Не будь любви запретной, не будь трагедии – как знать, а состоялся бы Потемкин сыщиком?!
Ну как? Ну почему - два сердца, и трагедия. Ну кто не уберег? Или Судьба?..
В этом выпуске - роман из книги "Станкевич"
© Добрынин В. Е., 2008.
© Добрынина М. А., обложка, 2008
2.0 - создание файла dobryni
Василий Добрынин
Станкевич.
Роман
Разрыв - видел он, - рвет ее ткань живую. А он не хотел ей боли. "Может, есть случаи, когда невозможно без боли?" - раздумывал он. Книги и чьи-то, реальные судьбы, не спорили: "Да… А что делать?...". Но он не хотел так.
Боль лишь однажды прекрасна: когда человек рождается. Во всех других случаях, боль - убийца.
- Что с тобой? - удивился Сева.
Лицо девушки показалось белым, как в свете бестеневой хирургической лампы. Это в пасмурный, бездождливый день…
- Подожди, - подхватил он ее под руку. - В чем дело?
- Потом! - она вырвалась.
"Беда!", - понял он. У беды -убедительный почерк, и Сева его угадал, не обиделся на Людмилу. Не обернувшись, она уходила, а он долго смотрел во след: "Куда?" - любопытствовал он. Она удалялась, терялась из виду, а он находил, угадав ее по малейшим признакам: плечико где-то в толпе промелькнуло, прическа, он видел - она! Он так ее знал! Потеряв, он пошел бы следом. Идти не пришлось, он остался на месте и удивленно подумал: "Черт! Что могло привести в райотдел милиции, девушку двадцати трех лет?" Секунду она колебалась, или переводила дух, перед вывеской: "Червонозаводский Районный отдел внутренних дел", и пошла вовнутрь.
Стрекотал телетайп, и дежурный, который от этой машины чего-то ждал, попросил:
- Минуту! - и скрылся за дверью.
А через полминуты, держа в руках лист с настрекоченным текстом, быстро его прочитал, отставил, и вышел к ней в вестибюль.
- Здравствуйте, слушаю Вас!
- Я, - осмотревшись, сказал Людмила, - кажется, сделать должна заявление.
- Кажется? - переспросил дежурный. И попросил, - Присядьте… Теперь, по-порядку.
- С собакой, Ральфом, гуляли… Вы это место знаете: возле кинотеатра. Знаете? Там часто, с большими собаками люди гуляют.
- Знаю, - кивнул дежурный.
- Там, старалась она оставаться спокойной, - а там Ральф нашел…
Дежурный, не торопил.
- А нашел он, по-моему, руку…
- Что? - уточнил дежурный. Он слышал, конечно же, до него дошло. Он хотел знать, не ошиблась ли девушка. Все может быть…
- Значит, уверены? Это рука?
- Да, рука человека, от пальцев, по-моему, до плеча… Татуирована сильно.
- Кто-то еще это видел? Кто сейчас там?
- По-моему, больше никто. Там Ральф… Но он, - пес дрессированный.
- Назовите себя, - взял дежурный листок и ручку, - так принято. Не обижайтесь.
- Владимир Иванович, - снял он трубку с пульта, - для Вас информация. Здесь человек, Вы спуститесь?
Записав, как зовут, где живет Людмила, дежурный взял трубку рации:
- Группа, с экспертом, на выезд!
"Он дал команду, - подумала Люда, - из-за меня…".
- Здравствуйте. - подошел человек в гражданском. - Я начальник уголовного розыска, Евдокимов Владимир Иванович. Мы благодарны Вам за поступок. Две просьбы. С группой выехать и показать нам место. Второе, - что сделаешь, мы должны записать на бумагу все, что Вы нам сказали. Договорились?
- Девушка, - снизу, из-под обрыва, с улыбкой сказал ей тот, кто был с чемоданчиком, кто больше всех занимался находкой, - мы Вам вдвойне благодарны за то, что нашли Вы именно руку! Была бы нога, - в сотни раз было б хуже…
Он так и сказал: "в сотни раз"! Люда подобного юмора раньше не знала, не поняла его, и промолчала.
За этим событием был человек. Или несколько. Часть тела, иначе, чем мертвому, потерять невозможно. Потеря, ну, далеко не похожая на остальные десятки и сотни тысяч потерь.
"Неужели, - думала Люда, - они это смогут выяснить?"
Впервые, живьем, наблюдала она, как работает не теле-киношный, а настоящий угрозыск. Не так интересно,. - она понимала, что может увидеть… Но была среди них, или с ними, - и думала: "Выяснить, кто же он был, несчастный - это еще не все. Главное - это найти убийцу. Изобличить его, задержать". Пыталась представить такую работу, и не получалось. А как это можно сделать? За что зацепиться? Руку течением вымыло на берег. Значит в воду попала она по течению выше, не наоборот. Значит выше! Что еще может сказать эксперт и сотрудники, и их начальник? Даже с помощью Ральфа, Людмилы и провидения? Будь все семи пядей во лбу, большего здесь невозможно сказать!
- Это мы должны рассмотреть внимательно? - изумился парень, приведенный в качестве понятого.
Растерянно спрашивал, брезгливо. Другой понятой избегал даже краешком глаза, смотреть на фрагмент. В душе: Люда видела, - он раздраженно, "в себя", ругался.
- Да, мы должны зафиксировать вид, состояние, признаки, время и место, откуда фрагмент изымается. Вам это понятно? Вы, что? - спросил Евдокимов того, что не мог смотреть, - Не сможете быть понятым?
Парень в ответ промолчал, говорил его вид: "Не могу!"…
Евдокимов вздохнул. Сержант чертыхнулся, готовясь искать здесь же, на пустыре, за его пределами, нормального человека, который может быть понятым.
- Владимир Иванович, а я могу быть понятой?
- Вы? - удивился Владимир Иванович, - Можете…
"Хорошо пойдет! А, черт возьми, при такой подаче!", - с симпатией глянул эксперт, оценил поступок. "Красивая женщина на корабле, вспомнил он, - это либо открытие, равных которому нет, либо - смерть кораблю!". Не мог умереть, как корабль, уголовный розыск, значит - будет второе! Пучки пальцев, - эксперт был довольным, - для распознавания были вполне пригодны.
Есть же в народе истина к слову о том, что хорошо начинается… Криминалист, в тот же вечер установил личность трупа. Отпечатки пальцев - великая вещь! Да, Евдокимов и сам, без эксперта, установил эту личность. В альбоме он отыскал татуировки. Не простое дело - по фрагменту тела выяснить личность - было сделано. Вроде, и правда, легко пошло дело… Труп мартовский, или конца февраля...
Сорок пять было личности. Судим, отбывал: разбойные нападения, квартирная кража, хулиганство - нормально. Не женат, жил у матери 75-ти лет, в частном секторе. Не работал, увлекался всерьез, и конечно, не спортом…
- Анна Ивановна, здравствуйте. Как живете-можете, а? Потихоньку?... - пришел участковый.
Анна Ивановна, как отвечала б всем, отвечала:
- Та, яке в мои роки, життя? Потихэничку, вот, потихэньку…
В низком ее флигельке, где она жила, уступая дом сыну, сумерки были в дневное время. Оконца - слепые, - почти у земли, а потолок, - над затылком. И пол земляной. Все здесь говорило о трудной, явно к закату клонящейся жизни. Жизни, в которой хорошего мало, в которой черта, за какой может быть хорошее, - недостижима. "Спасибо!" ему, - о сыне подумал милиционер, - судьба ее - это его рук дело!".
- О, - осмотрелся, привык к дневным сумеркам, милиционер, -у Вас посвежело! Алеша ремонт поделал?
- Ни! - тихо сказала Анна Ивановна.
- А вот, он где? Сын-то Ваш где, Анна Ивановна? Знаете?
- Хто его зна! Десь, мабуть, блукае…
- М-мм… А давно? Давно, Анна Ивановна, он блукает?
- Та, уж давно! Десь так - мисяц, мабуть…
Ясно! Все участковому было ясно…
- А пил он в последнее время?
- Завжди пил!
- А Вы скажите, с кем пил?
- Ой, да хиба же я знаю, с кем? Они ж вси одинаковы, вси. А пьют они в хате. З ним. Я к ним не хожу.
- Может, соседи к нему заходили? Ну, с улицы вашей? Друзья - ну, кого-то, Вы можете знать. Кто видел его последним?
- Соседи, так - ни! Ни було!
- Точно не было, да?
- Ни, вот сусидив - ни! - она твердо об этом сказала, - А друзи, - она головой покачала, - не знаю я друзив. Та, вси - на одне обличчя!
Вздохнул участковый. Еще раз вздохнул… Помолчал…
- Анна Ивановна, - тихо сказал он, - а я за Вами! Возьмите пожалуйста, паспорт и мы с Вами вместе поедем.
- Ой, да кудой-то? - тревожно спросила она, перестав дышать.
- Не придет больше сын Ваш, Анна Ивановна. Умер он…
Лицо утонуло в костлявых ладонях. Стон осенних озер, изнывающих под тяжестью льда, который ломает себя, набирая от холода вес, слышался из-под ладоней. Слова бились, стучали в худую спину и в грудь, изнутри. А говорить их у Анны Ивановны не было сил…
В морге фрагмент был предъявлен на опознание матери погибшего. "Да, это он!" - опознала мама. Погибший - Жуляк Алексей Петрович.
Маму допрашивал следователь прокуратуры.
- Значит, перед восьмым марта пропал он, так? Чего же Вы, Анна Ивановна, не обратились в милицию сразу, когда он пропал? Перед восьмым - не вчера ведь пропал!
- Боже мой, - робко, как большинство пожилых, глубоко одиноких людей, отвечала она. - Да ведь я не знала. Не знала что нет его.
- Больше месяца, - не соглашался следователь, - человека нет, а родная мама молчит!. Вы могли заявить, что пропал. Мы б искали. Может, нашли бы живого.
Сжималась она, своим сухоньким телом. Неловко ей было: он правильно говорил. Он ее не понимал, потому что не знал Алексея…
- Может быть, Анна Ивановна, -следователь и помолчал, и подумал, но не отступал, - может Вы, - он смотрел ей в глаза, - может, все-таки знаете, ну, - предполагаете, кто мог так сделать? Ребенок же Ваш…
- Так ведь… - послушав его, да на тот же лад, - отозвалась мама, - Запил, я же думала, что он запил. Не знала, совсем ничего про него… Откуда?
Повинно, как перед мечом палача, опустилась ниц голова: - Ребенок!... - сказала мама. "Ребенок!" - задело ее это слово…
- Ну, а пока его не было, кто-то ведь приходил. Кто, Анна Ивановна? Кто-нибудь, кто-то один, но был? Ну, ведь, был?
- Да, какие-то были, какие-то - нет… Ваш уже, - вспомнила Анна Ивановна, - спрашивал. Вот. А соседей, с улицы нашей, - не было, ни одного! А другие - они же ведь все на одно лицо. Хуже, чем мой еще, пьют!
- Ну, - устал прокурорский работник, - я сейчас, Анна Ивановна, все запишу, что Вы мне рассказали. Всю правду, ладно? Паразитический образ жизни… - Ну, это же так?
Скрыв глаза, Анна Ивановна несколько раз торопливо и облегченно, кивнула.
Написав, прочитал прокурорский работник вслух, и спросил:
- Что-то дополним?
- Ой, да не надо…
- Ну, а было, что уезжал Алексей к друзьям?
- Кто знает, а может, и было... Не знаю... Пропадает где… шляется... И теперь-то я думала, что он живой…
- У Вас же еще есть сын?
- Старший... В Сибири живет. В Братске. Уж больше 15 лет как уехал. Работает. Все у него хорошо. И семья. Внучка у нас.
- А с Лешей он как? Помогал как младшему?
- Младший - вот он-то и помогал бы. Да Леша мой, на него - как собака! Дрались. Леша его топором зарубить хотел. Дурак, когда пьяный.
- Ссорились, значит?
- Ой как ссорились. Думала уж, быть беде, да Иван уехал. Вот из-за него и уехал! А мне лучше-то Ваня бы тут был... Десять лет не видались они. Иван-то был тут, да этот в тюрьме сидел. Он всегда может приехать: деньги есть, и семья хорошая…
- Леша туда не ездил?
- И не знает-то, где это.
- Последний раз когда Иван был?
- Да уж пять лет, как последний раз...
- А в этом году?
- Не был.
- А не собирался?
Неплохо б услышать: "Да, собирался, звала я...".
- Да написал бы, или же, телеграмму отбил.
- А мог он приехать, да не у Вас, -у кого-то остановиться?
- Да у кого? Нет, навряд ли.
Следователь дописал протокол. Еще раз почитал.
- Не торопитесь, подумайте - все ли я написал?
Не кивала, скорее трясла головой Анна Ивановна, выражая усталость, уважение к следователю, и сознание безнадежной никчемности этой беседы.
- Спасибо. Вот здесь подпишите. Вот как пенсию получаете, так же и подпишите.
***
- Ну, как? - позвонил Евдокимов, - Холодно? Горячо?
- Холодно, ужас, Владимир Иванович!
- Да, уж… Совсем ничего?
- Такой образ жизни, ты понимаешь…
- Да можно понять…
- Она и не знала, что он почил.
- Ну, все-таки: больше месяца?... Когда бы она спохватилась, а?
- Это богу известно. Мать полагала, запил, закатил куда - да и бог с ним. Она отдохнула. Как знать, может и пожила-то по-человечески этот месяц. А я ее тут колю всерьез! Аж неловко, - настолько всерьез…
- Хм? - усомнился начальник розыска.
- Возраст! - не согласился следователь, - От имени службы, я первый раз доставал человека в такие годы.
- Ну, - успокоил Владимир Иванович, - не от своего же. А родственники?
- Брат старший, давно уж в Сибири живет…
- Романсами, брат увлекаешься?* (*Намек на строку из народной песни: "А брат твой давно уж в Сибири. Давно кандалами звенит…")
- В контрах с погибшим был. Достал его брат, - и бежал человек на край света. Мать характеризует его положительно и жалеет, что тот далеко.
- Тот - на край света, а здесь он кого мог настолько достать, чтоб его на тот свет?
- Любого! А круг его - сам понимаешь…
Что ж тут не понимать? Гася сокрушенные вздохи, с обеих сторон, легли на рычаг телефонные трубки.
Но, первом акте топор "засветился". В последнем, по логике, должен выстрелить. А труп расчлененный... След суровый, крутой, но как ни крути, - "топорный"! И угроза, пусть давняя, все же, была…
Потерпевшего было не жаль. "Две судьбы, минимум! - думал, давя сигарету, следователь, - маме и брату, сломал человек! И третью - свою…".
***.
Начальник Падунского РОВД в сибирском Братске, получил отдельное поручение следователя из Украины.:
- Давыдов! - позвал он в селектор, - Зайди, Украина о помощи просит!
***
Выбрав вечер, Сева зашел к Людмиле.
- Милая, что же случилось? Чего ты в милицию бегала, Люд?
- А я обязана доложить?
- О. нет, нет! - протестовал, улыбаясь, Сева. - Я просто подумал, что без причин в заведенья такие не ходят…
- Да лучше б не знать и не видеть такого, из-за чего я туда ходила…
- Ага! - акцентом поставил ладонь вперед, Сева, - Не зря ты туда ходила. "А я обязана Вам доложить!" - уже говоришь со мной солдафонским жаргоном!
- Ходила, вообще-то, не в "солдафонию"…
- Ай, да какая разница! Ты как ребенок. Не знаешь…
- Чего я не знаю?
- Менты, солдафоны - одно и то же.
- Не знаю… А ты это знаешь откуда?
- Откуда? А ты мне скажи, кто на работу идет в милицию? Кто?
- Ну-у…
- Да те идут, Люда, кто работать не хочет! Ну, вон, посмотри на них! Ему у станка бы стоять, или строить, а он… Да, пахать на них можно! В общем, они - это те, кто работать не хочет, а учиться не в состоянии. А там, - форма, погоны, там думать не надо! Тебе приказали - и делай! Зачем им мозги?
- Жестко ты, Сев, - улыбнулась Людмила.
- О чем говоришь, не люблю я их!
- Ну, можно подумать, что я…
- Да, что ты? Надеюсь!
- Я, Сева, ходила туда потому, что нашла "фрагмент".
- Что за фрагмент?
- Рука… От пальцев, примерно, до плеч. В татуировках…
- В татуировках?
- Да, от пальцев и до конца.
- До плеча, в смысле?
- Да, вся рука.
- Ого! - сказал Сева, - И где?
- Ральф у воды нашел.
- Там, где ты с ним гуляешь?
- Да. Говорят, что примерно месяц, была в реке.
- Ну и что говорят: что дальше, и как? Кто такой? Кто убил?
- Ты, что? Двое суток прошло…
- А сколько же славной милиции надо, когда человека убили?
- Не знаю, Сева…
Голосом более, чем она, компетентного человека, Сева спросил:
- Разрисованный говоришь, до головы?
- Я не знаю. Не было головы.
- Но, тату крутое?
- Супер-крутое!
- Ну, значит, свои завалили! И порубили на части. Нормальный так мог бы? Ты что, - человека рубить! Татуированный - значит сидент. Даже крутой сидент. Такие же и завалили! А этим, - милиции, установить его личность, просто. "Пальцы", раз он сидел, у них есть! Тем более, ты говоришь, что и на руке они есть.
- А. вот это странно… - заметила Люда.
- Что? - удивился Сева.
- Ну, если такие, как ты говоришь, завалили, они отрубили бы пальцы…
- Ну, ты даешь! - поразился Сева, - Да, дай тебе волю, ты разберешься. Убийство раскроешь, Людмила батьковна!
Люда восторга не оценила.
- Жаль, - вернул компетентные нотки Сева, - потому, что они не раскроют. Убийцы - матерые волки! Матерые… В этом, я имею в виду, в этом случае.
- А опера?
- Опера? - Сева, подумал, прошелся по комнате. Явно не попадал он в струю. В разном тоне, не в том же ключе, говорили они с Людмилой.
- А ты, я так вижу, Людмила, - задел он ее, - человек увлеченный, а? Азартный?
- В хорошей игре - почему бы и нет?
- Ага! Вот, неравнодушный ты человек, - это точно. С тебя началось! Представь, ты прошла бы мимо… Какой механизм закрутился! Какой резонанс! А не ты - и не знал бы никто, что убит на земле человек. Представляешь!
- Ральф… - уточнила Люда.
- В милицию он не пошел бы.
- Полагаешь, что он о милиции думает так же, как ты?
- Может быть, - рассмеялся Сева, - Так вот, человек мой азартный…
- Неравнодушный.
- Неравнодушный! Пари предлагаю.
- Да-а? - улыбнулась Люда, - Пари? И на что же?
- Творческий ты человек, Людмила! Что говорить - творческий! Ведь не спросила - о чем?
- Это, скорее - практичность, Сева. Не творчество.
- Милый мой человек, смелый! Спорим на романтический ужин с музыкой Листа и со свечами. Спорим?
- И где это будет: Лист и свечи? В твоей квартире?
- В моей!
- Серьезный залог!
- Отступишь?
- Давай! - согласилась Люда.
- Ты что? - удивился Сева.
- Не веришь?
- Да, как-то, ты удивила…
- А чем?
- Согласилась так…
- Согласие, что - это повод для удивления?
- Нет… Но, Люда, предмет, я надеюсь, понятен?
- Понятен. Мы без секундантов?
- А разве в пари секунданты бывают?
- Не знаю. Пусть так: между нами. Но, дадим уголовному розыску шанс, - полгода.
- Разумно… - вздохнул, согласился Сева, - я буду терпеть…
"Неразумно! - в сердцах, про себя возразила Люда, - Пари, где от нас ничего не зависит! Но только "Предмета", - если пари не выйдет, ты от меня никогда не получишь! А шанс получить, между прочим, был, если ты мужчина, который видит во мне желанную... Не добиваешься ты, не зовешь за собой - склоняешь меня к результату. Проиграю, - твоя, бери меня, Сева! А если не проиграю?"