– Об этом никогда не заходила речь.
Джеймс фыркнул, и в этот же момент дверь в кабинет, распахнувшись с глухим стуком, ударила о стену.
Бенц вздрогнул, а в кабинет вошел преисполненный достоинства пожилой священник.
– Что происходит? – спросил он. Взор его голубых глаз был властным, голос низким, сердитым и насмешливым. Из-под его стихаря так и сочилось самодовольство. – Почему дом господень полон полиции и прессы? Мне позвонила госпожа Фландерс, живущая неподалеку, и сообщила, что произошла какая-то неприятность... – Его взгляд остановился на Бенце, который уже открыл свой бумажник, в котором был его значок.
– Произошло убийство, прелат. Здесь, в церкви, – объяснил Джеймс. – Микки Гейнс.
Лицо прелата смертельно побледнело, и у него стали подкашиваться ноги.
– Нет... но я только что его видел ...он должен был запереть... – Он умолк, прислонившись к стене, закрыл глаза и перекрестился. Он весь стал каким-то безжизненным. – Не могу поверить в это.
– Вы оставили дверь открытой? – спросил Джеймс.
– Ты же знаешь, как я к этому отношусь... Микки? О господи. – Моргая, словно желая прояснить мысли, он снова быстро перекрестился, качая в неверии головой.
– Расскажите мне, что вам известно, – произнес Бенц и открыл блокнот.
– Ничего... это один из мальчиков, которые помогают в проведении служб... – Его голос дрогнул, и он закрыл лицо руками. – Не могу поверить... не Микки... не Микки. – Раздался стук, и Монтойя просунул голову в дверь. Он переводил взгляд с одного священника на другого.
– Вы Рой О'Хара? – спросил он, и прелат кивнул, после чего нашел в себе силы выпрямиться во весь рост.
– Да, а что?
Монтойя встретился взглядом с Бенцем.
– Несколько лет назад было одно дело. Мальчик в Джексоне, Миссисипи.
Отец О'Хара стал еще бледнее, и для Бенца кое-что стало проясняться. Реджи Бенчет говорил ему: был один педофил, но от обвинений отказались. Реджи говорил, что его звали отец Харрис, или Генри, или... он, возможно, хотел сказать О'Хара!
– Все это было ошибкой, – произнес прелат, но в уголках рта у него, казалось, собралась слюна, а его руки дрожали. – Единичное дело из-за злоумышленной лжи одного мальчика. От обвинений отказались за отсутствием улик. А меня перевели в церковь Святого Луки.
– От обвинений отказались за отсутствием улик или благодаря откупу? – поинтересовался Монтойя.
– Нет – семья решила, что мальчик лжет. Я застал его как-то раз. Он занимался немыслимыми вещами... все это была ошибка.
– В таком случае вы не против проехать со мной и дать мне официальные показания? – Мрачный взгляд Монтойи переместился на отца Джеймса. – И вы тоже.
– Охотно, – ответил Джеймс.
Монтойя сопроводил обоих священников на улицу. Бенц еще раз осмотрел место преступления. Он нутром чуял, что это была работа того же самого человека с извращенным мозгом, который убивал женщин в праздники святых. Так должно было быть. Если только не появился подражатель, если только убийца Микки Гейнса не собрал достаточно информации из пресс-релизов и других источников, чтобы создать свою версию противоестественных бесчеловечных преступлений, достаточно похожую, чтобы посеять путаницу.
Такое раньше случалось.
Действовали два убийцы, связанные с католической церковью? Или один?
Его взгляд скользил по теперь уже пустому нефу, если не считать нескольких оставшихся офицеров.
Бенц не был религиозным; точно не знал, какое место в его жизни занимает бог. Но он был воспитан церковью, и это был его приход. Каким бы непочтительным он ни был, он приходил в церковь Святого Луки на Рождество и на Пасху, а между этими праздниками пару раз посещал мессу, обычно с Кристи. Он видел двух коллег-офицеров, которые венчались у этого самого алтаря, где был убит Микки Гейне. Как-то раз Бенц присутствовал тут на заупокойной службе, а однажды его пригласили на крещение.
Два убийцы?
Бенц не верил в это. Тогда кто же?
Явный педофил отец Рой О'Хара?
Отец Джеймс Маккларен, единокровный брат Бенца и священник, который не мог толком соблюдать свои обеты?
Брайан Томас, парень, который когда-то учился в семинарии, был недоволен церковью и своими родителями и сейчас интересуется Кристи?
Брат Оливии – кто он, черт возьми, такой? Генетическая связь, которая, возможно, объясняла, почему у нее бывают видения убийств и почему она способна смотреть глазами убийцы?
Какой-нибудь студент одного из университетов, знающий жертв?
Один из преподавателей?
Нанкуа Франц?
Разгадка таилась здесь, в церкви Святого Луки... У преступника была причина сюда прийти. Но какая?
Если убийца не был священником, тогда почему он находился в церкви? Чтобы помолиться? Исповедаться? Каким-то образом ощутить присутствие бога? Или он пришел в церковь в поисках очередной жертвы?
Бенцу очень хотелось закурить и выпить. Ему было нужно время посидеть и подумать, неспешно делая глотки "Джека Дэниэлса" со льдом и глядя на тлеющий в пепельнице "Кэмел". Никотин и алкоголь – как раз они бы помогли ему расслабиться и сосредоточиться сейчас, когда он стоял в задней части нефа, сузив глаза на алтаре и огромной скульптуре распятия Христа, поднимающейся к потолку церкви. Витраж сверкал от ламп. Алтарь был запачкан кровью.
Тут произошло убийство.
В доме господнем.
В городе Бенца.
Почему здесь? Почему не в соборе Святого Луи? Почему не в другой церкви? Должна быть связь.
Он подумал, что обнаружит ее, если будет прослушивать телефоны священников. Потирая щетину, Бенц обдумывал варианты. Он мог пойти к окружному прокурору и судье, но знал, что не располагает достаточными доказательствами. Однако он знал, как установить "жучка" в телефон, и у него имелось необходимое оборудование. На это потребуется лишь несколько часов. И у него были связи в телефонной компании. Ларри поможет ему, он и раньше помогал. За шесть банок пива.
Мы будем вести это дело по правилам. Слова Мелинды Джескил прозвучали у Бенца в мозгу, но он решил, что сейчас от следования правилам толку не будет. Он был многим обязан Джескил. Она оказала ему очень большую услугу, взяв на эту жалкую работу несколько лет назад. И он отплатит ей незаконным прослушиванием телефонных разговоров и несанкционированной установкой камеры слежения, затем удалит оборудование и, используя полученную информацию, подтолкнет убийцу к поспешным действиям. Никто, за исключением Ларри Диллиса, не будет знать об этом. Даже Монтойя. Бенц решил, что если уж идти на дно, то одному.
Может быть, "жучок" ничего не даст.
А может, и наоборот. Направляясь к двери, чтобы поискать Оливию, Бенц сказал себе, что прослушивание будет производиться не ради того, чтобы узнать, каковы отношения между ней и Джеймсом. Это вообще, черт возьми, его не касается. Ему лишь нужно схватить убийцу.
Господи, вот бы покурить сейчас.
Он вышел из церкви. На улице было темно, там царил просто сумасшедший дом. Полицейские машины, представители прессы, зеваки, репортеры с микрофонами. Оливии не было видно. На него тут же обрушился шквал вопросов.
– Детектив Бенц, вы можете дать нам больше информации об этом убийстве?
– Департамент потом сделает заявление.
– Эту жертву убил тот же самый убийца?
– Не знаю.
– А жертва – еще одна студентка?
– Без комментариев.
– Это убийство произошло в церкви. Могло ли это быть делом рук Религиозного Убийцы?
Бенц остановился и посмотрел на группу нетерпеливых репортеров и операторов с камерами. Любому из них было ненамного больше тридцати, все они надеялись на сенсации, их интересовали факты, а не жертва.
– Как я уже сказал, департамент сделает заявление, – ответил он, прибегая к той же самой старой литании. – А пока я не могу дать никаких комментариев. Спасибо. – Затем он большими шагами направился к своему джипу и нашел в кармане жвачку. Заметил Оливию.
Устроившись на пассажирском сиденье, она наблюдала за ним через ветровое стекло. Вид у нее был совершенно измученный. Он не винил ее за это. Открыв дверцу, он сел за руль и вставил ключ в зажигание.
– Простите, что все так затянулось. Я думал, офицер Кларк сопроводит вас домой.
– Она и хотела так сделать, но я отказалась. – Ее золотистые глаза сверкнули в темноте. – Почему вы, черт возьми, не сказали, что отец Джеймс ваш брат? – спросила она и, прежде чем он успел ответить, добавила: – И избавьте меня от неуклюжих отговорок вроде того, что об этом просто не заходила речь, хорошо? Я вам рассказала о нем все, когда отдавала список с именами младенцев, которых крестили тридцать лет назад.
– Я не думал, что это важно, – произнес он, включая зажигание. Заработал двигатель.
– Не важно? – повторила она, фыркая. – О, бросьте, Бенц. Он ведь ваш брат, не так ли?
– Единокровный брат. – Он повернулся на своем сиденье, сдал немного назад и стал выезжать. Двигаясь мимо беспорядочно припаркованных машин, джип подпрыгивал на колдобинах и выбоинах.
– О. Единокровный брат. Поэтому вы решили не упоминать, что вы родственники?
Его измотанные нервы не выдержали.
– Наверное, мы в расчете. Вы же посчитали, что мне не нужно знать, что вы с ним спите.
Она напряглась, что-то пробормотала, затем ткнула Бенца пальцем в плечо.
– Это не ваше дело, Бенц. Вы совершенно ясно дали понять, что между нами ничего не может быть. Значит, подобные вещи никак не должны вас касаться.
– Даже то, что вы спите со священником, главным подозреваемым в деле?
– Что? – возмущенно спросила она. – Отец Джеймс? Он не...
– Вы спите с ним и продолжаете называть его отцом Джеймсом?
– Я с ним не сплю.
– Но один раз все же был, – прямо сказал он.
Она открыла рот, затем резко закрыла. Краем глаза он видел, что она пытается сдержать гнев.
– Я едва с ним не переспала, понятно? И вообще-то мне не нужно объясняться. Все это было ошибкой. – Она сложила руки на груди. – Кажется, в последнее время я их делаю много.
– Этот сукин сын. – Бенц притормозил на красный сигнал светофора, затем свернул за угол.
– Это была не его вина.
– Нет? – фыркнул Бенц.
– Нет! И ничего не было... Господи, Бенц, да забудьте вы об этом! И перестаньте кого-то винить.
– Если вам станет от этого хоть немного легче, Ливви, у Джеймса не первый раз возникают проблемы с соблюдением обетов.
– Не думаю, что хочу это слушать, – резко произнесла она, но он увидел боль на ее лице и сразу же почувствовал себя подлецом. – Это не мое дело.
Он не имел на нее никаких прав. Она была права.
То, что произошло между Джеймсом и Оливией, не имело к нему ни малейшего отношения.
– Что ж, это оказалось моим делом, – сказал он, набирая скорость, как только свет стал желтым. – Девятнадцать лет назад я застал его в постели со своей женой.
Глава 35
Заголовки были просто великолепными. Избранник купил все местные газеты, и сейчас в своем святилище, орудуя фестонными ножницами, он тихо напевал рождественский гимн и читал слова, напечатанные жирным шрифтом.
– Слушайте, ангелы-вестники поют...
УБИЙСТВО В ЦЕРКВИ ПОСТАВИЛО ПОЛИЦИЮ В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.
– Слава новорожденному царю.
ВОСКРЕС ЛИ РЕЛИГИОЗНЫЙ УБИЙЦА?
– Прощение и мир земле даны.
СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА СТУДЕНТОК КОЛЛЕДЖЕЙ СБИВАЕТ С ТОЛКУ ПОЛИЦИЮ НОВОГО ОРЛЕАНА.
– Господь и грешники примирены...
УБИТ АЛТАРНЫЙ МАЛЬЧИК.
– Снова... – он замолчал, затем запел крещендо: – Господь и грешники примирены. – Это строчка ему особенно нравилась.
Избранник улыбнулся, глядя на результат своего труда, прикрепляя кнопками прославляющие его газетные заголовки к календарю с его святыми. Святая Жанна д'Арк, святая Екатерина Александрийская, прекрасная маленькая Филомена, святая Мария Магдалена... такие красотки.
Но пресса не понимала его, а общественность понятия не имела, что он выполняет ее работу.
Полицейские, конечно, были идиотами, хотя пресса оказала ему должное уважение. Наконец-то. Однако не было ни единого упоминания о божьем деле, о миссии. Конечно, они не знали об этом. Полиция держала представителей четвертого сословия в неведении, отговариваясь такими словами, как "ритуальные убийства" или "зверское преступление", чтобы не появились подражатели, и чтобы кто-нибудь ради нескольких минут славы не приписал его деяния себе. Поэтому прессе не позволили понять, в чем заключается его миссия... и он должен это исправить. Письмо в газету или звонок на радиостанцию... рискованно, конечно, но... может... Он остановился, думая, какому диджею позвонить.
Доктору Сэм на ее шоу "Полуночные признания".
Прекрасно.
Да... но сначала надо заняться первоочередными делами.
Ему нужно поймать двух следующих жертв. Сначала святую Бибиану, затем святую Люси. Время истекало, и пока полиция пытается выяснить, как жалкий алтарный мальчик связан с остальными убийствами, он должен сделать свой следующий ход. И для этого ему понадобится небольшая помощь.
Напевая себе под нос, он спустился по лестнице в подвал. Когда он открыл дверь, ему в нос сразу же ударила сильнейшая вонь от собак и фекалий. Животные теперь сидели тихо, но когда он открыл дверь и включил красный свет, началась какофония завываний. Что еще хуже, у суки началась течка... и самец больше хотел оказаться в ее конуре, чем рычать на прижавшуюся к стене перепуганную женщину.
Когда он приблизился, она подняла на него взгляд и затем перевела его на оружие, висящее у него на поясе. Это был электрошокер, плохо гармонирующий с золотистым шнуром его стихаря.
– Хотела бы ты выйти отсюда, дитя мое? – осведомился он мягким сладким тоном.
Она лихорадочно кивнула, ее круглые глаза смотрели то на собак, то на его оружие.
– Что ж, думаю, пора. Кажется, я все продемонстрировал ясно. Ты теперь будешь слушаться, так ведь?
Она снова кивнула, и он наклонился, чтобы освободить ее от оков, но, делая это, он надел ей на шею ошейник, точно такой же, какие были на шее у обеих дворняг. Подобные ошейники использовались при обучении собак. На них имелись металлические зубцы, впивающиеся в мягкую кожу горла. Активированные электрически с помощью пульта дистанционного управления, который он держал у себя в глубоких карманах, ошейники зашипят и выдадут разряд электрического тока. Если они будут мокрыми от святой воды или пота, шок будет еще сильнее. Нажатием кнопки Избранник мог добиться от нее или собак беспрекословного подчинения.
Чтобы доказать это, он вытащил пульт и направил его на нее. Она отпрянула, прижимаясь к стене, отчаянно мотая головой и издавая крики, которые приглушал кляп. Он улыбнулся, и у него появилась слабая эрекция.
– Доверься мне, – сказал он и нажал кнопку. Она зажмурилась. Самка, у которой была течка, завизжала и затявкала, когда через ее шелудивое тело прошел электрический ток.
Он отпустил кнопку, и женщина в ужасе открыла глаза. По ее лицу струились слезы, и она смотрела ему за спину на поджавшую хвост самку, которая скулила с растерянным видом.
– Ну как, будешь делать, что я скажу? – спросил он, и в ней не было ни малейшего колебания. В ее глазах он прочел полную покорность. – Хорошо. Тогда пойдем, у меня есть для тебя работа. – Он снял кандалы с ее ног, но оставил руки скованными. Затем помог ей подняться и стал подгонять ее вверх по лестнице. – Если ты сделаешь то, что мне не понравится, даже самую малость, я буду вынужден активировать ошейник и... да, воспользоваться электрошокером. Запомнила? Тебе ведь это не понравилось?
Она энергично замотала головой, словно вспомнив со всей отчетливостью, как он подошел к ней сразу после того, как она вернула взятую напрокат машину и собиралась направиться к терминалу аэропорта.
Одетый в джинсы, свитер и куртку, он приблизился к ней, затем вытащил оружие и дал по ней разряд тока. Потом поймал ее, прежде чем она упала на землю, и приволок в машину, которую украл на кампусе... как делал и раньше. В тот день шел сильный дождь, и он воспользовался зонтиком, чтобы защитить себя и ее не только от дождя, но и от любопытных глаз. Она успела вскрикнуть лишь раз – электрошокер и нож убедили ее притихнуть, когда она очнулась. Затем он вставил ей кляп, надел наручники и привез сюда.
Она была прекрасной представительницей женского пола. Вероятно, ее можно будет принести в жертву. Он смотрел на мускулы на ее заднице, тугие и округлые, когда она поднималась по ступенькам. Он снова испытал приятную болезненную эрекцию... да, пролить ее кровь будет настоящим удовольствием. Он остановил ее в коридоре, прежде чем она достигла входа. Никому не позволено входить в его святилище. Только господу.
– Ну вот. – Он поставил ее к занавешенной стене и сколько раз сфотографировал своим "Полароидом". – Если ты будешь вести себя хорошо... очень, очень хорошо, я тебя выпущу; у меня есть для тебя более трудное задание, – сказал он, думая о ее сотовом телефоне. – А пока что ты должна спуститься обратно.
Она покачала головой.
– Это ненадолго, – уверил он ее, когда по ее щекам снова потекли слезы. – И затем я выпущу тебя из подвала навсегда. Но ты должна пообещать, что поможешь мне. – Она не колебалась, энергично закивала. Она принялась отчаянно цепляться за его стихарь. – Я понимаю, – произнес он. – Знаю, это трудно, но все стоящее не дается даром. Нужно пройти через боль, страдания и жертвоприношение. Так... а теперь ступай. – Когда она стала качать головой, он вытащил из кармана пульт дистанционного управления. – Ну же, будь паинькой, – предупредил он, и она, быстро повернувшись на грязных босых ногах, заковыляла обратно в подвал. Он хотел было дать по ней маленький разряд чтобы поторопить, но сдержался.
Саре нужно полностью понимать разницу между наградой и наказанием.
– ...Прости меня, отец, ибо я согрешил...
Джеймс почувствовал, что у него подгибаются колени. Прошло больше недели с того момента, как он в последний раз слышал этот дребезжащий голос.
– Что случилось, сын мой? – спросил он, забывая обо всех правилах, сидя на краю стола у себя в квартире. Его позвоночник был напряжен, а сердце неистово колотилось в предчувствии чего-то ужасного.
– С моей последней исповеди минула неделя, и вот мои грехи.
Джеймс взял себя в руки.
– Я поминал имя господа всуе и испытывал похоть в сердце.
Пока все шло нормально.
– В качестве епитимьи прочтите десять раз "Аве Мария" и пять раз "Отче наш". – У Джеймса пересохло в горле, и его легкие были так напряжены, что он не мог дышать. Только бы кающийся больше не убивал... только бы.
– И я опять нарушил заповедь. Я отнял жизнь.
У Джеймса в ушах гулко застучала кровь.
– Еще одну? – Отец О'Хара был допрошен, но отпущен, поскольку смог доказать свое алиби. Скандал, конечно, был ужасным, и он стал объектом пристального внимания прессы, прихожан и духовенства... Имя О'Хара всегда будет ассоциироваться с этим убийством, хотя он был в нем не виновен. Однако имелись другие обвинения, которые выдвигал адвокат родителей Микки. Речь шла о неподобающих прикосновениях, педерастии, изнасиловании... а теперь еще и это...
– О да... Я нашел грешника в доме господнем.
– Грешника? – Джеймсу стало тошно.