Именно для того, чтобы нанести Бруннеру ощутимый удар и попытаться спасти людей, которых он использовал для своих экспериментов, она пригласила на встречу с Софи единственного человека, в чьи полномочия входило распоряжаться доктором-изувером и его лабораторией - шефа гестапо, группенфюрера СС Генриха Мюллера. Чтобы не пугать Софи генеральской формой, она попросила его приехать в штатском. Она объяснила, что свидетель, которого она хочет представить группенфюреру, напуган эсэсовской формой, так как многое пережил в Аушвице и может просто замкнуться.
Маренн не тешила себя иллюзиями. Она понимала, что разговаривать с Мюллером о том, как содержатся заключенные в концлагерях, об отношении к евреям, о массовых расстрелах, казнях, даже о газовых камерах, - дело абсолютно бесперспективное. Ответ она знала заранее, только заикнись, и получала его не один раз.
- Меня тошнит от твоих нравоучений, Ким, - так Генрих отвечал ей и в рабочем кабинете, и за столиком в ресторане, не один раз - сотню. - Пойми, не я придумал эту политику. Когда она рождалась, я вообще служил ищейкой в Баварии. Я даже не состоял в национал-социалисткой партии. Когда сразу после прихода фюрера к власти меня позвали усмирять уголовников, которых распустили веймарцы, я сделал, что мне поручили. И сейчас мое дело выполнять то, что мне поручают. А не думать о политике. Убеди фюрера, что евреев не надо изолировать, тогда все будет так, как хочешь ты. Но я думаю, что о подобном не отважится заикнуться даже рейхсфюрер.
Потому и на этот раз, едва Маренн завела речь об Аушвице, Мюллер вначале отмахнулся.
- Ким, я говорил тебе, все, что касается лагерей, ты даже мне не заикайся. Что бы ни происходило на фронтах, но политика фюрера - это политика фюрера, мы - государственная структура - должны ее выполнять. В беседе с твоим красавчиком шефом Гиммлер хочет казаться либералом, он просто жаждет, чтобы его воспринимали на Западе чуть ли не как главного демократа в рейхе. Но с нас он требует статистику, кого уничтожили, сколько, когда, чтобы козырнуть этим перед фюрером.
Однако Маренн не отступилась. Она добилась, чтобы Мюллер выслушал ее. Она решилась на этот разговор сама, не поставив в известность ни Скорцени, ни бригадефюрера Шелленберга, рискнув принять на себя гнев всесильного шефа гестапо, если результат ее затеи окажется отрицательным. Они встретились дома у возлюбленной Мюллера, сотрудницы аппарата Геббельса Эльзы Аккерман, которую Ким попросила помочь в том, чтобы встреча произошла в более или менее спокойной обстановке, без вечно снующих адъютантов, помощников, секретарей Мюллера. Без телефонных звонков и вызовов в верха. Она заехала к Эльзе как бы случайно, когда Мюллер был у нее. Но он сразу догадался, что она приехала к нему. Шефа гестапо обмануть было невозможно.
- Ну что ты хочешь от меня, Ким? - откинувшись на спинку кресла, Мюллер закурил сигарету. - Чтобы я закрыл Аушвиц? Это невозможно.
- Я хочу, чтобы ты встретился с очень важным свидетелем. Это женщина, еврейка по национальности, была заключенной Аушвица. Гауптштурмфюрер Бруннер привлек ее к участию в своих экспериментах. Она присутствовала при том, как он передавал какому-то берлинскому доктору таблетки, которые тот потом поставлял пациентам здесь, в столице. Это очень опасное вещество, Генрих, экспертиза показала, что оно может оказывать сильнейшее негативное воздействие на психику человека, фактически довести его до сумасшествия. Они продают эти таблетки за большие деньги, практически ставят людей в зависимость от лекарства, а потом эти самые пациенты оказываются в сумасшедшем доме, в лучшем случае, а скорее всего, кончают жизнь самоубийством.
- Ты хочешь, чтобы я встретился с заключенной, еврейкой? - Мюллер усмехнулся. - Интересное дело. Не думал, что окажусь за одним столом…
- Я прошу тебя, Генрих. Это важный свидетель. Единственный свидетель. Речь идет не о заключенных, хотя и о них я никогда не устану тебе повторять, что я считаю недопустимым все, что там происходит. Но речь идет о полноценных арийцах, гражданах рейха. Ты знаешь, что супруга Вальтера принимала эти таблетки. Несколько недель назад она в приступе ярости, спровоцированном лекарством, чуть не выбросила в окно Клауса.
- О, боже! - Эльза ахнула.
- По счастью, в доме находился Фелькерзам, который схватил перепутанного мальчика, и теперь он находится у Вальтера в Гедесберге. Ценой невероятных усилий таблетки у фрау Ильзе отобрали. Она стала спокойнее. И даже согласилась пройти курс лечения у де Криниса. Возможно, вскоре Клауса можно будет вернуть ей. Пока это еще опасно. Но это одна фрау Ильзе. Меня волнует, - продолжала она, - то, что мы не знаем, сколько вообще людей пострадало от так называемой терапии Бруннера. Мне не по силам вести собственное расследование, я нуждаюсь в помощи государственной сыскной машины, в твоей помощи, Генрих… Надо положить этому конец. Иначе завтра не напрямую, а через посредников, через третьи руки пострадает еще кто-нибудь, близкий, небезразличный нам человек.
- Я понимаю, понимаю, - Мюллер покачал головой.
По тому, как четче проявилась морщина, пересекающая его лоб, Маренн поняла, что он принял ее слова всерьез и задумался.
- Согласно установленным правилам все, что производится в лаборатории Бруннера и в других подобных лабораториях, выносить за пределы этих учреждений, и тем более использовать в гражданских целях категорически запрещено, - проговорил он мрачно. - Если это так, то все это весьма серьезно. Но мне нужны факты.
- Для того я и обращаюсь к тебе. Собери их. У тебя следователи, у тебя - все. Ведь применение такого лекарства при лечении обычных граждан - преступление, самое настоящее преступление, Я уверена, в этом есть корыстный умысел. А преступления против граждан рейха - по твоей части.
- Это так. Но не думай, что это просто, даже мне, - Мюллер вздохнул. - Бруннер - это особая штучка. Он только числится по моему Управлению, а на деле пользуется весьма значительной свободой. Гиммлер покровительствует ему, он часто докладывает ему лично, минуя меня и Кальтенбруннера.
- Но и рейхсфюреру не понравится, что его подопечный чуть не довел до сумасшествия жену одного из начальников его управлений, - возразила Маренн. - И надо думать, не ее одну. Рейхсфюрер не сможет закрыть на это глаза. Он должен будет наложить запрет и наказать Бруннера…
- Или поставить под контроль. Мне бы не мешало взять под контроль этого гордеца, - Мюллер усмехнулся. - Так что ты мне даже оказываешь услугу, Ким. Пожалуй, я встречусь с этой женщиной и соберу на него фактики. А потом подумаем, как доложить рейхсфюреру, чтобы добиться своего, но не очень-то его напугать. А кстати, - он вскинул голову и иронично взглянул на Маренн, - что, эта женщина потом так и останется у тебя в Шарите? Не надо ли ее снова отправить в лагерь?
- Ни в коем случае, - Маренн решительно мотнула головой. - Генрих, мы тоже структура СС и нам тоже нужны люди, которые участвуют в нашей научной работе. К тому же изучение состояния этой женщины позволит мне сделать медицинский анализ деятельности Бруннера. Я ее оставлю себе. Де Кринис согласен.
- Может быть, вас с де Кринисом оформить заодно и по нашему Управлению? Будете получать надбавку к жалованию?
- Спасибо, но мы уж как-нибудь справимся в своем, - Маренн улыбнулась. - Когда много начальников, трудно работать.
- Это я согласен. Значит, не хотите? Ладно, валяйте! - Мюллер затушил сигарету в пепельнице, затем спросил уже без всякой иронии, вполне серьезно. - Где ты хочешь, чтобы я встретился с твоей протеже?
- Завтра около десяти утра в кафе на улице Гогенцоллерн, - предложила Маренн и добавила: - и, пожалуйста, приезжай в гражданской одежде. Я скажу Софи, что ты просто один из следователей. Иначе она может сильно испугаться.
- В гражданской одежде? - Мюллер присвистнул. - Я уже сто лет не носил гражданской одежды.
Он взглянул на Эльзу. Та с готовностью кивнула головой.
- Я подберу. Должна же и я принять участие в этом благородном деле.
- Бруннер всегда сам осматривал заключенных, - голос Софи дрожал, ложечка, которой она размешивала сахар в чашке с кофе, постукивала о края. - Большой палец он всегда держал на портупее и отбирал заключенных, кого на работы, кого к нам в лабораторию, кого в газовую камеру, - она поперхнулась и замолчала.
Потом продолжила, собравшись с духом.
- Моя мать и сестры погибли, когда Бруннеру доложили, что в бараке, где они находились, появились вши. Бруннер приказал отправить в газовую камеру всех женщин из этого барака. Моя мать и сестры на коленях молили пощадить их, но это не помогло. Их зверски избили и волоком потащили на смерть. Я все видела из окна лаборатории, хотя Бруннер строжайше запретил смотреть. Меня саму ждал бы такой же конец, если бы… фрау не приехала, - Софи взглянула на Маренн, в глазах у нее стояли слезы, губы дрожали.
- Успокойтесь, успокойтесь, - Маренн ободряюще сжала ее руку и посмотрела на Мюллера.
Он смотрел в стол, губы были плотно сжаты, скулы заострились. Одно дело получать доклады в кабинете, другое - говорить с человеком, который прошел через все страдания и чудом выжил, вне зависимости от того, какой он национальности. Это серьезное испытание даже для шефа гестапо.
- Хорошо, - наконец произнес он, голос его звучал глухо. - А что насчет этого доктора из Берлина? Кто он? Как фамилия? Как выглядит? Часто ли приезжал?
Услышав его голос, по привычке властный, привыкший отдавать приказы, Софи вздрогнула. Видимо, он напомнил ей окрики охранников в лагере. До сих пор спрашивала только Маренн, Мюллер молчал. Она как-то съежилась. Но Маренн поспешила смягчить впечатление.
- Не волнуйтесь, Софи. Пожалуйста, расскажите об этом докторе все, что знаете.
- Мне известно немного, - женщина пожала худыми, угловатыми плечами. - Он приезжал регулярно, примерно раз в месяц. Средних лет, ростом - высокий. Сутулится. Никогда не появлялся в форме, все время в гражданском костюме. Немного полноват, но очень расторопный, ловкий и обходительный господин. Имени своего он никогда не называл, и Бруннер никогда не обращался к нему ни по имени, ни по фамилии. Только "коллега" - и все.
- Он не говорил, в какой клинике работает? - настойчиво спрашивал Мюллер. - Может быть, у него частная практика?
- Мне кажется, - Софи наморщила лоб, вспоминая, - однажды Бруннер упоминал какого-то "патрона", у которого этот доктор служит. И как я поняла, он даже живет в его доме.
- Как фамилия этого патрона?
- Фамилию они не упоминали, - Софи покачала головой. - Просто берлинский доктор с ухмылкой заметил, что его патрон скоро сыграет в ящик, он уверен в этом, потому что уж совсем плох. А особенно его добило, что дочка совсем с ума спятила. Как я поняла, они давали дочери этого господина те самые пилюли, которые я отдала фрау, - Софи робко взглянула на Маренн. - И она заболела. Они оба смеялись над этим. Тогда Бруннер посоветовал ему увеличить девушке дозу, чтоб она окончательно себя не помнила, а со старика содрать завещание, мол, сынков на фронте большевики прихлопнут, и все тогда доктору и достанется.
- Вот видишь, - Маренн взволнованно тронула Мюллера за локоть. - Дочь этого господина, наверняка, еще одна пострадавшая от лекарства Бруннера. И корыстный интерес налицо. Я уверена, что они все делают не только из любви к науке. И ради денег тоже.
- Я все вижу, Ким, - Мюллер мрачно усмехнулся. - И понимаю. Но по таким приметам искать берлинского доктора - легче найти иголку в стоге сена. Тем более, как я понял, он живет в доме у какого-то богатенького господина, и в столице бывает наездами. Мне придется хорошенько потрясти коменданта лагеря. Я знаю, что его полномочия по отношению к лаборатории Бруннера весьма ограничены, но кто и по каким делам приезжает на территорию лагеря, он должен знать. Это его прямая обязанность. Что за доктор? Кто ему выписывает пропуск? По каким таким документам он вывозит за пределы лагеря медикаменты? Почему никто его не проверяет? Кто будет за всем этим следить? Да, мне есть о чем потолковать с Бером, - Мюллер в задумчивости постукивал пальцами по столу.
- Еще я слышала, - вдруг вспомнила Софи, - как Бруннер и этот доктор говорили, что в крайнем случае все свалить можно будет на докторшу из клиники Шарите, мол, она эту девицу и довела до безумия, отобрала у нее любовника, и та умом сдвинулась.
- Докторша из Шарите? - Мюллер насмешливо взглянул на Маренн. - Тебе не кажется, Ким, что это тебя они имеют в виду. Во всяком случае, в Шарите только одна докторша, все остальные врачи - мужчины. Они под тебя копают, ты так не думаешь? Ну-ка, вспоминай, у кого ты отобрала любовника?
- Я… Ни у кого…
Маренн пожала плечами. Она явно растерялась от неожиданности.
- А эта… я уже забыл, - Мюллер потер лоб пальцем. - Которая все вешалась на шею Скорцени, когда тебя только забрали… - взглянув на Софи, Мюллер осекся и исправился: - когда тебя привезли в Берлин. Как ее звали? Анна…
- Анна фон Блюхер?
- Ну да. Анна фон Блюхер, куда она запропастилась? Что-то давно о ней давно ничего не слышно. Может, это ее упрятали в психиатрическую больницу? А хотят все подстроить так, будто это ты с ней счеты свела. Да и фрау Ильзе Шелленберг, - Мюллер развел руками. - Ты извини меня, Ким, за прямоту, по у них есть повод и тут во всем обвинить тебя.
- Да, но откуда им известно? - Маренн почувствовала, что ее охватывает нервная дрожь. - Они следят за мной? Почему они предлагают свои таблетки женщинам, которые…
- Которые оказываются брошенными из-за тебя, - закончил за нее Мюллер. - Знаешь, возможно, дела сердечные и не компетенция гестапо, но сдается мне, что они хорошо информированы о твоей личной жизни. И им очень выгодно, что ты врач, психиатр, они действительно могут свалить на тебя все свои проделки. И хорошо нажиться, что немаловажно.
- Но это невероятно! - возмутилась Маренн, нервная дрожь уступила место гневу.
- Как бы то ни было, - серьезно заметил Мюллер. - Но кто-то в твоем окружении снабжает этих господ сведениями о тебе. Подумай, кто это может быть. А я выясню все про Блюхеров. Есть ли у них частный семейный доктор, чем он занимается, как фамилия. Может, и всплывет что-нибудь интересное. Но пока - все между нами, - предупредил он. - Даже Вальтеру ни слова. Договорились?
- Конечно, - Маренн кивнула головой.
- Тогда всего хорошего. Дела торопят, - Мюллер поднялся из-за стола. - Надеюсь, фрейляйн, - он пристально взглянул на Софи, - вы сможете быть полезной фрау Ким. Оставайтесь пока у нее в Шарите. Во всяком случае, кто бы что ни говорил, я разрешил. Ясно?
- Спасибо, Генрих, - Ким заставила себя улыбнуться, но получилось как-то натянуто, мысли ее были заняты другим.
Когда группенфюрер вышел из кафе и сел в машину, Софи тихо спросила у Маренн.
- Кто это был, фрау?
- Тот, от которого напрямую зависит ваша судьба и жизнь. Без преувеличения, - ответила Ким, думая о своем. - И не только ваша, если быть честной. Моя - тоже.
Весь день в клинике Маренн думала о том, что узнала во время встречи Софи с Мюллером, а вечером, когда операции закончились, решила еще раз навестить фрау Ильзе Шелленберг. Она знала, что Ильзе находится дома, при ней неотлучно дежурит медсестра, приставленная де Кринисом, которая следит, чтобы фрау вовремя принимала лекарства, прописанные профессором, соблюдала режим дня и ни в косм случае не делала попыток вернуться к прежней губительной для себя терапии. Понимая, что вряд ли может рассчитывать на теплый прием, она все-таки надеялась выяснить у Ильзе, кто посоветовал ей лекарство Бруннера, возможно, ей известно имя таинственного доктора, подручного лагерного врача из Аушвица. Кроме того, она рассчитывала поговорить с Ильзе и о Вальтере. Она знала, как глубоко тот переживает из-за сына, и, возможно, пришло время внести ясность в их отношения, а ей самой, как это ни тяжело, уйти в сторону.
Как и следовало ожидать, Ильзе встретила Маренн враждебно, с холодным удивлением. Она сидела в бархатном кресле, небрежно запахнув пеньюар из бордового атласа, изящно отделанный кружевом. Она старалась выглядеть сильной и здоровой, но лицо было бледным, осунувшимся, на скулах, несмотря на слой пудры, проступали коричневатые пятна, рука, лежащая на поручне кресла, слегка дрожала.
- Что вам нужно от меня? - спросила Ильзе вызывающе. - Уйдите отсюда! - приказала она медсестре, заглянувшей в комнату.
- Здравствуйте, фрау Кнобель, - Маренн кивнула помощнице де Криниса. - Подождите, пожалуйста, пока мы поговорим.
- Хорошо, фрау Сэтерлэнд, - медсестра вышла и закрыла дверь.
- Так что вам нужно? - снова с едва сдерживаемой злостью спросила Ильзе.
- Я хочу поговорить с вами, - Маренн спокойно села в кресло напротив.
- О чем же? - Ильза закинула ногу на ногу, выставив голую коленку.
- Во-первых, о Вальтере.
- Вы - его любовница! Ха-ха! - Ильзе откинула голову и рассмеялась, но получилось как-то жалко.
- Вы не можете не знать, - Маренн проигнорировала ее выпад, - как серьезно болен Вальтер. Ему нужна забота, покой, домашний уют. У него очень тяжелая, нервная работа, которая подрывает его здоровье, а любые дополнительные переживания только усугубляют дело. Я уже не говорю о его репутации…
- А кто в этом виноват? - Ильзе наклонила вперед, покусывая губы. - Я? В этом виноват только он сам. Он и вы.
Она смотрела на Маренн с недоумением и обидой.
"И что Вальтер в ней нашел?" - казалось, вопрошали ее холодные, светлые глаза. Маренн сделала вид, что не замечает этого. В конце концов она приехала сюда не для того, чтобы состязаться с Ильзе в женских достоинствах. Она приехала совершенно по другому поводу.
- Я хочу сказать, что готова разорвать отношения с вашим мужем и уйти из его жизни, - произнесла она, глядя Ильзе в лицо, - Я даже обещаю, что уйду в том случае, если вы пообещаете, что постараетесь изменить свое отношение, все забыть и создать для него ту спокойную семейную жизнь, которую он заслуживает и которая просто необходима для его здоровья. Я больше никогда не встану между вами. Я не могу уйти со службы, но из его личной жизни уйду.
К ее удивлению, Ильзе никак не отреагировала. Как будто и не слышала. Накрашенные губы скривились, на лице отразилась капризная гримаска.
- Вы знаете, Вальтер так скуп, - пожаловалась она, - Он совсем меня не обеспечивает. Мне надо…
Дальше последовал целый список вещей, без которых фрау Шелленберг не представляла себе дальнейшей жизни. Он был весьма внушительным. Она перечисляла, перечисляла, срываясь на истерические всхлипывания. В конце концов Маренн надоело слушать.
- Послушайте, ответьте мне, - она прервала Ильзе без особых церемоний. - Если мы вам все это купим. А заодно добавим замок во Франции, палаццо в Италии, земельные угодья в Австрии и еще отдельный остров в Тихом океане, - она едва сдерживала сарказм. - Тогда вы удовлетворитесь и подумаете наконец о здоровье мужа и о будущем сына?
- Вы еще смеетесь надо мной, - Ильзе опустила голову, голос ее дрожал от слез. - Вы хотите, чтобы я изменилась, все забыла? Но Вальтер разлюбил меня. И он снова меня никогда не полюбит. Даже если вы откажетесь от него, он не забудет вас, потому что он любит. Он сам мне сказал об этом прямо. А если сказал, значит, это действительно так. Меня же он жалеет и не бросает окончательно из-за Клауса. Хотя и тот скоро полностью перестанет нуждаться во мне. Скоро он привыкнет к вам и забудет обо мне.