- Свои! - закричала девочка, и на встречу мужчине, выбежал Жорик. Он с разбегу обнял Леху и закричал: "Папа, папочка, мой пришел!"
Леха сидел на полу, и маленькие детские руки вытирали его слезы, и вот, наконец-то Варя подошла к нему, все вместе они помогли мужчине встать.
Он неловко стал вытаскивать деньги, они рассыпались по полу.
- Вот надо, сыну форму покупать, дочке платье.
Оказалось все уже куплено, только, Варе срочно вдруг понадобился зонт, старый никуда не годный, и они ушли гулять. Целовались под новым зонтом, тесно прижимаясь, друг к другу.
- Пойдем к тебе, - прошептала она.
- Так ведь я, Варя, у друга остановился, а у него две комнаты, двое детей и теща, а до этого я у Костиной мамы на кухне ночевал.
Влюбленные сели на электричку и уехали за город, как только за окнами вагона зазеленел лес, они вышли на незнакомой станции.
Они углубились в лес, и Леха сразу безошибочно вывел их на поляну.
Полянка встретила влюбленных пением кузнечиком в высокой сочной траве, ароматом медуницы, ирисов и земляники.
Алексей постелил свои шорты и майку на траву, и они легли рядом, замерли, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
- Леша, Лешенька, милый, любимый. - Варя стала целовать в губы, и в брови, пока он сам не поймал ее губы своими, и поцеловал.
Кружилась голова, перехватывало дыхание, так они долго ждали этого мгновения.
Дольше всего пришлось снимать Варины лосины, так они сидели в облипочку, но зато они стянулись вместе с трусиками.
В зеленых Вариных глазах, были смешные желтые точки, словно у котенка. Нос обгорел, и вся она, кроме очень белого животика была цвета румяного яблока.
- Загорала - хрипло спросил он.
- Ага, только живот не загорел.
- Не только, - прошептал Леха и сполз вниз, целуя и мягкий живот, и ниже, где кололись пробивающиеся темные волоски.
Варе было немного стыдно, у нее впервые так было - под огромным небом. Ее мужчина очень ласково стал ласкать грудь. Варя и сама не ожидала, что так заждалась близости, ей словно снова было семнадцать лет, и никого у нее не было, и все тело звенит от желания, как струна. Она захотела, чтобы все случилось быстрее, стала ласкать рукой, того, что так желало принять ее лоно.
Леха вздрогнул, так это было нежно и приятно, кровь пульсировала везде: в висках, в груди, в паху, даже казалось, начался жар. Когда они стали одним целым, он снова вернулся к ее губам, поцелуй был словно зеркальным отражением того, что происходило с их телами внизу.
Он ничего не мог с собой поделать, он так ее хотел, что фейерверк взорвался для нее слишком быстро, но нескольких движений его языка, по ее набухшей ягодке хватило, чтобы спазмы, ее лона, доставили, ему и ей, восторг и наслаждение.
Варя застонала, и он увидел слезы в ее счастливых глазах.
Над ними плыли облака, лес затих, словно прислушиваясь к симфонии их любви, сияло ласковое солнце, а потом закапал слепой дождик, словно улыбка сквозь слезы. Они лежали под огромным небосводом, у Бога на ладони, как Адам и Ева еще не изгнанные из рая.
Было удивительно легко и радостно возвращаться в город. Они по очереди говорили по телефону с детьми, уговаривая их спать, и когда казалось, что они снова принадлежат только друг другу, раздался телефонный звонок.
- Мама, папа нашелся. Он забрал шкатулку, и меня ударил. Мама я живая, а Жорик лежит и не встает, он меня защищал. Мама! - рыдала Настя по - телефону.
Они бежали по пустым улицам, он боялся бросить Варю, поэтому просто перекинул через плечо и рванул быстрее. В квартире было тихо, Костина мама, вернулась от соседей, пыталась влить в рот девочке валерьянку, оказалось, что это "корвалол".
Он пытался дозвониться Гладышеву, но у того телефон был вне сети.
Жорка уже очнулся, из ушей у мальчика текла кровь, и им оставалось ждать скорую помощь. Ребенка тошнило, он просил пить, и Варя качала сына на руках, шепча нежные слова.
Алексей вышел в коридор, надеясь встретить либо милицию, либо кого-то из ФСБ. Но наружное наблюдение ФСБшники еще не поставили, просто ограничились видеокамерой в подъезде, а на нее Тимур набросил тряпку, тряпка на весь подъезд источала запах бензина.
И тут мужчине отчетливо вспомнилась и марка новой машины, купленной якобы Костей, и даже номер он припомнил. Ему сейчас очень нужна была помощь милиции, но в телефоне вновь и вновь звучало: "телефон абонента выключен или находиться вне зоны действия сети".
Провинциальный городок спал, "скорая помощь" приехала быстро, всей семьей они поехали в больницу. Мальчика приняли сразу, отвезли на каталке куда-то за выкрашенную белой краской дверь, куда не пустили ни Варю, ни Алексея. Худенький молодой человек, похожим на воробышка, представился врачом, и вернувшись к ним через полчаса, успокаивающе сказал: "Перелома черепа нет, сотрясение небольшое, сделаем перевязку и в палату".
Алексей оставил Варю с Настей в приемном покое и вызвал такси. Он чувствовал, как уходит драгоценное время, а вместе с ним тает возможность догнать Тимура. Где Колыванов будет искать убежища, Леха и так уже понял. Тимур решит прорываться к трассе на Москву.
Как только машина отъехала от больницы он попросил таксиста, молодого парня, остановиться, аккуратно "вырубил" его и положил на лавку у какого-то подъезда. Машина была новая, и, слава богу, с навигатором. Ведь дороги в Елецке, как в большинстве в России, были хуже среднего, и если бы не армейская реакция, Леха раз пять мог улететь в кювет.
В машине закончилась очередная песня охрипшего Лепса, когда Алексей наконец-то выехал на показавшейся ему, почти взлетной полосой, трассу Москва - Уфа. Он гнал под двести, и ему сигналил фуры дальнобойщиков. Его явно принимали за каскадера или смертника, но все-таки он смог догнать машину Тимура. Это был он, на черной "Субару" и госномера его. Леха боялся одного, нелепой случайности, что вдруг Тимур продал машину, и теперь за рулем кто-то другой.
Егоров поравнялся с "Субару" и за опущенным стеклом разглядел знакомый ненавистный профиль. По иномарке он ударил сбоку, и Колыванов, не успев вырулить, вылетел в кювет. Подушки безопасности в машине Тимура сработали исправно, а вот таксист видно купил битую "телегу", но Лехе это было только в помощь. Он вытащил оглушенного Тимура, и стал связывать тому руки ремнем.
Наемник очнулся довольно скоро, быстрее, чем Леха, зафиксировал его руки с лодыжками. Удар ногой в подбородок, и Алексей, прикусил себе язык. Если-бы Тимур, воспользовавшись секундным замешательством, прыгнул на него всем телом сверху, то возможно у него еще был шанс оглушить Леху, но вместо этого он перекатился на бок и попытался освободить руки. Алексей поднялся и сходу, без замаха ударил пальцами в гортань. Тимур захрипел и рухнул, потеряв возможность и желание сопротивляться. Он очнулся уже в машине, связанный без вариантов освободится.
Егоров возвращался в город, на переднем сиденье машины лежала шкатулка с медальонами, последним поклоном родным, погибших солдат и офицеров.
Алексей нашел свой и одел, металл приятно холодил тело, другой, Костин положил в карман рубашки, ему не пришлось быть долго в обществе ненавистного соперника, наконец-то капитан Гладышев перезвонил сам.
Когда они встретились, на городской окраине, полицейский, обнял спецназовца.
- Ну, ты даешь, Леха.
- Майор, я тут не причем, ты с ребятами на себя запиши.
- Теперь точно квартиру трехкомнатную дадут.
- Машину таксисту верните, правда, поцарапал немного.
- Да он так рад будет, что нашли, у нас если что угоняют без вариантов "висяк". У меня кореш в ГИБДД работает, чисто оформим, не беспокойся.
- И Варе, жене не проговорись.
- Да не в жисть, это все равно, что своей сказать, что я на лодку-моторку собираю. Что я, камикадзе?
- Вот и, езжайте, а я к Варе и детям.
Он ничего не боялся, Алексей Егоров, русский офицер, кроме слез любимой женщины и детей, уже ему родных.
Остаток этой непростой ночи он провел у постели возлюбленной, в больнице той сделали успокаивающий укол, видно перестарались с дозировкой, Варя была словно сомнамбула, сонной и безразличной. Он - то засыпал, то просыпался и проверял, дышит ли она. Настя стонала во сне и даже что - то бессвязно шептала, он погладил девочку по голове, та проснулась, вцепившись в его руку, так и не отпустила до утра от себя.
Проснулся от великолепного запаха любимого блюда - пельменей. Варя все варила без остановки эти злосчастные комочки теста с фаршем, а Алексей еще удивился - куда столько. Варя, не глядя ему в глаза, перечислила: и ему, и Жорику с мальчишками в больницу, и Тимуру в тюрьме.
Она положил судки в сумку, и вышла из дома. Автобусы в городке ходили плохо, и женщина решила пойти пешком. Маленькой девочкой и позже подростком она знала, в этом старинном здании бывшего дворянского собрания сидят самые главные разведчики в городе. Конечно, она учила историю в школе, и знала о репрессиях, но этот красивый дом никак не укладывался в ее сознании, как застенок. Единственной современной деталью, в нем у был высокий кованый забор.
Поднявшись по ступенькам и еле справившись с массивной деревянной дверью, она вошла и совершенно растерялась, не зная к кому обратиться и что сказать. Строгий часовой за стеклянной перегородкой по переговорному устройству запросил пропуск, и спросил имя следователя.
Варя никаких фамилий не знала, и назвала свою - Колыванова. Офицер куда-то позвонил и вежливо сказал женщине, что ее мужа увезли ночью спецрейсом в Москву. Вызывать к следователю или пропуск выписывать ей не стали, ну неинтересна она была этому ведомству. Варя, почти успокоившись вышла и, с еще теплыми судками, поехала к сыну в больницу.
Жорка лежал с перевязанной головой в палате, и кроме него там были еще пятеро мальчиков. Они уважительно посмотрели на огромного папу их нового соседа.
- Папа, а я совсем не плакал на перевязке! - гордо похвастался Жорка.
- Ничего сынок, прорвемся. Мама тут тебе пельменей прислала, а я тарелки разовые захватил. Всем хватит.
Алексей стал накладывать горячее и разносить по палате мальчишкам. Потом юные знакомые провели ему ликбез по компьютерным играм, и, судя по восторженным крикам мальчишек, у него неплохо получалось.
Варя наблюдала все это в приоткрытую дверь, потом вошла, поцеловала сына, попросила Алексея выйти с ней в коридор.
- Тимура увезли в Москву.
- Так надо, наверное.
- У тебя ведь там квартира, можно мы поживем с детьми, пока все не выяснится?
Конечно, он согласился, правда, отсрочил себе "казнь", травмой Жорки.
Жалел ли он, что не убил Тимура? Ни секунды. Если бы это было в бою, без сожаления бы выстрелил, он хорошо сделал свою работу, Тимур ответит за все смерти, и за предательство.
Варя выглядела устало, бессонная ночь, страх за детей, не прошли даром. Она еще вчера светившееся светом любви, сегодня словно поблекла, яркий сарафан только подчеркивал ее усталость, и какую-то обреченность. Она была похожа на раненную птицу с перебитым крыльями.
Вечером Алексею хотелось быстрее остаться с любимой наедине, уложив детей он попытался обнять Варю, но та отстранилась, и пожелав спокойной ночи закрылась в спальне. Анна Викторовна тоже уже спала, Алексей лег на раскладушку в кухне и пытался заснуть.
Он запрещал себе думать, что сделает Варя.
"Останется с Тимуром. А если пожизненное", - и снова одергивал себя. - "Не думать, не сметь думать, просто ждать".
Утром пришла Варина мама, сменив гнев на милость, согласилась посидеть с детьми, пока Варя съездит в Москву.
- Жорка пока в больнице поваляется, а уж с Настенной я справлюсь, ехайте, - разрешила Галина Михайловна.
Они поехали на автобусе, Лехе было грустно, может эти часы с любимой женщиной последние, что дарит ему судьба.
Поехали налегке, Варя взяла всего лишь небольшую сумкурюкзак, все это Алексей положил на полку в автобусе. Он был рад вот так сидеть с любимой рядом, захотелось расспросить ее о детстве, о маме.
Оказалось мама у Вари, простая школьная уборщица, а высшее образование Варе помог получить отец. Он ушел из семьи, когда ей было семь лет, долго не давал о себе знать, до самого Вариного выпускного.
Отец смог закончить институт, женился на москвичке, и только детей так и не было больше.
А забрал дочь учиться в большой город, с новой семьей не знакомил, но помогал выжить в дорогом городе. Варя знакомила его с Тимуром и благословение успела получить, а потом обширный инфаркт, и никого кроме Тимура рядом, такого сильного и смелого.
Они познакомились на студенческой дискотеке. Он выбрал ее и не отходил весь вечер, а когда ребята, с другого вуза затеяли драку с "местными", он заступился за Варин факультет, и потом ему даже за это объявил благодарность проректор по воспитательной работе.
Варя влюбилась сразу, и за все время учебы так и не завела подругу. Она была молчуньей, и соседки не задерживались в ее комнате, бывала даже и не замечала, что живет уже с другой девочкой.
Вместе строили планы. Как Тимур окончит училище ВДВ, как получит назначение, а потом Варя к нему приедет. Он не торопил с близостью, и она сама отдалась любимому, так верила и любила. Оба неумелые, но искренние в своих чувствах.
Продавленная сетка старенькой общаговской кровати стала колыбелью для дочери, когда Варя родила, а Тимур ушел служить солдатом. Он пришел и казался разочарован, что первенец - дочка. Очень обидно вел себя не беря Настю на руки, когда та плакала, не помогал, когда она болела, не вставал по ночам, когда девочка температурила.
В постели стал другим. Жадным до новых ощущений и смеявшимся над Вариной стыдливостью и робостью.
Конечно этого она Алексею не рассказала, просто рассказала, как счастлива детьми, самое светлое и счастливое событие всей ее жизни с мужем.
Они сидели с Алексеем в кабинете следователя, того мучил шейный прострел. Смотрелся он, как горбун из Нотердама, но взгляд был суров и непреклонен.
- Он вам кто?
- Муж. - Сказала Варя.
Алексей просто кивнул, подтверждая.
- По документам он мертв, вы утверждаете, что ничего не знали об его "работе".
- Я действительно не знала, вернее думала, что он воюет, но за наших.
- За наших, это за кого? - оживился следователь.
- За русских, за Россию, - поправила женщина сама себя.
- Прочитайте, подпишите.
- А суд когда?
- Вас вызовут, а может, и нет, вы же не свидетель, не участник. Спите спокойно, он же умер, вы его похоронили, поминки, наверное, справили.
- Да справила.
- Вот и живите дальше, свободной и счастливой.
Свойства всех казенных помещений давить людям на психику, даже невиновным, Алексей чувствовал, как Варя дрожит от холода, в этот жаркий день, он пожалел что не взял пиджак, и не может помочь Варе согреться. Потом они купили в уличном киоске горячий кофе, очень даже неплохой, в меру крепкий и сладкий, и блинов, Варя от блинов отказалась, выпила кофе и умоляюще посмотрела на мужчину - Леша, я так устала, давай уже быстрее домой.
Ему было стыдно признаться, но денег на такси у него не было. Ремонт машины, ремонт Костиной квартиры, а еще одному хорошему парню, бывшему сослуживцу купил и подарил панели для "бронежилета".
Он, чтобы преодолеть неловкость от Вариного отчуждения начал рассказывать, как им надо самим покупать себе амуницию, и ни на чем не сэкономишь, цена - жизнь, У сослуживца были то похороны, то крестины в семье, а жизнь его государству не так важна, как жене и малышам - двойняшкам.
Варя его не слушала, думала о чем-то о своем, но держала Алексея под руку, и прижималась, пытаясь согреться.
Наконец-то они переступили порог Лешиной квартиры.
Варя легла спать рано, отказалась от ужина, и Леха не грея, ел на кухне холодную гречневую кашу с кетчупом, потом смотрел на кухне телевизор, без звука. Боялся заснуть, вдруг позовет - не позвала.
Утром оказалось, что женщина уже собрала сумку, он лежал на кухонном диванчике и слышал, как она вызывала по телефону такси.
- Ну, вот и все, не пойду провожать. Спать, - приказал сам себе и уснул, так измотала его эта ночь напрасного ожидания.
Варя уехала, чтобы не запить от беспросветной тоски, затеял ремонт. С деньгами было напряжено, сидел на макаронах, да еще по старой дружбе ему привезли ящик просроченной тушенки. Тушенка была советская, действительно с мясом, а не непонятно с чем, как современная.
И спал и ел, и даже лишний вес стал набирать, а потом его вызвал следователь, тот самый с больной шеей.
- Присаживайся, лейтенант, вот ознакомься.
Почерк у Тимура был неплохой, мелкие, словно бисеринки буквы, ровные строчки.
"После минометной атаки, понял, будут идти на штурм, поэтому оставив укрытие, поспешил к окну, бросил гранату, первый боец был ранен или убит. Пока первый номер падал, я успел выстрелить его напарнику в незащищенное место, между шлемом и бронежилетом.
Один был убит, и его тело, я испачкавшись в крови, оттащил в подвал соседнего дома, и переоделся в его камуфляж, снял с труппа жетон. Остаться я не мог, наверняка после боя будут проверять близлежащие дома. Поэтому вернулся к амбалу, который все еще был жив, взвалил его на плечо, и одев балаклаву, вышел к федералам.
Нас обоих отравили в госпиталь. В госпитале меня записали, как Константина Емельянова. Я вызвался сопровождать раненого Егорова в М. Я должен был исчезнуть, потому, что Леха этот меня узнал, в бреду называл мое имя. Убить его было невозможно, всегда были рядом люди.
Вернуться к семье я боялся, казалось, что за мной следят. Мои хозяева обещали меня переправить за границу, как только я добуду паспорт убитого мной сержанта. Что я и сделал, это было нетрудно. Меня сгубила жадность, я вернулся за жетонами, в шкатулке их было не на одну тысячу долларов. Я хотел начать жизнь с чистого листа в свободной стране".
- Прочитал? Мы запрос местным органам отправили, чтобы тело Емельянова нашли, как найдут, в Ростов отправят, Я сам тебе позвоню, а там уж маму его надо привезти экспертизу ДНК делать. Если время будет, на себя возьми, ведь друг он тебе был.
- Так точно, боевой товарищ.
- С этим пока все, а теперь вот смотри, - и следователь положил листок с номерами жетонов, тот самый, что Алексей отдал "Бате".
Только теперь листок был прикреплен к официальному бланку, и напротив каждого номера стояла фамилия, имя, год и место рождения.
Что остается от человека после смерти? Дела, фотографии, видео. А от бойцов и офицеров еще жетоны или медальоны смерти.
Они бывают разные: простые с уникальным номером, выданные в военкомате, или с гравировкой родов войск, с иконами, все они, последний привет погибшего, "похоронка" современной войны.
И смерти нет, пока жива память, обо всех не вернувшихся с войны, и той великой, что была семьдесят лет назад, и локальной, о которой передавали вчера в новостях.
Успел "Батя", смог спасти, как всегда спасал, пусть не жизнь, но честь своих ребят. И пусть ни Леха, ни его командир многих и не знали, но это были "свои", ведь все мы по большому счету твои, Матушка России, сыновья.
А те, кто пасынки, и сыновний долг отдавать не спешат, или не хотят, о тех и память коротка.