- Единственное, что меня привлекает в этой авантюре, так это возможность поплавать на серфе. В остальном же… Дженни, а если она в меня, прости, пожалуйста, втрескается, а я в нее нет?
- Мягко дашь понять, что вы только друзья.
- Отлично! Ничего себе - разбудил к жизни, называется. Если у нее комплекс на тему внешности, так от такого можно и свихнуться…
- У нее нет комплекса на тему внешности. У нее вообще нет комплексов, и это самый главный ее комплекс. Она не думает о себе плохо, она просто не думает о себе, как о женщине, понимаешь?
- Понимаю. И думаю, что вы с твоим профессором допускаете ошибку. Нельзя искусственно изменить чужую жизнь. Так или иначе, но она пострадает.
- Держи, это ее фотографии. Немного, но уж что есть.
Несколько минут Шон изучал снимки, и лицо его становилось все более унылым.
- Дженни, она же типичная отличница! Она даже не станет со мной знакомиться…
- Шон, видимо, ты все-таки не до конца представляешь, какое впечатление ты производишь на женщин. Слушай, прекращай, а? Я тебя пристроила на Багамы, от тебя требуется всего лишь помочь девчонке адаптироваться в реальной жизни, а ты ломаешься.
- Я не ломаюсь. Если ты считаешь, что все получится… Ладно, рискнем. Но помни, я предупреждал. Не вышло бы хуже.
- Не выйдет. Поверь.
- Дженни?
- Что, малыш?
- А с чего ты взяла, что она хорошенькая?
Профессор Конрад Малколм собирался посвятить плану операции все выходные, однако дело оказалось куда легче, чем он предполагал.
До старого Босуорта, хозяина отеля для молодоженов на острове Эльютера, входящем в состав Багамских островов в Атлантическом океане, профессор дозвонился с некоторым трудом, зато реакция Босуорта оказалась лучше всех ожиданий.
Пять минут ушло на цветистые восхваления гениальности профессора и благодарности за то, что профессор сделал для Босуорта много лет назад. Выслушав просьбу профессора разместить двух человек в отеле, причем одного - в качестве штатного психотерапевта, Босуорт разразился радостными заверениями, что это совершенно необременительно, очень приятно, и почему бы самому профессору вместе с семьей не прилететь на Эльютеру и не отдохнуть всласть? Сообщение профессора о том, что все расходы он возьмет на себя, было встречено, наоборот, воплями ужаса и негодования. Разумеется, не возьмет! Разумеется, все оплатит Босуорт. Как подобная мысль могла прийти профессору в голову?
После бурных заверений в уважении и вечной преданности с одной стороны (Босуорт) и выражения горячей благодарности с другой (профессор Малколм) они распрощались, и профессор некоторое время отдыхал в тишине, заодно вспоминая обстоятельства своего знакомства с мистером Босуортом…
Впрочем, мистером он тогда не был. Был он заключенным номер двести четырнадцать, отбывавшим пожизненное заключение в тюрьме для особо опасных преступников. Босуорта судили и признали виновным в зверском убийстве трех человек. Все улики были против него, следствие продолжалось недолго, сомнений в виновности обвиняемого не было даже у защиты. Впрочем, один из адвокатов, совсем молодой парень, вчерашний выпускник, все же усомнился. И обратился за помощью к профессору Малколму. Конрад Малколм и тогда уже был признанным авторитетом в судебной психиатрии, с его мнением считались, поэтому дело было направлено на доследование. Малколм в течение нескольких месяцев проводил тесты и собеседования с заключенным, изучил дело вдоль и поперек и добился повторного заседания суда. Случай был своего рода сенсационный: суд признал невиновность Босуорта на основании заключения психолога!
Профессор хорошо помнил, как Босуорт приехал к нему домой после освобождения, как поклялся в вечной благодарности и преданности профессору, спасшему его жизнь и честь. Потом Босуорт уехал из страны, осел на Багамах, занялся гостиничным бизнесом, и вот теперь стал вполне процветающим владельцем небольшого отеля класса люкс на острове Эльютера.
Вечером в воскресенье Джейн Смит доложила о готовности Шона Айвенса вылететь через неделю на Багамы. Конрад Малколм на радостях повел всю семью в ресторан.
Роксана Жилье закончила составлять подробный план подготовки чудесного превращения Констанции Шелтон в королеву багамского пляжа.
Констанции Шелтон каждую ночь снились белый песок, изумрудные пальмы и синий океан.
Шон Айвенс спешно производил инвентаризацию своего снаряжения для серфинга.
В Тихом океане зародился ураган "Изабелла".
В Атлантическом океане, на Багамах, стояла отличная погода.
В Уэст-Палм-Бич, США, полиция арестовала партию недоброкачественного авиационного топлива, поступившего на один из частных аэродромов. Нескольких сотен галлонов копы не досчитались.
4
Неделя, последовавшая за неожиданным предложением профессора Малколма, стала для Констанции Шелтон неделей великих откровений и небывалых мук. Мук чисто физических - на моральные терзания времени не оставалось.
Нет, Рокси надо отдать должное, она слово сдержала. Никаких пластических операций, никаких кардинальных перемен внешности Констанции она не планировала. Обычные - с точки зрения Рокси - процедуры.
Первая часть Констанцию даже позабавила. Рокси каждое утро и каждый вечер мазала ей лицо и шею масочками собственного изготовления. Некоторые, вроде клубники с огурцами, были забавны и приятны, лицо после них и правда становилось свежее, но некоторые…
Чего стоит убийственная смесь из дрожжей, сырого яйца, морской соли и кефира! Кожу на лице несчастной надежды мировой психологии стянуло так, что она не могла ни говорить, ни моргать, а когда попыталась пошевелить хотя бы бровями - раздался самый настоящий треск, и Констанция не на шутку испугалась. Рокси сердилась и говорила, что маски требуют спокойствия и полной релаксации.
А этот скраб для тела! Рокси не удалось поучаствовать в процессе, на это целомудренная Констанция не согласилась, но зато Рокси руководила из-за двери ванной комнаты. Констация завывала и охала, однако, в силу природной честности и обязательности, усердно терла себя жесткой мочалкой, то и дело подбавляя на нее странную студенистую массу, к которой было примешано, как она подозревала, некоторое количество железных опилок. После душа абсолютно все тело Констанции покрылось красными пятнами и немилосердно чесалось, но безжалостная Рокси презрительно хмыкнула и сказала, что к утру это пройдет. Кроме того выяснилось, что это были вовсе не железные опилки, а - с ума сойти! - измельченная скорлупа персиковых косточек.
Когда перешли к выщипыванию бровей ("Конни, это просто неприлично, какие-то бакенбарды на лбу!"), Констанция от неожиданности заорала так, что Рокси чуть не выколола ей глаз пинцетом. Потом была горячая завивка ресниц (инструментом, напоминавшим что-то из арсенала эсэсовских палачей), а к концу недели случилось и самое страшное. Депиляция горячим воском!
Умная Рокси провела подготовительный инструктаж, и Констанция отправилась вместе с ней в косметический салон, почти ничего не боясь. После выщипывания бровей, думала она, ничего страшнее случиться уже не может.
Во-первых, утверждала Рокси, у Констанции эта проблема не слишком серьезна. Вот то ли дело Лейла с факультета журналистики! У нее, как у всякой восточной женщины, с этим просто беда. Приходится брить ноги через день. В этом месте Констанция заподозрила, что над ней издеваются, и посмотрела на подругу с укором.
- Рокси, перестань. Бреются мужчины.
- Конни, детка, тебе предстоит еще очень многое узнать об окружающем мире.
- Ты хочешь сказать, эта Лейла берет мужскую электробритву и…
- Нет, электробритва здесь не подходит. Лейла берет обычный станок. Знаешь, сейчас начали выпускать специальные, дамские, с несколькими лезвиями. Ох, это неважно, тебе я этого не советую.
- Да я и не собиралась… А почему не советуешь?
- Потому что у тебя и так почти все хорошо. А от бритья волосы только сильнее растут.
Констанция заткнулась и прилежно слушала дальше.
Во-вторых, сообщала Рокси, метод горячей депиляции наиболее приемлем, ибо почти безболезненно и очень быстро избавляет от этой неприятности. Горячий воск расширяет поры, так что, сама понимаешь…
Констанция как раз собиралась спросить, насколько горяч этот самый воск, но тут они приехали.
Красная от смущения, Констанция Шелтон в одних трусиках и футболке залезла на высокий и узкий белый стол, чувствуя себя полной идиоткой. Высокая симпатичная девица рассеянно улыбнулась ей и обратилась сразу к Рокси, с первого взгляда распознав, кто здесь главный.
- Первый раз?
- Да. Так что, Сью, сама понимаешь.
- О'кей, тогда начнем с задней поверхности.
Констанцию перевернули на живот и велели расслабиться. Она честно попыталась сделать это, но в этот момент…
Такое ощущение, что ноги окатили кипятком! Конни заорала и рванулась было со стола, но высокая девица привычным движением перехватила нервную пациентку.
- Ничего страшного, это от неожиданности. Температура воска всего градусов пятьдесят.
Оглушенная этим сообщением, Констанция покорно прилегла обратно. На ошпаренные места прилепили полоски материи, после чего включили приятный прохладный фен. Несчастная мисс Шелтон почти расслабилась, во всяком случае поняла, что ожог явно не сильный, потому что уже не болит, и тут…
И тут отвратительная девица с бодрым возгласом "Ну это секундное дело!" рванула полоски ткани с ног своей жертвы.
Слезы градом брызнули из глаз Констанции, она взвыла и снова рванула со стола, однако на этот раз ее перехватила мучительница Рокси.
- Уже все, подруга, перестань орать и прислушайся к ощущениям. Больно только одну секундочку, не больше.
- Секундочку? Да с меня кожу заживо содрали!
- Это тебе кажется. Зато теперь ножки будут гладкие и нежные, как у ребенка…
- Рокси, я больше не дамся!
- С ума сошла! Сто баксов! Прекрати, Конни. Спереди совсем не больно. Ну… почти не больно.
Как ни странно, действительно было совсем не так больно. Все познается в сравнении. Констанция позволила себе только громкий вопль, но со стола уже не спрыгивала. И очень зря, потому что злые девушки, усыпив ее бдительность, перешли к области бикини.
Когда Констанция отдышалась, вытерла слезы и обрела возможность говорить, а не визжать, Рокси, нахалка, с невинным видом мурлыкнула:
- Заметь: твоя любимая психология. Ошарашили - усыпили бдительность - и вот позади уже и самое страшное.
- Я убью тебя.
- Ты скажешь мне спасибо.
- Я тебя убью. Как только получу возможность передвигаться.
- Хорошо, я умру, но ты вскоре раскаешься и будешь лить горькие слезы на моей могиле. Как несправедлива была я к Рокси, скажешь ты. Она сделала из меня королеву Багамских островов, по ее милости все мужчины штабелями лежали у моих гладеньких стройненьких ножек, а я убила ее, неблагодарная змея. Вот что ты скажешь, зубрилка несчастная. Так, все, спасибо, Сью, я у тебя, как обычно, в следующий четверг. Теперь у нас педикюр, маникюр, куафер и окуляр, то есть окулист.
- Мне не нужен педикюр.
- Педикюр нужен всем.
- Я не крашу ногти на ногах. И на руках тоже.
- Ц-ц-ц, ты перепутала времена глагола! Не красиЛА.
- Я не хочу!
- Вперед! Педикюр - это не только малярные работы. Скажи Сью "до свидания".
- До сви…
- Пока, Конни. Соберешься ко мне в следующий раз - звони, у Рокси есть телефон.
Ошеломленная Конни едва вспомнила, что надо надеть джинсы, а неугомонная Рокси уже тащила ее по светлым коридорам, то и дело здороваясь с удивительными созданиями. Лица некоторых были закрыты марлевыми повязками, свободными оставались только глаза и рот. Лица других покрывал толстый слой самой настоящей грязи. Некоторые приветствовали Рокси прямо из кабинетов, ибо лежали на кушетках, обмотанные полиэтиленовой пленкой и опять же обмазанные какой-то дрянью. С точки зрения Констанции, отличить их друг от друга было совершенно невозможно, но Рокси, кажется, ни разу не ошиблась.
Они влетели в большой светлый кабинет, где ворковали, журчали, хихикали и трещали около десятка молодых и пожилых женщин в белых купальных халатах. Ноги и руки их покоились на специальных подставках и столиках, а молоденькие симпатичные девушки непринужденно подрезали и красили чужие ногти, терли чужие пятки пемзой - и при этом так же жизнерадостно журчали, ворковали и хихикали.
Конни была переодета в халат, усажена в свободное кресло, и смуглая маленькая китаянка, которую Рокси расцеловала в обе щеки и назвала Лу Синь, принялась колдовать над руками и ногами Констанции. Впрочем, эта процедура, надо отдать ей должное, оказалась весьма приятной, так что Конни даже чуточку расслабилась.
У "куафера", то бишь у парикмахера, девушку ждал сюрприз. Во-первых, зеркала висели только при входе, перед креслами их не было. Это чтобы клиентка не мешала мастеру творить спокойно, объяснила Рокси. Во-вторых, мастером оказался маленький, тонкий, гибкий как змея юноша, которому при ближайшем рассмотрении оказалось не меньше пятидесяти. Волосы у пожилого мальчика были острижены коротким ежиком, но на лоб спускался кокетливый завиток. Губы и глаза были искусно подкрашены.
Констанция почувствовала, что неудержимо краснеет, но Рокси уже троекратно лобызалась с удивительным куафером.
- Рокси, подружка, ты расцветаешь, словно роза мая.
- Жозеф, милый, на дворе еще апрель, но все равно спасибо.
- Филировочку? Завивочку?
- Филировочку, пожалуй, можно бы, но это после, я собиралась к Сью в четверг, тогда и зайду. Сегодня я привела подругу. Она едет на Багамы, ты должен поколдовать, но только без кардинальных мер. Я обещала.
- Леди, вам уже говорили, что вы прелестны?
- Н-нет…
- Мужики - грубые животные. А женщины - завистливые змеи. Слушайте Жозефа, ибо Жозеф понимает толк в красоте. Итак: вы - прелестны. Хотя и несколько запущенны.
- Но я…
- Садитесь. Думайте о хорошем. Можете дремать, можете медитировать, можете петь песни и декламировать стихи - лишь бы вам было хорошо. Не думайте только об одном, о вашей прелестной головке. О ней подумает Жозеф. Рокси, ты посидишь?
- Если я не мешаю.
- Роза моя, ты не можешь мешать. Ты - та муза, без которой невозможен полет фантазии. Кстати, в четверг я не работаю.
- Отгульчик?
- Сейшн. Я познакомился с одним херувимом… Глаз не отвести. Он приходит к этой нахалке Мардж на маникюр, я прохожу по коридору и чувствую - умираю! Таких просто не бывает. Подстерег его в коридоре, убедил подстричься, слово за слово, туда-сюда, одним словом, в четверг мы едем за город большой компанией, и мой Марчел со мною.
- Марчел? Что-то римское.
- Румын. Или венгр. Я вечно путаю этих славян. А может, они и не славяне вовсе…
Констанция закрыла глаза. Ее академический мозг, привыкший к четким и логичным умопостроениям и схемам, давал сбои. Вот сейчас, лениво думала она, я сижу в кресле и меня стрижет сумасшедший гей. Сумасшедшая Рокси с ним треплется, обсуждает нижнее белье, кстати, дамское. Но ведь я сама пришла сюда, добровольно. Вывод прост: я тоже сумасшедшая. Таким самое место в пансионате… пансионате… на берегу океана маленький пансионат, в нем живут молодожены, то есть люди, которых я изучаю. Люди, которые любят. И которых любят. А я изучаю. И никого не люблю. И меня никто не любит. Но… как можно изучать то, о чем ничего не знаешь…
Голоса Рокси и Жозефа становились все глуше, дальше, неразборчивее. Голове было легко, и по позвоночнику бегала приятная щекотка. Хорошие руки у этого Жозефа, подумала Конни, прежде чем провалиться в приятную и невесомую дымку дремоты…
- Конни, детка, не хочешь пойти поиграть на улице?..
- Нет, мама, спасибо, я читаю.
- Конни, поедем кататься на велосипедах?..
- Спасибо, па, не хочется. Очень интересная книга.
- Малышка, я принесла тебе горячих блинчиков с сиропом…
- Потом, бабушка, потом.
До нее доносились изредка разговоры на кухне, странные, бессвязные, лишенные смысла и логики - с ее собственной точки зрения.
- … Я никогда не был таким. Ты, насколько я помню, тоже, Лили. Ма, что ты скажешь?
- Я бы сказала, что от нее нужно спрятать книжки. По крайней мере, некоторые.
- Мама, вы думаете, она может схватить что-нибудь…
- Нет, Лил, Мопассана я в виду не имею. Кстати, я его схватила, как ты выражаешься, в десять лет и ничегошеньки не поняла. Я имею в виду все эти заумные книги. Она читает Фрейда! Спенсера! Дарвина!
- Она у нас умница, это верно.
- Я бы показала ее врачу.
- Что вы такое говорите, мама!
- Лил, я никогда не вмешивалась, ты же знаешь, но с девчонкой творится что-то не то. Она не играет в куклы. У нее нет подруг. Она вообще не играет, в принципе. Это неправильно. Не знаю, хорошо это, плохо, страшно или полезно - но неправильно. Дитя человеческое должно играть.
- Ма, может, нам взять ее с собой в Те-Пас? Две недели на лодках по Саскачевану, места там потрясающие… Она же ездила с нами, когда была совсем маленькой. Скажи, Лили?
- Я была бы рада. Она совсем испортит глаза, а через месяц в школу.
- Если она согласится. Не забывайте, вашей дочери уже тринадцать, а железный характер у нее лет с трех. Теперь ее нельзя просто сунуть в корзинку и увезти в поход.
- Ма, ты против?
- Да нет… В любом случае надо спросить ее саму…
Это было в то лето, когда они уехали навсегда, ее мама и папа. Осталась одна бабушка Пейдж.
Она чувствовала тогда, что мама и папа расстроятся, если она не поедет, и уже почти решила ехать, но тут выяснилось, что в школе открывается новый биологический кружок и всех желающих приглашают поработать в живом уголке весь август. Разве можно было пропустить такую возможность? Констанция выложила это родителям, думала, они обрадуются вместе с ней, а они обиделись. Мама прятала глаза и, кажется, плакала, а папа хмурился и беспомощно смотрел на бабушку. Та пришла на помощь, стараясь разрядить обстановку.
- Ну ничего, съездите все вместе в следующий раз. В конце концов, кружок - это хорошо. Прогулки по лесу, поездки за город, так ведь, Конни? Чем вы там займетесь?
Девочка поправила съезжавшие с носа очки и с энтузиазмом ответила:
- Мы будем учиться препарировать лягушек и проверять рефлексы…
Она так и не поняла, почему мама и папа уезжали такими расстроенными, но ей было очень плохо от этого. Она хотела сказать им, что очень любит их, что ей очень жалко, что так получилось, но нужные слова не приходили. Она молчала, и от этого родители все больше расстраивались и даже злились. Потом мама вдруг вскрикнула:
- Поедем отсюда! Не могу больше видеть! Ты сама, как лягушка! Холодная и бесчувственная.
Папа же пробормотал, не глядя на дочь:
- Не думал я, что мы тебе до такой степени безразличны… Эх, Конни!
У нее разрывалось сердце, но она упрямо молчала, чувствуя, как коченеет язык во рту. Так они и уехали. Бабушка сурово поджала губы и ворчливо заметила:
- Все же нехорошо так уезжать. Прощаться надо каждый раз, как навсегда, так твой дед говорил.