Пройдя в просторный кабинет бригадефюрера, Маренн остановилась на положенном расстоянии от большого письменного стола из черного дерева, ожидая, пока бригадефюрер обратит на нее внимание. Шелленберг что-то писал. Не поднимая головы, он указал ей на кресло у уставленного телефонами передвижного столика.
- Подожди.
Маренн с опаской взглянула на стол. Она знала, что в него были вмонтированы два пулемета, которые всегда были нацелены на посетителя, меняя прицел по мере его приближения к столу, и могли изрешетить пулями весь кабинет. К такому знанию трудно привыкнуть.
Окна кабинета затянуты проволочной сеткой, через которую в ночное время пропускался электрический ток. Неслышно ступая по пушистому ковру, Маренн подошла к креслу и села. Закурила сигарету. В ожидании ей ничего не оставалось, как рассматривать обстановку и самого бригадефюрера.
Шелленберг сегодня был в полной генеральской форме, что случалось с ним не часто. Должно быть, собирался ехать к высшему руководству. Темные волосы, как всегда аккуратно причесаны. Лицо бледное, скулы заострились, на коже выступили желтые пятна. Несомненно бессонница и напряженная работа принесли "результаты" - снова обострилась болезнь печени. Почувствовав внимательный взгляд, Вальтер поднял глаза. Большие, светлые, они были обнесены болезненными коричневыми кругами.
- Сейчас, - сказал он, думая о своем.
Потом сложил бумаги в папку, вызвал Фелькерзама и передал ему документы с указанием немедленно довести до сведения начальников отделов. Затем взял со стола несколько справочников и убрал их в старомодный стеклянный шкаф, хранивший его личную библиотеку.
- Я сейчас уезжаю к Гиммлеру, - произнес он, подходя к Маренн, - к сожалению, совсем не остается времени.
- Когда ты будешь лечиться, Вальтер? - спросила Маренн, гася сигарету в пепельнице. - Я вижу, дела со здоровьем идут неважно.
- Я очень устал, - признался он, садясь в кресло напротив. - Но речь не обо мне. Ты очень занята в клинике?
- Я всегда занята, Вальтер, - улыбнулась она. - А что случилось? Нужна моя помощь?
- Да, моему сыну.
- Что с ним?
- Де Кринис сказал, что-то по твоей части. Детский невроз.
- Он смотрел его?
- Но он теперь ничего не решает, не посоветовавшись с тобой. Я бы хотел, чтобы ты осмотрела малыша, если найдется время. Ильза очень переживает - не спит, плачет по ночам. Я полагал, де Кринис ее успокоит. Но куда там…
- Хорошо. Я сейчас позвоню Ильзе, - он снял трубку телефона, напрямую соединенную с его берлинской квартирой.
- Алло, Ильза, это я. Ну, как дела? - спросил он у жены. - Подожди, не плачь. Может быть, все не так страшно. Сегодня придет врач. Да, она. После обеда. Ильза, Ильза! - он недоуменно пожал плечами. - He понимаю, бросила трубку. Это у нее на нервной почве. Я тоже расстроен. Но… - он взглянул на часы. - Совсем нет времени.
- Я поняла, - Маренн встала. - Тогда я сейчас вернусь в Шарите, а потом, как только освобожусь там, - сразу к вам.
Спустя два с половиной часа Маренн подъехала к дому недалеко от Курфюрстендамм, где жила семья бригадефюрера. Приказав шоферу подождать, она поднялась на пятый этаж и позвонила в квартиру. Дверь долго не открывали. Наконец она услышала шаги. Щелкнул замок. Маренн увидела бледное лицо Ильзе Шелленберг.
- Добрый день, фрау, - поздоровалась Маренн. - Мы знакомы с вами. Я - Ким Сэтерлэнд. Ваш муж просил, чтобы я осмотрела сына. Можно мне войти?
- Нет.
К удивлению Маренн вместо того, чтобы впустить ее в квартиру, Ильза сама вышла на лестничную площадку, прикрыв дверь. Ее светлые волосы были растрепаны, глаза покраснели от слез.
- Мне все равно, что сказал мой муж. У меня давно уже нет мужа. И вы, фрау Ким, как никто другой хорошо это знаете. Вы украли у меня моего мужа, - разделяя слова, она с ненавистью смотрела на Маренн. - Теперь вы пришли забрать у меня ребенка? Нет, я не отдам вам его. Никогда! - раскинув руки, она загородила собой дверь. Из глаз снова хлынули слезы. Безуспешно она старалась подавить рыдания. Маренн сперва растерялась - никак не ожидала такого приема. Однако через минуту взяла себя в руки и ответила с достоинством.
- Не понимаю, что вы имеете в виду, фрау Ильза. Должно быть, муж слишком много времени уделяет работе и мало вам. Но вы должны его понять, идет война. Он думает о благе Германии…
- Он думает о вас, - перебивая ее, всхлипнула Ильза. - Я знаю, он давно уже не любит меня. Он любит только вас, только о вас и думает - торжествуйте.
Маренн улыбнулась. Первый порыв возмущения прошел и, видя несчастье молодой женщины, она пожалела се. Она не уверена, что являлась причиной этого несчастья. Ей казалось, что Ильзе преувеличивает.
- Уверяю вас, - спокойно ответила она, - что, например, об адмирале Канарисе он думает гораздо больше, чем обо мне. Я также могу перечислить ряд прочих личностей, которые весьма занимают его ум. Но все это не имеет никакого отношения к здоровью вашего ребенка. Позвольте мне войти. У меня мало времени. Меня ждут раненые солдаты в госпитале.
Озадаченная ее невозмутимостью Ильза почти автоматически посторонилась. Маренн прошла в детскую. Осмотрев малыша, прописала лекарства и, вручая рецепты матери, сказала успокаивающе:
- Мальчик скоро поправится, вот увидите. В его возрасте это случается часто. Успокойтесь сами. Ребенок чутко реагирует на состояние вашей нервной системы. Что же касается всего остального… - она сделала паузу. - Я не могу быть вам соперницей. Вы молоды и красивы. У вас есть сын, его сын. Это много значит. Почти все. А я намного старше вас.
- Но он любит вас…
"Но он любит вас…" - слова Ильзе звучали в ушах, пока она ехала от Курфюрстендамм к Шарите. Она удивлялась и радовалась, сама не понимая, почему.
Ночью она работала в своем кабинете на Беркаерштрассе, когда около трех часов ночи начался воздушный налет. Ей позвонил дежурный офицер.
- Фрау Сэтерлэнд, немедленно спускайтесь в бомбоубежище! - прокричал он в трубку.
- Где бомбят? - спросила она.
- Район Курфюрстендамм…
- Район Курфюрстендамм?! - она знала, что Шелленберг час назад уехал домой. - Машину мне!
- Что?! - обомлел дежурный.
- Машину к подъезду! Шофера не надо. Я поведу сама.
- Слушаюсь…
На Курфюрстендамм, неподалеку от дома, где жил Шелленберг, стояла зенитная батарея. Когда Маренн подъехала, пушки грохотали во всю мощь, сотрясая стекла. Слышались разрывы падающих бомб. Она увидела, как огромный бомбардировщик попал в сходящиеся лучи прожекторов. По самолету открыли огонь зенитки. Он пытался скрыться от прожекторов, но ему это не удавалось. Дом, в котором жил Вальтер, был цел. Маренн вышла из машины и в это время услышала вой падающей бомбы.
- Ложись! - кто-то крикнул ей и, схватив за руку, бросил на асфальт.
Раздался страшный грохот. Звон разбитого стекла, треск отваливающейся штукатурки. А затем наступила тишина. Маренн вскочила. Машину отбросило в кювет. Она загорелась. Через мгновение раздались крики о помощи, затем слова команд и громкий топот солдатских сапог. Маренн бросилась к дому.
- Стойте! Куда вы? - ефрейтор из оцепления пытался задержать се. - Они еще летают!
- Оставьте!
Кругом были развалины. В квартале разорвалось пять бомб. Одна из них попала и в дом Вальтера. Она разорвалась на уровне первого этажа. Взрывом было уничтожено все левое крыло здания. Маренн подняла голову. В квартире Шелленберга горел свет. Солдаты внизу кричали:
- Эй, там, на пятом этаже! Вы что, с ума посходили! Выключайте свет!
- Подождите!
Маренн вбежала в парадную, быстро поднялась по полуразрушенной лестнице на пятый этаж. Двое солдат еле поспевали за ней. Входную дверь выбило взрывной волной. Маренн вбежала в квартиру. Спотыкаясь об опрокинутую мебель, пробежала через пустую гостиную и распахнула покосившуюся дверь в детскую. Вальтер был здесь. Он склонился над кроваткой сына. Мальчик лежал под одеялом, серым от пыли, но был цел и невредим, как и отец. В комнате не осталось ни одного целого окна или предмета меблировки, а один осколок врезался в стену прямо над кроватью ребенка. Маренн выключила свет и подошла к Вальтеру. На ее лице против воли появилась улыбка. Забыв о бомбежке, они молча смотрели друг на друга.
- Вальтер, ты цел? - в комнату вбежала Ильза, но увидев Маренн, осеклась.
Воцарилось молчание, нарушаемое гулом самолетов. Шелленберг взял сына на руки.
- Вам надо спуститься в бомбоубежище, - сказал он Ильзе. - Идем.
- Я рада, господин бригадефюрер, - официальным тоном произнесла Маренн, - что с вашей семьей все в порядке, никто не ранен. Мы поднимемся на следующий этаж.
Шелленберг с тревогой взглянул на нее. Она спокойно приказала солдатам:
- Передайте остальным - необходимо обойти все этажи, собрать раненых. Особенно тщательно обследуйте левое крыло, там большие разрушения. Один - вниз, доложить командиру. Второй - пойдемте со мной. Выполняйте.
Выходя из квартиры бригадефюрера, она слышала, как Ильза сказала Шелленбергу:
- Странно, что фрау Ким собирает раненых именно в пашем районе.
- Она собирает их по всему фронту, - мрачно ответил Вальтер. - А не только в нашем районе. Работа у нее такая.
Да, все это случилось совсем недавно. Но явно не имело никакого отношения ко всему, что происходило сейчас.
- Мне ничего не известно о намерениях бригадефюрера, - повторила она. - Ни в личной жизни, ни вообще.
И, отвернувшись, взялась за ручку двери.
- Ты мне не ответила, - проговорил он.
- Насчет чего? - спросила она не проворачиваясь, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду.
- Насчет всего, - голос Скорцени прозвучал напряженно. - Ты ничего не ответила.
- Мне больше нечего сказать, - Маренн быстро пожала плечами. - Я против того, чтобы убивать стариков, даже на оккупированной территории, даже если на этот счет существует десять распоряжений рейхсфюрера, а не одно. Надеюсь, теперь все ясно? Добавить нечего.
Она раскрыла дверь и вышла из палаты. К вечеру состояние оберштурмбаннфюрера резко ухудшилось. Произошло то, чего больше всего опасалась Маренн. Поднялась высокая температура, Отто мучили сильные боли. Инъекции морфия не помогали. Все говорило о том, что началось заражение. По установить очаг в полевых условиях трудно. Он терял сознание, метался в бреду, повторяя все время воспаленным, пересохшим ртом: "Маренн, Маренн…" Окружавшие оберштурмбаннфюрера врачи знали се, как фрау Ким Сэтерлэнд, и поэтому им не приходило в голову, что он звал ее. К полуночи состояние стало критическим. Маренн связалась с Берлином, прося разрешения срочно самолетом доставить оберштурмбаннфюрера в центральный госпиталь в Кракове. Военно-транспортный самолет за полтора часа домчал их до столицы генерал-губернаторства, где по приказанию гауляйтора Польши Франка на аэродроме ждала медицинская машина. В госпитале рентген показал, что при взрыве частицы мундира, а также мелкие осколки снаряда и металлическая крошка обшивки машины попали в жизненно важные органы, в том числе в желчный пузырь, который был частично заражен, его необходимо было удалять, так как создалась реальная угроза общего заражения организма.
- Я категорически против операции, - горячился главный врач краковского госпиталя. - Сильные дозы сульфаномида должны сделать свое дело. Они остановят заражение.
Маренн отрицательно покачала головой. Она скептически относилась к перспективе воздействия сульфаномида, зная, что это слабое лекарство. Однако и она не решалась на операцию, опасаясь, что даже такой сильный организм, как у Отто Скорцени, не справится с нагрузкой. Необходимо медикаментозное воздействие, но чем? Она знала, что в начале сорок первого года в Англии было впервые применено уникальное лекарство, разработанное доктором Флемингом - кристаллический пенициллин. Инъекции сделали одному из лондонских полицейских, который порезался бритвой. У него развилось заражение крови. После первого же укола пенициллина состояние больного сразу улучшилось. Однако пенициллина оказалось мало, болезнь снова набрала силу, и пациент умер. Тем не менее не вызывало никаких сомнений, что пенициллин прекрасно действует против заражения. Также Маренн было известно, что агентам немецкой разведки удалось похитить некоторое количество этого вещества из лаборатории доктора Чейна, который занимался тем, чтобы поставить производство пенициллина на промышленную основу и внедрить его в армии. В секретной лаборатории СС пенициллин изучали, ставили опыты - такого лекарства у Германии не было, а в условиях разгоравшейся войны на два фронта оно необходимо как воздух. От заражения крови и гангрены в госпиталях гибли тысячи раненых, а человеческий ресурс далеко не беспределен. Маренн знала, что в лаборатории накоплено достаточное количество лекарства для того, чтобы спасти жизнь человеку. Вместе с де Кринисом она присутствовала при эксперименте, когда новое средство вводилось пятнадцатилетнему мальчику, больному заражением крови, которое не поддавалось лечению. Мальчик выздоровел, а Маренн имела возможность впервые близко взглянуть на новое лекарство. Выглядело оно весьма скромно - коричневатый порошок, - но творило настоящие чудеса. В высших кругах Германии активно велись разговоры о том, что внедрение пенициллина необходимо ускорить. Но дальше слов дело пока не шло - не хватало денег, ведь для того, чтобы пенициллин стал массово доступным лекарством, требовались миллионы марок, а все средства безжалостно поглощало вооружение. Однако именно от этого невзрачного на вид порошка и от того, удастся ли Маренн извлечь его из сейфа секретной лаборатории и доставить из Берлина в Краков, теперь зависела жизнь оберштурмбаннфюрера Скорцени.
- Я полагаю, состояние весьма критическое, - заметил профессор Шульц, отойдя от постели пациента. - В моем госпитале было несколько таких случаев, все они, как правило, имели летальный исход. Боюсь, сульфаномид не поможет.
- Да, сульфаномид не поможет, - в этом она была согласна с главой центрального госпиталя вермахта. - И очень хорошо, что мы не стали его колоть, - добавила она.
- Хорошо-то хорошо. Но он впадает к кому…
Действительно, у Скорцени наблюдались нарушения кровообращения и дыхания, вызванные токсикацией. Он не реагировал на раздражители, что говорило о нарушении функции головного мозга и центральной нервной системы. Надо принимать решение - время катастрофически таяло. И Маренн решилась.
- Мне надо срочно связаться с Берлином, - сказала она Шульцу.
Тот пожал плечами.
- Прошу в мой кабинет.
Телефонный звонок разбудил де Криниса в его доме в пригороде Берлина среди ночи.
- Но, дорогая фрау Ким, - произнес он, когда уяснил, что собственно требуется Маренн. - Вы должны понимать, это все секретно. Это просто невозможно. Нам никто не даст. Чтобы получить это вещество, надо обращаться, вы даже не представляете к кому…
- К кому? К рейхсфюреру? - она не стала слушать до конца его рассуждения. - Тогда обратитесь к рейхсфюреру, Макс, а если потребуется, то к самому фюреру. Ради того, чтобы сохранить жизнь Отто Скорцени, я думаю, рейхсфюрер будет готов на некоторое время забыть о секретности. Это лекарство мне нужно к утру. В противном случае… - голос ее дрогнул. - Вы сами понимаете, Макс, вы доктор. Речь идет о жизни и смерти без всякого преувеличения, а счет времени - на часы. Даже на минуты. Попросите бригадефюрера оказать вам поддержку. Я думаю, он не откажет.
- О да, конечно, - в голосе де Криниса слышалось сочувствие, - я все понимаю, дорогая фрау Ким. И немедленно позвоню Вальтеру. Ждите. Мы сделаем все, что возможно.
- Благодарю вас, Макс.
Маренн опустила трубку, забыв положить ее на рычаг.
- Ну что? - негромко спросил Шульц, в волнении потирая руки.
- Надо ждать, - вздохнула она. - Будем ждать и бороться.
- А что ждать? - не понял профессор.
- Лекарство. Лекарство, - произнесла она, отворачиваясь, чтобы он не видел слез, выступивших на глазах. - Надеюсь, его пришлют.
Потом, отстранив недоумевающего профессора, вернулась в палату.
Всю ночь Скорцени балансировал на опасной грани между жизнью и смертью, каждый вздох мог оказаться последним. Маренн не сомкнул глаз у его постели - несколько ночных часов пролетели как один миг. Под утро позвонил де Кринис и сообщил, что вопрос решен. По личному распоряжению рейхсфюрера лекарство доставят самолетом.
- Но вы должны соблюдать предосторожности, - предупредил мягко Макс. - Рейхсфюрер в беседе с Вальтером особо указал на это. Понимаете, что я имею в виду?
- Да, конечно, Макс, не сомневайтесь. Я буду соблюдать правила, - заверила его Маренн. - Вы даже не представляете, как я благодарна. И вам, и Вальтеру, - добавила через паузу.
- Желаю успеха, - подбодрил ее де Кринис. - Надеюсь, вы вернетесь оба в добром здравии. Мы вас ждем. Звоните немедленно, если что-то еще потребуется. Рейхсфюрер будет лично следить, он так и сказал Вальтеру. Прослежу лично.
Самолет из Берлина прилетел к полудню. Получив порошок, Маренн в одиночестве без устали колдовала над колбами, у комнаты, где она готовила лекарство, по распоряжению главы СС стоял автоматчик. Входить в комнату было категорически запрещено, даже профессору Шульцу. Испытывать препарат некогда, к тому же это также запрещалось. Вводить препарат разрешалось только оберштурмбаннфюреру. Каждая доза под контролем, не одной лишней. Использованные шприц и колбу - в специальный переносной сейф и сдать.
"Что ж, пан или пропал". Маренн подошла к постели Скорцени. За стеклянной дверью мелькали встревоженные, удивленные лица медперсонала, слышались голоса, но вскоре Шульц приказал всем разойтись, коридор опустел. Самому профессору также пришлось удалиться - его настойчиво попросил об этом спецпредставитель секретной берлинской лаборатории, доставивший лекарство.
- Я наслышан о вашей высокой квалификации, фрау, - сказал он Маренн, - так что, думаю, помощники вам не требуются. Я прослежу, чтобы вам не мешали. Извините, забыл представиться. Оберштурмфюрер Дитрих Бруннер. Выполняю секретное поручение рейхсфюрера. В крайнем случае, если помощь все-таки потребуется, - он улыбнулся, - вы можете положиться на меня.
- Вы будете следить за мной?
- Не за вами - за лекарством. Чтобы оно не попало в чужие руки. Вы вне подозрений, фрау.
- Вы врач?
- Моя специальность пересадка кожи, некоторые исследования в этой области, - ответил он скромно. - Но сделать укол я смогу, не сомневайтесь.
- Не сомневаюсь. Благодарю, оберштурмфюрер. Но думаю, что справлюсь сама.
Маренн внимательно посмотрела на него. Лет тридцать, светлые волосы, правильные черты лица - весьма привлекательная внешность. Располагающая улыбка. Только от них веяло холодом, так что Маренн внезапно даже ощутила озноб. Она поймала себя на мысли, что не хотела бы никогда оказаться пациенткой этого врача. Однако размышлять о новом знакомстве времени не осталось.
- Что ж, я полагаю, приступим, - сухо произнесла она. - Вы не возражаете, оберштурмфюрер?
- Вы совершенно правы, фрау, - ответил он, и проницательный взгляд серых глаз скользнул по ее лицу - точно железо, принесенное с мороза, прикоснулось к коже.