Когда самолет затрясло и он резко пошел вниз, все решили, что попали в воздушную яму. Однако дело оказалось намного серьезнее. На помощь принцессе Шанталь Тибоде, находившейся среди пассажиров, пришел ее телохранитель, грек по национальности, Деметрис Мантеакис…
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 5
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 6
ГЛАВА ПЯТАЯ 8
ГЛАВА ШЕСТАЯ 10
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 12
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 14
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 16
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 17
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 19
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 20
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 21
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 23
ЭПИЛОГ 25
Джейн Портер
Под звездным дождем
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Взревели двигатели, и самолет королевского воздушного флота резко тряхнуло. В чашке заплескался чай. Однако на лице принцессы Шанталь Тибоде, давно уже научившейся скрывать свои чувства, не появилось ни малейшего признака беспокойства.
До сих пор полет проходил нормально. Они находились в воздухе почти три часа, возвращаясь в Ла-Круа после недельного визита в Нью-Йорк. Еще три часа, и они будут дома. Шанталь не довелось увидеть дочь.
Внезапно самолет клюнул носом. Пассажиры нервно захихикали, оглядываясь по сторонам, Шанталь, которая, можно сказать, выросла в самолете и понимала, что подобные ситуации неизбежны при передвижении по воздуху, и уже привыкла, но тем не менее после того, как она стала матерью, взлет, посадка и тряска стали вызывать у нее страх.
Не успела Шанталь снова поднести чашку к губам, как в хвосте раздался резкий звук. Все вокруг затряслось мелкой дрожью, послышался скрежет металла. Самолет снова нырнул вниз, и ей показалось, что чашка вырывается у нее из рук.
Шанталь не понравилось все это.
Она уперлась ногами в пол, пытаясь расслабиться и скрыть охватившее ее волнение.
Им ничего не грозит. Они не разобьются. Самолеты постоянно попадают в воздушные ямы.
Стюардесса в красной с кремовым униформе королевской авиакомпании поспешно подошла к ней.
- Позвольте мне взять у вас чашку, - сказала она. - Вы можете обжечься.
Самолет содрогался от сильных толчков, словно исполняя в небе танец живота, и Шанталь услышала встревоженный гул голосов и приглушенный плач своей парикмахерши.
Подняв глаза, она встретилась взглядом с одним из пассажиров. Он сидел неподалеку и не отводил от нее пристального взгляда темных глаз. Он не англичанин и не француз. У него красивое, но жесткое лицо с правильными чертами - резко очерченный подбородок, прямой нос, высокий лоб и решительная складка губ.
- Потряхивает, - проговорила Шанталь, слегка повысив голос. Она почувствовала необходимость обратиться к нему. Нельзя позволить страху овладеть ее душой.
- Да.
У Шанталь появилось ощущение, что он не нуждается в обществе.
- Вы часто летаете? - спросила она, стараясь не думать о страшном содрогании самолета.
- Да. - Взгляд темных глаз был так же резок, как его чеканный профиль. - А вы?
- Очень часто. - Шанталь с трудом перевела дыхание. Никогда ей не было так страшно, как сейчас. - Я думаю… - договорить она не успела, самолет внезапно снова потерял высоту, и сзади кто-то истерически вскрикнул. Почувствовав, что от ужаса волосы у нее встают дыбом, принцесса вцепилась в подлокотники кресла, пытаясь дышать глубоко и равномерно. Сохранять спокойствие. Спокойствие. Спокойствие.
В очередной раз глубоко вздохнув, Шанталь заставила себя заговорить.
- У вас акцент.
Он слегка нахмурил черные брови.
- У вас тоже.
Кто он? Итальянец? Жжение в глазах превратилось в слезы. Ей стало стыдно, что у нее сдали нервы.
- Я из Мелио, пояснила Шанталь, назвав свою родину - независимое государство у побережья Франции и Испании.
- А я из Греции, - сообщил он, внезапно поднимаясь со своего места и садясь рядом с ней.
А-а-а, грек, мелькнула у нее мысль. Его близость не подействовала на нее успокаивающе.
- Я принцесса Шанталь Мари…
- Мне известно, кто вы.
Конечно, он знает, кто она. Как глупо! Шанталь попыталась придать естественность своему голосу.
- Как вас зовут?
- Деметрис Мантеакис.
У нее задрожала нижняя губа, в горле встал комок.
- Ваше имя трудно произнести.
Пристальный взгляд черных глаз обжег ее.
- Да.
Раздался рев двигателей, и самолет начало мотать из стороны в сторону.
Шанталь приоткрыла рот. Ей не хватало воздуха. Она повернулась к мистеру Мантеакису:
- Ведь это уже не турбулентность?
- Нет.
Она кивнула, потому что не сомневалась в этом, и медленно перевела дыхание, борясь со страхом.
Деметрис склонился к ней, толкнув широким плечом.
- Вы пристегнулись? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сам удостоверился в этом.
Этот жест был настолько красноречив, что ужас буквально парализовал ее.
- Вам не нужно делать этого.
- Чего? - Прищурившись, он пристально посмотрел на нее темными глазами.
Шанталь показалось, что его голос напоминает треск гравия под ногами - такой же жесткий и резкий, и она подумала, что его греческий акцент совсем не похож на тот, что ей приходилось раньше слышать.
- Развлекать меня. Отвлекать. Ну, заниматься тем, что вы делаете.
- Я называю это общением.
Она сделала попытку улыбнуться, но это ей не удалось. Они летят над Атлантикой. Под ними лишь безбрежный простор океана. Садиться им некуда.
Шанталь посмотрела в иллюминатор. Нескончаемое содрогание самолета, кромешная тьма и сознание надвигающейся катастрофы обострили ее ощущения. Время казалось бесконечным, а будущее - невероятно далеким.
Лилли!
Она почувствовала, как у нее из глаз полились слезы. Принцессы не плачут! Принцессы не высказывают своих чувств при посторонних. Принцессы должны быть во всем безупречны.
Но перед ней всплыло лицо дочери - милое бледненькое личико, белокурые волосики, губки бантиком.
Закрыв лицо руками, она вытерла глаза. Ей нельзя терять контроль над собой. Капитан еще не обращался к пассажирам. Стюардессы, пристегнувшись ремнями к откидным сиденьям, сохраняли спокойствие.
Сильно содрогнувшись, самолет резко накренился влево и сделал крутой разворот. Шанталь выпрямилась и посмотрела в иллюминатор.
- Я ничего не вижу, - сказала она, когда движение лайнера, казалось, возвратилось в норму. За иллюминатором весь мир был погружен во тьму, и лайнер пробивался через густые облака, время от времени тяжело содрогаясь, как бы напоминая пассажирам, что опасность не миновала.
- Темно, - спокойно заметил он, откидываясь на спинку кресла.
Шанталь пожалела, что спокойствие мистера Мантеакиса не может передаться ей.
- Разве пилотам что-нибудь видно?
- Они летят по приборам.
Но что, если показания приборов не верны? - возник у нее вопрос. Вместо этого ее мысли обратились к прожитой жизни, к решениям, которые она когда-то приняла, и возможностям, которые были упущены.
- Такие моменты очень подходят для того, чтобы заняться самоанализом, - с невеселой усмешкой сказала она. - Лучшей возможности заглянуть себе в душу быть не может.
- Жизнь никогда не оправдывает наших ожиданий, не правда ли?
Шанталь бросила на него осторожный взгляд. От этого рослого, представительного мужчины веет силой. И спокойствием.
- Вы правы.
- Какие ваши ожидания не сбылись?
Она снова отрицательно качнула головой. Ей нельзя говорить об этом.
Ей ни о чем нельзя говорить.
Внезапно Шанталь мысленно перенеслась в Нью-Йорк.
Она была почетной гостьей на ежегодной Неделе моды, проходившей в Нью-Йорке, и устроители забронировали ей королевский номер в "Ле Меридьен" - фешенебельном отеле, в котором царил настоящий французский дух. Вероятно, они думали, что ей будет приятно услышать французскую речь, но она приехала в Нью-Йорк не для того, чтобы найти там напоминание о Франции, Мелио или даже Ла-Круа. Она прилетела туда в надежде найти часть своего прошлого или, по крайней мере, прошлого своей матери, но у нее ничего не получилось.
Разве можно было понять мать или даже себя в роскошном отеле с залами, блистающими мраморными полами, и ресторанами, декорированными инкрустацией из вишневого дерева и хрома?
Шанталь поняла, что она всегда будет здесь чужой.
Это не ее остров, не королевство ее мужа, не утонченный и элегантный образ жизни.
Но, может быть, именно этим завораживает Нью-Йорк. Она вспомнила, какой вид открылся из окна королевского номера: темный мрачный городской пейзаж, шпили, напоминавшие готические, водонапорные башни на верхушках изящных и приземистых вышек. Нью-Йорк - воплощение перемен, возможностей выбора, мощи и жертв, и, чувствуя его бурную, лихорадочную жизнь, она поняла, что такой силы и такой смелости у нее нет.
- Жизнь - это загадка, - тихо произнесла Шанталь, по-прежнему думая о неделе, проведенной в этом городе, и обо всем, что она увидела и услышала. Такие места, как Лондон и Нью-Йорк, напоминают о том, что в мире так много разных людей и ведут они совсем другой образ жизни.
- Она может быть загадочной или совершенно ясной и простой.
Когда-то для Шанталь она тоже была простой и понятной. Но это в прошлом, до того, как она вышла замуж, родилась Лилли и умер Арман. Теперь нет ничего ясного или простого.
- Если бы вы могли вернуться в прошлое, за что вы бы боролись? - неожиданно спросил он.
Шанталь неловко поежилась. Ей хотелось скорее покинуть самолет и оказаться подальше от этого мужчины, который задает неприятные вопросы и хочет получить честные ответы. Она устала и не знает, что ответить ему. Но в нем есть какая-то сила, заставлявшая ее говорить.
- За счастье, - наконец призналась она.
- Счастье?
Шанталь пожала плечами. Ей не верилось, что она делится с незнакомым мужчиной своими мыслями.
- Я не могла представить себе, что оно так неуловимо. Я думала, что у всех равные шансы для того, чтобы быть счастливыми.
- И у вас не оказалось такого шанса?
Ей никогда не приходилось говорить об этом, но сейчас, после вырвавшегося у нее признания, ей казалось, что она уже не может остановиться. Как будто Мантеакис разбудил дремавшую в ней бурю.
- Я не знаю, что пошло не так. Я изо всех сил старалась поступать правильно, и мне казалось, что, если очень стараться, быть честной, доброй, сострадательной… много работать и много отдавать другим, счастье придет к тебе. И ты обретешь… - Она умолкла и тяжело вздохнула.
Его губы сурово сжались.
- Что обретешь?
- Покой.
Мантеакис внимательно наблюдал за ней, но в ее душе царила опустошенность и усталость. Он не знает тебя, напомнила она себе, ему известно только твое имя. Этот человек никогда не проникнет в твои мысли. Даже если они останутся в живых, им не суждено встретиться. Что плохого в том, что она откроет ему свою душу?
Вся ее жизнь была подчинена долгу, стране. Так как она была старшей из трех внучек короля Реми Дюкасса, в будущем ей было суждено стать королевой Мелио. Еще будучи подростком, Шанталь знала, что ее долг - выйти замуж в интересах государства, родить наследников, обеспечить финансовую стабильность и гарантировать независимость от могущественных соседей - Испании, Франции и Италии.
Открыть душу. Жить по велению сердца. Этого она не могла позволить себе. Ее сердце давно подчинилось велению разума, и врожденное чувство преданности и желание поступать по справедливости свели импульсивность до минимума. Существует только то, что правильно, и то, что необходимо сделать; она знала, что, когда ей придется выйти замуж, это будет выгодный брак, устроенный дедом и его советниками. Она, Шанталь, должна вернуть процветание и стабильность их крошечному королевству.
Это была работа, и Шанталь знала, что выполнит ее.
Трагедия состояла в том, что, выходя замуж за Армана, Шанталь поняла, что совершает самую ужасную ошибку в своей жизни, и рождение Лилли только ухудшило положение.
Но мысли о дочери оказалось достаточно, чтобы вызвать улыбку на ее лице. Лилли для нее - это все. Самая большая и чистая радость, которую подарила ей жизнь. Благословенный дар. Цель в жизни.
Внезапно двигатели снова натужно взревели; послышался скрежет металла, как будто самолет в агонии вспарывал себя изнутри.
Шанталь стиснула руки на коленях. Лайнер кренился и содрогался, словно стараясь, как змея, сбросить свою серебристую кожу.
Что будет с Лилли?
Шанталь знала, что ее шурин, король Малик Нури, султан Барака, пытается освободить Лилли, ища способ обойти безнадежно отставшие от жизни законы Ла-Круа, но до сих пор у него ничего не вышло. Это означает, что, если самолет утонет в океане, рассыплется в воздухе или с ним случится что-нибудь еще, Лилли навсегда останется пленницей семейства Тибоде в Ла-Круа. Тибоде, родители Армана, - холодные, жесткие люди, которые будут контролировать каждый вздох Лилли.
У нее закружилась голова. К горлу подступила тошнота. Сейчас ее вырвет.
Тяжелая рука легла ей на затылок, заставляя опустить голову к коленям.
- Дышите.
В голосе Деметриса Мантеакиса не прозвучало ни малейшего волнения.
Чувствуя на затылке его тяжелую руку, Шанталь окончательно растерялась. Крепко сжав веки, она попыталась справиться с нервами. Ты должна сохранить достоинство. Никто не живет вечно… никто не…
- Дышите, - снова приказал он.
- Я не могу. - Голос у нее дрогнул, и слезы закапали на колени.
- Можете. Должны. Ну, же, Шанталь, мужайтесь!
Его голос произвел на нее такой же эффект, как пощечины, которые дают впавшей в истерику женщине. Постепенно она начала успокаиваться и наконец обрела способность дышать. Глубже. Спокойнее.
- Я в порядке - Шанталь подняла голову и выпрямилась.
Он медленно убрал свою руку.
Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла. Деметрис Мантеакис вызывал у нее почти такой же страх, как содрогание самолета.
Деметрис наблюдал за принцессой, прекрасно понимая, что они в беде. Он сохранял спокойствие, потому никто из них не мог изменить положение. Либо им повезет, либо нет. В любом случае он останется с принцессой Тибоде. Они выживут или погибнут вместе. Он может позволить себе быть спокойным. За них уже приняли определенные решения, и им остается только ждать.
- Я в порядке, - повторила она, и на этот раз ее голос прозвучал спокойнее.
Он посмотрел на руки Шанталь, вцепившиеся в подлокотники.
- Страх - это нормально, - услышала она и резко подняла голову, Мантеакис увидел напряженный взгляд голубых глаз, потемневших от волнения и морщинки вокруг мягко очерченных губ.
- Вы боитесь? - прошептала она.
- Да, немного.
Шанталь отвернулась. Ей очень страшно, и впервые в жизни ей нужна правда. Не обещания, притворство и цветистые фразы, которые она постоянно слышит.
- Мы выживем?
- Постараемся.
Если бы не Лилли, она могла бы распрощаться с жизнью и смириться с неизбежным концом, но у нее есть дочь, которой она нужна.
Шанталь сжала пальцы так, что ногти вонзилась ей в ладони.
- Если я не доберусь до дома…
- Вы доберетесь до дома.
Ей так хочется поверить ему!
- Но, если этого не произойдет, обещайте, что вы скажете моей дочери…
- Шанталь!
Резкий холодный голос заставил ее медленно поднять глаза. Она увидела широкую грудь, расстегнутый воротник рубашки, квадратный подбородок и решительно сжатые губы.
- Вы не обратились ко мне так, как должны - "ваше высочество".
- Но вы не мое высочество. Вы Шанталь Тибоде…
- Я ненавижу это имя, - холодно возразила она. - Я не Тибоде. Это фамилия моего мужа.
- И он умер.
Ком встал у нее в горле.
- Да, умер.
- Но вы не умрете.
- Нет.
Его белые зубы блеснули в легкой улыбке.
- Это первый положительный ответ, который я услышал от вас.
- А я впервые увидела вашу улыбку. Я не люблю улыбаться.
Шанталь рассмеялась, позабыв на мгновение о судорожных содроганиях и резких перепадах высоты, вызывавших у нее страшную тошноту.
- Не любите?
- Только дураки улыбаются.
Шанталь фыркнула.
- Вы шутите!
Склонив голову набок, он устремил на нее темные глаза, и она ощутила внутреннюю дрожь, вызванную мрачной напряженностью его взгляда.
Подобно Арману, Мантеакис невероятно самоуверен. Но ей известно, что происходит с такими людьми, как Арман. Они уничтожают окружающих, вгрызаясь в них и откусывая по кусочку, пока ничего не останется - ни моральной силы, ни самоуважения, ни собственного "я".
Смех замер у нее на губах. Сильные, жестокие мужчины - это не те, которых она хочет знать.
Авиалайнер стремительно пошел вниз в свободном падении, и Шанталь услышала, как позади нее раздался крик обезумевшей от ужаса женщины. Он звучал в ее ушах, пока стальная птица неслась к поверхности океана.
Деметрис крепко сжал ее судорожно стиснутые пальцы.
- Я здесь.
Она изо всех сил вцепилась в его руку.
- Мы падаем!
- Мы просто быстро спускаемся.
В его жестком голосе прозвучало скрытое волнение, которое говорило само за себя. Он почувствовал неотвратимую опасность. Теперь они в одной лодке: два человеческих существа… двое смертных… и между ними нет никаких преград.
- Спасибо, - сказала Шанталь, задыхаясь и превозмогая страшную сухость во рту. Сердце у нее колотилось с такой силой, что барабанные перепонки, казалось, не выдержат и лопнут. - Спасибо за то, что вы делаете это. Остаетесь со мной.
- Пожалуйста.
Перед ними повисли желтые маски.
Шанталь непонимающе смотрела на ярко желтую чашку. Но затем в ее памяти всплыли слова предполетных инструктажей. Она протянула руку и надела кислородную маску.
Губы ее задрожали. На глаза навернулись слезы.
- Я хочу домой. К дочери.
- Расскажите мне о ней, - попросил Мантеакис. Его голос доносился до нее откуда-то издалека. - Сколько ей лет? Какой ее любимый цвет?
Шанталь втянула в себя воздух, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами. Самолет вошел в штопор, и Мантеакис, пытаясь предотвратить ее истерическое состояние, старается отвлечь ее.
- Семь. - Давление в голове и ушах стало невыносимым. Она моргнула; глаза, казалось, готовы выскочить из орбит; барабанные перепонки вот-вот лопнут. - Зеленый, - дыхание давалось ей с трудом. - Ее любимый цвет - зеленый.