– Точно. Для меня это очень важно. Только хочу предупредить: даже при всем моем уважении к вам я не смогу держать вас в курсе моих расследований. Это мой принцип. Надеюсь, что это не повлияет на наши отношения… – Ей хоть и неловко было произносить эту дежурную речь, но расставить все точки над "i" она считала необходимым. – Ну так как, мне все еще можно надеяться на вашу помощь?
Василий Романов впервые на ее памяти расплылся в улыбке:
– Я уже в курсе. Иначе ты бы не была Наталией Ореховой…
"Круто, ничего не скажешь…" Она с приятным чувством некоторой принадлежности к лиге профессионалов вошла в более светлое помещение. Романов открыл перед ней дверь зала, где лежали уже подготовленные к вскрытию трупы трех молодых женщин. Тела были в ужасном состоянии: они начали разлагаться. Но одно лицо Наталия узнала без труда: Олечка Перова.
Самое удивительное из того, что она увидела и что объединяло эти трупы, было то, что у всех трех были вспороты животы, причем в правой области…
– Он что, учился на этих несчастных женщинах вырезать аппендикс? – невольно вырвалось у нее, когда она сопоставила эти жуткие раны и поняла, что, кроме этого, тела в принципе целые. – Он не насиловал их?
– Я осмотрел их только снаружи, взял мазки и сделал кое-какие анализы. Да, ты совершенно права: они не изнасилованы. И скончались от болевого шока и от потери крови, хотя это пока еще только предположения. Садисты обычно так не поступают. У меня большой опыт. Они режут самые интимные места, издеваются… А здесь – неумело разрезанный живот в области, как ты правильно сказала, аппендикса. Только есть одно существенное "но"…
– И какое же?
– В то время как этот ненормальный "оперировал" их, аппендикса ни у одной из них уже не было.
– В смысле?
– Они все примерно в одно и то же время перенесли эту операцию, только уже на настоящем операционном столе. Нормальные, профессионально сделанные швы… Маньяк – с твоего позволения я буду его так называть – пошел по второму кругу. Очень занятно… Даже не представляю, как ты будешь действовать.
– Да я еще и сама не знаю.
Она стояла и смотрела на белое, в трупных пятнах, лицо покойной Оли Перовой и представляла себе, как сообщает о ее смерти ее отцу, Виктору Борисовичу…
– Я знаю, кто эта девушка. Можешь записать, но я все равно позвоню Логинову…
Наталия хотела добавить, что в женщине, лежащей на столе ближе к окну, она признала ту самую женщину из парка, которую видела совсем недавно – с русой косой и в черном шелковом платье с белыми пуговицами. Вот только имени ее она не знала.
Третья же женщина была ей совсем незнакома, хотя из всех троих была самая привлекательная, если можно так говорить о мертвых. Было в ней что-то очень женственное и трогательное. Особенно хороша была маленькая пикантная родинка над верхней губой; густые рыжие волосы, правда коротко стриженные, придавали всему ее облику какую-то беззащитность и подростковую непосредственность. Она и сохранилась лучше всех, тлен почти не коснулся ее лица и тела, хотя безобразный разрез на правом боку вызывал у Наталии содрогание.
– А вы не могли бы определить по разрезам, кто именно делал эти операции? Может, я требую невозможного, но раз здесь такое дичайшее совпадение, то нельзя отрицать связь между преступлениями и настоящими операциями, которым подверглись эти женщины. И если нормальному в психическом плане человеку вряд ли придет в голову оперировать повторно, то, быть может, у какого-нибудь несостоявшегося хирурга вполне могли возникнуть такие желания. Но это лишь озвученные мысли по поводу увиденного, не более того…
– Логично, ничего не скажешь. А что, если какой-нибудь авторитетный хирург не давал ходу молодому хирургу, всячески зажимал – как вот меня, к примеру, почему я, собственно, и стал патологоанатомом, кстати, – и не давал работать за операционным столом. Вот у него крыша и поехала.
– Вот и я о том же… Слишком уж характерные разрезы…
– Хотите чайку? – вдруг спросил Романов и подмигнул Наталии.
– Что? Вы серьезно? Нет, не могу, особенно в этих стенах… Странно вообще, что я постепенно привыкла находиться в обществе мертвых, а то ведь раньше… Страшно вспомнить. Спасибо вам большое, я польщена и прочее… – Она улыбнулась, но от рукопожатия инстинктивно воздержалась, чем, возможно, и оскорбила Василия Петровича.
Всю дорогу из морга она вспоминала его рыжие, покрытые пухом неприятные плоские уши, как у старика, залысину на вытянутом, обтянутом глянцевой желтоватой кожей черепе и представляла себе, как его в прямом смысле зажимает, то есть прижимает к стене старый седой человек в белом халате – "авторитетный хирург" – и говорит при этом: "Не дам тебе резать, не дам…" – и отвратительно при этом хихикает. А потом этот Романов выходит из дома с большим резаком под мышкой и ловит бывших пациенток "авторитета", чтобы все же проделать над ними несостоявшуюся операцию…
"Бред!"
Но, с другой стороны, ей показалось странным изменившееся так неожиданно его отношение к ней: с чего бы это?
Она ехала в Латынино. Когда ее взгляду предстал тот самый пейзаж, из ее видений, она почти не удивилась. "Человек – это такое животное, которое ко всему может привыкнуть", – вспомнила она чье-то высказывание и усмехнулась тому, как быстро она успела привыкнуть к состоянию хронической измены Логинову.
Санаторий так и назывался "Латынино" и располагался почти в лесу. Аккуратные белые двухэтажные корпуса, соединяющиеся между собой ухоженными ровными аллеями, прогуливающиеся в купальниках парочки, смех со стороны разбитого на огромной солнечной поляне теннисного корта… "Да здесь просто рай!"
Оставив машину на стоянке, Наталия, пройдя несколько метров, решила проследить маршрут всех движущихся куда-то в глубь леса отдыхающих и, к своему изумлению, вышла на песчаную дорогу, ведущую к отличному пляжу. Оказывается, за лесом протекала река Лата, которая именно в этом месте разлилась особенно широко и ничуть не уступала Волге. Наталия сразу поняла, что здесь отдыхают только богатые люди. Об этом свидетельствовал и сам пляж, комфортный, с новенькими полосатыми шезлонгами, кушетками и яркими разноцветными зонтами. Небольшое кафе, белоснежное, с массой ажурных пластиковых кресел, источало кофейный аромат… Людей было немного, и все в основном загорали.
Наталия вернулась в лес, отыскала здание администрации, где, как оказалось, находились и столовая, и ресторан, и даже бар и казино, нашла комнатку администратора и, предъявив свое удостоверение помощника следователя (а если вернее, то общественного помощника следователя), задала насторожившейся холеной брюнетке несколько вопросов:
– Денисов Денис Петрович… Вы что-нибудь слышали о таком?
– Разумеется, он отдыхает у нас. Но что случилось? Вы не первая, кто справляется о нем. Какие-нибудь личные проблемы?
– Почти. Дело в том, что мне надо срочно его увидеть и кое-что передать. Это очень важно.
– Видите ли, в чем дело… – Администраторша принялась нервно царапать красным лакированным ногтем столешницу. – Мы стараемся не вмешиваться в личную жизнь наших отдыхающих, потому что понимаем, что многие из них приехали сюда… как бы это получше выразиться… не с женами или мужьями… Вы понимаете меня?
– Понимаю. Мне абсолютно все равно, с кем приехал сюда Денисов, он нужен мне сам, собственной персоной. Вы же знаете его в лицо? – Она была уверена, что эта администраторша знает вообще всех отдыхающих здесь мужчин в лицо. И не только потому, что у нее работа такая.
– Да, знаю. И раз вы из милиции, то я просто обязана вам сказать, что Денис Петрович уже дня четыре находится не в лучшей форме…
– Он болен?
– Нет, это болезнью не назовешь. Понимаете, он приехал сюда не один. С ним была девушка, очень молоденькая. Она, похоже, бросила его, поэтому он просто пьет. И помногу. Вы и сейчас можете его найти в баре, он там наверняка один.
"Почему же Анна Петровна ничего не рассказала о пристрастиях своего мужа? Постеснялась? Не похоже".
Наталия поблагодарила администраторшу и спустилась в бар.
Полутемное заведение, за стойкой которого откровенно скучал мальчик-бармен. У него было такое смазливое лицо, что Наталия поняла: он в этом райском уголке не только разливает виски и водку, но и оказывает другие услуги. Иначе бы его здесь не держали.
– Привет. – Она забралась на высокий круглый стул и в упор посмотрела на него. – Меня зовут Солнышко, а тебя?
Мальчик в белой рубашке и черной бабочке чуть не уронил стакан, который тщательно протирал. Ему было лет восемнадцать, не больше.
– Привет… Что будете пить?
– Вишневый компот.
Она уже увидела в самом темном углу бара какое-то неподвижное существо в чем-то светлом. Это существо храпело.
– У нас только крепкое. Джину хотите?
– Я тебя хочу. И совершенно не хочу вон того алкоголика, который портит весь пейзаж.
– Представь, что он – это мебель, – профессионально, как шлюха, перешел на "ты" бармен. – Если хочешь, мы могли бы подняться ко мне…
– А ты думаешь, зачем я сюда зашла?
– Ты новенькая?
– Еще какая новенькая, как стодолларовая купюра. Мне скучно, понял?
– Тогда подожди, я позвоню, и меня заменят. – Он зарделся. А Наталия еще не знала, что она скажет ему в следующее мгновение. Просто надо же было ей как-то объяснить свой приход в бар; пить ей нельзя, потому что она за рулем, значит, надо отдавать дань другим человеческим порокам.
И он позвонил, а спустя несколько минут они уже входили в полосатую от теней жалюзи комнату с большой кроватью, накрытой красным покрывалом, и зеркалами на стенах.
– А у тебя здесь уютно… Раздевайся. – Она улыбнулась маленькому плейбою, маленькому в смысле возраста, поскольку росту в нем было за метр восемьдесят, а когда он разделся, то оказалось, что и прочие его размеры ничуть не уступают настоящим гигантам секса.
Наталия смотрела, как он ложится на кровать, голый, с розовыми то ли от волнения, то ли от желания щеками и блестящими черными глазами, но сама почему-то оставалась спокойной.
– А ты хорошо устроен.
– В каком смысле? – спросил он и похлопал рядом с собой по покрывалу, приглашая Наталию последовать его примеру и лечь.
– Во всех смыслах. Я сейчас тебе что-то скажу, только обещай мне, что будешь вести себя прилично.
– Нет, прилично я себя вести уже не смогу. Разучился. Я стал развратным до ужаса, и если не веришь, то могу продемонстрировать прямо сейчас… Только тогда и тебе надо будет раздеться. Женщины от этого просто сходят с ума.
– И сколько это стоит?
– Час – всего двести долларов, а если захочется сладенького, то еще столько же. В зависимости от многого…
– Я не сплю с "голубыми"…
Она увидела, как "антенна" этого супермена покачнулась и стала медленно опадать. "Какая жалость, это выглядело так эстетично".
– Не понял, – прохрипел от волнения парень. Ему было уже не до шуток: задели его мужское самолюбие (вернее, жалкие его остатки).
– Что, тебя погладили против шерстки, котенок?
– Чего тебе надо?
– Качества. Тот мужик, который притворился спящим в баре, ведь ты – его собственность? Он имеет тебя прямо там, в баре, может быть, даже за стойкой, пока ты разливаешь разбавленную водку в грязные стаканы, а потом ты, голубь, притворяешься настоящим мужчиной?
– Какой он "голубой"? Алкаш несчастный. Он у меня сегодня целую бутылку высосал. От него девчонка ушла, вот он и страдает…
– Какая девчонка?
– Длинноногая, красивая, но уж очень худая. Волосы длинные, до пояса, глаза светлые, а брови черные. Класс девка!
– Ты хочешь сказать, что уже был с ней?
– Нет, не дала. Уехала или ушла… Может, перебралась в другой номер, этого я не знаю.
– Давно исчезла?
– Да, вот точно: исчезла. Я так думаю, что если бы он знал, где ее искать, то не пил бы здесь. Он уже столько денег просадил…
– Я тебе что-нибудь должна?
– За что?
– За то, что разделся и полежал передо мной?
Он вскочил и принялся надевать брюки. У него было красное от злости лицо. Он грязно выругался. Наталия, пожав плечами, бросила на кровать купюру в десять тысяч рублей и ушла, хлопнув за собой дверью. Мужскую проституцию она не принимала душой и, как оказалось, телом.
Глава 8
БЕЗНРАВСТВЕННАЯ СДЕЛКА
Когда она вернулась в бар, то за стойкой уже скучала девушка, сменившая этого плотоядного и беспринципного молодого плейбоя.
Пьяный же мужчина, тот самый Денисов, за которого Наталии его жена Анна Петровна заплатила вполне приличный аванс, крепко спал, положив щеку на стол и раскинув согнутые в локтях руки, словно препарированная лягушка.
Наталия подсела к нему за столик и, тронув его за плечо, поняла, что с мертвецки пьяным человеком и разговаривать-то нечего. А потому попросту взяла его под мышки и сильно встряхнула. Денисов недовольно замычал. Промучившись с ним до прихода плейбоя, она подозвала его и попросила помочь довести не вязавшего лыка Денисова до номера.
– Я делаю это только из-за во-он той девушки, что за стойкой. А вообще-то с тобой надо было знаешь что сделать?… – проворчал молодой человек.
– Я из милиции, дурак. А ты, кстати, ничего, смотришься на все пять баллов. Не сердись, просто не могла отказать себе в удовольствии посмотреть на такого голого красавчика…
– Значит, тебе просто нужна была информация об этом пьянице?
– Ну и что?… Все равно не сердись. Все мы люди, все мы человеки, слыхал? Ты бери его под мышки и поднимай, а я помогу. Кажется, он живет в шестом номере, только в каком вот корпусе, не знаю…
– В шестом корпусе он живет. Один. Это люкс. Сейчас сама увидишь.
После того как Денисова благополучно уложили в постель, плейбой, которого звали Вадимом, перед тем как уйти, спросил:
– Если ты останешься здесь на ночь, можно, я к тебе приду?
– Зачем? Я же больше червонца не дам. Принципиально.
– Да я сам тебе дам сколько захочешь… Мне, если честно, так надоели старухи… Понимаешь?
– Понимаю, но ничего не получится.
– Почему?
– От тебя старухами пахнет, – сказала Наталия и захлопнула перед его носом дверь.
Корпус номер шесть был двухэтажным уютным домиком с большой гостиной и двумя спальнями: одной – наверху, другой – внизу. Больше всего Наталии понравилась ванная комната – белая, сделанная из псевдомраморных плит, но идеально чистая и к тому же еще с бассейном.
Наполнив его холодной водой, она подтащила туда Денисова и столкнула, придерживая голову над поверхностью воды, чтобы он не утонул.
Денисов реагировал очень бурно: он сразу же очнулся, стал хватать ртом воздух, барахтаться, поднимая вокруг себя фонтаны брызг, чертыхаться. Так продолжалось до тех пор, пока он не протрезвел настолько, чтобы спросить у своей мучительницы, которая, вся, с ног до головы, залитая водой и продрогшая, продолжала крепко держать его за ворот рубашки:
– Вы кто?!
Было очевидно, что Денисов, заместитель директора одного из крупных банков города, весьма нуждается в горячей ванне: он был небрит, несвеж, несимпатичен.
– Приведите себя в порядок, а потом поговорим…
Он посмотрел на нее как-то затравленно, вобрал голову в плечи и вдруг спросил:
– Вы уже нашли ее? – Его глаза начали наполняться слезами.
– Нашли, – сказала Наталия, не в силах отказать себе в удовольствии слегка поблефовать. – А вы как думали?
– Хорошо, тогда я сейчас приведу себя в порядок, и мы… мы поедем?…
– Поедем. – Она уже начинала кое-что подозревать. После вопроса о том, нашли ли ее, трудно было не понять, что речь идет о той самой девушке, из-за которой этот некогда достойный и уважаемый человек превратился за несколько дней в свинью.
Она оставила его в ванной комнате, а сама вышла на террасу, примыкавшую к спальне. Здесь повсюду росли цветы, стояли летние кресла, были разбросаны, как ни странно, предметы женского туалета. "А он к тому же еще и фетишист…" Наталия достала носовой платок и с его помощью подняла с пола изящный черный комбидресс. "Как кукольный".
Здесь же, на полу, валялась деревянная массажная щетка для волос, розовая косметичка, раскрытая и выпотрошенная по-садистски: пудра стоимостью сто пятьдесят долларов рассыпана по полу, колпачок губной помады раздавлен, коробочка с румянами треснула… И вдруг на самом дне косметички Наталия заметила уже знакомый ей тюбик с "Флоретином". "Мазь для заживления ран".
Денис Петрович вышел из ванной в черном длинном халате и устало опустился в кресло.
– Вы откуда?
– А вы не догадываетесь? Могу показать удостоверение.
– Нет-нет, увольте…
– Уволят вас из другого места, – мрачно пошутила Наталия, рассматривая мужчину, которому женщина посвящает стихи и которого не может позабыть. Больше того, за то, чтобы увидеть и поговорить с ним, она платит тысячу долларов! Мешки под глазами, крупный нос, землистого цвета рябое лицо с толстыми губами, маленькие серые глазки… Волос на голове почти нет.
– Мне всегда говорили, что в наших органах работают хорошенькие девушки…
– В органах? Я бы на вашем месте не рассуждала о девушках. Давайте начнем с самого начала… Когда вы с ней приехали?
– Десятого июня.
– Это точно? Ваша жена сказала, что…
– Десятого, можете проверить в регистрационном журнале.
– Хорошо. И что же случилось?
– Первый день мы вообще не выходили отсюда. Вы понимаете, о чем я говорю… А на следующий день было все как положено: завтрак, купание на пляже, обед, прогулки в лес и на поляну… Все было замечательно. А потом появился какой-то мужчина, который смотрел на нее так, что я не выдержал. Я увел ее с пляжа, спрятал здесь, в спальне, и запер. Я дурак, приревновал, что поделать… Она такая молодая, красивая…
Я не тиран, я ей так и сказал: "Лена, ты свободный человек, но только когда меня нет рядом. Я приехал сюда с тобой и не потерплю, чтобы на тебя так пялились".
– И это все?
– Нет. Она сбежала через окно.
– Вы думаете, что к нему?
– Уверен. Она, знаете ли, такая… слабая на передок. Про таких так говорят… А он красивый, только непонятно, откуда взялся. Я даже у администраторши расспрашивал, так его никто, оказывается, кроме меня, и не видел. Очень странно… Наверное, он ее старый знакомый и приехал за ней.
– А что было дальше?
– Я искал ее! – в сердцах вскричал Денисов. – Искал машину, на которой они могли бы уехать, но на стоянке мне сказали, что действительно был мужчина, но он уехал один. Что он всего-то час и пробыл в санатории. Спрашивал какого-то экстрасенса.
– Вы думаете, это был тот самый?…