– Отец? Он вовсе не был образцовым отцом вроде Уорда Кливера. Его часто не было рядом. В основном меня растила бабушка Джин. – Она не любила говорить о своей семье. Даже слово "дисфункциональная" не подходило для ее описания. – О... извините... не хотите ли кофе или... или, господи, у меня, кажется, больше ничего нет.
– Лишь в том случае, если и вы его хотите.
– Отчаянно хочу, – признала она. – Это... такая нервотрепка.
К ее удивлению, он действительно улыбнулся, и на мгновение мелькнули его белые зубы.
– Ну да. Конечно. Кофе – это здорово.
Она знала, что он просто пытается ее успокоить, но это радовало. Ей нужно было успокоиться. Став на цыпочки, Оливия потянулась к верхней полке одного из немногочисленных шкафчиков, к той, где она держала "хорошую" посуду, которой никогда не пользовалась. Бенц пришел ей на помощь и вынул две фарфоровые кофейные чашечки.
– Спасибо. – Она поставила чашки на стол и потрогала стоящий в кофеварке стеклянный сосуд с кофе, сваренным несколько часов назад. – Итак... вы спрашивали о моей семье. Я не очень-то люблю о ней говорить. Моего дедушку убили на войне. Бабушка больше не выходила замуж. Большую часть времени она заботилась об остальных.
– О ком?
– В основном обо мне. О моей маме, когда она была поблизости. О моей сестре Чандре, пока она не умерла. Ей было лишь два года. Несчастный случай – упала в воду, – пояснила Оливия, прибегая к той же самой фразе, которую она всегда использовала, когда кто-нибудь спрашивал ее о семье. Несчастный случай. Это так просто. Но его не было. Может, и смерти-то не было.
– А где сейчас ваша мама?
– Хороший вопрос. – Она налила кофе. – Вообще-то я думаю, она в Хьюстоне вместе с мужем, Джебом Мартином, а по сути, настоящим КОЗЛОМ.
– Он вам не нравится.
Дернув плечом, она ответила:
– Он, наверное, почти такой же, как любой из них, но нет, он мне не нравится, и я действительно не понимаю, какое отношение все это имеет к случившемуся сегодня утром.
– Возможно, никакого. Но не каждый день кто-то врывается ко мне в кабинет и заявляет, что наблюдал за убийством таким образом, как вы.
Оливия не стала спорить. По крайней мере, он ее слушал. Она протянула ему чашку.
– У меня есть молоко, но нет сахара.
– Черный будет в самый раз.
– Я унаследовала этот дом и еще не решила, сколько буду в нем жить.
Пока шла запись, Бенц подошел к окну и устремил взгляд на реку – сквозь деревья просачивались лучи солнца, неподалеку от дома и маленького двора тянулась полоса мутной воды.
– А ваш отец?
Оливия закрыла глаза. Лучше покончить и с этим.
– Я уже несколько лет ничего о нем не слышала. Он... он в тюрьме – в Миссисипи, кажется. Последний раз я его видела, когда училась в начальной школе. – Она ожидала других вопросов об отце, но, к счастью, он не стал продолжать эту тему.
– А Тусон?
– Что Тусон?
– Почему вы уехали оттуда?
– Кажется, я уже объясняла. Бабушка болела, а я уже решила поступить в аспирантуру. Меня приняли в Тулейнский университет, и, подумав, что это судьба, я переехала сюда. Моя деловая партнерша выкупила мою долю в магазине.
У двери заскулил пес, и Оливия распахнула ее. Вбежал Хайри С, взъерошенный клубок меха.
– Пес моей бабушки, – пояснила Оливия, прежде чем Бенц спросил. – Тоже перешел ко мне по наследству. Хайри С... назван в честь любимого президента бабушки Джин, только пишется немного по-другому.
– Не слишком-то он похож на сторожевого пса.
– Au contraire, детектив. Его просто не удержать, когда кто-нибудь приходит, не так ли? – спросила она пса, почесывая ему ухо.
– Я обычно советую завести ротвейлера или питбуля.
– Спасибо, но я предпочитаю его.
– И птицу.
– Точно, и птицу.
Он обвел взглядом маленький дом.
– Соседей поблизости нет, а у вас жуткие кошмары. Вам не страшно? Вы сообщили, что почувствовали, как убийца каким-то образом мельком вас видел. А вы тут в такой изоляции. Не опасаетесь, что он может к вам пожаловать?
– Вряд ли он знает, кто я.
– И все-таки.
Она вспомнила ощущение, будто кто-то наблюдал за ней через окна, ощущение, от которого кровь стыла в жилах.
– Я стараюсь бороться со страхом. У меня есть собака, бабушкин дробовик, и я запираю замки. Я осторожная, – сказала она. – Вы должны помнить. Я здесь выросла. Это мой дом.
– Вам бы не помешала система безопасности.
– Возможно, вы правы, – согласилась она. – Я об этом подумаю.
– Хорошенько подумайте. – Бенц выдвинул один из стульев с плетеной спинкой у маленького стола. – Хорошо, давайте поговорим об этой ночи, – предложил он, вынимая маленький блокнот из кармана куртки. – Кто-нибудь может подтвердить, что вы были здесь?
– Здесь, в доме... нет... я была одна... эй, минутку, – воскликнула она в изумлении. – Что вы хотите сказать? Мне нужно алиби?
– А оно вам нужно?
– Нет. Именно я сообщила вам об убийстве, помните? Я только что вам сказала, что живу одна. С собакой.
– Я просто выясняю, что случилось. Вы отправились спать как обычно и...
– И, кажется, я проспала часа три. – Она пристально посмотрела на него, садясь за стол напротив. – Послушайте, я не знаю, как это объяснить, понимаете? Я привыкла к этим... снам или видениям, когда была маленькой... к тому, что происходило... но они были не всегда, и были... другими, я думаю. – Она взглянула на застекленные створчатые двери и нахмурилась. Сколько раз она пыталась объяснить, что она видела? Сколько раз ей не верили, смеялись над ней и называли ненормальной? Рик Бенц, детектив он или нет, был точно таким же, как и все остальные, которых она безуспешно пыталась убедить.
Ее изучали его серые глаза.
– Я пришла в участок, чтобы помочь вам. Полагаю, вы здесь по той же причине и после того, как вы нашли ту женщину, вам действительно понадобится моя помощь. Я не могу сообщить вам ничего нового.
– А убийца? Расскажите мне о нем.
– Я думала об этом, – ответила она, пытаясь сдержать гнев. Какая наглость даже предположить... Она перевела дух и велела себе просто потерпеть. – Как я уже сказала, он был одет как священник и всё требовал, чтобы та женщина исповедовалась в своих грехах. Но у меня нет полной уверенности, что он действительно священник, в смысле, я никак не могла узнать, давал ли он на самом деле обет.
– Вы не видели его лица из-за маски, но слышали его голос.
– Да. На фоне органной музыки по радио.
– Вы бы узнали его голос, если бы снова его услышали?
– Не знаю, – задумавшись, признала Оливия. – Он шептал.
Бенц наморщил лоб.
– А какого он роста? Определили ли вы это, когда он снял свое облачение? Какого он телосложения?
– Он был в хорошей форме... атлетического телосложения. Где-то около шести футов, но это лишь догадка. Вроде бы он не был толстым, но и худым его не назовешь. Он не походил на бегуна на длинные дистанции. Может, все дело в одежде, но я думала... Мне показалось, что у него телосложение, как у лыжника или пловца, потому что у него были широкие плечи, но узкие талия и бедра.
– Вы сказали, вам показалось, что он смотрел на вас.
– Да. Он поднял взгляд и начал пристально смотреть.
– Но вас там не было, – уточнил Бенц, наконец взяв чашку и делая глоток.
– Нет, он словно чувствовал меня.
– Значит, что получается? У вас с ним телепатическая связь?
Она покачала головой:
– Мне бы и самой хотелось знать или понимать это... но когда это происходит, у меня болит голова, и потом я чувствую себя измученной.
– А сколько раз с вами такое случалось?
– Несколько, – признала она. – Но никогда не было так отчетливо, столь живо. – Она сделала глоток кофе, но совершенно не ощутила его вкуса.
– Какого цвета были его глаза?
– Я не смогла определить цвет, – со вздохом ответила она. – В комнате было дымно, и он прищуривался...
Бенц казался сердитым.
– Значит, несмотря на то, что вы каким-то образом умудрились увидеть его, вы не можете вспомнить ничего особенного, что бы помогло узнать этого священника в толпе.
– Нет. – Она стиснула зубы, удерживая резкий ответ, готовый сорваться с языка, потому что детектив Бенц просто выполнял формальности, но все еще не верил ей. – Думаете, я это сочиняю?
Его челюсть дрогнула.
– Это все кажется каким-то надуманным.
– Тогда откуда же я столько знаю?
Он наклонился вперед, и она впервые заметила цветные прожилки в его серых глазах и линии в уголках его рта.
– Вот в чем вопрос, не так ли? Откуда вы столько знаете?
– Я уже говорила вам, детектив, но, очевидно, вы мне не доверяете. Вы, кажется, считаете, что я каким-то образом замешана в этом жутком убийстве и как последняя дура помчалась в полицию, чтобы меня там осмеяли и затем разоблачили!
– Это тоже как-то надуманно.
– Тогда зачем же вы сюда приехали?
– Мне бы хотелось добраться до правды.
– Верьте мне, и я хочу того же не меньше вас, – сердито выпалила она. Какой же дурой она была, если надеялась, что он ей поверит. Что увидит доказательство и доверится ей.
В виске Бенца запульсировала жилка.
– Вы хотите сообщить мне что-нибудь еще?
– А вы хотите еще о чем-нибудь спросить?
– Пока нет, но, возможно, позднее у меня появятся вопросы.
– Конечно. – Она не смогла сдержать сарказма в голосе несмотря на то, что дала себе слово не злить полицейского.
Бенц выключил магнитофон и убрал его в карман.
– Если вы о чем-нибудь вспомните...
– Не сомневайтесь, вы узнаете об этом первым.
Он закрыл блокнот.
– Знаете, Бенц, я надеялась, что вы мне поверите.
– Дело не в том, верю я вам или нет, – ответил он, ставя на место стул. – Важно другое: можете ли вы дать мне информацию, чтобы я с ее помощью поймал этого сумасшедшего ублюдка. Прежде чем он совершит еще одно преступление. Может, вам стоит получше разобраться в своих видениях. Например, постараться, чтобы они происходили раньше, чем что-то произойдет. А не потом. Вот это бы помогло.
Глава 9
– Что ж, давай-ка посмотрим этот фильмец, – сказал Монтойя, вставляя кассету в небольшой моноблок, стоящий на шкафу с документами в кабинете Бенца. Как обычно, он был в своей неизменной кожаной куртке, и пахло от него табачным дымом. – Это копия видео, снятого Хендерсоном. Я переписал его с диска камеры на видеокассету и на компакт-диск, чтобы мы могли посмотреть его на компьютере. Оригинал среди других улик.
Бенц встал со стула и обошел стол. Монтойя тем временем нажал нужные кнопки, и на экране возникла картина пожара. Местами, когда оператор делал панорамную съемку улицы, изображение дрожало, и было смазанным. Собрались соседи и зеваки. На фоне уличного движения слышались обрывки разговоров и вскрики. С громким треском взорвалось окно.
– Господи! – закричал человек с камерой, когда пламя взметнулось от крыши к небу. – Моника, ради всего святого! Уведи отсюда детей... я сказал... нет, отведи их в дом. Сейчас же! Они потом посмотрят запись. Быстрее. – Раздались недовольные детские голоса, и заплакал какой-то малыш, но человек с камерой продолжал снимать пожар. К небу поднимался черный дым, раздался вой сирен. Камера сместилась, чтобы заснять с ревом проносящуюся по улице пожарную машину с включенной мигалкой. За ней ехала еще одна машина, спасательный фургон и полицейские машины. Спасатели высыпали из автомобилей.
– Назад, – закричал полицейский, в то время как пожарные наводили шланги на здание.
– Вы можете пробраться внутрь... Сюда... – послышался на расстоянии крик Стэна Пальяно. Бенц смотрел, как пожарники пробиваются через дверь, чтобы бороться с огнем и проверить, нет ли кого внутри.
Бенц напряг челюсти, думая о женщине внутри... прикованной к этой проклятой раковине. Пожарные быстро двигались в разных направлениях и выкрикивали приказы, полицейские машины с мигалками останавливались возле оцепленной территории, а толпа любопытных все росла. Как всегда, – подумал Бенц, глядя на нечеткие кадры.
– Так, эти двое... – сказал Монтойя, показывая на пожилых мужчину и женщину. – Это Джерарды. Они и вызвали пожарных. Живут в соседнем доме, а вот этот... – он показал на лысого мужчину чуть старше тридцати лет, – живет на соседней улице... – Под одним из деревьев собралась семья и крошечная болезненного вида женщина с собакой. В кадр попадали и другие люди, но их изображения были расплывчатыми, поскольку снимающий фокусировал линзы камеры на горящем доме.
– Не слишком-то много пользы от этого, – сказал Монтойя, глядя на экран и делая глоток кофе из бумажного стаканчика.
– Подожди. – Камера снова переместилась, и появилось изображение группы тинейджеров, трех мальчиков и девушки, глазеющих на пожар, и кучки любопытных, собравшихся в тени.
– Перемотай-ка обратно, – резко сказал Бенц, разглядев кое-кого в свете уличного фонаря. Этот человек находился слишком далеко, чтобы его освещали адские отблески пожара. Монтойя нажал кнопку обратной перемотки, а затем кнопку воспроизведения. На экране замелькали кадры. – Останови. Вот оно.
Монтойя нажал паузу. Картинка была размытой, но на ней имелся одинокий человек, едва попавший в кадр. Изображение было настолько неясным, что нельзя было определить, мужчина это или женщина.
– Как насчет этого человека? – Бенц указал на экран, где расплывчатая фигура затаилась возле дерева.
– А что?
– Он единственный среди всех этих зевак, рядом с которым никого нет. Он один. Держится в сторонке, сам по себе.
Глядя сузившимися глазами на экран, Монтойя произнес:
– Рядом с ними могли быть и другие люди, которые просто не попали в кадр. – Он показал на экран. – Посмотри слева от него. С той стороны вполне мог кто-нибудь стоять, кто-нибудь, кого Хендерсон просто не заснял.
– Может, и так. А может, и нет.
– И еще на другой стороне улицы, которую Хендерсон не снимал, тоже могли быть люди.
– Но у нас есть этот человек. Отметь кадр. Пусть его увеличат и рефокусируют, если возможно, чтобы получить более четкое изображение. – Бенц прищурился, пристально глядя на темную фигуру. Вдруг это тот, кого они ищут? Могло ли им так повезти? Он в этом сомневался; не верил в удачу, но сейчас это было все, чем они располагали. – Пусть увеличат все кадры, на которых имеются зрители. Наш парень наверняка попытался смешаться с толпой.
– Я попрошу сделать бумажные и цифровые копии. – Монтойя снова нажал кнопку воспроизведения, и они молча досмотрели оставшуюся часть записи. Ничего особенного они не увидели. Карл Хендерсон держал видоискатель на пламени, и на последующих кадрах были пожарные, направившие шланги на дом, и огромные фонтаны воды по дуге лились на крышу, чтобы погасить пламя.
Когда запись окончилась, Монтойя достал кассету из моноблока и положил ее в карман.
– Постараюсь раздобыть для тебя картинки как можно быстрее. Ты говорил с нашей главной свидетельницей? С чокнутой?
– С Оливией Бенчет? Да. – Хотя Бенц был согласен с тем, что Оливия немного "того", ему было неприятно слышать, как Монтойя озвучил его мысли.
– Ну и какова ее история?
– Она осталась в Луизиане, потому что ее бабушка умерла несколько месяцев назад. Оливия приехала сюда, чтобы ухаживать за старушкой, когда та заболела. Затем бабушка отдала концы, и Оливия осталась здесь. Сейчас она учится на магистра в Тулейне.
– Что она изучает? Вуду? Не этим ли занималась ее бабушка?
– Близко к этому. Психологию. – Бенц уже успел навести справки об Оливии. Он связался с университетом, и секретарь неохотно выдал ему копию ее табеля и расписания занятий.
– Психологию? Еще одна? Я думал, мы перестали иметь дело с психиатрами после того, как закрыли дело Религиозного Убийцы.
– Похоже, психические расстройства встречаются в наши дни сплошь и рядом.
– Так что плохого в прозаке? Не думай о том, чтобы сходить к психиатру. Просто прими таблетку. Это гораздо легче. – Монтойя поправил воротник куртки. В его ухе поблескивала алмазная сережка. Чертов денди, вот кто он был. – Если хочешь знать мое мнение, они все начинают заниматься этой профессией, потому что у них самих с мозгами не все в порядке. Они идут к психологу, и им начинает нравиться лежать на кожаных диванах и говорить о себе. И затем – бац! – у нас появляется избыток специалистов по головам, которые занимаются частной практикой или раздают советы по этому чертову радио. Господи, ты только подумай. Психиатр, который считает, что у нее бывают... – он прервался, чтобы изобразить пальцами кавычки, – ..."видения". Тяжелый случай. И что еще хуже, у нее была бабушка – жрица вуду. Она ведь так рассказывала? Только этого нам сейчас не хватает. А потом будет убийство, какое-нибудь жертвоприношение со связкой мертвых куриц.
– Даже не заикайся об этом, хорошо? – раздраженно сказал Бенц.
– Да, что ж, ты просто подожди.
– А ты прикинь. Один из ее преподавателей – доктор Джереми Лидс.
– Серьезно? – Теперь Монтойя был поражен. – Мир тесен.
– Иногда слишком тесен.
– А ты разузнал что-нибудь об этой Оливии?
– Так, кое-что. Предварительные данные. Навел небольшие справки, и у меня есть записи Бринкмана. – Бенц снова сел на стул и быстро пролистал свои материалы. – Информация из Тулейнского университета подтверждается. Похоже, она никогда не выходила замуж, но была к этому близка. Она бросила парня у алтаря и уехала в Тусон примерно шесть лет назад. Этот парень, Тед Браун, разозлился, преследовал ее некоторое время – это длилось меньше года, – затем с горя женился на другой. У госпожи Бенчет не было неприятностей с законом за исключением нескольких превышений скорости и участия в какой-то забастовке в Фениксе по защите прав животных несколько лет назад. – Он взглянул на Монтойю. – Я уже звонил в Тусон. Думал, может, там что-нибудь знают, но либо у нее не было этих видений в пустыне, либо она никогда не утруждала себя обращениями в полицию.
– Значит, как только она уезжает на Запад, видения прекращаются.
– Или она о них молчит.
– Это не ее modus operandi, – сказал Монтойя, прислонясь бедром к столу. – Что еще?
– Она работала то тут, то там – от официантки до клерка по претензиям в страховой компании, – чтобы оплачивать колледж. Занимается искусством на стороне. Она продала партнерше в Тусоне свою долю в бизнесе, связанном с различными подарками и художественными поделками религиозной тематики. Неудивительно, что, приехав сюда, она устроилась на работу в "нью-эйджевый" магазинчик для туристов под названием "Третий глаз" на Джексон-сквер.