– Я холостяк. Единственное, что я собирался делать, – это смотреть футбол и заниматься стиркой.
– Прекрасно, – сказала она. – Как хотите. – Она взяла креветку, и он принялся смотреть, как она чистит ее и отправляет себе в рот. – Что-нибудь еще? – спросила она, слизывая масло с губ, и это выглядело почти как заигрывание. Нелепо. Но в ней была какая-то испорченность, которая его завораживала. Прямо как у Дженнифер.
– Да, небольшая просьба. Мне понадобится список всех, кого вы знаете. Семья, друзья, люди, с которыми вы работаете или видитесь в университете.
– Думаете, мои друзья имеют к этому отношение?
– В этом-то и проблема. Я не знаю, кто к этому причастен, но если принять все рассказанное вами за чистую монету, значит, вы каким-то образом связаны с убийцей... верно? Между вами есть какая-то общность... то есть я предполагаю, что она должна быть. Это не гром среди ясного неба, и вы не видите, как совершаются другие убийства. Вы думаете, что наблюдаете за действиями одного определенного человека.
Она кивнула.
– Иногда... – Она замолчала. Шум в ресторане, казалось, усилился. Официантки выкрикивали заказы, разговаривали посетители, дребезжали подносы с посудой, а из скрытых динамиков доносился слабый звук диксиленда.
– Что иногда?
– Это похоже на бред, но иногда у меня возникает ощущение... словно мне за шиворот попадают кристаллы льда, и я чувствую, что он близко... что каким-то образом я шла по его следам... – Очевидно, она прочла сомнение в его глазах, потому что потянулась к пиву и сделала долгий глоток. – Я же говорила, что это звучит нелепо.
– Но это может помочь. Подумайте об этом. С кем бы у вас могла быть такая связь? Как, черт возьми, работает эта телепатия или как там ее еще назвать?
– Я знаю лишь, что это стало сильнее, с тех пор как я приехала в Новый Орлеан, и убийства происходят здесь, значит, это должен быть кто-то из ближайшего окружения.
– Согласен, – сказал он, и хотя напугать Бенца было непросто, он почувствовал страх; кем бы ни был убийца, в этом деле было что-то непостижимое, что делало убийцу еще опаснее.
Бенц оплатил счет и подвез ее к пикапу, оставленному возле обуглившихся развалин. Дождь к этому моменту уже прекратился, но место преступления выглядело мрачным и темным.
– Вы сказали, что остановились здесь в надежде, будто сможете почувствовать, что тут произошло, верно?
Вылезая из джипа, она кивнула. Бенц положил в карман ключи и прислонился к крылу.
– Ну как... что-нибудь улавливаете?
– Это не одно и то же, что сигнал радара, – ответила она, но подошла ближе к оградительной ленте, пристально смотря на то, что раньше было маленьким уютным двухквартирным домом. – Нет... ничего. – Она покачала головой и нахмурилась. – Но если я что-нибудь почувствую, я дам вам знать. Спасибо за ужин.
– Это было приятно, – автоматически произнес он, и она резко подняла на него взгляд, молчаливо обвиняя его во лжи.
– Это было вашей работой, детектив Бенц, и у меня такое чувство, что у вас так всегда. – Она забралась в свой пикап, завела двигатель, сорвалась с места и понеслась по узким улицам. Красные габаритные фонари ярко светились в ночи.
Бенц сел за руль своего джипа и включил зажигание.
Он мог последовать за ней. Убедиться, что она едет домой. Он подумал, что вполне может это сделать. Почему бы и нет? Джескил разрешила это, и хотя он сейчас был не при исполнении, он мог потратить на это несколько часов.
Бенц отъехал от обочины. Его беспокоила не сама слежка, а кое-что другое: это не простое любопытство – он интересовался ею не только из-за расследуемого дела. Она была чертовски сексуальна. При этом чудачка. С приветом. Оригиналка.
Но никто не знал об этом убийстве больше, чем она. Нравится ему или нет, но придется ей поверить.
Глава 11
Зазвонил телефон. Первый звонок, второй, третий неприятно отдавались в затуманенном мозгу Кристи. Лежа в постели, она застонала; ей не хотелось просыпаться. Затем бросила взгляд на часы. Десять тридцать. Суббота. Какой идиот мог сейчас звонить. Папа, – подумала она, снова зарываясь под одеяла. Включился автоответчик.
– Привет, это Кристи. Вы знаете, что надо делать, – зазвучал ее голос.
После звукового сигнала она услышала нерешительную паузу, а затем глубокий голос:
– Привет, надеюсь, что попал к Кристи Бенц. Это Брайан Томас. Возможно, вы меня не помните, я помощник доктора Заростера и...
Кристи вскочила с постели и схватила трубку.
– Привет, – едва дыша, сказала она. – Я знаю, кто вы. – Господи, кто на кампусе не знал? Не слишком-то обольщайся. Он, вероятно, звонит, чтобы сообщить, что ты завалила вчерашний тест по Будде.
– Значит, вы отсеиваете звонки.
– Нет, гм, я... ну, если хотите знать правду, я еще спала, но теперь уже встала.
– Поздно легли? – спросил он, и она упрекнула.
– Конечно, я занималась в библиотеке. – Хихикнув, она откинулась на постель. Они оба знали, что это ложь, но она не хотела признаваться, что ходила на студенческую вечеринку и выпила лишнего. Как и следовало ожидать, у нее болела голова, и пересохло во рту. – А что случилось? – Несмотря на головную боль, она старалась, чтобы ее голос звучал весело.
– Я вот думал, согласитесь ли вы со мной встретиться.
У нее отвисла челюсть, и она резко села в постели. Он приглашает ее на свидание? Свидание? Сердце было готово выскочить у нее из груди, но она убеждала себя говорить спокойно. Если получится, конечно. Она была уверена, что он позвонит, но не ожидала, что так быстро. Ее глупенькое сердце бешено колотилось.
– Послушайте, мне, наверное, не следовало вас приглашать, потому что вы студентка Заростера, но, с другой стороны, что в этом страшного?
Вот именно!
– Но если вам неудобно, ну, из-за того, что я помощник преподавателя...
– Нет! Это меня не смущает. Я готова с вами встретиться.
– Хорошо. – В его голосе звучало облегчение.
– А где? Когда?
– Сегодня вечером. Около семи. Ужин и вечерний сеанс в кино. Все, что пожелаете. Если вы не заняты.
Она не могла поверить в свою удачу. Свидание с Брайаном Томасом! Она запала на него с самого начала семестра.
– Замечательно.
– Я заеду за вами... вы ведь в Крамер-холле, да?
– Как вы узнали?..
– Мы на кафедре теологии знаем все, – шутливо ответил он. – Все на подвластной богу территории.
– Конечно, – передразнила она.
– Вообще-то у меня есть право доступа. Я заглянул в ваше личное дело. Вы член "ДГ".
– Да, я вступила в "Дельта Гамму", – признала она но он знал больше, чем следовало, и это ее беспокоило. Может, ей должно было польстить, что он рылся в ее личном деле, но это было не так. – Я, гм, думала, что это закрытая информация.
– Так и есть, но мы, привилегированные, знаем коды.
– Да? – Он даже не был преподавателем. Это настораживало. – Вы один из привилегированных? – О, похоже, он самовлюбленный. И застенчивый, подумала она. Тут ей пришло в голову, что, может, это даже и не Брайан говорил с ней по телефону, а какой-нибудь придурок, который узнал, что она запала на него. Брайан всегда казался более спокойным.
Так кто это может быть и почему у него доступ к твоему личному делу?
– До встречи в семь. – Он был так уверен в себе.
– Хорошо...
Звонивший повесил трубку, и она откинулась на постель с улыбкой до ушей. Она не могла поверить, что он действительно звонил. Он казался таким сдержанным на занятиях. Серьезным. Но по телефону...
Она бросила взгляд на доску для заметок, прикрепленную к стене над ее письменным столом. В одном углу была ее фотография с Джеем. Снятая в прошлом году на выпускном балу в школе. Она была одета в длинное черное платье, на нем был смокинг. Он наклонил ее назад, одна ее нога была поднята, а в зубах она держала розу с длинным стеблем. В тот вечер она поклялась ему в любви. И она действительно любила. Или она... но он остался в Новом Орлеане, где планировал со временем унаследовать кровельный бизнес своего отца. Сейчас он работал в бригаде, покрывая гудроном крыши и прибивая рубероидную кровельную плитку. Начинал простым бочим. Он хотел, чтобы она бросила колледж и вышла за него замуж, но она попросила его подождать, зная, что еще слишком молода для семейной жизни.
С этого момента их отношения изменились.
Она подумывала о том, чтобы порвать с ним, но все как-то не находила сил, не была уверена, что это правильный шаг.
Но этот утренний звонок все изменил.
Она отбросила постельное белье и заметила, что ее соседка по комнате, Лукреция, уже ушла, верхняя койка была свободна. Как обычно. Лукреция была настоящим книжным червем, всегда сходила с ума то из-за одного теста, то из-за другого. Когда она не была в библиотеке, она сидела здесь, штудируя книги. Она никогда не гуляла. Никогда. Была словно в тюрьме.
Потягиваясь, Кристи подумала о том, чтобы сходить в бассейн перед выполнением обязанностей в студенческом клубе, затем она действительно должна засесть за книги; у нее была задолженность – письменная работа у Саттера, и она не осмеливалась опоздать с ее сдачей – он был слишком требовательным; иногда она замечала, как он пристально смотрит на нее, словно она была головоломкой, психологической загадкой. Это было почти то же самое, что с доктором Нортрапом. Теперь этот препод стал настоящим чудаком. Он тоже наблюдал за ней. Словно рассчитывал подловить ее на какой-нибудь проделке. От этого у нее бежали мурашки по коже. Она застонала, потому что сегодня на занятии у Нортрапа будет тест. Но потом... Она снова взглянула на часы и усмехнулась. Через девять часов она будет на седьмом небе от счастья.
Верный своему слову, Бенц появился около двух часов дня. Оливия сметала птичьи перья и семечки, когда услышала, как вдруг Хайри С залился лаем. Прислонив веник и совок к задней двери, она прошла через кухню и выглянула в окно. По дорожке ехал джип Бенца, поднимая в воздух листья. Облака над деревьями разошлись, и светило солнце. Пес не умолкал ни на секунду.
– Тихо! – велела она, но Хайри С прыгнул на входную дверь и залаял пуще прежнего, когда Бенц выключил двигатель и вылез из машины. Оливия едва узнала его. Слаксы, накрахмаленная белая рубашка, галстук и куртка исчезли. Вместо этого на нем были поношенные джинсы, свитер и спортивная обувь. Ветер трепал его волосы, и он больше походил на отца, идущего на футбольный матч сына, чем на уставшего от жизни полицейского.
Когда Бенц поднялся по двум ступенькам на переднее крыльцо, Оливия сгребла лающего и рычащего Хайри С, затем открыла дверь.
– Он когда-нибудь успокаивается? – спросил Бенц.
– Нет – пока не привыкнет. – Глаза пса были устремлены на Бенца, и он с лаем и рычанием дергался как сумасшедший, словно желая разорвать детектива Бенца на части.
– И сколько на это потребуется времени?
– Больше, чем пара дней. Как и Чиа, поэтому я бы не советовала наклоняться к ее клетке. – Хайри С продолжал лаять. – А ну уймись! – велела она, и пес немного успокоился, ограничиваясь теперь лишь неодобрительным рычанием. Оливия велела ему сесть, и он принялся обнюхивать джинсы Бенца. – Он лает, но не кусается.
– Чего не скажешь о птице.
Оливия улыбнулась.
– Можете проверить, если хотите.
– Думаю, я поверю вам на слово.
– Наверное, это разумное решение. Ну и как, вы закончили со стиркой? – спросила она, не в силах отказать себе в удовольствии поддеть его.
– Да. – На его лице мелькнула улыбка – одна из тех редких и искренних, которые оживляли его глаза. – Мне даже удалось разгрузить посудомоечную машину. Но черт возьми, у меня не было времени добраться до пылесоса.
– Очень смешно.
– Я тоже так думал.
Она не смогла удержаться от улыбки в ответ.
– Я удивлена, что вы не нашли более интересного занятия.
– Думаю, я уже перечислил все, чем можно было заняться.
– А как насчет рыбалки, охоты или гольфа... Вы говорили, что собираетесь смотреть футбол...
– Я слушал репортаж по пути сюда. Команде Луизианского университета нужна помощь.
– А разве она не всегда им нужна?
– О-о-о. Вы говорите с их самым преданным фанатом.
– Буду иметь это в виду. Проходите. – Они вошли на кухню, и в доме она почувствовала себя с ним свободнее. Может, это из-за того, что он был одет по-простому, или потому, что его визит был неофициальным, или она просто постепенно привыкала к нему. Трудно было представить, что менее чем сорок восемь часов назад он для нее был лишь именем в газете. А теперь он... новый человек в ее жизни.
Э-э-э, опомнись. Он же полицейский и выполняет свою работу. Хватит об этом.
– Итак... где надпись? – спросил он, прислоняясь бедром к столу.
– Ах да. У меня в комнате. Одну секундочку. – Она поспешила в спальню. Вечно преданный Хайри С понесся впереди. Из ящика тумбочки она вытащила два листа бумаги: один со списком всех ее знакомых в радиусе пятидесяти миль, который она составила накануне вечером, другой она вынула из принтера в последнюю ночь тех снов, когда она, проснувшись, узнала, что бабушка Джин умерла. На нем она записала странные надписи, которые видела во сне. Сейчас, после того как она взглянула на бессмысленные символы и буквы, хорошее настроение улетучилось, и она почувствовала тот самый холодок, который всегда ощущала, вспоминая это видение.
– Даже не думай об этом, – сказала она себе, быстро выходя из комнаты и спускаясь по ступенькам вслед за радостным псом.
– Верный друг, не так ли? – заметил Бенц.
– Очень верный. – В отличие от мужчин, которых я знала. – Вот символы и список моих друзей и родственников. – Она протянула ему листы, и Бенц, сев за стол, сразу же принялся изучать иероглифы.
– Значит, это было написано в склепе, который вы видели в своих снах? – спросил он.
– Да, это то, что мне удалось вспомнить, когда я проснулась. – Она встала у него за спиной и заглянула ему через плечо. Глядя на символы и буквы, она вздрогнула, вспоминая с полнейшей отчетливостью состояние жертвы.
– Не расскажете ли вы еще раз?
– Конечно. То, что помню. Но эти, как вы их называете, сны не были такими отчетливыми, по крайней мере, сначала. – Тем не менее, она с легкостью их вспоминала. С той же самой леденящей ясностью, как последний. – В основном это был один и тот же сон с незначительными изменениями. – Она потерла плечи и бросила взгляд в окно. Лучи нежаркого солнца проникали через изящные сплетения голых веток, заставляя искриться темную воду, но день внезапно стал казаться холодным и безжизненным, наполненным постоянно меняющимися тенями. Сколько раз она думала о перепуганной женщине, запертой заживо, словно в могиле! Сколько ночей эта картина становилась кошмаром, который она видела снова и снова! – Самый страшный сон был, когда, как я думаю, он действительно убил ее. Это произошло в ту же ночь, когда умерла моя бабушка. Одиннадцатого августа. Я сообщила обо всем этом детективу Бринкману, и что толку? – Она на мгновение встретилась с ним взглядом, затем отвела глаза в сторону – Повторилась старая история. Нет тела, никто не пропал, нет свидетелей... только я. Помешанная.
– А вы такая? – спросил он.
Край ее рта чуть приподнялся в кривой улыбке. На этот раз встретившись с ним взглядом, она не отвела глаз.
– А как вы думаете?
Он не ответил, и ее улыбка превратилась в самоуничижительную усмешку.
– Дайте-ка я угадаю. Что у меня не все дома? Я не от мира сего? Крыша едет? Я все это слышала. Вам придется поверить, детектив Бенц, я не одна из тех идиоток, которые пытаются устроить спектакль в полиции, чтобы привлечь к себе внимание. И вы это знаете. Потому что девушка в том доме была убита именно так, как я вам сказала. И была по меньшей мере еще одна. Может, больше. Кого-то оставили в темноте с этими, – она показала на развернутую перед ним бумагу, – с этими чертовыми надписями!
– Хорошо, хорошо. Давайте начнем сначала. Успокойтесь, ладно. Прошу прощения, я ведь здесь, верно? И слушаю вас. Пытаюсь извлечь из этого какой-нибудь смысл.
Внутри ее все еще кипело, но она кивнула, стараясь сдержать гнев.
– Ладно... что вы об этом думаете? – спросил он, беря бумагу в руки и показывая на ее наброски. – Я видел это в рапорте Бринкмана, но мне они ни о чем не говорили. – Для меня это просто каракули. Что скажете?
Она наклонилась над его плечом и тихо прокляла себя за то, что почувствовала запах его лосьона после бритья. Указывая пальцем на символы, она произнесла:
– Я не знаю точно, что они означают. Не забывайте, я видела их мельком, словно проблески света – вероятно, поток вспышек – освещали комнату. – Она уставилась на образы, которые запомнила. – Думаю, что первый – это якорь, а эти три, – она передвинула палец и показала на группу из заостренных линий, – вероятно, стрелы. Одна с аркой над ней – это, должно быть, лук или что-то горящее. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. – Она прикоснулась к следующему символу. – Вот это, как мне кажется, какой-то цветок, но остальное... не знаю. Это, – она показала на группу букв кончиком пальца, – надпись, но я лишь мельком увидела буквы и попыталась записать их в том порядке, в котором они были нацарапаны на стенах могилы. Вот все, что я запомнила, видя лишь мельком.
Она прочитала странное послание, которое пыталась расшифровать сотни раз: LUM... NA... PA... Е... CU... FI.
– Lum-na-pa-e-cu-fi, – произнес он.
– Некоторых букв не хватает, – сказала она, – и я тысячу раз пыталась заполнить пропуски. Luminary, luminous... Napa – как долина в Калифорнии... не знаю. Может, это иностранный язык, или часть какого-нибудь акронима, или... еще что-нибудь. Возможно, даже тарабарщина. Не исключено, что это было написано на стене еще до того, как ту женщину заперли там, может, это не имеет к ней никакого отношения. Не знаю. – Она бросила взгляд через его плечо на обрывочные слова, и они показались ей такими же бессмысленными, как и в первый раз, когда она их увидела. Прищурившись, она наклонилась вперед, чтобы получше их рассмотреть, и ее груди прикоснулись к его свитеру. Через некоторое время она почувствовала, как напряглись мышцы у него на спине. Осознавая, как далеко она зашла, Оливия быстро отступила.
Смущенная, она выдвинула стул и плюхнулась на него. Затем протянула руку к распечатке.
– Это похоже на одну из головоломок, публикуемых в воскресной газете. Только нельзя обратиться за ответом к странице пятьдесят один.
Его глаза слегка сузились. Ни намека на улыбку. Бенц снова стал совершенно серьезным.