Боясь, что мои мысли написаны у меня на лбу, я обвела пальцем утенка на штанине, чтобы не смотреть на Хантера.
- Так… - сказал он и замешкался.
- Так… - эхом отозвалась я. Когда он и после этого не продолжил, я почувствовала, как у меня в груди начало расти напряжение, усиливаясь с каждой новой секундой молчания.
Почему он ничего не говорит? Может, он уже жалеет, что приехал? Это из-за руки? Может, он хотел спросить меня о ней, но не знает как. Нужно просто рассказать ему.
То есть рассказать ему поддельную версию, которую я сочинила за время между его звонком и приездом. Рассказать и покончить с этим мучением.
Напустив на себя уверенный вид, я наконец повернулась к Хантеру лицом. Он сделал то же самое в тот же самый момент.
- Так…
- Так…
Мы заговорили одновременно и тут же оба замолчали. Уголки его губ дернулись вверх. Я почувствовала, как мои губы последовали примеру. Секунду спустя в конюшне раздался наш общий смех, эхом отражаясь от высокого потолка и бетонного пола.
- Так ты хотел узнать, как я? - спросила я, предоставив ему идеальное начало для разговора.
И сразу пожалела об этом, когда Хантер перестал смеяться. Его ресницы медленно опустились, когда он перевел взгляд на мою руку.
- Ага, хотел. Ты выглядела встревоженной, когда мы прощались.
Хантер продолжал смотреть, и меня снова охватило такое же чувство загнанности, как то, что возникало в школе. Может, пригласить его сюда было ошибкой. По логике, сейчас стоило бы встать, сказать, что я устала, и отправить его домой. Завтра в школе общаться будет безопаснее: воспоминания об аварии притупятся, и вокруг будет толпа отвлекающих внимание школьников.
Но мои ноги отказались слушаться. Голова, сердце - все было против. Логика - это хорошо, но сейчас мне было необходимо, чтобы Хантер был рядом. Сейчас он один удерживал меня в мире живых.
- Так что, твоя рука… в порядке?
Ну всё, началось.
- Да, как ни странно. Видишь? И никаких необратимых повреждений. - Я повертела рукой, чтобы он мог взглянуть на нее со всех сторон. Поразительно, как маме удалось починить ее с помощью пары простых инструментов. Всего-то и осталось, что тонкая розовая полоска, похожая на длинную царапину, но и она, по маминым словам, исчезнет за два дня.
Я бы что угодно отдала за настоящий шрам.
Он потянулся рукой к сгибу моего локтя, и я почувствовала кожей тепло его пальцев. Я замерла, не шевелясь. Паника вперемешку с волнением, от которого внутри все затрепетало.
Видали? Совершенно нормальная реакция для подростка. Ну ладно, может, не столько паника, но волнение - точно.
- Можно? - спросил он.
- Э, конечно.
Он очень мягко взял мою руку за запястье и стал поворачивать ее так и этак. Когда он провел пальцем свободной руки по царапине, клянусь, внутри меня что-то полностью перевернулось. Сделало сальто. Исполнило целый акробатический этюд меньше чем за пять секунд.
Не может быть, чтобы секретный андроид-шпион с нанокомпьютером вместо мозга был способен такое чувствовать.
- Поразительно. Не совсем уверен, как такое возможно, но это просто поразительно. Как так получилось?
От той бережности, с которой он поддерживал мою руку, внутри меня прокатилась волна тепла. Его голубые глаза встретились с моими, подбивая проглотить заготовленную ложь и рассказать правду. Можно ведь забыть поддельную версию. Посмотреть на эту невероятную историю другими глазами - его глазами. Потому что мне все это до сих пор казалось чем-то фантастическим. А вдвоем мы смогли бы разобраться. Вместе.
Конечно, существовал и другой, гораздо более правдоподобный вариант развития событий. Тот, в котором я рассказываю Хантеру правду, а он надо мной смеется. А потом пятится, бежит к своему джипу, а на следующее утро рассказывает всей школе, что у меня шизофрения эпических масштабов.
В моей голове зазвучал тихий голос Человека-Из-Айпода, порождая в воображении ужасы тюремных камер, лабораторий и других мест, о которых я себе даже думать не позволяла. Я поежилась. Никто не должен был узнать. Никогда.
Кроме того, я не собиралась отпугнуть единственного человека, с которым я чувствовала себя настолько живой. Придерживаться лжи для меня лучший план.
- Моя рука - протез, - произнесла я бесцветным от разочарования голосом. - Год назад я попала в автокатастрофу. Он выглядит так реалистично, что я иногда вообще забываю, что рука ненастоящая, - добавила я на всякий случай.
- Мне очень жаль.
"Да, мне тоже, - хотелось мне ответить. - Жаль, что солгала тебе, что ничем не заслужила твое сочувствие".
Мне нужен был отвлекающий маневр. Перевести его внимание с моей руки, моего прошлого, вопросов, на которые я не смогла бы ответить, на что-то другое.
Я отодвинулась от стены и сделала вид, что прислушалась:
- Ты это слышал?
Хантер так подпрыгнул, словно у него в кедах были пружины.
- Нет, а что это было? - спросил он, настороженно глядя на дверь.
Моя рука подлетела ко рту, пряча улыбку, которая грозила расползтись на пол-лица. Хантер Лоув, который казался таким крутым и беспечным. Испугался шороха в темноте.
Мы оба ждали, он - слушая, не повторится ли воображаемый звук, а я - делая вид, что слушаю. Фыркнула лошадь, затем одиноко чирикнул сверчок.
- Наверно, показалось, - сказала я несколько секунд спустя.
- Уверена?
- Ага, думаю, это была какая-то из лошадей.
Его взгляд метнулся от меня обратно к двери:
- Если твоя мама проснётся…
В этот раз я не сдержалась и тихо хихикнула. Так вот в чем дело. Хантер боялся, что его поймает здесь моя мама.
Его плечи расслабились.
- В любом случае, я, пожалуй, все-таки пойду. Лучше перестраховаться.
Я медленно пошла с ним в сторону двери, наслаждаясь каждым оставшимся мгновением. Как только он уйдет, растворится в темноте, конюшня, лишенная его успокаивающего присутствия, снова покажется пустой и холодной. Станет тихо и одиноко.
- Так ты что, правда испугался, что придет моя мама? Печально, - прищелкнула я языком.
Он остановился, когда его пальцы уже легли на ручку двери. Вдруг ни с того ни с сего он развернулся и схватил меня за руки.
Я подпрыгнула, из-за чего мне на глаза упала прядь волос. И стояла, четко осознавая, что пространство между нами сократилось до нескольких сантиметров.
- Ужасно испугался… что попадусь и упущу шанс произвести хорошее впечатление, - сказал он.
После чего подошел ближе, и весь мир замер. Я почувствовала лбом мягкое движение воздуха, когда его рука потянулась к моему лицу. Почувствовала тепло его кожи, когда его пальцы скользнули по выбившейся пряди. Почувствовала, как мое сердце остановилось, когда он наклонился ко мне… только для того, чтобы вытащить застрявшую у меня в волосах соломинку.
Возможно, широкая улыбка, с которой он выбросил соломинку, была чуточку самодовольной. Но к двери он так и не пошел. Вместо этого он мягко взял меня за подбородок, поднимая лицо вверх. У меня внутри все скрутилось в узел, глаза закрылись. Да, да, это именно то, что мне нужно.
Один поцелуй, который превратит мой кошмар в сказку.
Один поцелуй, который докажет, что я нормальная, раз и навсегда.
Один поцелуй, и я узнаю настоящую правду.
Но его губы не успели даже коснуться моих, когда нашу идиллию разрушил стук распахнувшейся двери. Входной двери нашего дома.
Мама.
Хантер отскочил, убрав руки. Я примерзла к месту. Несмотря на то, что я совсем недавно дразнила Хантера, по правде говоря, представив маму, обнаружившую, что я пустила кого-то к нам среди ночи, я сама слегка запаниковала. Я не готова была выслушивать одну из ее лекций. Только не сейчас.
- Я выйду через заднюю дверь. Увидимся завтра, - сказал Хантер. А потом пулей рванул к двери в другом конце коридора, отпер задвижку и выскользнул в темноту.
Я подбежала и заперла за ним дверь, развернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть в другом дверном проеме знакомый силуэт.
- Мила? Уже поздно. Иди лучше в дом.
Мама смотрела на меня затуманенным взглядом. Я удивилась, увидев, что глаза у нее красные, но смягчать свое отношение не собиралась. Особенно когда заметила выглядывающий из-за ворота голубой пижамы изумрудный кулон, возвращенный на прежнее почетное место.
Обхватив себя руками за талию, я неслышным шагом подошла к ней. Я намеренно заметно приложила усилия к тому, чтобы уклониться от ее руки, которая потянулась было к моему плечу, и полностью избежать контакта. У нее было полно возможностей для подобных жестов до большого разоблачения. Тогда она отказалась ими воспользоваться.
Теперь настал мой черед ответить ей тем же. Особенно учитывая, что сейчас любое прикосновение кажется лживым.
Прошедшая в темноте и молчании, дорога к дому показалась жестокой пародией на наше вчерашнее возвращение из конюшни. Тогда мама шла улыбаясь, подхватив меня под руку, и я почувствовала тепло настоящих отношений матери и дочери, впервые за несколько месяцев. То есть это я так думала.
Тогда я не подозревала, что почувствовала это не "впервые за несколько месяцев", а просто "впервые". Точка.
Мама отстала на несколько шагов, когда я развернулась на пороге своей спальни и захлопнула дверь у нее перед носом. Я бросилась на кровать и дала волю гневу.
Когда злость поутихла, я распласталась на кровати совершенно выдохшаяся, осознавая, что моя надежда, скорее всего, обманчива. Я откуда-то взяла идею, что Хантер может меня освободить. Как будто это все какая-то искаженная версия "Спящей красавицы". В которой его поцелуй спасет меня не от злого заклинания, а от голоса из айпода.
За этот крошечный промежуток времени я успела убедить себя, что поцелуй Хантера превратит меня в человека.
Глава одиннадцатая
Проснувшись на следующее утро, я испытала миг идеального покоя. Блаженного незнания. Один безмятежный миг нормальной жизни, после которого на меня лавиной обрушились вчерашние события: Человек-Из-Айпода, нейроматрицы, запрограммированные воспоминания. Поддельное прошлое, поддельные мама и папа.
Всё во мне - подделка, подделка, подделка.
Я словно оказалась заживо погребена под тяжелым слоем безнадежности и отчаяния. Только я не была по-настоящему живой. В том-то и проблема.
Вцепившись в матрас и крепко зажмурив глаза, я сделала несколько коротких, отчаянных вдохов, которые, по словам какого-то незнакомца, были мне не нужны, но казались таким же естественным явлением, как восход солнца. Если я позволю этим чувствам поглотить меня, что у меня останется?
Ничего.
Нужно было сосредоточиться на чем-то позитивном. Мне нужно одеться, пойти в школу, как-то начать жить дальше… что бы это ни значило. Поговорить с Кейли, поговорить с Хантером.
Хантер.
Воспоминание о нашем почти-поцелуе переполнило меня, и, несмотря на все ужасы вчерашнего дня и мелькающие у меня в голове вопросы, я почувствовала все тот же сумасшедший трепет в груди.
Если я была способна, затаив дыхание, мечтать о парне, которого готовы были обсуждать Кейли, Элла и даже Паркер, значит во мне было все-таки больше от девочки-подростка, чем думала мама? Может, все-таки кто-то что-то перепутал?
Эти размышления в конечном счете выгнали меня из постели и отправили в шкаф на поиски чистой одежды.
Одевшись, я направилась на кухню, откуда доносился заманчивый запах жареных тостов. Ну вот! Я проголодалась. Это было совершенно нормально, и я не верила, что существует разумное объяснение, как не-человек может чувствовать голод.
"Количества человеческих клеток, содержащихся в устройстве МИЛА, достаточно для выполнения некоторых биологических функций".
Не мог же голос иметь в виду еду и… все остальное. Исключено.
От звука, с которым я плюхнулась на стул, стоявшая у холодильника мама резко развернулась, взмахнув банкой клубничного конфитюра.
- Доброе утро, - осторожно сказала она. Словно прощупывая почву: насколько стабильное у меня настроение.
Она надела чистые джинсы и голубую футболку с длинным рукавом, а волосы затянула в привычный опрятный хвост, но под глазами у нее были темные круги. А когда она пошла к разделочному столу за тарелкой с тостами, в ее походке не хватало обычной энергичности.
- Доброе, - ответила я нейтральным тоном и принялась намазывать тост джемом.
Мама села за стол напротив меня. Она зевнула и подперла подбородок руками, наблюдая за тем, как я уничтожаю свой завтрак.
- Как ты себя чувствуешь сегодня? - спросила она.
Хантер. Думать о Хантере и о том, что встретишься с ним в школе. Больше ни о чем.
- Отлично, - заявила я, откусывая еще кусочек.
Она озадаченным взглядом провожала мои движения, пока я жевала, намазывала на тост еще джема и жевала дальше. Очевидно, ответа "отлично" она не ожидала.
Мама открыла было рот, но не издала ни звука. Вместо этого она слегка встряхнула головой, хлопнула обеими руками по своим практичным выцветшим рабочим джинсам и встала.
- Хорошо. Но если вдруг передумаешь и захочешь поговорить…
Я запихнула в рот последний кусочек тоста, прожевала и проглотила.
- Не передумаю, - сказала я, вытирая салфеткой губы.
Я вложила опустевшую тарелку в ее протянутую руку и посмотрела, как она идет к раковине.
- Я понимаю, ты пока не готова. Но когда ты…
- Никогда. - Хотя внутри у меня все дрожало, мой голос звучал твердо. - Я никогда не захочу говорить о том, что было вчера.
На фоне стука тарелок и запаха яблочного мыла я подняла взгляд на часы в форме свиньи, которые мама называла китчем, а я - отстоем. И задумалась - это настоящая я дала им такое определение, или запрограммированная? Или они обе - одно и то же?
Закрыв глаза, я кое-как выкинула из головы часы, но беспокойство от этих размышлений осталось.
- А ты не можешь закончить после того, как отвезешь меня в школу? Не хочу опаздывать.
Стук посуды на миг прервался, а затем опять возобновился.
- Ты не пойдешь в школу.
Эти слова захватили меня врасплох. Я сидела, потрясенно молча, пока в голове не всплыл один важный вопрос:
- Сегодня? - спросила я, подавляя приступ паники, от которого внутри все скрутило. - Или вообще?
- Пока не знаю.
- Что? Почему? - последнее слово я выкрикнула так громко, что, наверно, даже лошади у себя в конюшне прислушались.
Перед глазами возникло лицо Хантера, и я вцепилась в этот образ изо всех сил. Если не будет школы, не будет и Хантера, а я не могу от него отказаться. И не буду.
Мой вопрос не нарушил мамин цикл методичного освобождения фарфоровой раковины - вымыть-ополоснуть-вытереть.
На полотенце с петухом росла стопка веселеньких тарелок с маргаритками по краям и кучка столовых приборов, и вместе с тем росло мое желание столкнуть это все на пол. Как она могла обрушить на меня такую новость, не удосужившись даже обернуться?
Услышав скрип отодвигаемого стула, мама остановилась. Она вытерла руки и наконец повернулась ко мне.
Глядя на нее, я задавалась вопросом, как все это может быть ложью. Ее стройное, жилистое тело, ее голубые глаза, связанные с ней звуки, запахи, ощущения. То, как она теребила очки на носу в тех редких случаях, когда не могла подобрать слова - как сейчас. Все это казалось таким реальным, как будто я знаю ее гораздо, гораздо дольше пары месяцев.
- Мне жаль, но после вчерашнего случая мы просто не можем пойти на такой риск. Не сейчас.
- Риск, что у меня может получиться вести почти нормальную жизнь, - ты этот риск имеешь в виду?
Она сорвала с себя очки и потерла глаза.
- Я знаю, тебе трудно. Но мы сейчас в очень опасном положении.
- И кто в этом виноват? Не я, а наказание достается мне! - Я замолчала, сделала глубокий вдох. Аргументы, мне нужны аргументы. - В любом случае, ты ведешь себя как параноик. Кто станет искать нас в этой глуши?
На какую-то долю секунды мамины руки замерли на ее глазах. Потом она надела очки и тихо заговорила:
- Ты себе не представляешь… и надеюсь, так все и останется. Но мы должны принять меры предосторожности. Ты сможешь вернуться в школу позже, если это будет безопасно.
И она снова повернулась к стопке тарелок, промакивая полотенцем несуществующие капли. Притворяясь, что занята.
Мы постоянно притворялись, обе.
Когда она занялась каким-то бессмысленным, совершенно незначительным делом, вместо того чтобы нормально поговорить со мной, я вышла из себя.
- Ты лжешь. Ты никогда не разрешишь мне вернуться, так? - выкрикнула я.
Мама резко развернулась:
- Мила! - начала она, но сразу остановилась, увидев, что я быстро-быстро моргаю, и повторила уже мягче, - Мила, - подходя ближе и протягивая ко мне руки.
Ловушка. Как и все остальное.
Я отшатнулась от нее.
- Но почему? Зачем ты вообще меня украла, если и не собиралась позволить мне жить? - прошептала я. А затем развернулась и бросилась к себе в комнату.
Я плюхнулась на кровать и уставилась в пространство. Когда через час ко мне заглянула мама, я перевернулась на левый бок, не желая ее видеть.
Матрас скрипнул и просел.
- Я знаю, что ты расстроена, но ты можешь поговорить со мной хотя бы минутку?
На стене напротив меня, рядом с занавеской в зелено-белую клетку, висел эскиз головы гнедой лошади. Художник так хорошо передал все черты, что лошадь смотрела на меня почти как живая. Интересно, как ему это удалось - несколькими мазками вдохнуть иллюзию жизни в пустой лист бумаги. Бумажная лошадь продолжала смотреть на меня, и я закрыла глаза.
В конечном счете, таков был весь мой мир. Иллюзия.
Кровать снова скрипнула, когда мама передвинулась, пытаясь найти удобное положение. Флаг ей в руки - учитывая все безумные обстоятельства, я сильно сомневалась, что оно существовало.
Протикало не меньше десяти секунд, прежде чем я выпалила:
- Зачем вообще было рисковать, отправляя меня в школу? Зачем было брать эту дурацкую работу? Почему бы просто не отсидеться в какой-нибудь там пещере?
Когда мама ответила, ее голос зазвучал глухо:
- Потому что я все-таки хотела для тебя нормальную жизнь, Мила. Я хочу, чтобы в этот раз у тебя было все. И если для этого нужно прятать тебя на самом видном месте, так тому и быть.
Я покачала головой:
- Я не понимаю, о чем ты! В этот раз? Что значит - в этот раз? Что еще ты от меня скрываешь?
Я почувствовала, как она мягко ведет пальцами по моим волосам - вниз, вниз, вниз. Медленно, словно наслаждаясь каждым сантиметром. В голове вспыхнула очень странная картинка: маленькая девочка с длинными каштановыми волосами вертится на стуле, не давая себя постричь, а позади нее стоит помолодевшая мама, одной рукой орудуя ножницами, а в другой держа чупа-чупс.
Но это воспоминание было размытым, обрывчатым. Совсем не таким, как кристально ясные воспоминания о папе. Может, они постепенно начинали портиться. Может, они все утекут, одно за другим, и под конец у меня не останется ничего, что напоминало бы о моей поддельной семье.
Я еще теснее свернулась в клубок.