Репликация вторая. Ерхадин
По деревянной крыше что-то настойчиво стучало повторяющейся дробью, выбивая странную мелодию, чем-то знакомую, которую он никак не мог вспомнить. Правда, его нельзя назвать музыкальным гурманом и мелодии в его жизни занимали место необходимого атрибута, но не более того. Только корни этой мелодии оказались глубже и тянулись из детства, совершенно забытого и давно не отягощающего его памяти. Эту мелодию пела его мать: слова им давно забыты, а мелодия осталась навязчивым вспоминанием.
Резко стукнула дверь, и на пороге появилась кудрявая, черноволосая женщина, со странной безуминкой в больших чёрных глазах, которые с вопросом уставились на него. Опавшая красота очаровательного лица не портила её, если бы не одежда: странное серое вязаное платье, широкое в поясе и бесформенные стоптанные башмаки столетней давности.
- Хочешь есть? - грудным голосом спросила она, отведя свой взгляд.
- Тебя как зовут? - ответил он вопросом.
- Меня зовут Манароис, - ответила она, подняв голову, и он утонул в темноте её глаз.
Они смотрели глаза в глаза, не отворачиваясь, как будто знали друг друга тысячу лет, и могли разговаривать взглядами.
- Как меня зовут? - спросил он, почему-то полагая, что она знает.
- Ерхадин, - ответила Манароис. Он удивился своему имени: оно никак не ассоциировалось с ним и в памяти не имелось никаких зацепок, чтобы его принять.
- Ты хочешь есть, - снова спросила его Манароис, и он машинально кивнул головой. Она ушла в другую комнату и принесла оттуда глиняную плошку полную варева. Присела на краю кровати и, набрав полную ложку, поднесла ему ко рту. Он отстранил её руку и принялся есть сам.
- Ты где спишь? - спросил Ерхадин, пережёвывая пищу и поглядывая в открытую дверь на кухню.
- С тобой, - ответила Манароис, как что-то, само собой разумеющееся. Ерхадин внимательно оценил её взглядом, рассматривая, но своего мнения не сообщил. Он доел содержимое плошки и собрался подняться с деревянной кровати, как обнаружил, что совершенно голый.
- А где моё… - начал Ерхадин, но Манароис уже поняла и полезла в небольшой сундук, стоящий в углу, откуда вытянула рубаху самого простого покрою и такие же белые портки. Ерхадин оделся, не стесняясь Манароис, а она и не думала отворачиваться. Прошёлся, ожидая своих ощущений, но тело молчало, не вспоминая ни о чём.
Во второй комнате, куда он отправился, находилась кухня, она же прихожая и столовая. В ней стоял стол и пару простых неокрашенных стульев. У стены стояла печь, с полками над ней, на которых приютились несколько древних плошек. В углу на деревянной перекладине висели пучки каких-то трав и мешочки с неизвестным содержимым.
Возле печи на стене висело медное зеркальце, единственное украшение в доме, в которое Ерхадин сунул своё лицо и застыл на месте. Он вмиг стал мокрым и в голове зазвенела напряжённая струна, готовая вот-вот лопнуть. Из медной глубины на него смотрело обезображенное лицо, левую половину которого покрывали грубые безобразные шрамы, а вытекший глаз прикрывало запавшее веко.
- Что это? - глухо спросил Ерхадин, прикладывая руки к лицу. Манароис, остановившись сзади, подала ему кожаную маску на пол лица, мелким мехом внутрь и с чёрными тесёмками для крепления. Он стоял неподвижно, глядя на маску, и Манароис сама одела её на лицо Ерхадину, завязала тесёмочки, и он снова взглянул в зеркало. И все вспомнил. Невероятная злоба исказила его сохранившуюся сторону лица, и она стала похожа на ту, что под маской. Всё забытое вспыхнуло внутри вулканом, испепеляя внутренности, в которых не осталось места душе. Ерхадин присел возле стола, обхватив голову руками и застыл, ни о чём не думая и ничего не видя, уперев взгляд в открытое окно.
- Тебе нужно идти, - сказала Манароис, обнимая его за плечи, и он, в знак благодарности за бескорыстную любовь, обнял её за талию, уткнувшись лицом ей в живот.
- Ты не забыл, что будешь править страной? - спросила она, утверждая, а он, доверяя ей безгранично, понял, что так и будет, такая его судьба и его назначение в этой жизни.
- Как идти в Фаэлию? - спросил он у Манароис, но та удивлённо на него посмотрела: - О чем ты говоришь?
- Я говорю о столице королевства Фрей, - объяснил Ерхадин и, глядя на Манароис, понял, что та его не понимает.
- Здесь нет никакого "королевства" и никакого "Фрея", - развела руками она. "Куда же я попал?" - подумал Ерхадин, вспоминая прошедшее.
- У тебя есть какое-либо оружие? - снова спросил он, не надеясь.
- У тебя есть сила воли, - ответила Манароис, - иди.
Она дала ему мешок, в который положила сушёные фрукты и немного бобов, а больше у неё ничего не имелось. Он обнял её и поцеловал прямо в губы, запоминая их вкус, который не хотел терять. Выйдя из дома, он миновал рощицу, его окружающую и потопал на восток, а почему – он и сам не знал.
Ярко светило солнце. Дикое буйство природы, раскинувшееся вокруг, радовало глаз, как будто подсказывало, живи, наслаждайся сегодняшним днём и не думай о том, что будет. Потому что будущее – вероятность, которая имеет множество вариаций, недоступных пониманию в начале пути. А если дан шанс, то нужно его использовать, иначе, зачем судьбе испытывать вас. Ерхадин шагал вперёд, зная, что изберёт путь, нарисованный Манароис, что бы на нем его не ожидало.
Ерхадин попробовал руки, и светящийся шар, слетевший с них, обрадовал его – в том месте, куда он попал, волшебство возможно, что намного упрощало его жизнь. Оставалось узнать, умеют ли им пользоваться другие.
К концу дня он подошёл к слиянию двух рек, которые, соединившись, продолжали свой путь замысловатой змейкой. Присмотревшись, Ерхадин увидел что-то знакомое, но никак не мог понять, что. Память отказалась советовать, и Ерхадин ещё и ещё раз всматривался в раскинувшийся перед ним пейзаж, пытаясь за что-то зацепиться взглядом. Возможно опомнившись, память отбросила кокетство и подсказала: "Лея". Ерхадин, хлопнул себя по лбу: "Реки Лея и Горне! Как же я сразу не догадался! Так значит я у себя дома!"
Он, не снимая одежды, бросился в воду, и медленно переплыл реку. На другом берегу снял одежду, выжал её и разложил на берегу. Вечернее солнце уже не грело, и Ерхадин разжёг костёр, чтобы немного просушиться. Вытащил из мешка горсть сушёных фруктов и пожевал, отгоняя голод. А потом, прикрывшись тонкой свитой, улёгся спать.
***
"Оскалившись, хищный зверь с драконьей пастью пытается схватить его, а он, понукая коня, кричит: "Вперёд! Вперёд!" - оставаясь на месте, с каждым мгновением теряя силы. Но что-то тёплое колыхнулось рядом, успокоило его, снимая с него свитку и медленно ускользая. "Не уходи" - прошептал он, пытаясь схватить тёплое нечто, но оно, зараза, принялось вырываться. Причём, вырывалось, ругаясь, и Ерхадин удивлённо открыл глаза".
Перед ним стоял молодой человек с мешком на плече, из которого торчала свитка Ерхадина, а в руке у него находился нож, которым он угрожал ему.
- Раздевайся, - сказал грабитель, помахивая ножом, - и бросай мне одежду.
Ерхадин снял рубашку и бросил её вперёд. Потом опустил полотняные штаны и, ухмыляясь, протянул грабителю. Тот торопливо их схватил и, засмущавшись, отвёл глаза. Ерхадин отвернулся и зашёл в речку, чтобы ополоснуться и смыть кошмарный сон.
Грабитель, уже собиравшийся удрать, удивлённо уставился на ограбленного, полоскавшегося рядом с берегом, как ни в чем не бывало. Ерхадин помылся и вышел на берег.
- Давай штаны, - потребовал он. Грабитель, выставив нож, принялся отходить, лицом к нему. Ерхадин с удовольствием потёр руки и мысленно накинул петлю на ноги грабителя. Тот неожиданно споткнулся и упал.
- Не подходи, - тонким голосом крикнул он, выставляя нож перед собой. Ерхадин махнул ладошкой, и нож оказался в его руке. Грабитель растерянно посмотрел на свою пустую ладонь, и отчаянно бросил мешок в Ерхадина, а сам попытался вскочить и улизнуть. Но новая петля заставила его оступиться и зарыться носом в траву.
- Раздевайся, - сказал Ерхадин, помахивая ножом. Грабитель, увидев, что деваться некуда, отчего-то смущаясь и краснея, принялся снимать рубашку. Сняв, он бросил её под ноги Ерхадину и обхватил груди руками.
- Снимай штаны, - кивнул Ерхадин на остатки костюма. Раскрасневшись и путаясь, грабитель снял штаны и закрыл руками промежность. Но Ерхадин успел заметить. Грабитель или, скорее, грабительница опустила глаза и увидела его желание, а взгляд Ерхадина сказал о его намерении.
- Нет, - закричала она и попыталась бежать, но Ерхадин свалил её и упал на неё своим телом. Она отчаянно защищалась, царапалась и била руками, но он ударил её пару раз и она, захлёбываясь слезами, притихла, сотрясаясь от его резких движений. Как только Ерхадин откинулся в сторону, она поднялась и принялась торопливо натягивать одежду.
- Зачем бил, скотина, - зло сказала она, - я, может быть, сама…
Он ухмыльнулся, поднялся и тоже начал одеваться.
- Тебе куда? - спросил он, поднимая свой мешок.
- Никуда, - бросила она и шепнула себе под нос: "Урод!"
- Значит, нам по пути, - хмыкнул он. - Тебя как звать?
- Барриэт, - отозвалась девушка.
- Хочешь быть женой короля? - спросил Ерхадин.
- Кто такой "король", - спросила Барриэт.
- Ах, да, ты не знаешь, - вспомнил Ерхадин. - Так почему ты путешествуешь одна?
Барриэт помолчала, сшибая верхушки с полевых цветов, потом пробурчала:
- Я сбежала из дома.
- Сбежала? - рассмеялся Ерхадин: - Ну-ка расскажи.
Барриэт, поколебавшись, рассказала, что сватал её самый богатый в деревне, а он ей не по душе. Отец у неё пришлый в деревню кузнец, а матери нет, умерла.
Деревня небольшая, сеют зерно, бобы, брюкву, живут с поля. Дома из глины, дерева в степи мало, топят зимой соломой, на которой и готовят. Держат скот, но немного. Самый богатый в деревне Сандур, зимой ссужает хлеб, берет за ссуду втрое.
- Слушай меня, Барриэт, - решил Ерхадин, - мы идём в твою деревню. С неё и начнём.
- Я не пойду, - заупрямилась Барриэт, но Ерхадин её успокоил: - Не бойся, я тебя никому не отдам.
Они отправились в деревню Барриэт, и по дороге она рассказывала о своей жизни, о жизни соседей, о других деревнях, пониже по течению, о ярмарке в Лату…
- Ты сказала Лату? - спросил Ерхадин, услышав знакомое название города.
- Да, большая деревня ниже по течению, - удивлённо подтвердила Барриэт, но Ерхадин уже слушал её вполуха – он, несомненно, попал туда, где находится страна маргов. Только страна отличалась от той, которую он знал, как будто он переместился на много лет назад. Его мысли тут же перебросились на устройство королевства, которое ещё не существовало. Он создаст крепкое государство, благо, опыта у него хватит.
***
В деревню Барриэт они пришли к обеду. По обе стороны дороги располагались дома, крытые камышом, к которым примыкали и такие же, из глины, сараи для скота. Сам скот пасся невдалеке в логу, охраняемый пастушками, сидевшими по соседству небольшой кучкой.
Кузница отца Барриэт находилась в конце улицы, на отшибе за деревней и над ней вился дымок.
- Ага, попалась! - перегородил им путь, огромный грузный мужчина.
- Сандур, - шепнула Барриэт и спряталась за спину Ерхадина.
- Ты куда прячешься, зараза? - потянул свою лапу Сандур и вдруг, неожиданно для себя, свалился на землю. Разъярённый, что поскользнулся, он быстро вскочил и с новой силой потянулся к Барриэт. Но опять упал. Совсем обескураженный, он поднялся, глаза налились кровью и он, расставив руки, пошёл на них двоих. Ерхадин выставил руку и Сандур, пролетев в воздухе шагов шесть, шмякнулся об стенку. Там его и оставили. Ерхадин шагал дальше, а Барриэт, оглядываясь, довольно блестела глазами и сразу ухватилась за его руку. Подошли к краю деревни. На широком подворье кузнец калил бесформенный кусок, и проковывал его время от времени.
- Доброго дня, - сказал Ерхадин, останавливаясь.
- И вам не хворать, - ответил кузнец, посматривая на дочь, которая с независимым видом ушла в дом, вынесла деревянное ведро и убежала с ним в направлении реки.
Через некоторое время вернулась с водой и снова скрылась в доме. Кузнец продолжал работать и Ерхадин с интересом наблюдал, как он обрабатывает крицу. Барриэт вышла на улицу с горшком, наполненным чищеной репой и сунула его в горн.
- Подвинься, - сердито кинула она отцу, и тот посторонился, отставив свой кусок в огне. "Барриэт та ещё штучка", - ухмыльнулся Ерхадин, посматривая на неё и кузнеца.
- А где вы берёте крицу? - спросил Ерхадин и кузнец, по воле дочери остановивший свою работу, потихоньку разговорился и выложил всё Ерхадину. Оказалось, что за рудой он уходит на восток, где горы и леса, и там проводит полгода, заготавливая древесный уголь, а потом плавит руду. Накопившуюся крицу прячет и по частям, вместе с углём, таскает к себе домой, где превращает её в ножи, кресала, и кое-что по заказу. Работа тяжёлая, но ему нравиться.
- Что же ты дочь Сандуру отдаёшь? - с интересом спросил Ерхадин.
- Как же, её отдашь! - нахмурился кузнец. - Вся в мать – та тоже упрямая была.
Он помолчал и продолжил: - Хотел, чтобы в достатке жила и под защитой. Я-то по полгода дома не бываю, мало ли что.
- Есть где будете? - спросила Барриэт от порога. Кузнец кивнул на столик с лавками возле дома. Барриэт наполнила глиняные миски и поставила их на стол. Покушали. Ерхадин нарисовал прутиком на земле нож в пару локтей и спросил кузнеца: - Такой нож сможешь отковать?
Кузнец долго смотрел на Ерхадина и коротко ответил:
- Смогу.
Но их разговор прервали. По улице шагал Сандур с дубиной на плече, а за ним ещё несколько человек, кто с камнем, кто с палкой. Кузнец нахмурился и громадной фигурой вышел вперёд.
- Чего тебе нужно, Сандур?
- Я не к тебе, Баруля, - отозвался Сандур, глядя на Ерхадина.
- Он мой гость и ты будешь говорить со мной, - сказал Баруля, набычившись.
- Баруля, отойди и не мешай, - зашипел Сандур.
- Позвольте, я всё улажу, - сказал Ерхадин. Барриэт заблестела глазами из-за двери, с интересом наблюдая. Вдруг дубина вырвалась из рук Сандура и приняла дубасить его по спине. Его сподвижники, увидев такую картину, собирались уже убегать, но орудия в их руках не послушались, и принялись обрабатывать задние части тела. Через некоторое время Ерхадин прекратил экзекуцию и приказал:
- Подошли все ближе.
Постанывая и охая, пострадавшие приползли к Ерхадину, даже не пытаясь смотреть в глаза.
- Собрать всю деревню сюда, - жёстко сказал Ерхадин, - я буду говорить.
Все закивали головой, а Ерхадин добавил:
- Кто не придёт, того буду бить до смерти.
- Так ты сможешь сделать мне такие ножи? - повернулся он к Баруле. Тот со смешинкой в глазах посмотрел на него и сказал: - Сделаю.
Через некоторое время возле дома кузнеца собралась вся деревня: мужчины, женщины и куча детей, которые шныряли по подворью, высматривая таинственного гостя, наделавшего столько шума. Битые сподвижники Сандура, на правах учеников незнакомца, шикали на голосистых баб, обсуждавших новости не по протоколу. Ерхадин вышел из дома на улицу и спросил:
- Все здесь?
- Все, - загудели сельчане, радуясь началу представления.
- Меня зовут Ерхадин и я ваш король, - сообщил Ерхадин, щурясь на толпу, смаковавшую новое слово "король".
- Можно, вопрос? - подался вперёд бородатый старик. Ерхадин кивнул.
- Народу непонятно слово такое "король", - кивнул на толпу старик. Ерхадин повернулся к селянам и железным голосом сообщил:
- Слово "король" значит то, что я ваш хозяин отныне и навек, хочу, казню, хочу милую. Кому непонятно, объясняю лично, - он повернулся и грозно посмотрел на Сандура: - Некоторым уже объяснил.
Затем Ерхадин назначил королевский сбор в десятину и спросил: - Кого желаете над вами?
- Кузнеца, - загудел народ и Ерхадин махнул рукой: - Кузнеца, так кузнеца. Все, сход закончен. Остальные дела решайте с Барулей.
Селяне разошлись, а Ерхадин долго беседовал с Барулей, объясняя тонкости управления и ставя задачи на будущее, а под конец сказал: - Первым делом, ты мне мечи сделай. А за деревню взыщу по полной, не посмотрю, что со мной твоя дочь. А сейчас спать, завтра рано вставать.
Новый король ночевал в доме вместе с Барриэт, которая и не думала сопротивляться, а что касается кузнеца, то он ещё вечером ушёл в свою кузницу и удары его молотка долго тревожили не засыпающих соседей, шёпотом делившихся своим мнением о новой жизни.