- Хотела застать тебя до начала рабочего дня, - ответила Тара, продолжая вопросительно смотреть на него, но, так и не дождавшись больше ни слова, проговорила: - Я думала, ты уже подготовил проект требований к руководству "Рандеву-Лайн".
- Мне нужно еще поработать, - сказал Рэнд и, положив ладони на мраморный край бассейна, легко подтянулся, являя жадному взору Тары загорелый торс.
Подняв глаза на девушку, он изучающее посмотрел на нее снизу вверх, и она прикусила губу, с трудом сдерживая желание наклониться и припасть к его мускулистой груди.
- Так почему ты ненавидишь круизы? - тихо повторила свой вопрос Тара.
- Какое это имеет значение? - отозвался Рэнд, затем, оттолкнувшись ногами о стенку бассейна, откинулся на спину, дрейфуя на спокойной воде и помогая себе ленивыми движениями рук. - Какая разница, что я люблю, что ненавижу, если я делаю то, что должен, как бы мне это ни претило?
- Для меня важно, - проговорила Тара.
- Вот уж не думаю, - язвительно бросил Рэнд.
- Это важно и для тебя, иначе ты бы не стал меня мучить, а сказал все прямо, - предположила девушка.
- Хочешь знать? Отвечу, - сказал он и нырнул, достал рукой до кафельного дна, выплыл, достиг лесенки, поднялся по рифленым ступеням, держась бронзовой рукой за никель, нагнулся за полотенцем, промокнул плечи и перепоясался.
Тара обошла бассейн по краю, и они встретились.
- С самой первой своей работы на борту круизного корабля я имел только унизительные обязанности, - продолжил Рэнд. - Если кого-то недобирали в штат до отплытия, Эверетт всегда отсылал меня, обосновывая это интересом дела. Я был молод, самолюбив, и мои амбиции были далеки от чистки санузлов. Селили же меня при этом в самом тесном и шумном закутке с хозяйственным инвентарем, хотя все в команде знали, что я сын владельца. Как выяснилось, таково было отцовское распоряжение. Я даже в часы отдыха не мог ни выспаться, ни просто расслабиться, потому что человеческих условий для этого не было никаких. И после унизительного изматывающего дежурства я вынужден был пялиться в жалкое подобие иллюминатора, в который виделись не чайки и морская гладь, а настил палубы и подметки отдыхающих или снующих туда-сюда стюардов.
- Это походит на жестокое наказание.
- И Эверетт в изобретательстве таких наказаний достиг совершенства.
- Я не понимаю… - прошептала ошеломленная Тара. - Во время нашего круиза ты возвращался в каюту только для сна или переменить одежду и никогда не опускал шторы… Прости, что спрашиваю… Это как-то связано?..
- Это было связано с тобой, и только! - раздраженно и небрежно ответил Рэнд. - Просто для меня непереносима вся эта болтовня.
- Ты избегал меня?
- Да, избегал! Тогда это было возможно. Теперь же ты настигаешь меня даже в бассейне!
- Я оставлю тебя… - кротко проговорила Тара.
- Да ладно, я все равно пойду сейчас в офис. Мне еще нужно подготовиться к совещанию… Давай не будем возвращаться к нашим делам, по крайней мере в рабочее время.
- Нe будем… - прошептала она, удаляясь, но вдруг резко обернулась и бросила: - Это клаустрофобия, Рэнд? Сознайся. Я и прежде это подозревала… Эверетт сделал тебя таким…
- Не говори ерунду. Я по нескольку раз в день сажусь в кабинку лифта. Стал бы я это делать, если бы страдал клаустрофобией?
- Не знаю, Рэнд. Я вообще ничего не понимаю, когда дело касается тебя и Эверетта, - растерянно пробормотала девушка.
- Может быть, тебе, это и не нужно вовсе?
- Чего он хотел этим добиться? Разве не правильнее растить детей с добротой, терпением, пониманием?
- Просто он растил не ребенка, даже не сына, он растил преемника на свой пост. И он всегда делал то, что ему заблагорассудится. В этом он видел свое единственное призвание. Поступать так, как ему хочется сию минуту, и никогда ни в чем не раскаиваться, заставляя других сожалеть о его существовании.
- К чему такая взаимная ненависть, Рэнд?
- Ты меня спрашиваешь? - ухмыльнулся он. - Иди в офис. Я буду через несколько минут. И так уж и быть, закажи нам завтрак.
- Как ты? - почти ласково проговорил Рэнд в телефонную трубку.
- Я думала, ты разучился пользоваться телефоном, - услышал он тихий Надин голос. - Как хорошо, что старший братишка удосужился наконец позвонить своей нерадивой сестренке, - укоризненно произнесла она.
- Ну, почему же нерадивой?
- Должна же быть у тебя причина, чтобы так долго игнорировать меня.
- Нет таких причин, Надя. Просто все дело в нерадивом старшем брате.
- Что такое? - обеспокоенно спросила сестра.
- Не мог позвонить, - виновато произнес Рэнд.
- Раньше ты не давал о себе знать, потому что был жив отец. А сейчас, когда его не стало, почему молчал?
- Ты выросла, Надя, стала другой. В твоей жизни много перемен произошло с тех пор, как я оставил дом. Ты теперь ближе к Митчу, чем ко мне. И еще я немного трусил.
- Вот уж не смеши, Рэнд! Будет привирать! Ни за что не поверю, что старина Рэнд может бояться, да еще кого? Меня… Лучше расскажи, как ты?
И он рассказал ей о своем турне на судне "Рандеву-Лайн" и обнаруженных нарушениях, о необходимости провести анонимное исследование прочих круизных рейсов с последующей аудиторской проверкой, поскольку руководство линии помимо недолжного управления подозреваются в крупных хищениях…
- Это очень хорошо, что именно ты позвонил мне, а не Митч. Наш братик преданный трудяга, но он нагоняет на меня тоску своим усердием, - пошутила Надя.
Она знала, что Рэнд не поймет ее превратно.
Несмотря на шестилетнюю разницу в возрасте, Рэнд был очень близок с сестрой, и, совершая побег из-под крыши отцовского дома, из поля его зрения, он словно бы оторвал от сердца самую теплую его частичку, расставаясь с Надей. Теперь же, пять лет спустя, она представлялась ему загадочной незнакомкой.
За это время Надя успела вырасти, влюбиться, выйти замуж и потерять своего возлюбленного и носимого ею ребенка в тяжелой автомобильной аварии. Она выжила, справилась с последствиями происшествия, начала новую жизнь - и все это без Рэнда, без его сочувствия и участия.
Рэнд испытывал перед Надей настоящий трепет, он преклонялся перед силой ее характера и немного терялся, разговаривая с ней сейчас по телефону. Он понимал, сколь много страдания причинил этой молодой, много испытавшей и не ропщущей женщине. Для Рэнда Надя была продолжением и воплощением его утраченной матери…
- Я все организую для отсылки независимых экспертов, - пообещала Надя.
- Скажи, как ты? Я беспокоюсь за тебя, родная…. Ты там совсем одна.
- Я в порядке, братик. У меня тут есть своя занудная группа поддержки, совершенно не дают побыть в одиночестве. И телефон постоянно трезвонит, кроме одного-единственного абонента, по которому я так скучаю. Надеюсь теперь, когда ты снова дома, все будет иначе. Звони, пожалуйста, почаще… Но если ты думаешь, что я на грани суицида, это далеко не так. Я в порядке… и отчаянно внушаю себе, что у меня все будет хорошо. Ты же знаешь, что я всегда была упрямицей. Не такой, конечно, как ты, но все-таки я тоже Кинкейд. А это немало значит! - силясь не разрыдаться, шутливо декларировала Надя.
- Приезжай домой, сестренка.
- В этом нет необходимости, Рэнд.
- Тогда я приеду к тебе.
- Брось. У тебя куча дел. Уверяю тебя, нет причин беспокоиться обо мне. Я не мама, и никогда ничего подобного над собой не совершу! Это я заявляю тебе со всей ответственностью. Ты уж прости свою глупую сестру за резкость, но такое бегство не по мне.
- О чем ты говоришь?! - возмущенно бросил Рэнд, резко вскочив с кресла.
- Как? Ты не мог не знать об этом… - пробормотала Надя, попеняв на свою болтливость.
- Надя, объяснись, - чеканно произнес старший брат.
- Мама… она ведь покончила с собой, - доверительно проговорила сестра.
- Откуда такая уверенность! Тебе было только восемь.
- Да-да, я помню ту легенду, которой нас потчевали все детство… Но когда я потеряла Лукаса 'и нашего маленького… Отец сказал мне, как это случилось. Он испугался за меня, вспомнив о том, как не справилась со своей бедой мама…
- Что именно сказал тебе Эверетт? - нервно перебил сестру Рэнд.
- Она страдала от тяжелых депрессий. Очень часто хандрила, а его грубость и пренебрежение только провоцировали это состояние. Она стала пить, эта привычка быстро превратилась в злоупотребление. Врачи назначали медикаменты, они бы могли скорректировать ее состояние, не возникай новых Причин для расстройства. У нее копились таблетки, которые она в конечном итоге употребила все одномоментно, разом решив эти все свои проблемы… Отец настоял на том, чтобы я под врачебным наблюдением прошла месячный курс терапии. Думаю, это мне помогло. Я видела, как он напуган, как боится повторения трагедии. Но после того, что он мне рассказал о маме, я уже не могла сочувствовать отцу, - подытожила Надя.
- Единственной проблемой нашей мамы был Эверетт, - зло процедил Рэнд.
- Не говори так, Рэнд. У мамы была физиологическая предрасположенность. Я знаю, каково это, по себе. Это очень сложно преодолеть, когда часть тебя жаждет смерти, а другая часть - утешения. Даже наличие чуткой поддержки родных и друзей не гарантирует от рокового решения. Иногда смерть принимает облик самого желанного утешения. Это случилось с мамой. Отец и его образ жизни стали лишь катализатором. Но решение принимаем мы сами. У мамы были ее медикаменты, которые она употребила по-своему. Я, частично благодаря отцу, справлялась со своей бедой иначе…
Не сдержавшись, Рэнд усмехнулся в трубку.
- Ты всегда был похож на Эверетта, - упрекнула его Надя. - Что бы ни происходило, что бы тебе ни говорили, как бы ни доказывали противную точку зрения, вы держитесь своей, подчас чудовищно ошибочной позиции. Вы становитесь глухи и слепы, а из-за вас страдают люди! Ты думаешь, я оправдываю Эверетта за то, что он сделал с мамой или с тобой?! Нет, Рэнд, не оправдываю. Я лишь не могу не отметить, что он сделал для меня много доброго, за что я должна благодарить его… Рэнд, не молчи… И прости меня за то, что покусилась на твою память о маме.
- Не покусилась, Надя. Я видел, как она страдала. В таком ее состоянии могло случиться все что угодно… И если быть до конца откровенным, я подозревал, что те истории, которые рассказывали нам, не слишком правдоподобны, - отозвался старший брат. - Я видел, в каком состоянии была мама в тот вечер, и мог остаться с ней, спрятать бутылки, ключи от гаража, мог попытаться поговорить с ней. Я просто обязан был что-то сделать…
- Рэнд, прекрати! Слышишь?! Замолчи немедленно! Тебе было четырнадцать, Это детский возраст. Дети не знают ничего о жизни своих родителей. Они понятия не имеют, во что могут вылиться банальные разногласия между ними. Ты оказываешь себе дурную услугу, если думаешь, что мог подростком правильно оценить ситуацию и душевное состояние мамы. Ты все это напридумывал себе после того, как ее не стало. И тогда стал винить себя и Эверетта. Вы с отцом всегда были слишком цепко схлестнуты. Но правда в том, что мама убила себя, невзирая ни на тебя, ни на меня, ни на Митча. Она оставила своих детей с человеком, которого ненавидела. Пусть завтра я упрекну себя за эти слова. Но именно так я и расцениваю ее поступок. Она пошла по самому простому и ложному пути. Она проявила непозволительную слабость. Я искренне ей сочувствую, но не более того.
- Надя, не говори так. Мама была хрупкой, очень хрупкой…
- Я это помню, Рэнд.
- Нет, Надя, ты была тогда очень мала. Ты не помнишь, какой была мама, - когда была счастлива… или старалась казаться такой. Она была самой нежной и веселой, до тех нор… Я должен был заметить тот миг…
- Рэнд, ты просто вылитый Эверетт. У вас обоих такое мнение, что только благодаря вам мир и вертится! - осадила его сестра. - Если бы вы еще были сильны для того, чтобы открыть глаза и уши и принять правду такой, какая она есть, а не какой вам хочется ее видеть. Ты вот все твердишь о разрушительном действии Эверетта на состояние мамы. Но это лишь жалкая толика правды. А все дело в том, что отец любил маму. Однако ему, такому независимому и волевому, претило сознание того, что он однажды превратится в домашнее животное, уподобится ненавистному типу мужчин, которые нежат и ублажают своих жен и умиляются на своих толстощеких детишек. Он боролся с этим в себе, поэтому демонстративно пренебрегал мамой, тиранил тебя. Ему потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы осознать свою ошибку. Не повтори его судьбу, Рэнд. Тебе стоит бояться не за меня, а за себя… Если тебе нужны доказательства более весомые, чем мои эмоциональные заверения, то я назову имя одного уважаемого психиатра, маминого лечащего врача. Я неоднократно разговаривала с ним. Он подтвердил слова Эверетта. Как видишь, я не такая уж доверчивая. Тоже предпочитаю заручиться мнением независимых экспертов, - пошутила Надя, завершая тяжелый разговор.
- Давай-ка, собирайся. Идем домой!
- Как? Уже? Но еще только пять часов!
- Вот именно, пять часов - конец рабочего дня, - назидательно проговорил исполнительный директор, склонившись над столом ассистентки.
- У меня еще есть ряд неотложных дел…
- Хватит перечить мне, - проговорил он. - Ты слышала приказ руководителя? Исполняй!
- Куда ты так спешишь Рэнд?! - удивленно воскликнула Тара.
- Домой, в постельку… Так ты идешь?
- А что еще мне остается, - восторженно проговорила ошеломленная таким решительным, настроем девушка.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Могла ли она когда-нибудь хоть на секундочку предположить, что он станет так смотреть на нее? Это не было ставшее привычным, тупое и ненасытное, почти зловещее вожделение, которое ей нередко приходилось наблюдать. Любое предположение стало бы слишком смелым, но вывод напрашивался сам. Тара хотела в это поверить, но боялась ошибиться.
У нее внутри все трепетало, пока они ехали домой, взбирались на крыльцо, открывали дверь.
На пороге Рэнд обжег ее губы поцелуем.
- Ну, идем же, - и он легонько подтолкнул ее в дом.
Тара не могла не поддаться. Это казалось ей воплощением самой дерзкой мечты. Наиболее удивительным было то, что она ничего не предпринимала для того, чтобы это сейчас свершалось, если не считать ее отчаянного желания бытье ним.
Рэнд подгонял ее и тащил прямиком в спальню. Он был шутлив и вместе с тем чрезвычайно серьезен. Тара чувствовала себя счастливой до головокружения. Она уже была согласна на один только короткий миг воплощенной мечты.
- Рэнд? - вопросительно проговорила девушка на пороге спальне.
Слишком уж разительно было отличие от всего того, что ей доводилось испытывать с ним.
Он утвердительно кивнул, и этого оказалось довольно, чтобы она успокоилась и предалась его воле.
Целуя ее в шею, Рэнд отогнул бретельки ее платья, и молния на спине медленно поползла вниз.
- Мне пришло в голову сделать что-то сверх уговора, - прошептал он ей на ухо.
- Что же это? - спросила она.
- Давай теперь, занимаясь сексом, будем любить друг друга? - предложил Рэнд.
Сердце Тары было близко к тому, чтобы разорваться от переполнявших ее чувств. Она лишь испустила звучный выдох и приникла к его груди.
Обвивая руками шею Рэнда, Тара осыпала его лицо поцелуями, дыша часто и порывисто, и зажмурилась, словно боялась ослепнуть от этого сияния неподдельного счастья…
Она медленно опустилась на постель, следя за Рэндом. Он нежно освободил от белья вздымающуюся грудь девушки и трепетно скрыл ее под своими ладонями, а затем опустил их, глядя Таре в глаза, утопая в них.
От его долгого, сосредоточенного и необъяснимого взгляда она смутилась и спрятала грудь рукой.
- Нет-нет, - проговорил Рэнд. - Не делай этого. Ты прекрасна. Ты всегда была хороша, но сейчас… сейчас я понимаю, что ты великолепна, - признался он и нежно поцеловал ее.
Никогда она не знала Рэнда таким. Его прикосновения были невесомы, его губы - пылки, его желание словно стыдливо прорывалось наружу. Не знай она Рэнда, решила бы, что любима им. Однако все ответы потеряли свою важность для Тары. Она наслаждалась своим счастьем, которое еще недавно было абсолютно немыслимым.
Стиснув тонкую талию девушки, Рэнд опустился на колени и припал к ее животу с поцелуями. Тара отвечала ему легким подрагиванием бедер. Когда Рэнд лег рядом и их губы встретились вновь, она заключила любимого в своих объятия и нежно приняла его. И с каждым порывом любила его больше, глубиннее, неистовей. Она любила его всем своим существом, единым в этот неизъяснимый миг. Страсть, которую Тара хорошо знала в нем, теперь отступила. В этом слиянии не было ничего от их прежнего опыта. И экстаз не был похож на взрыв или ураган, он был протяжным и светлым, как полет.
- Я понимаю, как это могло произойти. И я не виню тебя, - мирно проговорил Рэнд, откинув влажные пряди волос с ее лица и поцеловав почти по-братски.
- Ты о чем? - удивленно прошептала Тара.
- Я о твоей связи с Эвереттом, - нехотя ответил он.
- Не было никакой связи, - с нежной улыбкой отозвалась она.
- Тебе не нужно лгать, я прощаю тебя, - великодушно произнес убежденный в своей правоте Кинкейд.
- Тебе не за что меня прощать, Рэнд, - вспыхнула возмущением девушка. - Я никогда не спала с Эвереттом.
- Тише, не кипятись. Ты можешь довериться мне. Что же в том постыдного? Что было, то прошло… - умиротворяюще нашептывал он.
- Да хватит мне внушать то, чего не было, - противилась она его увещеваниям.
- То есть ты хочешь сказать… Но…
- Я никогда не спала с твоим отцом, - твердо повторила Тара, но на этот раз, пожалуй, впервые ее слова возымели хоть какое-то действие на Рэнда.
Он откинулся на спину, закрыл ладонями свое лицо и выразительно простонал, живо представив, какое чудовищное сооружение из гнева и ненависти воздвигнул на этом ложном основании.
Рэнд долго качал головой, не говоря ни слова. Тара с недоумением наблюдала явное раскаяние. Но когда он посмотрел на нее, его глаза были темны и сухи. Тара поняла, что и теперь он ей не поверил, как ни старался.
Он встал с постели и направился в ванную.
- Рэнд! - взволнованным голосом остановила его Тара, желая объясниться немедленно и окончательно. - Без доверия ты просто не сможешь жить. Ни со мной, ни с кем другим - даже с самим собой.
- Иными словами, ты предлагаешь мне добровольно сделать себя дураком и верить всему, какую бы ложь мне ни выдавали за правду? - едко спросил ее обнаженный любовник.
Тара невольно открыла рот от изумления. Мгновенное перерождение ошеломило ее. Она вновь почувствовала на себе ледяную несправедливость его суда. После испытанной нежности это стало поистине невыносимым.
- Вон! - дико закричала она. - Выметайся из моей комнаты! Убирайся из моего дома! Исчезни из моей жизни!
- Я уйду, - холодно процедил он, задетый ее враждебностью. - Но не забывай, что у нас конкретный уговор. Ты обязалась до конца годового срока отработать моим ассистентом.