Французская люстра из хрусталя, сверкающая огнями двадцати четырех свечей, торжественно покачивалась над обеденным столом эпохи Регентства; на белоснежной льняной скатерти искрился хрусталь и тускло светилось старинное серебро. В центре овального стола стояло мраморное блюдо со слабо мерцающей водой, на поверхности которой плавали розовые и белые цветки китайской розы. Одну сторону комнаты занимали высокие стеклянные двери, веерообразное окно над ними соприкасалось с потолком. Сегодня из-за урагана двери были плотно закрыты, но Ройоль легко мог представить, как хорошо здесь тихим вечером, когда все настежь раскрыто, с моря дует слабый ветерок, и шум прибоя сливается с оживленной беседой и смехом. Ройолю хотелось бы иметь такую комнату.
– Здесь просто великолепно, – проговорил он с искренним восхищением.
– Не думаю, что вам приходилось видеть раньше что-нибудь подобное. – Лорд Фрейзер-Уэст напустил на себя важный вид.
У Ройоля от возмущения по спине пробежал холодок. Как смеет этот напыщенный аристократ разговаривать с ним в таком тоне! Глядя прямо в глаза хозяину, он ответил как можно любезнее:
– Дом очень красив, вам можно только позавидовать. – Ройоль помолчал, дав Николасу возможность самодовольно усмехнуться. – Но должен признаться, лорд Фрейзер-Уэст, я много путешествовал и повидал множество прекрасных домов. У меня есть знакомые в разных странах и, – тут его голос понизился, – я видел такие красоты, которые трудно вообразить. Описать эти чудеса не хватит слов!
Николас хмыкнул, но промолчал. Речь нового знакомого смутила его, но он по-прежнему был раздражен неожиданным вторжением в его размеренную жизнь. Более того – он чувствовал, что этот мужчина несет в себе угрозу его существованию. Все это делало лорда особенно раздражительным.
Он повернулся к Сирене, которая, к его негодованию, во все глаза, не скрывая восхищения, взирала на Ройоля. Пробурчав что-то себе под нос, лорд взял со стола колокольчик и громко позвонил.
Вошел Джозеф.
– Налейте мне белого вина, – сердито приказал Николас.
Сирена указала на стул рядом, похлопав по нему.
– Сделайте одолжение, садитесь, мистер Фергюссон.
Ройоль не пошевелился.
– Я не напрашивался на ужин, лорд Фрейзер-Уэст, и если вы предпочитаете, чтобы я ушел, так прямо и скажите.
Николас выдавил из себя вежливую улыбку и заговорил так, словно ему наскучила вся эта история.
– Я верю, что все люди в то или иное время, – он сделал паузу, рассеянно глядя поверх плеча Ройоля, – становятся жертвами рока. Ураган свел нас вместе, и потому я приглашаю вас к нашему столу, мистер Фергюссон.
К радости Сирены и досаде Николаса Фергюссон оказался очень приятным собеседником – живым и остроумным.
По мере того как подливали "Шато-Марго", низкий голос гостя звучал все раскованнее. Когда Ройоль разъяснял им интересующую его теорию, в голосе появились напряжение и страсть, однако они тут же сменились легкомысленными интонациями, стоило ему перейти к остроумному анекдоту.
Как и Николасу, ему было тридцать лет, и он жил полной и интересной жизнью.
– Вы родились здесь, на Ямайке? – спросила гостя Сирена, любуясь его изумрудно-зелеными глазами.
Ройоль совершенно покорил ее. Сирена не спускала с него глаз, понимая, что непростительно мало внимания уделяет Николасу. Но прежде она не встречала людей, похожих на нового знакомого, и с каждой минутой ее все больше влекло к нему. Ройоль Фергюссон словно околдовал ее, и она поддалась силе его чар.
– Нет, я родился в Сент-Винсенте, на Гренадинах. Мой отец – негр, прямой потомок древнего королевского рода зулусов. Отсюда – мое имя. Мать же – наполовину француженка, наполовину – гайанка и в свои… – Он задумался, подсчитывая в уме. – …пятьдесят три года по-прежнему удивительно хороша. У меня есть брат и две сестры. В Порт-Антонио мы перебрались, когда мне было три года, а еще через шесть лет переехали в Бостон, где отец работал врачом до своей смерти, случившейся два года назад.
Выразив соболезнование в связи с этим печальным событием, Сирена продолжала жадно впитывать информацию об их госте. Ройолю в свое время присудили стипендию в Гарварде, где он в течение двух лет изучал юриспруденцию, пока не принял решение осуществить свою давнюю мечту и вернуться на Карибские острова.
– А вы впервые в Порт-Антонио? – спросил Ройоль у Сирены.
– Нет, уже в пятый раз. Впервые я приехала сюда в медовый месяц. – Она вздохнула. – Отсюда не хочется уезжать. Мне кажется, в душе я уже жительница Вест-Индии, – весело засмеялась она.
– Я вас понимаю, – согласился Ройоль с волнением в голосе. – Эти острова оставляют неизгладимое впечатление, они входят в плоть и кровь. На земле нет другого такого места.
– Хотя это только личное мнение, но слова ваши звучат на редкость убедительно, – впервые за ужин обратился Николас к гостю. Этот неискренний комплимент должен был хоть как-то замаскировать презрение Николаса к этому обаятельному и вдохновенному человеку, с которым случай свел его за одним столом и который казался угрозой всему, чем он дорожил.
В течение вечера Ройоль не только умело направлял беседу, подвергая сомнению многие убеждения Николаса, но, что хуже, – совершенно покорил жену лорда, которую тот обожал.
За два года брака Николас не помнил, чтобы когда-нибудь, даже в самые интимные моменты, Сирена смотрела на него так, как смотрела сегодня на возбужденное и красивое лицо Ройоля Фергюссона.
После ужина Джозеф подал крепкий колумбийский кофе в маленьких китайских чашечках. Ройоль мужественно пытался взяться за ручку, но для его могучих пальцев это была непосильная задача, и в конце концов он сдался и взял чашку в ладони.
Ровно в половине одиннадцатого они внезапно обратили внимание, что больше не слышат шума дождя.
– Как тихо, – прошептала Сирена.
Все смолкло. Даже ветер утих. От легкого дуновения бриза слабо перешептывались листья.
Николас встал и, сделав несколько шагов по каменному полу, стал растворять одно из окон. Отперев ставни, он высунул голову наружу и посмотрел на небо. Небольшой дождь еще шел, но баобабы, растущие перед столовой, уже не раскачивались под порывами ветра. Воздух нес запах морской свежести и влажной земли – типичное сочетание для Карибских островов.
– Полагаю, худшее позади, – заявил Николас, демонстративно подавив зевок. – Я страшно устал, а вы? – этот вопрос он намеренно адресовал Ройолю.
Сирена послала мужу гневный взгляд, а Ройоль понял намек и поднялся из-за стола со словами:
– Думаю, мне пора.
Через пять минут он уже стоял на пороге, держа в руках свои скомканные промокшие вещи.
– Благодарю вас за чудесный вечер. Мне было очень приятно познакомиться с вами, и я надеюсь, что вы не откажетесь побывать в свою очередь у меня. – В полумраке Ройоль переводил взгляд с жены на мужа. Радостно-возбужденное лицо Сирены говорило о том, что она будет счастлива увидеться с ним вновь, лицо же ее супруга оставалось непроницаемым и угрюмым.
У Николаса чуть не сорвалось с языка, что и одного раза больше чем достаточно, но он сдержался, как и положено настоящему джентльмену с безупречными манерами, каковым он себя считал.
– Мы тоже получили большое удовольствие, хотя визит ваш и не был предусмотрен. Позвоните нам, и мы что-нибудь придумаем.
Николас говорил с таким кислым видом, что Ройоль очередной раз за вечер спросил себя, как такая прелестная женщина, как Сирена, могла связать свою жизнь с этим неприятным типом. Сирена же протянула ему на прощание обе руки. Ройоль, взяв их в свои, почувствовал легкую дрожь ее пальцев.
Ему безумно захотелось привлечь женщину к себе, и он с трудом подавил это желание. Мучительно хотелось вновь почувствовать ее гладкую кожу – незабываемое ощущение, которое он испытал, осматривая ее ногу. Не сомневаясь, что ее влечет к нему не меньше, Ройоль твердо решил снова увидеть Сирену.
– Спокойной ночи, Ройоль, – сказала она. – Это был прекрасный вечер. Я получила большое удовольствие от вашего общества.
Было слишком темно, чтобы глаза Сирены могли что-нибудь прибавить к ее словам, но в улыбке крылось обещание. В этом он не сомневался.
Почувствовав себя третьим лишним, Николас тихо вернулся в сумрачный холл, инстинктивно догадываясь, что между женой и Ройолем Фергюссоном возникла странная близость.
Радуясь, что остался наедине с Сиреной, Ройоль повторил свое приглашение.
– Я действительно хочу видеть вас у себя в гостях. – С трудом заставив себя отпустить ее изящные руки, он огляделся. – Мой дом не столь изыскан, но в нем всегда тепло и звучит смех. И, клянусь, вы никогда не ели таких блюд, которые умеет готовить Кэрон.
При упоминании женского имени Сирена почувствовала укол ревности. Стараясь, чтобы голос ее звучал как можно равнодушнее, она спросила:
– Кэрон – ваша жена?
Ее почему-то обрадовало, когда Ройоль отрицательно покачал головой, но после того, как он добавил: "Еще нет", – радость слегка потускнела.
– Сирена, дорогая, Джозеф ждет мистера Фергюссона у машины, чтобы отвезти домой.
В голосе мужа звучало неприкрытое раздражение.
– Спокойной ночи, леди Сирена, и еще раз – спасибо. Может быть, сегодня вы спасли мне жизнь. – Ройоль поцеловал кончики своих пальцев и слегка коснулся ими ее полураскрытых губ. Не дожидаясь ответа, он повернулся и быстро пошел к дорожке, где у джипа его дожидался Джозеф.
Сирена смотрела мужчине вслед, еле подавив опасное желание окликнуть его, позвать вернуться.
Высокая фигура почти мгновенно растаяла в бархатной темноте ночи.
2
– Нет, Сирена, даже не проси. Я не поеду.
Плотно сжав губы, Николас Фрейзер-Уэст был непреклонен.
Она метнула на него презрительный взгляд.
– Ты просто смешон в своем упрямстве.
Сирена с величайшим трудом сдерживала свой темперамент, зная, что, если хочешь добиться своего, нужно не терять головы. С тех пор как от Ройоля Фергюссона два дня тому назад пришло письмо, в котором он благодарил их за гостеприимство и приглашал отобедать у него, они непрерывно спорили.
Подняв глаза к небу, она попыталась успокоиться, наблюдая за одинокой белой цаплей, летящей в яркой безоблачной синеве.
Бело-розовые цветки гибискуса покачивались прямо перед Сиреной. Она потянулась, чтобы сорвать цветок, чуть не выпав при этом из гамака, в котором уже два часа праздно проводила время.
Пощекотав левое ухо стеблем цветка, Сирена выпрямилась и, свесив загорелую длинную ногу через край гамака, изобразила на лице капризную гримасу.
– Ну, Ники, дорогой, ради меня. Что тебе стоит?
Она ненавидела себя за то, что приходится клянчить, но другого выхода у нее не было.
– Хотя бы подумай еще раз, – прибавила она с надеждой в голосе.
– Я могу думать сколько угодно, но это ничего не изменит.
У нее вырвался тяжелый вздох.
– Ты просто невозможен, Николас.
– Прости, моя маленькая хитрюшка, но в этот раз ты своего не добьешься. Я категорически отказываюсь провести еще один вечер в обществе мистера Ройоля Фергюссона-второго. И как это он осмеливается величать себя вторым? – фыркнул лорд.
– Наверное, потому что его отец тоже был Ройолем Фергюссоном, – не удержалась Сирена.
Выбравшись из гамака, она направилась к Николасу, который лежал, вытянувшись во весь рост, на топчане, удобно устроившись на подушках.
Сирена присела у него в ногах и бросила на мужа изучающий взгляд. Он притворялся, что получает большое удовольствие от чтения серьезного романа Толстого, хотя она-то знала его вкус: лорда больше бы устроил хороший шпионский триллер.
Зачем изображать из себя интеллектуала? – думала Сирена. В конце концов у Николаса есть все, что по-настоящему ценится: хорошее воспитание, первоклассное образование, умный отец, который приумножил оставленное ему наследство, завещав единственному сыну после своей смерти пять лет назад значительное состояние.
Ее родители были в восторге и с облегчением вздохнули, когда новоиспеченный герцог Эттингтонский, лорд Фрейзер-Уэст, предложил руку и сердце их прекрасной, но безрассудной дочери накануне того дня, когда ей исполнился двадцать один год.
Радуясь, что теперь может бросить ненавистную работу у "Кристи" и не выносить более тирании отцовской опеки, Сирена не задумываясь приняла это предложение. Она не любила Николаса, но у нее было преимущество: Сирена не сомневалась, что он обожает ее. Выйти за него замуж означало делать то, что ей нравится. Это она и делала… большую часть времени.
– По моему мнению, мистер Ройоль Фергюссон – обыкновенный мошенник. Я не верю ни одному слову из всего, что он наплел нам в тот вечер, – произнес Николас, не отрывая глаз от книги. – Джозеф рассказал мне, что этот человек – бездельник и известный донжуан, у него повсюду любовницы.
– Джозеф ведет себя как старая бабка, – заявила Сирена. – Ему дай только посплетничать. Его слова не много стоят.
– Нет дыма без огня. – Николас опустил книгу. – А ты не думаешь, моя доверчивая женушка, что он по каким-то своим, возможно, не очень благородным соображениям хочет втереться к нам в доверие?
– О Господи, Николас, конечно же, нет, – раздраженно отрезала Сирена. – Он всего лишь хочет отблагодарить нас за гостеприимство. Неужели ты этого не понимаешь? Почему надо всегда и везде выискивать тайный умысел?
Она резко встала. На ее щеках с легкими следами веснушек запылали два алых пятна – знак сильного раздражения. Николас попытался удержать ее за талию.
– Ну же, Банти, ну, будет ссориться. Лучше полежи со мной.
Он сбросил одну подушку на пол и, слегка отодвинувшись, освободил для нее место рядом. Вырвавшись из его объятий, Сирена сделала шаг в сторону, раздосадованная тем, что муж назвал ее ласковым прозвищем, которое приберегал для моментов близости. Сделав глубокий вдох, она заговорила, расставив ноги и изо всех сил стиснув пальцы рук.
– Поступай как знаешь, Николас, но что касается меня, я пойду сегодня вечером на ужин к Ройолю Фергюссону. Так я решила. Если хочешь, присоединяйся, если нет – желаю тебе хорошо провести вечер по своему усмотрению.
Сирена повернулась, чтобы уйти, но вскочивший с топчана Николас удержал ее за плечи. Лицо его страшно побледнело, рот был плотно сжат. Она поняла, что зашла слишком далеко и переступила границу дозволенного.
– Почему для тебя так важно, Сирена, побывать в гостях у этого человека? – руки мужа с силой вцепились в ее плечи.
– Оставь меня, Николас, ты делаешь мне больно! – выкрикнула Сирена. Но он, казалось, не слышал ее. В глазах его появилось отрешенное выражение, он сильно дрожал, произнося имя, которое она прежде не слышала.
– Нет, Робби, не надо! Ты делаешь мне больно!
Няня Робертс сжимала его руки с такой силой, что мальчику казалось, – он вот-вот потеряет сознание. Рыдая, он просил отпустить его, но она сжимала его руки все сильнее, повторяя, что он плохо себя вел и должен быть жестоко наказан…
– Николас, что с тобой? – вскричала перепуганная Сирена.
Ни разу за два года супружества она не видела мужа в таком состоянии. Высвободив одну руку, она не придумала ничего лучше, чем дать ему пощечину. Он тут же опомнился и опустил руки.
– Прости меня, Сирена. – Николас понурил голову, прямые белокурые волосы свесились и закрыли его лицо. – Пожалуйста, прости. – Он говорил странным голосом, напоминающим напроказившего маленького мальчика, раскаивающегося в своих шалостях.
Некоторое время они молчали, потом Сирена заговорила.
– Я прощу тебя, Николас, но только при одном условии: ты будешь сопровождать меня сегодня на ужин к Ройолю Фергюссону.
Влажная густая тьма – хоть глаз выколи – заволокла остров: поездка к пляжу Сан-Сан по проселку предстояла нелегкая. Узкую грязную дорогу не освещали ни луна, ни свет мерцающих звезд. Николас выругался и резко крутанул руль, чтобы не съехать в канаву.
– Рискованное предприятие, – буркнул он, сжимая руль с такой силой, что суставы его пальцев побелели.
– Мы уже почти на месте, – заверила его Сирена, хотя сама не была в этом уверена.
Дорога сужалась, и Николас снизил скорость. Машина, скорее, ползла, чем ехала. Густые заросли сжимали автомобиль с обеих сторон, толстые ветви тамаринда царапали ветровое стекло, роняя коричневые семена прямо на капот.
– Кажется, мы поехали не по той дороге, – предположила Сирена, беспомощно глядя на мужа.
– Теперь хоть помолчи, – оборвал ее Николас.
Только она собралась попросить его не повышать голос, как дорога вдруг резко свернула в сторону и джип выскочил на открытое место, где в конце гравиевой дорожки, у длинного низкого дома, стоял спортивный старенький "триумф".
– Это здесь? – спросил Николас, выключая мотор.
– Думаю, да, – неуверенно ответила Сирена, но, увидев стоящего в дверях Ройоля, радостно воскликнула: – Здесь! – И быстро прибавила: – Спасибо, что ты согласился сопровождать меня, Николас.
Она признательно сжала его руку. Та была горячей и липкой, Сирене было неприятно, но она несколько секунд не отпускала ее, а потом ласково произнесла:
– Поверь, я ценю твой поступок.
Бледное лицо мужа озарила улыбка.
– Ты ведь знаешь, я все для тебя сделаю.
Николас говорил правду, и улыбка, предназначавшаяся ей, была полна любви.
Они выбрались из джипа и направились к дому.
Дорожка, выложенная плоскими круглыми камнями меж кустов алламанды и красного жасмина, вела к дверям виллы "Коралита", где их уже поджидал Ройоль Фергюссон. Его силуэт четко вырисовывался в освещенном проеме.
– Добро пожаловать в мой дом, – приветствовал он их, протягивая руку Николасу. Тот предпочел бы обойтись без рукопожатия, но отступать было некуда.
Сирена, поднявшись на цыпочки, легко чмокнула Ройоля в щеку.
Дом, построенный целиком из дерева, стоял на краю обрыва – очень живописное, но несколько опасное местоположение – на высоте не менее ста пятидесяти футов по отношению к заливу Тертл-Коув. Хитроумные резные узоры покрывали выгоревшие ставни, выкрашенные в ярко-синюю и нежно-розовую краски.
Две стены гостиной были декоративно выложены известняком, а весь дом окружала широкая веранда, с которой отовсюду было видно море. Сирена подумала, что ей хотелось бы побывать в этом доме днем и полюбоваться прекрасным видом на мыс Аллигаторов и Обезьяний остров.
Вся мебель в доме была покрашена в белый цвет; на деревянном полу в артистическом беспорядке лежали разной величины подушки бежевого цвета и стояли низкие индонезийские резные столики; множество глиняных горшков с тропическими цветами самых удивительных оттенков украшали гостиную. В стеклянных подсвечниках горели длинные свечи. Воздух был густо пропитан запахом благовоний и марихуаны.
Ройоль провел супругов на веранду, где его приятельница Кэрон листала потрепанный номер "Вог". При виде их она поднялась – высокая элегантная девушка, стройную фигуру ее облегало кремовое платье с глубоким вырезом.
– Кэрон, мне приятно представить тебе лорда и леди Фрейзер-Уэст, – церемонно произнес Ройоль. Теплый ветерок пробежал по веранде, шевеля стебли цветов и подол легкого платья Кэрон.