- Нет, - медленно признался он. - Эта шахта мощный соблазн. Я провел более года, спускаясь в эту дыру. Отдав часть моих легких. Он замолчал. - Я полагаю, что, возможно, я дольше проживу со значком. И хотя он не приносит слишком жирного доллара, этого достаточно. Для дома, - добавил он осторожно, и Анника покраснела, уловив его намек.
Небо было почти черным, когда они добрались до школы. Она была меньше, чем в миле за пределами города, но, казалось, уютный свет казался за границами мира. Затем Анника услышала треск выстрела с той стороны, и она была рада быть от этого подальше.
Джеймс зажег фонарь и посмотрел на нее с сомнением, пока она рассматривала единственный класс в школе. Бревенчатые стены пахли свежестью, и хотя внутри не было никакого оборудования, Анника была довольна. Она смогла хорошо представить себе преподавание в этом классе. В нескольких десятках ярдов располагалась узкая пристройка, с красноречиво вырезанным месяцем на двери. Небольшое соседнее помещение должно было быть ее квартирой. Она была пустой, только с канатным остовом кровати, без матраца. Большой, жутко выщербленный умывальник и одиночный фонарь, были единственной обстановкой в комнате. Джеймс извинился за недоделки и пообещал, что это ненадолго.
Он поставил чемодан в комнату и тихо рассматривал Аннику, пока она расхаживала по комнате, стремясь придать немного домашнего уюта.
- Анника, вы уверены, что вы бы не хотели разместиться у Свиллингсов? По крайней мере, до тех пор, пока это место более-менее удовлетворительно обставят.
- Нет, - в тот же момент ответила она, чувствуя глубокое и необъяснимое удовольствие от новой обстановки. - Нет, спасибо, Джеймс. Я предпочитаю остаться здесь. Таким образом, я смогу сразу увидеть школьников. Надеюсь, дети могут прийти завтра?
Он кивнул. - Когда разнесся слух, что вы приехали, то да. Родители Раздор-Сити заждались, и не захотят тратить время на знакомство.
Аннику это удовлетворило. - Хорошо. Тогда я с удовольствием останусь здесь.
Джеймс знал, где были удобства. Он наполнил ведро и умывальник, а потом неловко спросил Аннику, не хотела ли бы она, чтобы он ненадолго остался.
Если бы она была честна, то она призналась бы себе, что хотела, чтобы он остался. Но даже с отсутствием приличий в Раздор-Сити, это было бы не уместно. Она хотела обмыться, по возможности лучше, и освободиться от пытки своего заточения в китовый ус. ( прим. при изготовлении корсета использовался настоящий китовый ус. Использование китового уса в конце XIX века стало редкостью из-за дороговизны и значительного уменьшения китового промысла). Она не могла хорошенько это сделать, пока городской маршал торчал в нескольких метрах поблизости.
Прежде, чем он уехал, Джеймс принес что-то из брички.
- Вы знаете, как им пользоваться? - спросил он.
Это было винтовка-винчестер похожий на тот, который был у Эбсона, но с желтым металлом. Джеймс назвал его "Бронзовый мальчик".
- Я умею стрелять, - заверила его Анника, с признательностью.
Перед отъездом Джеймс Долан повернулся к ней с истинной откровенностью: - Раздор-Сити повезло, что появились Вы, мисс Анника Ларсон. Каждый будет рад Вашему присутствию, - его голос упал на октаву, и он встретился с ней взглядом. Он не увиливал и не выкручивался, как поступил бы другой. Он смотрел на ее твердо и прямо. - Я рад, что Вы приехали.
Она почувствовала, как горячий румянец залил щеки: - Спасибо, Джеймс.
После горячего обещания вернуться утром и помочь с подготовкой школы, Джеймс пожелал ей спокойной ночи. Анника закрыла дверь, сразу же ощутив нехватку его присутствия.
Тем не менее, она была рада возможности очутиться в собственном уюте после стольких часов пыли, страха и однообразия. После нескольких минут поисков, она нашла драгоценные квадратики лавандового мыла, которые были тщательно упакованы в чемодан перед отъездом из Висконсина. Их надо было использовать экономно, но Анника решила, что после такого трудного дня позволит себе немного удовольствия.
Было уже совсем темно, и освещение только от одного фонарика. Она закрыла одинокое квадратное окно в учительской, неровно завесив подъюбником, и начала раздеваться. Ее ребра вздохнули с облегчением, когда она распустила корсет. Это было постоянным источником досады Мари Ларсон, что ее дочь никогда не позволяла затягивать его так сильно, как необходимо. Для Анники это попахивало варварством, из-за этой моды было трудно дышать.
Она массировала свою кожу, возвращая ей чувствительность, и бережно отложила в сторону свою одежду. Пользуясь мочалкой, она полностью намылилась, упиваясь ощущением воды, сбегающей по её груди и перетекающей на живот. Она вынула шпильки из ее густых светлых волос и позволила им упасть теплыми волнами на ее обнаженную кожу. После того, как она скользнула обратно в сорочку и надела халат, Анника доела остатки кукурузного хлеба миссис Тарберри, любезно упакованного для путешествия.
Завтра она напишет своим родителям в Висконсин, чтобы сообщить им о прибытии на место. Сегодня она проведет хорошую ночь во сне. Кровать без матраса была далека от идеала, но она решила, что может положить на веревочный каркас достаточное количество одежды, чтобы сделать ее немного комфортнее. Внезапно силы ушли, глаза закрывались. Завтра много чего надо будет сделать, и будет проще расслабиться после такого долгого испытания. Анника зевнула и хорошенько потянулась. Потом вскочила на ноги от резкого стука в дверь.
Учительская была настолько маленькой, что сама дверь была едва ли в трех шагах от того места, где она стояла. Ее сердце угрожало выпрыгнуть из груди, когда она взяла "бронзового мальчика".
- Если Вы направили ту винтовку на меня, мисс Ларсон, я призываю Вас передумать.
Анника узнала этот голос. Она также понимала, что не достаточно быстра по сравнению с ним. Анника опустила винтовку, и Мерсер Долан зашел, не дожидаясь приглашения.
- Вечер добрый, - сказал он, приподнимая свою шляпу, как если бы был приглашен на воскресное собрание. - Я думаю, нам с Вами нужно поговорить, - он скрестил руки на груди и проницательно посмотрел на нее. Он, возможно, снял маску, но все еще всецело был преступником.
- Нет, - сказала ему Анника, затянув халат поплотнее на груди, пока он, забавляясь, смотрел на неё. - Я не думаю, что между нами есть что-то, что подлежит обсуждению. Я не говорила вашему брату о ваших подвигах на дороге, и не собираюсь.
- Подвиги, - Мерсер громко рассмеялся. - Мисс, Вы можете попробовать не звучать, как учительница или это просто чертовски неизбежно?
- Мистер Долан, - холодно сказала она, вставая и пытаясь звучать авторитетно. - Если Вы пришли сюда, чтобы оскорбить меня или угрожать мне, ты Вам это удалось. Я прошу Вас сию же минуту покинуть помещение.
- Угрожать Вам? - уставился на неё Мерсер и улыбнулся. Хотя на его челюсти появилась небрежная небритость, он был до абсурда красив. И он это знал, закрывая за собой дверь и приблизившись в крошечной комнате. - Итак, зачем мне это делать такому красивому сладенькому кусочку?
Анника сглотнула. Ей было не куда идти. Она была в его власти. - Что Вы хотите?
Он снова улыбнулся, на этот раз, сбросив надоедливую развязность.
- Я хочу извиниться, мисс Ларсон. Я знаю, Вы были напуганы сегодня. Это было не намеренно.
Анника не поддалась на угрозы, встречая его взгляд.
- У ваших друзей отсутствует чувство стыда, мистер Долан.
Во взгляде Мерсера Долана не было никакой робости, что возбуждало её. Она чувствовала себя раздетой, неприличной, но сопротивлялась, пытаясь затянуть халат плотнее. Глаза Мерсера были полны огня желания. Она знала, что любые попытки прикрыться, только сильнее раздразнят.
Его голос стал глубже, пока он удерживал её взгляд.
- Леди в этих краях очень впечатляющее зрелище, мисс Ларсон. Выставляя на посмешище некоторых мужчин.
- Посмешище, - кинула Анника. - Уж лучше так, когда леди выявляют наличие манер, а?
Он задумался.
- Зависит от леди, мисс Ларсон.
- Сегодня Вы держали меня на мушке, и ворвались в мою квартиру после наступления темноты. Вы точно также можете звать меня Анника. А я, в свою очередь, буду звать Вас Мерсер.
Он ничего не сказал, но выражение его лица изменилось. Он остановился, открыто оценивая ее достоинства, и уставился на нее с чем-то напоминающим удивление.
- Почему Вы это делаете? - спросила она тихо.
Мерсер не ответил, и потому Анника почувствовала себя достаточно храброй, чтобы продолжить. - Почему бы не найти свой путь, честный, как и другие мужчины? Как ваш брат, например.
Его карие глаза вдруг вспыхнули. Он не оценил упоминания Джеймса.
- Я не мой брат, - сказал он, наконец, голосом, полным мягкого сожаления.
- Я знаю, - сказала она ему.
То, что произошло дальше, было необъяснимо. Мерсер все еще смотрел прямо на Аннику с пылкой страстью, но не двигался. Она распахнула халат, чувствуя, что тот скользнул по ее плечам, и стояла перед ним только в тонкой сорочке. Она никогда не была так раздета ни перед одним мужчиной. Когда она положила ладонь на его грубую щеку, он закрыл глаза. Жар его кожи был обжигающим. Мерсер притянул ее сильными руками к себе с жестким голодом, которого она никогда не знала за всю ее жизнь со всеми целомудренными прикосновениями. Анника ощутила широкую грудь и ощущение его рук на спине. А атака его рта, когда он кусал ее губы, вызвала тихий стон, и желание ее тела прижаться к нему сильнее. Он пропустил руку сквозь её волосы, притягивая ее ближе, когда его язык вторгся в её рот. Грудь Анники натянула тонкую фабричную ткань, которая была грубо отодвинута. Её прошибло током, она поняла, что голая по пояс. Выраженная длина прижалась между ее ног, она прижалась в ответ. Она хотела почувствовать больше. Когда его рот ласкал ее грудь, она сдалась.
О, Боже, как она могла сопротивляться? Как это делали другие? Тогда она все поняла. Страсть, вела людей в бездну похоти, независимо от последствий.
- Нет, - прошептала простое слово Анника, полностью не осознавая этого.
Но Мерсер, отодвинувшись, остановился. Этого времени было достаточно, чтобы некоторые из утраченных чувств вернулись к ней, и она оттолкнула его, яростно прикрывая обнаженное тело и дрожа от нового вида страха. Она была ужасно неосмотрительна, бросаясь на жестокого мужчину и отдаваясь ему в безумной страсти. Как она могла ожидать от такого преступника, как Мерсер Долан, уважения к её отказу?
Мерсер отвернулся, пока Анника, дрожа, поднимала свою одежду, одеваясь. Он, казалось, боролся с самим собой.
- Мерсер, - она начала говорить.
- Молчи, - прошептал он грубо, качая головой, будто что-то причиняло ему боль. Его шляпа упала на грязный пол, и он осторожно надел её обратно на голову, все еще не глядя на нее. Со смесью облегчения и сожаления Анника поняла, что он собирался уходить. - Держи этого паренька рядом, - сказал он, указывая в сторону "бронзового мальчика".
- Буду, - прошептала она, когда он медленно открыл дверь. - И, Мерсер? Я никому не скажу. О полудне.
Его улыбка была настолько сокрушающей, что она чуть ли не кинулась в его объятия, и к чертям последствия.
- Ладно, - протянул он. - Ты великодушна, дорогуша, - и потом он исчез.
Сон не шел, как до этого. Короткое мгновение, которое она провела в объятиях Мерсера Долана, продолжало проигрываться в мыслях. Она покраснела, вспоминая его жесткий стояк, другой половиной желая не останавливать его. А потом, отругала себя за такую глупость.
Мерсер Долан был частью этой банды преступников, дэйнсов, чье имя было у всех на устах в этом крае. Он был свободен и опасен. Он убивал людей на улицах города, и имел связь со шлюхами. Он был человеком, от которого была без ума любая. Анника была уверена в этом. И хотя ей стыдно признаваться - она хотела его, каждым своим дюймом.
Глава 5.
Раздор-Сити, штат Аризона
Наши дни.
Мэддокс почувствовал небольшую тяжесть в животе, пока мелькали мили. Он пытался игнорировать это, наклоняясь вперед и увеличивая скорость, ограниченную правилами. Он бросал вызов всему этому: жизни, смерти, последствиям нарушения законов. В какой-то момент он заметил движение справа и увидел небольшое стадо диких коричневых лошадей, скачущих так, будто они пытались поспеть за превосходящей мощью его мотоцикла. Или, возможно, они просто считали его родственной душой и хотели его компании.
В мгновение ока, его глаза поймали на ландшафте буквы зелено-белого знака. Даже без этого он точно знал, где он. До Раздор-Сити оставалось почти двадцать километров. Он мог различить тени Возвышенности Скорпиона, они охраняли то, что осталось от старого золотого рудника. Земля на склоне над рекой Хассаямпы была усеяна опасными шахтами еще со времен расцвета Скорпиона. Независимо от того, как часто Священник запрещал ему, еще ребенку, он любил забираться туда.
Вскоре он увидит Священника. Интересно, ждал ли его отец, или старик вообразил, что даже в этот отчаянный час Мэддокс не сможет встретиться с ними лицом к лицу. Дженсеном. Габриэллой. Увидеть их будет неизбежно. Он сможет это вынести. Дайте Мэддоксу Маклеоду бутылку виски и желающую женщину на коленях, и он сможет, черт возьми, вынести что угодно.
Оставшиеся мили пролетели слишком быстро. Он надеялся, что доберется до дома Священника, не столкнувшись ни с кем, кого знал. Он просто не вынесет это дерьмо. За исключением старика, он оборвал все связи, как только уехал. Все эти знакомые лица были вытеснены болью. Когда он впервые покинул дом - единственное, что он когда-либо знал, это было тяжело.
Он провел свое время, бесцельно блуждая по юго-западу, подрабатывая, пока не проигрался опасному человеку. У него не было денег, чтобы заплатить то, что был должен, но Орион Джексон мог быть прагматичным, когда хотел. Он позволил Мэддоксу оставаться в Куартзсайте отрабатывать долг. К тому времени, как Мэд расплатился, он понял, что нашел новый дом, который искал. Орион был рад принять его в Отступники раз и навсегда. Мэддокс не был хитрым, как Каспер или шибко умным, как Грейсон, но он прошел свой собственный путь и заслужил свое место в клубе. Он не говорил об этом вслух, но он любил тех людей. Всех.
Мэддокс проехал через центр города и вздохнул с облегчением, когда не увидел знакомых лиц. Он, конечно, не ждал восторженных встречающих на Раздор-вэй, но он с облегчением не увидел никого, кроме парочки наркош.
Пока Мэддокс стоял на красном сигнале светофора, сердце пропустило удар, когда он заметил полицейский автомобиль, припаркованный на углу. Но офицер в нем держал бублик в зубах и, казалось, что-то писал. Он не обращал никакого внимания на Мэддокса. Он не Дженсен. Мэддокс смутно вспомнил упоминание Священника о том, что Дженсен был разжалован до работы за офисным столом из-за огнестрельного ранения, что привело к замене коленного сустава.
Когда он двигался к окраине города, где был отчий дом, Мэддокс проехал "У Джерри", местный магазин лекарств и продовольствия. Это было ничем не примечательное место и не должно было бы вызывать мандраж у него в груди. Кроме того, что это было место, где он встретил ее в первый раз.
Он собирался взять еще пива, чтобы пропустить по бутылочке с его друзьями. В самом деле, он почти сбил ее у полки с Будваейзером в его руках, пока его друзья кричали ему, чтобы он, на хрен, поторапливался. К этому времени его брат Дженсен, отошел от мальчишеских шалостей и собирался податься в полицию. Он сразу заметил, что она была хороша собой: темноволосая и стройная, очевидно, латиноамериканка. Мэддоксу нравились девушки, и он определенно нравился им. Но эта, единожды взглянув на него, фыркнула с неодобрением, что вывело его из себя. Она закатила глаза и позволили ему пройти, как будто он был ничем иным, как дорожным знаком, чтобы притормозить, а затем забыть. И все же спустя несколько часов он поцеловал ее в первый раз.
- Прекрати, прекрати, бл*ть, прекрати это, - проворчал он вслух, пока сворачивал на улочку своего отца. Воспоминаниям не захватить его. Ничего уже нет.
Дом был таким, как он его запомнил. Казалось, только стал меньше. Красный кирпич поблек до цвета песка пустыни Сонора. "Nissan Versa" был припаркован на проезжей части. Не было видно мелькания штор или любого иного сигнала, что его приезд был услышан, хотя мотоцикл звучал так громко, словно гром. Внутри этого дома был его отец. Его умирающий отец.
Мэддокс тоскливо вздохнул и слез с мотоцикла. Он знал, что Священник был болен. Он не должен был так долго ждать, черт возьми.
Было странно стучаться в дверь дома своего детства. Еще более странно было увидеть лицо своего брата спустя долгих десять лет.
- Мэддокс, - сказал Дженсен, открывая дверь.
- Хэй, - неловко сказал Mэд, переступая через порог. Он думал, что будет трудно сдержаться, если он когда-нибудь снова столкнется с Дженсеном. Но на удивление он не чувствовал ничего, кроме неясного чувства усталости.
Дженсен на мгновение отшатнулся, а потом протянул руку, которую Мэд с неохотой пожал.
Его брат улыбнулся. - Ты хорошо выглядишь, чувак.
Мэддоксу удалось улыбнуться в ответ. - Выглядишь хреново, Джен.
Улыбка Дженсена стала печальной, и он провел рукой по редеющим темным волосам. Ему было немного за тридцать, еще молод, но годы не красили его. В молодости он был атлетом, но сейчас слегка набрал избыточный вес и неторопливо прошел в сторону гостиной, выражено хромая. Мэддокс почувствовал запах перегара в такую рань. Дженсен закладывал. Закладывал жестко.
Двое мужчин долго смотрели друг на друга, неловкий момент. Они были братьями. Они были одной крови и с их собственной уникальной историей. И все же, Мэддокс пришел к выводу, что они фактически были чужими. Он не знал этого человека. Впервые он почувствовал укол сожаления.
Дженсен неловко сместился и взглянул на коридор. - Он ждал тебя.
- Ты сказал ему, что я приеду?
- Да, - нахмурился Дженсен. - Даже если был не уверен в этом.
- Да пошел ты, я же сказал, что приеду. Он и мой отец тоже.
Дженсен покачал головой и уставился на трещины в кафельном полу.
- Черт, Мэд. Я не хочу препираться. Какое бы это ни было противостояние, его больше не существует.