" со снятым брезентом кабин. В "УАЗиках" кроме водителей сидели по три боевика с автоматами. В первом из них Алексей разглядел ручной гранатомёт.
– Я снимаю водителя джипа. – Алексей посмотрел на Фёдора. – Ты из подствольника попробуй достать гранатой первый "УАЗик" и клади всех разом. Потом займись вторым.
– Понял, – чуть качнул головой лежащий на камнях в трёх метрах сержант-богатырь.
Бой завязался с выстрела СВД. Хлёсткий, как щелчок кнута, он перетянул весь горный распадок и, отразившись эхом от ближних гор, замер над дорогой с идущими по ней машинами. Джип, свернув с колеи, уткнулся передним бампером в поднимающуюся пологую стену скалы и замер. В плотном утреннем воздухе рассыпались автоматные очереди. Вторя им, последовал глухой выстрел подствольного гранатомёта Фёдора и следом – негромкий взрыв на дороге. Следущий за джипом зелёный "УАЗик", напоровшись на выросший перед ним фонтан взрыва гранаты, резко остановился и получил в капот и жестяной бок несколько точных коротких автоматных очередей. Второй "УАЗ" стал сдавать назад. Из него выпрыгивали боевики, ведя на ходу огонь из автоматов. Не обращая внимания на свистящие пули, Алексей смотрел в оптический прицел. Он видел сквозь лобовое стекло джипа силуэт суетящегося справа от водителя человека и, совместив сетку прицела с грудью двигающейся мишени, нажал на спуск. Второй хлёсткий выстрел перетянул распадок, выделяясь из нарастающего хора автоматных выстрелов. Получивший пулю человек вывалился из кабины через раскрывшуюся дверцу. Это был мужчина в камуфляже. Он не шевелился. Алексей переместил сетку прицела на заднюю дверцу джипа. Она распахнулась и оттуда выскочила женщина. Алексей оторвался от оптики и стал наблюдать. Женщина упала на колени и на четвереньках поползла под задние колёса машины…
Боевики снизу поливали вершину скалы уже из всех стволов.
– Не стрелять! – скомандовал Алексей, повернувшись в сторону товарища. В ту же секунду в камень перед его головой ударила очередная пуля, обдав лицо острой крошкой. Почувствовав на щеке кровь, Алексей поблагодарил судьбу, что остались не задетыми глаза.
Фёдор, не отрываясь от автомата, прекратил огонь.
– Отходим. Сейчас достанут из гранатомёта. – Алексей с винтовкой в руках скатился по тыльному склону вершины до каменного выступа, за которым можно было укрыться. Фёдор через секунду последовал за ним.
Алексей, ладонью смахнув со щеки не успевшую запечься кровь, бегло осмотрел товарища – порядок! И распорядился:
– Ты следи за склоном с этой стороны, а я через пару минут поднимусь, проконтролирую, того ли мы с тобой убрали? И готовься сматываться отсюда, Федя – съел медведя, быстро…