"Пожалела?!" Он подумал, что у неё очень хороший характер и отнёсся к её волнению в связи с последними событиями с пониманием, но уступать не собирался. Пётр погладил пальцами её розовую щёчку с ямочкой. Забрал в плен своей ладони её маленькую ручку. "Как хороша!"
- Мне будет, свет мой, не легче. Надо потерпеть, Катенька. Скоро закруглимся здесь с делами и я вернусь в Москву. Наша разлука не будет долгой. Главное - ты ничего и никого не бойся, через меня им не перешагнуть. Ни на какие выпады очень прошу не реагируй. Ты моя… жена и под моей защитой.
Она не согласилась с ним, улыбаясь про себя. "Жена?" О, нет, нет! Она, конечно, польщена, но это очень ответственно и не по её статусу, скорее всего, царь в порыве сказал. Такое его обещание сильно взволновало Кэт, но не обнадёжила. Она, деликатно изобразив непонимание, сказала о другом.
- Надеюсь, я не испортила тебе жизнь и не поломала планов?…
Его позабавил такой её наивный ход. Он, разгадав по зардевшимся щёчкам её "планы" улыбнулся и с такой силой прижал девчушку к себе, что она чуть не вскрикнула и сказал лишь одно слово, но так, что уточнять не захотелось.
- Глупышка… Люблю тебя свет мой. Отныне дорожки наших жизней пойдут рядом.
Великодушно признав его право над собой, прошептала:
- Я постараюсь скрасить тебе её…
Он поцеловал её ладошки.
- Катенька, богиня моя, вместе на всю жизнь, но сейчас ты вернёшься в Белокаменную.
Какое-то время она молча изучающе смотрела на него, словно бы решая, сможет ли его переубедить.
- Хорошо, - наконец-то говорит она мягко. - Я отправлюсь к отцу.
Он прекрасно контролировал себя, но всё равно ответ получился немного поспешным и резковатым:
- Нет, ты поедешь и останешься до моего приезда в доме Меншикова.
Её ресницы испуганными птицами метнулись вверх. Брови выгнулись.
- Зачем?
Напугал. Он понял это и, поколебавшись, пустился в объяснения:
- Мне спокойнее. Там тебя никто не обидит. Плут Алексашка будет здесь со мной. Ты в его хоромах хозяйка. Не ограничивай себя ни в чём. К отцу отправимся вместе. Я должен с ним объясниться. Сам объясниться, понимаешь?! Надеюсь, он нас поймёт и примет всё, как есть.
Почувствовав мягко виноватый тон, она сделала попытку отыграть положение. Уж очень не хотелось ей связывать себя с именем Меншикова. Пошлёт людей, предупредит, настроит каверз… Возможно ей ещё удастся спасти своё право. И она осторожно просит:
- Может лучше к от…
Эта реплика вызвала неудовольствие царя. И Пётр, перебив её, грозно выговорил:
- Сделаешь, как сказал… - И уже мягче. - Пожалуйста! Так лучше для тебя… Там другие условия и жизнь вовсе не похожа на ту, к чему ты привыкла. Настоятельно прошу пожалеть меня и избавить от дальнейшего объяснения.
Это было скрытое предложение помалкивать и выполнять приказ. Угроза. Это тоже был Пётр, которого Кэт знала и любила. Заметив, как кривятся уголки его рта, больше она не спорила. Значит, он так решил и его не свернуть. Так что лучше не напоминать про то лишний раз, не травить государево сердце. Кэт вздохнула очень глубоко и дрожа согласно кивнула. Придётся быть очень не просто осторожной, а начеку.
У влюблённых оставалось не так много времени, чтоб тратить его на пустое препирательство. Они прощались до рассвета. Пётр улыбался и, скрывая свою вину, высказался немного насмешливо:
- В карете по дороге выспишься.
Утром чуть свет подошла к шатру карета Шереметьева, запряжённая четвёркой сильных лошадей. Он хотел, чтоб Кэт не слишком утомилась в дороге. Считал, что в обозе ей будет сподручно не надо отдыхать беспокоясь за безопасность где-то возле дороги. Погода была пасмурной. Под ветром гудел лес. Было немного тревожно. Меншиков тут как тут стоял рядом и внимательно наблюдал за происходящим. Он не просто одарил её жёстким взглядом, а рассматривал её. Заметив это, Кэт приподняла подбородок и сделала вид, что её совсем не интересует это исследование. Чёрт бы его побрал, этого Меншикова, что у него там на уме? Она даже не улыбнулась ему, а смотрела так рассеянно, как будто с трудом вспоминая, где же она его видела и видела ли вообще. Кэт боялась, что не удержавшись в рамках приличия, продемонстрирует свою ненависть к Меншикову. Надо попридержать свой язык и приструнить воинственный пыл, укорила она себя, не хватало ещё нарваться на не довольствие царя. Пётр вывел её сам и проводил к карете. В первых лучах рассвета, долго смотрел на её бледное, спрятанное в тени треуголки, лицо. В затянутую офицерский мундир фигурку. Он хотел впитать каждую секунду, проведённую с ней! Она, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щёку, быстро обняла и отвернулась. На большее не решилась. Её глаза опять наполнились слезами. Он произнося последние слова прощания, сжал её руку. Усаживая и загородив собой вход, крепко поцеловал. Больше не глядя закрыл дверцу. Потом рванул её вновь, нырнул внутрь кареты, обнял её и поцеловал долгим нежным поцелуем. Губы коснулись плеча, локтя, ладошки и застыли на кончиках пальцев. Алексашка не выдержав, потянул его за кафтан. Тот пнул светлейшего ногой, но вылез. Кэт осталась в карете, прижимая к глазам его носовой платок. Он подозвал почти незаметным движением пальца сопровождающего и принялся что-то шептать на ухо. Подлетевшему, выбранному в охрану служивому наказал глядеть в оба. Тот щёлкнул каблуками. Шпоры весело в тон настроению солдата зазвенели. Пётр протянул ему кошелёк:- "На дорогу! Что останется твоё". Служивый расплылся в улыбке. Такое доверие. Разве он не догадывается, что попал в фортуну. Да он расстарается, и непременно доставит женщину в целости и сохранности. Ведь за неё голубушку и его молчание Пётр одарил его офицерским чином. Разве он не понимает. Волосок не упадёт с её головы. А он сам, на счёт неё, могила. Вон по лагерю слушок ползёт, мол, Пётр пареньком тешится. А ещё говорят, у Шереметьева полонянку отнял. Одна сплетня накрывает другую. Он знает, что всё ерунда, но молчит. Зачем болтать, если то молчание золотое. А милость Петра отработает. Ей-ей, всё будет чинно и благородно.
Настало время отправляться в путь. Пётр щёлкнул пальцами. Карета тронулась вслед за обозом. Кэт прильнула к окошку, чтобы в последний раз посмотреть на Петра.
Не любящий бездействия Пётр, на этот раз врос в землю, уходить не торопился. Картина отъезда вызвала в нём дурные предчувствия. Не поддаваясь настроению, он принялся себя охлаждать. "Похоже, детина не глупый, дров не наломает, - успокоился немного Пётр. - Да и Кэт просто так не сдастся". Кэт не выдерживает и машет рукой. Он ей тоже машет на прощание. Обоз ушёл. Пётр долго смотрел вслед. Ему будет не просто без неё, но наличие стольких дел почти не оставляло ему времени на переживания и не давало никакой возможности хандре распустить свои щупальцы. Меншиков, не выдержав, тронул за рукав:
- Чай всю ночь не спал. Шалунья как пить дать не давала. Иди, отдохни, а я в крепость наведаюсь.
Ни одна жилка на бледном лице не дрогнула. Знал, что друг любезный ухмыляется. Отвечал уклончиво и в общих чертах.
- Верно, не спал, - невозмутимо согласился Пётр, - но сейчас не усну. Пойдём, пройдёмся по крепости. Покажешь, что ты там намудрил.
Мрачный взгляд был брошен на Петра. Меншиков кипел, но всячески скрывал то, под чем-то подобие улыбки. Как она выручает. Теперь он знал, что те, кто всё время улыбаются на самом деле - злее не бывает. Больше всего его бесило сознание того, насколько Петру нравится девчонка. Как он проник к ней чувством и доверием. Ну и ну! Вон как тяжело с ней расставался! Так ведь и чёрте до чего дело может дойти… Как же он, Меншиков, просмотрел её… А каким презрительным и высокомерным взглядом она по нему, Алексашке, прошлась… Как была предельно вежлива. Обычно дамы не вздёргивали перед ним подбородок. Могли улыбнуться, могли, не замечать, но, чтоб так…
- Ох как она тебя скрутила, мин херц, должно быть страх как сладка?! - не выдерживает он через несколько шагов молчанки.
- Чего плетёшь, дурень?! Опомнись!
- Во-во угадал.
Пётр не тороплив в шаге, мрачен, сверлит его разгневанным взглядом и криво ухмыляется:
- Какого чёрта ты про неё, да про неё. А, понял, прилипла, у тебя с языка она не спадает, никак попробовать хошь? Хошь? Так как?!
Да никак, не готовый к такой атаке Алексашка поперхнулся, побелел как мел и, выкручиваясь ужом, захохотал. Сердце кольнуло: "Царь с этой ведьмой не похож на себя. След быть осторожным. Вон вспыхивает яко ракета, ей-ей учинит мордоворот". Он уже достаточно знал женщин, но эта… Замечание царя было настолько прямым и справедливым, что он не нашёлся, как ответить и после смеха. Самый раз прикинуться побитой собакой. Бубнил плаксиво:- "Мин херц, грех на душу не приму!" Не слушая Пётр, подтолкнув его в лодку, напомнил про дела:
- Вот сейчас посмотрим что ты намудрил и стоит ли по этому поводу нам так веселиться. Грабёж и разбой прекратил? Объяви под страхом смерти: никаких грабежей и насилий… - его кулак просвистел против носа Меншикова. - Ропота против русского солдата быть не должно!
- Мин херц, обижаешь… Не бери на голову… Управимся не впервой, - канючил продолжая свои протесты он.
Чем ближе нос лодки к крепости, тем больше в лодке становилось Светлейшего. А что?! Меньшиков напыжился, намудрил он уже не так и мало. Мастера, работая в поте лица, заложили пролом в стене. На сгоревших домах и башнях кипела работа, ставили кровли. Жизнь восстанавливалась. При осмотре лицо царя приобрело более мягкое и спокойное выражение. Значит, его усердие произвело благоприятное впечатление.
- Чем дальше думаешь заниматься? - спросил дымя трубку довольный Пётр и тени на неприязнь в нём не было.
Алексашка совсем взбодрился и повеселел.
- Обустроить гарнизон и перевести войско из полевых условий на зимние квартиры, мин херц, - докладывал Алексашка.
Тем временем Пётр посверлил его лупоглазыми глазами: "Вот же всё навыхвалку, но молодец!" Просияв одобрил:
- Ну что ж действуй. Хорошо! Быстрее закончим. Быстрее двинем домой.
Шлях запестрел пылью. Их разговору помешал гонец с четырьмя сопровождающими его драгунами. Он протянул письма. Царь прочёл. Нахмурился. Любезному Августу, польскому королю, опять нужны деньги на баб и карнавалы. Жалко и так каждая копейка на счету, но придётся дать. Оттянул же войска шведов на свои догонялки. Карлу бы, по уму-то, отступиться и сосредоточиться на России, а он подзавяз, ровно в трясине какой теперь. А не бегай он за Августом вслед, то России пришлось бы туго. Придётся дать денег-то. Пусть ещё погоняет Карла-то. А вторым князь кесарь извещал о бунте в Астрахани. Обида затрепетала на щеках. Он земли русские воюет, а ему нож в спину свои же норовят воткнуть. Сунул письмо Меншикову. Читай! Тот читал вслух, туго, по слогам. Пётр слушал, не мигая, только увесистые, в ссадинах кулаки сжимались всё круче. "Сучье племя! Пожалел. Жизни сохранил. Подалее отправил. А им всё, сукиным детям неймётся. Старину возвертай назад. В оковы, сию же минуту. Кому назначить север, кому Ижору. Зачинщиков к Ромодановскому".
Там, под Астраханью-то, действительно было неладно: скопились беглые - с верфей, заводов, поднеси фитиль и запылает. Для стрельцов то весьма приятный материал.
Всю обратную дорогу Меншиков задумчиво молчал. Пётр отнёс это к работе по восстановлению крепости и только что полученным новостям. Но думы Алексашки были о другом. Катька не давала покоя. Эта девчонка не должна встать поперёк его проектов. Он просто впал в ярость, ощутив себя не более не менее, как невинной жертвой. Ещё бы, ведь потихоньку он осознал, что ему представилась наконец-то возможность добиться желаемого - убрать препятствие со своей дороги и главное в самом начале и безболезненно. А она всё поломала. Он аж побледнел от гнева. От такого прилива ярости у него закружилась голова. Но не отступаться же. Шаг за шагом и в голове сложился план. Чем больше он обдумывал тот свой план, тем веселее становился. Ещё подумав, пришёл к выводу - безусловно, он достоин одобрения. Дело за малым - выполнить его!
А обоз, в который царь определил Кэт, двигался к Москве. Дорога всё время петляя начинает незаметно спускаться. Лошади бегут быстрее. Сначала девушка прислушивалась, не скачет ли следом царь - вернуть. Очень хотелось остаться с ним. Горестно покачала головой - нет. Наддавал эхом лишь один раскатистый сержантский голос отдававший команды солдатам. Смирилась. Молчаливая Кэт в спокойной задумчивости смотрит по сторонам. Всё вокруг лоскутно цветное. Лента дороги вот серая, да небо голубое. Она долго провожает глазами цветастые поляны. В ушах шелестят слова Петра: - "Котёнок, я буду очень, очень, очень скучать…" Как может изменить всё миг. Миг любви. Раз и ты другая и всё вокруг другое. Кэт попросила остановить у первой же попавшейся на пути церкви. Старая, деревянная, намоленная. На миг замешкалась, ведь она, Кэт, не православная. Но подумала - молиться не воровать и грехом быть не должно. Молитва любая до Бога дойдёт. Тем более Питер православный, они едины, а значит и она теперь его веры. Вышла из кареты. Перекрестившись, прошла внутрь. На одном вдохе помолилась. Надежда какая-то появилась. Душу тяжесть отпустила. Взяла две свечи. Одну зажгла сразу и поставила. Открывая тем жестом свою душу Богу. Встала перед иконой Богородицы. И опять помолилась. Как умела. Просила прощение и отпущения грехов. Просила благословения на непростую жизнь с Петром. Защиты от отвратительного Меншикова просила. Вероятно, у него были основания невзлюбить её. У неё так не было ни малейшего желания не только говорить, но и видеть его. В отношении этого человека к ней, крылось что-то странное. Похоже, он её просто возненавидел, но за что? Она может только гадать. А гадать можно на всякое - сам позарился на неё, была своя кандидатура на эту роль или дело в другом?… От этого "другого" она похолодела. Не дай Бог! Бабьего счастья просила, детей… А ещё просила помочь не очерстветь её душе, не тешится богатством, а использовать его во благо людей и его дела. Конечно, она живая и ей не чужд звон злата, но душа не должна маяться или одеваться в золотую броню. Тогда человека нет. Пропал человек. Счастья им одного на двоих просила и здравия. Поймав язычком катившуюся слезу, проглотила всхлип и поднялась с колен. Зажгла и поставила вторую свечу. Закрыла перед непростым миром свою душу. Перекрестилась. Поклонилась и, не оглядываясь, вышла… Дорога извиваясь, стиснутая с обеих сторон густым лесом, убегает вдаль. Медленно движется по ней обоз.
Москва ждала. Пётр приказал праздновать. "Пусть увидят Россию в веселье". Гонцов отправили заранее. Войска встали временным лагерем, привели себя в порядок. Впереди праздник, чествование. Под колокольный перезвон у Мясницких ворот именитые граждане, и простой народ, гостиная сотня с хоругвями встречала победителей. В воздух летели шапки, народ чтоб уважить Петра больше кричал не "Победа!", а приятным сердцу царя словом "Виват!" Пётр ехал в золочёной колеснице, а за ним хвостом волочились шведские знамёна. Здоровенных псов нарядили львами, а на спины им уселись шуты. В красно - синих плащах. В руках их были мечи и щиты. Потом загрохотали орудия, забила по мостовой копытами конница, начался торжественный въезд.
Традиции не нарушали. Гуляли, как положено - две недели. Падкая на зрелища Москва шумела, надрывалась. Эх-х! Гуляем! На радостях на Красной площади кормили и поили всех до отвала. Народ валил на праздник издалёка. Ждали не только гостинцев, но и зрелищ. Каждую ночь над Кремлём бухали взлетая фейерверки. Народ, любуясь половодьем огня, крутился на площади. Не смолкал смех, плескали в ладоши. Крутились мельницей огненные колёса. Все знают, что "огненная потеха" - страсть Петра. Он зачастую сам рисовал рисунки и делал чертежи растолковывая своим мастеровым что требуется. А требовалось ему удивить весь мир. Так в последствии и будет - никто не мог сравниться с русскими фейерверками и в мастерстве картин огня вскинутого в небо. Пётр знал что делал. У потешного и военного огня один стержень-порох. Человек восхищаясь праздничными огнями в огне баталий видит тоже: праздник, победу, викторию!..
Отмотаем историю назад. Уловив воинственный блеск в глазах девицы царя и потеряв надежду повлиять на него, Меншиков решил не рисковать и вместо цикла с приручением и обольщением, вслед за каретой вёзшую Кэт, погнал преданных людей. Приказ один - она не должна доехать. Но велено всё было обделать под несчастный случай. Напали, мол, канальи - разбойники. Однако приказ тот выполнить было зело не просто. Карета шла в обозе. Нападение на ходу откинули сразу. Оставались привалы. Вот их и караулили. Попробовали затеять в первом же городке ссору. Но Кэт, оказалась не простым орешком, выхватив шпагу, дралась с охранником в паре. Сбежался народ, солдаты, пришлось отступить. На втором привале пришли с подарками и угощением, только Кэт поблагодарила, но решительно отказалась. В третий - сделали пробу подложить на постоялом дворе отравленную еду, а она возьми и отдай её подсунувшемуся не вовремя попрошайке нищему. Утром нашли его мёртвым. Её детина - охранник враз насторожился и еду с того злосчастного момента готовил только сам. Проба заловить её на отхожем месте и утопить там, мол, случилось по неосторожности, выявилась тоже не совсем удалой. Тот бесовый охранник проверял всё сам. Опять же сунулись в дверь, но та на ночь запиралась изнутри, а в окно был направлен его мушкет. Когда он спал - загадка. Как не крутили, а пришлось нападать. Другого пути выполнить приказ, не видели. Правда, нападение створили под предлогом воровских людей, разбойничьей банды. Мол, напали на карету обоза с чисто коммерческой целью - поживиться.
Если честно, то страх поначалу присутствовал у Кэт. Она поняла, что за ней охотятся. Но постепенно он прошёл. К нему тоже привыкаешь. Ночевали в лесу у костров. Охранник Кэт, почуяв глухие крики и стрельбу, насторожился. Разбудив, неловко посмотрел на неё и кинул ей узелок:
- Переодевайся.
Кэт спросонья хлопала глазами. Непонятно. Ей не сразу пришла в голову причина этой карусели. Но охранник торопил.
- Быстрее, госпожа, часу в обрез. Боюсь по вашу душу пришли. Кто-то очень настойчив. Вот сатана!
Она, доверившись ему во всём, подчинилась. Теперь минуту подумав, догадывалась о том, кто был в том рогатом образе и торопилась. В узелке оказался деревенская рубаха и сарафан. Принять образ женщины? Воззрилась на служивого. Тот поняв сомнения, кивнул.
- Ну. Ищут юнца безусого. Про бабу речи нет.
Кэт поняла. Переоделась. Спрятала мундир в узелок. Вопрошающе глянула на своего спасителя. Её глаза нетерпеливо изучали его лицо, ожидая от него дальнейших шагов. Он заметался взглядом: ища куда её спрятать… Упёрся в дуб. Кивнул Кэт на него. Приказал:
- Лезь, барышня, ховайся. Споймают, скажешься испуганной и немой. Подумают местная к обозу не причастная.
Крадучись, они пересекли открытое место, побежали. Он подсадил, Кэт быстро вскарабкалась повыше и спряталась в ветвях.