- Я просто не могу понять. Ведь если Олег любил эту женщину, если она ему помогала находить кредиторов, должен же был он о ней хоть изредка упоминать! Но я ни разу не слышала от него имя - Алина. Никогда.
- А вообще о женщинах? О других?
- Только о бывшей жене. О Маше. Я точно знаю, что у Олега больше никого не было. Она что-то путает, эта Осокина.
- Мне так...
Услышав звонок в дверь, оба вздрогнули.
- Черт! Это нее пиццу привезли! - воскликнул Стае. - Ну и увлеклись мы с тобой!
- Что-то долго сегодня, - удивилась Люба. - Пойду возьму.
- Я сам.
Он схватил джинсы, на ходу запрыгнул в них и, не надевая рубашки, выскочил в прихожую. Вернулся задумчивый, держа коробку с пиццей. Рассеянно покачал ее в руке:
- Остыла почти.
- Что-то случилось?
- Знаешь, мне показалось, что посыльный - тот же самый парень. Что у них других разносчиков нет? И он как-то странно на меня реагирует.
- Как?
- Шарахается прочь, я едва успеваю сунуть ему деньги.
- Кстати, сколько я тебе должна за пиццу?
- Смеешься?
- Серьезно.
- Ладно. Моя еда, твоя квартира. Устраивает?
- Очень современно.
Стае раскрыл коробку и воскликнул:
- Хороша! Чуть теплая, но все равно хороша! Налетай.
... - А что Гульнара? - спросила Люба, съев один кусок и потянувшись за полотенцем.
- Все уже? Наелась? Эх, женщины! Он вытер руки и достал другую кассету:
- А вот теперь вторая преамбула. Девушка Гуля живет в скромной однокомнатной квартирке, уже не в той, что снял для нее покойный Осо-кин. В квартире страшный бардак: вещи валяются в беспорядке, на мебели толстый слой пыли. Сама красавица одета была в старые джинсы и перепачканную чем-то футболку, такой я застал ее вечером после работы. И с телефоном в руке. У нее какой-то роман. Телефонный. Когда я показал удостоверение и стал задавать вопросы, девушка начала сильно нервничать, и разговор получился странный. По-моему, она врала.
- Давай включай!
Стае включил диктофон, развалился на диване и снова занялся пиццей. Казалось, разговор с Гульнарой его совершенно не интересовал.
...- я не виновата, да? Эдик очень любил эту Алину.
- Эдик? Почему Эдик?
- Он не хотел, чтобы я звала его как эта... ну, его старуха.
- Сколько вам лет?
- Двадцать два. Много, да? Ужасно! Три года в Москве, да? Прописка есть. Хата есть. Да?
- Вы снимаете эту квартиру?
- Ха-ха! Почему "вы", да? Не надо "вы". Не старая. Гулей зовите.
- Сколько платите?
- Ха-ха! Платят.
- Не вы? Не ты то есть?
- Ха-ха!
- Значит, Эльдар Эдуардович очень любил актрису Алину Линеву? А вы ее видели когда-нибудь?
- Красивая, да? - В голосе Гульнары послышалась зависть. - Эдик тоже хотел меня в актрисы. Одевать в красивые платья, и чтобы улыбалась. Много красивых платьев, много улыбалась. Каждый день новые красивые платья.
- Моделью, да? - в том же тоне спросил Стае.
- Ну да. Плохо говорю? Эдик ругался. Голос красивый, слова некрасивые. "Молчи, говорил, лучше". А я говорить люблю. Много.
- О чем?
- Про любовь.
- Про кино, что ли? Про книги?
- Ха-ха!
- Гуля, кто убил Осокина? - безнадежным голосом спросил Стае.
- Сидят. Всех поймали, - торопливо ответила Гульнара.
- Вы видели, как это было?Расскажите.
- Видела, да. Позвонили в дверь. "Магазин, говорят, горит. Мы - пожарные, приехали за хозяином".
- Какая чушь!
- Чушь, да? Испугалась, открыла. Вошли трое. На голове шапки с дырками. Пистолет достали. Страшно, да? Эдик деньги отдавать не хотел. Драка была. Тот, с черепом на плече, стукнул его по голове. Деньги взяли - ушли.
- А коллекцию монет? А портсигар?
- Взяли, да. Спросили - отдала.
- Что спросили? Коллекцию?
- Ха-ха!
- Послушай, может, не так все было?
- Сидят. Они все сидят.
- Да знаю я! Если бы не вещи Осокина, которые у них нашли, никто бы тебе не поверил! Ты бриллианты любишь, Гуля?
- Камешки? Люблю. Красиво, да. Очень люблю! Алина много подарков получала, - теперь уже Гульнара говорила с нескрываемой завистью в голосе. - Хорошие подарки, дорогие. Мне
Эдик столько не дарил. Алине дарил. Я не запрещала. Пусть.
- Как ты познакомилась с Линевой?
- В театре. "Какая прелесть", - сказала она. Про меня. Я лучше, да? Красивее. Молодая.
- Вы только в театре встречались или где-нибудь еще?
- Ужинали вместе. В ресторане. Миша был красивый, - сказала Гульнара с сожалением. - Его убили, да?
- Так ты и Стрельцова знала?
- Не знала. Видела один раз.
- Значит, Миша был красивый. А Сережа? Красивый?
- Кто?
- Сергей, твой муж.
- Муж, да, - сказала Гульнара с сожалением. - Эдик ему деньги дал. Много денег. Чтобы женился на мне.
- А потом? Вы друг другу понравились, да? Пауза, долгая пауза.
- Ваш брак был фиктивным или нет, Гуля?
- Ха-ха!
- Посерьезнее можно?
- Иди ты. Не скажу.
- Я вызову тебя на официальный допрос повесткой.
- Попробуй. Испугалась. Как же. Знакомые есть, да. В милиции.
- А грабителей, значит, испугалась.
- Иди ты, - повторила Гульнара беззлобно и вполне миролюбиво.
- Ты на кого-то рассчитываешь? На чью-то помощь? Так?
- Ты мент. Ментов никто не боится. Они взятки берут.
- Кто тебе сказал?
- Сказали. Ха-ха!
- Вот черт! - выругался капитан Самохвалов. - С тобой же просто невозможно разговаривать!
- Не говори. Иди ты, - все так же миролюбиво повторила Гульнара.
Стае нажал на кнопку и выключил диктофон:
- Дальше все в том же духе. Люба не выдержала и рассмеялась:
- Прелесть, а не девочка! Это тебе не Осокина и не Алина Линева!
- Кстати, о последней. Марианна Руслановна говорила о ней, как о женщине-девочке, совершенно беспомощной и капризной. А вот у меня такого впечатления не создалось.
- Чертиков тебе на руке не рисовали?
- Чертиков? Жаль, но не рисовали. Красавица Алина была холодна и убийственна, как отточенная сталь. Похоже, что это она роль играет, роль женщины-девочки. Не на сцене, а в жизни.
- Ну и что?
- А то. Ты же сама сказала, что кто-то из двоих свидетелей вошел в дом первым. А если это была Линева? И если это она ударила своего любовника ножом?
- Зачем?
- Может, из-за дочери? Мало ли какой найдется повод у женщины, чтобы убить своего любовника!
- А почему ты заподозрил Линеву?
- Потому что все нити ведут к ней. И жена, и любовница Оеокина что-то недоговаривают. Может, Линева будет откровеннее?
- Она же отказалась с тобой говорить!
- Нет повода для допроса. А если начать с ограбления ее дачи? - вслух размышлял Самохвалов.
- При чем здесь дача?
- Да при том, что она знает больше, чем сказала на суде. Ее же вызывали как потерпевшую. Я по-прежнему считаю, что твой муж причастен к ограблениям осокинских знакомых. Линева же позвонила Осокину в ту ночь, когда ее ограбили.
- Но она говорила про жадность Оеокина и его жену - ревнивую дуру.
- А может, Олег и Оеокина просто-напросто договорились? Петров навел, Марианна Руслановна каким-то образом раздобыла ключик.
- Узнай, пожалуйста, где работает младший брат Сергея Иванова.
- Кто?
- Брат. Покоя он мне не дает. Может, его вообще не существует?
- Люба, я доел пиццу.
- Поздравляю. Вкусно, да?
- Иди ты, - с той же интонацией, что и Гульнара Иванова, сказал Стае. И добавил: - Очень недалекая девчонка. Как она о камешках-то говорила, ты слышала?
- Слышала, да.
И оба вдруг громко расхохотались. Стае отодвинул диктофон в сторону, протянул руку Любе:
- Иди на вражескую территорию. Давай переползай границу.
- Не хочу.
- Боишься, что ли?
- Просто не пойму, я твоя женщина или друг.
- А то и другое вместе не бывает?
- Стае, если тебе поговорить не с кем или ночевать негде, то необязательно еще и спать со мной. Я как-нибудь переживу.
- Какая же ты подозрительная! Нет, иметь в любовницах женщину-психолога просто наказание какое-то!
- Вот и не имей.
- Ну и спокойной ночи. А за брата спасибо. Я проверю.
Он зачем-то накрылся простыней, прежде чем стянуть с себя джинсы и, закинув их на стул, отвернулся к стене. Люба встала, выключила свет, переодевшись в ночную рубашку, легла рядом.
- Подвинься и поделись простыней, - сказала она, легонько толкнув его в спину. - Стае!
- Я сплю.
Несколько минут они полежали молча. Потом Люба примирительно сказала:
- Просто я не могу так сразу. Только что говорили о делах, о преступлениях, о других женщинах, и вот ты уже раскрываешь свои объятья. Я человек, не робот, у меня кнопки нет. Чик - и переключился на удовольствия. Причем на твои.
- Жаль.
- Что жаль?
- Что кнопки нет.
Люба не выдержала и слегка стукнула его своей подушкой по голове:
- Нахал!
Стае в ответ схватил свою подушку. После десяти минут пыхтения и шуточной драки он перехватил Любины руки, зажал их в одной своей и самодовольно сказал:
- Захват. Попробуй шевельнись.
Она молчала. Стае нагнулся и заглянул в ее глаза...
- Какого цвета у меня глаза?
- Карие.
- А точнее?
- Медовые.
- А еще точнее?
- Как много ты от меня хочешь! - притворно вздохнул он.
- Ты называешь это "много"?
- Самые прекрасные глаза на свете.
Глава 7
"Комплекс младшего брата"
1
...Огромный колокол на самой высокой башне собора не звонил, а верещал тоненько и противно. Люба никак не могла избавиться от этого навязчивого треньканья и проснулась. Конечно, это был не колокол, а телефон. Она машинально взглянула на будильник: без пятнадцати шесть! Стае тоже зашевелился, потом засунул голову под подушку и снова замер, а Люба схватила телефонную трубку:
- Да! Слушаю!
В ответ раздался всхлип и протяжный стон лучшей подруги:
- Любаша...
- Апельсинчик, что случилось?!
Она испугалась, что у подруги проблемы с Сергеем Ивановым и он все-таки проявил себя не с лучшей стороны. Но Люся тоскливо сказала:
- Рыжий заболел.
- Петька? Что с ним?
- Температура под сорок с вечера. Всю ночь не спала.
- "Скорая" приезжала?
- Приехали, - грустно усмехнулась Люся. - Сделали укол.
- Ну и что?
- Что-что! Снова температура, вот что!
- Высокая?
Пауза. Люба не выдержала:
- Так в больницу же надо!
- А если это обыкновенная простуда? Ты представляешь, сколько придется там лежать? А кто мне больничный оплатит? Кто?!
- Ты о ребенке говоришь! Да провались она, твоя работа!
- Он всегда так болеет, - снова всхлипнула Люся. - Три дня температура высоченная, а потом снова как огурчик.
- Так что ж ты тогда паникуешь?
- Но эти три дня надо же как-то пережить! Ты психолог, поговори со мной.
- Я сейчас приеду.
- Тут уже и так вся спасательная команда. И бабка, и дед. Но они только охают и твердят то же, что и ты: надо в больницу.
- Приеду, - решительно повторила Люба.
- А как же...
Она повесила трубку и толкнула Стаса в бок:
- Вставай! Стае!
- А? Что случилось?
- Проводи меня.
- Куда?
Он сел на диване, моргнул синими сонными глазами. Недоуменно повторил:
- Куда?
- К Люське. У нее Петька заболел.
- А ты разве в этом что-нибудь понимаешь? В педиатрии?
- Ее просто надо морально поддержать. Она там с ума сходит. А маму Люськину я очень хорошо знаю, та еще паникерша. Ты сейчас меня проводишь, а потом поедешь на работу.
... - Это хорошо, что ты решилась выползти наконец из дома, - зевая, сказал Стае, когда вместе они вышли из подъезда. - Это, понимаешь, поступок.
- Помолчи, - поморщилась Люба. Глаза покалывало, когда она вышла из привычных сумерек на яркий дневной свет. - Шуточки твои сейчас неуместны.
- Извини, - мурлыкнул он, и Люба -поспешила оправдаться:
- Я как-то забыла про свой страх. Да провались он, этот Ромео! Надо Апельсинчику помочь.
- Кому?!
- Апельсинчику. Это Люськино прозвище еще со школы.
Стае не удержался и хихикнул. Люба нахмурилась, вспомнив, в каком состоянии лучшая подруга, и дернула его за рукав, чтобы перестал улыбаться. Народ в этот ранний час уже спешил по своим делам. Поток людей, едущих на работу, плавно перетекал с автобусов к стеклянным дверям метро, но, сколько Люба ни оглядывалась, ничего подозрительного она не заметила, да и со Стасом ей было спокойнее.
- У меня пистолет есть, - похвалился он, заметив ее внимательные взгляды в сторону прохожих мужского пола.
- Очень хорошо. Ты быстрее можешь идти? Люба почти бежала и в метро, на эскалаторе, не могла стоять спокойно. Ей казалось, что лестница ползет вверх слишком медленно. Когда они вошли в квартиру Люськи, там сразу же стало тесно. В единственной комнатке лежал больной Петька с высокой температурой, Люськина мать громко охала и пила сердечные капли, а отец курил на кухне "Приму", распахнув настежь окно.
- Ну что? Не лучше? - спросила Люба подругу.
- Я, пожалуй, поеду, - неуверенно сказал Стае и спросил Любу: - Ты долго здесь будешь?
- Да.
- Ладно, вечером увидимся.
Закрыв за ним дверь, Люська вцепилась в Любину руку:
- Пойдем пошепчемся.
На кухне она принюхалась и недовольно сказала отцу:
- Папа, сходил бы ты в магазин. Молока купи.
- Так закрыто ж еще.
- Ну, все равно. Воздухом подыши. И не кури ты в квартире, сколько раз можно говорить!
Люська разрыдалась и обессиленно присела на табуретку. Ее отец несколько раз рассеянно моргнул и попятился к двери.
- И ходят, и ходят тут! Страдают. Я даже не могу на них ребенка оставить! Беспомощные!
- Успокойся ты. Люська всхлипнула:
- Успокойся. Как же! На работу сегодня не пошла, день пропал. На лекарства весь недельный бюджет ушел. И эти еще, - она со злостью посмотрела на потолок, - соседи.
Люба тоже подняла голову вверх и увидела подтеки на белой штукатурке и лампочку, обернутую кулечком из газеты. Спросила удивленно:
- Что это?
- А... Абажур. Просто обхохочешься, правда? Соседи залили, лампочка лопнула, плафон треснул. Нет, ну почему это все несчастья одно к одному?! Почему?
- Не знаю. - Люба подумала, что всю оставшуюся жизнь будет вспоминать эту весну с содроганием.
- Накрылся мой красивый роман медным тазом, - грустно усмехнулась Люська. - У меня сегодня свидание назначено.
- Как ты можешь сейчас об этом говорить?! Как?!
- А о чем? При таблетках вся ночь прошла, и впереди еще две таких же... Послушай, я тебя не просто так позвала. - Она перешла на шепот. - Все равно придется ему рассказать. О Петьке. С лагерем получится или нет, не знаю теперь. Ты бы сходила к нему.
- К кому? - растерялась Люба.
- К Сереже. Ведь если я сама начну ему рассказывать о том, как мне всю жизнь не везло... И про Петьку. Рыжий мой. - Люська снова всхлипнула.
- Никуда я не пойду! - разозлилась Люба. - Я тебя вообще отказываюсь понимать!
- Да? Отказываешься? - Подруга вдруг встрепенулась: - А может, это меня Бог наказал? А? Что же это я такое говорю? Какое свидание?
- Тебе поспать надо. Я посижу с Петькой. Все-таки врач.
- Психолог.
- Но укол сделать могу. Если температура будет еще подниматься, можно сделать анальгин с димедролом. По крайней мере, он уснет.
- Хорошо. Спасибо тебе. Я прямо теряюсь, когда Петька заболевает. Ну сколько раз говорила, чтобы не носился как угорелый и мороженое тоннами не лопал!
- Успокойся.
- Да. Все-все.
После обеда Петьке стало лучше, хотя Любе и пришлось все-таки сделать ему укол. Но, подремав, мальчик заметно повеселел, температура снизилась до тридцати восьми с половиной. Люба была почти уверена, что эта ночь пройдет спокойнее. Ночевать в маленькой квартирке такому количеству народа было просто негде, и она уже прикидывала, как будет добирать-. ся домой. Может, такси поймать? Страшновато.
И тут совершенно неожиданно вернулся Стае. С порога бодро поинтересовался:
- Как дела!
- Т-с-с-с! Лучше, лучше! - замахали на него руками все разом: Петька снова дремал.
- Ты поедешь со мной? - громким шепотом спросил Любу Стае.
- Куда?
- Ради тебя я взял у отца машину. Старенькая, но возит.
- Куда возит? - ничего не поняла Люба, но начала собираться. Провожавшей ее до лифта подруге сказала: - Может быть, и к лучшему, что все так случилось. То есть я, конечно, не про Петькину болезнь. Но, по крайней, мере, узнаешь получше своего Сережу.
- Как ты меня не любишь! - не удержалась Люська.
- Люблю. Если что - звони, - чмокнула ее в щеку Люба.
У подъезда стояли зеленые "Жигули" пятой модели. Машина была старенькая, но очень ухоженная, прямо-таки вылизанная до блеска.
- Нравится? - самодовольно спросил Стае. - Представляешь, чего мне стоило выклянчить ее у отца? Главная тягловая сила при перевозке вещей на дачу и с дачи. Попробуй залезь в электричку вечером в пятницу! Сразу расхочется грешить и попадать в ад. Хорошо, что отец приехал в город по делам и задержался.
- Но зачем нам машина?
- Затем,- что мы сейчас поедем на дачу к Алине Линевой.
- Но я-то здесь при чем?!
- Тебя надо выгуливать. Давай, подруга дней моих суровых, возвращайся к нормальной жизни. Может, и до магазина когда-нибудь доковыляешь. Мне надоело питаться сосисками и теплой пиццей. Супу хочу. Или борща домашнего. Борщ варить умеешь?
- Откуда ты на меня свалился, Стае? А главное, зачем?
2
Дачный особнячок актрисы Алины Линевой был похож на пышный свадебный торт. Причем не на какой-нибудь дешевый, а из муки самого высшего сорта, на чистом сливочном маслице. Видимо, он был построен стараниями не одного поклонника Линевой, и каждый из них стремился вложить в шедевр свой слой взбитых сливок, глазури и шоколадного крема. Это был настоящий домик для Барби: небольшой, аккуратненький, сложенный из кирпичей кремового цвета и покрытый зеленой черепицей. Островерхая крыша, с четырех сторон кремовые башенки, балкончик на втором этаже, ухоженный садик возле дома. По словам Стаса, отыграв последнего "Маленького принца", Линева взяла паузу и заперлась в этом кукольном особнячке. Видимо, в ожидании нового спонсора.
- Я звонил ей с утра, - сказал Стае, оставив бесценные папины "Жигули" возле ворот. - Согласилась принять, хотя и со скрипом.
У Любы почему-то тревожно забилось сердце, когда она шла по дорожке, выложенной плиткой кремового цвета, к сказочному домику актрисы. Занавеска на окне второго этажа шевельнулась, когда Стае уверенно надавил: несколько раз на кнопку звонка. Вскоре из-за двери раздалось мелодичное:
- Кто там?