* * *
Лиза вихрем ворвалась в привычный уголок ресторана, прочно и давно оккупированный ее друзьями и ею самой. После недели напряженного умственного труда она чувствовала себя совершенно измотанной, но одновременно и необычайно бодрой. Хотелось шампанского, танцев, флирта, поцелуев, шуток, дурацких выходок - всего того, из чего состояла ее жизнь последние семь лет.
Лиза увидела Марлен, свою подружку, и кинулась к ней с веселым возгласом, но Марлен повела себя странно. Она растерянно улыбнулась, огляделась по сторонам, неловко и стремительно поцеловала воздух около щеки Лизы - точно клюнула и, запинаясь, пробормотала:
- Не ожидала увидеть тебя, Лиз… Говорили, у тебя неприятности.
- А, ерунда! Скорее, скорее, умираю, как хочу шампанского! Джимми! Любовь моя! Привет!
Джеймс Хант помахал ей сложенными щепотью пальцами и даже со стула не поднялся ей навстречу. Зато приподнялась девица, обвившаяся вокруг плеча Джимми наподобие ядовитого плюща.
- Джеймс, ты представишь меня твоей знакомой?
- Э-э… да… разумеется. Это Лиза. Мисс Кудроу. Лиза Кудроу…
- Я уже поняла, как ее зовут, дорогой.
- Да… Конечно. Лиза, это Шерилин. Моя… невеста.
Лиза почувствовала себя примерно так же, как чувствует себя человек, которого окатили ледяной водой. Огромным усилием воли она выдавила светскую улыбку и протянула руку.
- О, рада познакомиться. Надеюсь, вы не в обиде? Мы с Джи… Джеймсом давние знакомые, только и всего. Это просто шутка.
- Не сомневаюсь. Я ценю хорошие шутки.
Лиза в некоторой панике огляделась по сторонам. Она словно попала в Зазеркалье, где все привычные предметы и лица стали чужими и пугающими. За столиками сидели, смеялись, пили и разговаривали ее друзья и подруги. По крайней мере трое из присутствовавших мужчин могли претендовать на звание ее ухажеров. Могли… но почему-то не претендовали. Более того, они старательно и удачно делали вид, что Лизы здесь и вовсе нет.
Паника все туже охватывала горло тугим жгутом. Лиза медленно опустилась на ближайший стул. Почти немедленно над ее левым плечом раздался спокойный и чуть насмешливый голосок:
- Ты не могла бы пересесть, дорогуша? Это - мое место.
- А?
Лиза резко обернулась. Прямо перед ней стояла Сара Коннелли, рыжеволосая и зеленоглазая красавица. Они с Лизой всю жизнь вели скрытое соперничество за роль лидера, но внешне всегда общались очень мило. Однако сейчас в глазах Сары горел неприкрытый вызов и еще… торжество?
- Привет, Сара. Не знала, что это твое место. Сейчас подставлю стул и…
- Ты не поняла, дорогуша. Тебе лучше сесть за другой столик.
- Ты это серьезно?
- Вполне. Извини, но мы заказывали ужин на строго определенное количество человек.
- Но я же всегда прихожу по пятницам…
- Приходила. "ЛА" - понимаешь, Лиззи? Теперь тебе это вряд ли будет по карману.
- Сара!
- Не шуми. Это приличное место, здесь не кричат, не машут руками и не подсаживаются к чужим столикам. Кстати, вон за тем столиком сидят журналюги. Надеюсь, ты не планируешь развлечь читателей субботней газеты описанием скандала имени себя?
Лиза ошеломленно переводила взгляд с одного на другого… с подруг на приятелей… с Джимми на Сару…
- Вы сошли с ума? Перегрелись? Обкурились?
Сара изящным движением опустилась на освободившийся стул, и Лиза почувствовала себя еще более неловко. Словно стояла перед судом…
Если бы они смеялись. Говорили что-то обидное. Презрительно смотрели на нее. Даже это все было бы гораздо легче вынести.
Но они ее просто не замечали. Не было Лизы Кудроу, было только пустое место.
Лиза повернулась и побрела к выходу. Слезы горячей волной подступали к глазам, заволакивали мир серой пеленой, и пылали щеки, словно Лизе надавали пощечин.
Марлен, по всей видимости, решила отсидеться в дамской комнате и теперь осторожно выглядывала из нее, желая удостовериться, что Лиза уже ушла. При виде экс-подружки ярость захлестнула Лизу. Она одним прыжком влетела в дамскую комнату, толкая Марлен перед собой, и приперла ее к кафельной стенке.
- Чума Коннелли может выпендриваться, сколько ей влезет! В конце концов, она всегда мне завидовала, но ты - ты мне скажешь, в чем дело, иначе я… я с тебя весь макияж смою! В унитазе!
- Лиз, я…
- И не ври мне! Говори, что случилось? Они все грибочков с галлюциногенами поели?
Марлен извивалась в цепких руках Лизы, хотя была выше ее ростом.
- Лиз, прошу тебя… Господи, ну да, да, это все Сара.
- Что - Сара?
- Сара рассказала, что ты разорилась.
- Откуда она узнала?
- Ты что, смеешься? Ее папаша - хозяин половины банков в нашем городе. В том числе и того, где ты держала свои средства.
- Точно! Коннелли! Так я ему теперь впаяю иск за разглашение коммерческой тайны и принесенный им моральный ущерб…
- Лиза.
- Что?
- Остановись.
Марлен грустно смотрела на Лизу, и в ее глазах горело теперь явное сочувствие.
- Судиться с главным банкиром нашего города - значит потерять и все оставшиеся деньги. Представляешь, во сколько встанет тебе такой процесс?
Лиза внезапно устала. Страшно устала. Ей больше ничего не хотелось. Даже шампанского.
Она вяло взмахнула рукой, отвернулась от Марлен.
- О'кей, ребята, оставайтесь при своих, а я пойду.
- Лиза, я…
- Не надо, Марлен. Поспеши, а то Сара тебя отругает.
- Мы были подругами…
- Были? Нет, не думаю. Подруги не обращают внимания на банковские счета друг друга.
Марлен закусила губу, а потом выпалила:
- Ну и пожалуйста! Была мне охота набиваться в друзья такой, как ты!
- Вот и иди… к Саре.
- И пойду! Мы, девушки одного круга, должны держаться вместе…
Лиза не дослушала, повернулась и выплыла из дамской комнаты.
* * *
Дома у нее случилась истерика - хорошая, затяжная, молчаливая истерика с битьем посуды, слезами в три потока, конвульсиями и полным изнеможением в конце.
Маленькое опухшее чудовище выползло на кухню и дрожащей рукой нацедило бокал мартини. Когда первый глоток живительной влаги достиг желудка Лизы Кудроу, в прихожей зазвенел звонок.
Прекрасно. И причесываться она не будет!
Лиза - как была, в серебристом платье и босиком, с бокалом мартини в руке и зареванным до полной неузнаваемости лицом - спустилась вниз и открыла дверь. Если это мистер Карч и если он хоть одно слово скажет про алкоголь, то она выльет остатки мартини ему на голову.
Это был не мистер Карч. Это была высоченная и дородная монахиня, которой только в цирке выступать. С поднятием тяжестей. Из-под дурацкого чепца с рогами полной луной сияло круглое румяное лицо, украшенное курносым носом, маленькими пронзительными глазками и настоящими усами.
Монахиня оглядела Лизу с ног до головы, потом с головы до ног, потом заглянула девушке через плечо, словно надеясь увидеть собеседника, более подходящего ей по росту, потом наконец вздохнула и трубным гласом изрекла:
- Да хранит Господь этот дом. Я - сестра Фелицата. Я ищу Элизабет Гвендолен Майру Джессику Кудроу.
Лиза нервно хихикнула.
- Они все перед вами.
Сестра Фелицата строго посмотрела на девушку, и Лиза немедленно спрятала бокал с мартини за спину.
- Я пошутила, сестра. Не слишком удачно, впрочем, такой уж сегодня день, видимо. Меня зовут… все то, что вы сказали, но на самом деле Лиза. Лиза Кудроу. Я - хозяйка этого дома.
- Вот и шиш!
Последняя фраза была произнесена абсолютно детским, писклявым голосом, никак не вязавшимся с обликом величавой гренадерши Фелицаты, и Лиза с изумлением уставилась на монахиню.
- Простите?
Тяжелый вздох вырвался из могучей груди монахини, и сестра Фелицата, нагнувшись, принялась энергично рыться в широких складках своего монашеского одеяния, бормоча себе под нос:
- В геенну огненную не берут малых детей, но для тебя, Брюс Брайтон, наверняка сделали бы исключение, прости меня, Господи! Выходи! Паршивец!
Через пару секунд перед ошеломленной Лизой появился сам Паршивец собственной персоной. Сестра Фелицата простерла руку, которую иначе как дланью не назовешь, и пророкотала:
- Время позднее, так что давайте пройдем в гостиную и быстренько уладим все формальности. Я бы хотела успеть на ночной экспресс до Мемфиса.
После этого достойная невеста Христова двинулась вперед, подталкивая паршивца в спину, а Лиза вяло поплелась сзади, слишком ошарашенная, чтобы полностью осознать все, что происходит в данную минуту.
Сестра Фелицата была на удивление краткой. Она раскрыла громадный саквояж и начала извлекать из него различные предметы, оказавшиеся в основном бумажными папками и небольшими свертками. Каждое свое действо она сопровождала лаконичным пояснением.
- Свидетельство о рождении. Медицинская карта. Страховки. Судебное предписание. Молитвослов. Документы в банк. Две смены белья. Кеды. Рубашки. Запасные брюки. Пижама. Личные вещи. Это все.
Лиза, автоматически кивавшая на каждую фразу, кивнула и на этот раз, и сестра Фелицата удовлетворенно хмыкнула.
- Что ж, на этом мое участие в судьбе этого юного негодника заканчивается. Распишитесь здесь. И здесь. Храни вас Господь, причем желаю вам этого абсолютно искренне.
С этими напутственными словами сестра Фелицата поплыла к двери, и тут Лиза опомнилась и кинулась следом.
- Погодите! Вы не можете так уйти! Я не хочу! Я не могу!
- Мне нужно успеть на экспресс. Всего хорошего.
- Но я…
Лиза с размаху налетела на закрывшуюся за монахиней дверь и в отчаянии вцепилась в дверные косяки. Через несколько мгновений у нее за спиной раздались шаркающие шаги, и мальчишеский голос с хрипотцой произнес:
- Да-а, в первый раз такое вижу.
Лиза сердито буркнула, не поворачиваясь:
- Чего ты еще видишь?
- Ну чтоб я такой ужас внушал с первого взгляда. Обычно дня два все они еще крепились.
- Кто - они?
- Опекуны, кто же еще. Приемные маменьки и папеньки. Но ты, как я понимаю, и в самом деле моя родственница. Тетка, значит? Здорово, тетка.
Лиза медленно развернулась, отвела волосы, упавшие на глаза, одернула платье…
На скуластом личике малолетнего паршивца отразилось искреннее сочувствие.
- Я гляжу, ты выпиваешь? Печально. В этом случае мы долго не продержимся. Прискачет комиссия по опеке, начнет охать и ахать, а потом меня спасут от твоего тлетворного влияния. Ты вот что, тетка, давай договоримся…
- Прекрати меня так называть!
- Почему? Ты же мне тетка по-взаправдашнему.
- Меня зовут Лиза! А тебя… кстати, а как тебя зовут?
- Брюс. Будем знакомы, тетка.
И паршивец с абсолютно серьезным выражением лица протянул Лизе не слишком чистую ручонку. Через секунду Лиза с диким воплем отдернула руку и отпрыгнула в сторону. Паршивец скромно улыбнулся.
- Извини. Не думал, что так клево выйдет.
- Что… что это было?!
- Батарейка и проводки, маленький моторчик в кармане. Чего ты разоралась, не больно же.
- Противно. Как будто таракан по ладони бегает.
- Во, так и надо. Ладно, не буду больше. Все, давай показывай мне мой дом.
И удивительный ребенок отправился на экскурсию по дому, а Лиза - Лиза Кудроу! - бежала за ним на полусогнутых, отвечала невпопад и чувствовала себя малолетней школьницей, к которой неожиданно пришел в гости одноклассник ее старшего брата.
Зато по дороге она смогла лучше разглядеть юного гостя. То есть… хозяина?
Паршивец был на самом деле мальчиком восьми лет. Ничего выдающегося - восемь ему было, на восемь он и выглядел. Белобрысый, зеленоглазый, на загорелом скуластом личике россыпь золотистых веснушек. Волосы густые, подстрижены коротко, но неряшливо, поэтому напоминают соломенную копну. Весь из локтей и коленок - наверняка и то, и другое у него ободранное и ссаженное. Одет…
В Батон-Руж детских приютов не было. Приютских детей Лиза видела всего один раз, в Париже, и на всю жизнь запомнила острое чувство неловкости: она, расфуфыренная и счастливая дурочка с мороженым, - и серая вереница худеньких, бледных, одинаковых детишек.
Паршивец Брюс был одет в приютскую казенную одежду. Мешковатые джинсы, обтрепанные снизу, были подхвачены несуразным ремнем, клетчатая рубашка застегнута под самое горло, из коротких рукавов кургузого пиджачка высовываются стиснутые кулаки…
Только по этим кулакам Лиза и догадалась, что на самом деле парнишка нервничает. Просто не показывает вида, да еще и подзадоривает ее, Лизу, чтобы скрыть собственную неуверенность, а то и страх.
Стремительно обойдя все три этажа, Паршивец вернулся к исходной точке в гостиной и со вздохом вынес вердикт:
- Ясно. Пьющая мать - горе семьи. Хорошо, что я вовремя приехал, иначе ты бы этот дом совсем до ручки довела.
- Знаешь что, Брюс, ты бы все-таки…
- Я тебя не виню. Алкоголь - страшное дело. Есть чего поесть?
- Что? А… да… да, конечно… ты извини, я тебя сегодня не ждала, так что… только хлопья с молоком, будешь?
На скуластом личике загорелось прям-таки безбрежное удивление, смешанное с возмущением.
- Что значит - не ждала? Ты моя опекунша! Где, положим, моя комната? Где игрушки? Где настоящая железная дорога, мяч, кока-кола, ведро мороженого? Тетка! Ты что, не знаешь, чего нужно детям?
И хотя тон у юного нахала был явно клоунский и смотрел он на Лизу с веселой насмешкой, но ей стало вдруг невыносимо, отчаянно стыдно перед этим восьмилетним парнишкой.
Она, взрослая избалованная дура, расклеилась и расхныкалась из-за того, что ее приятели оказались идиотами, а маленький мальчик, у которого на всем белом свете нет ни одного близкого человека, находит в себе силы смеяться, шутить, осваиваться на новом месте…
И в который раз за эти дни Лиза разрыдалась. Она села на корточки и уткнулась лицом в коленки - как в детстве. А через секунду почувствовала, как ей на плечо легла маленькая теплая ладошка, и голос Паршивца Брюса произнес:
- Ты не плачь, тётка… Лиза. Мы теперь зато вместе. Вдвоем. Это уже не страшно. Теперь мы справимся.
Она вскинула на него зареванное, страшное лицо - а он хмыкнул и подмигнул ей.
- А готовить я тебя научу. Ничего сложного. Пока давай, тащи хлопья.
* * *
На ночь она устроила Брюса в собственной комнате, потому что, как ни стыдно ей было в этом признаться, больше ни одна из комнат в доме для жилья пригодной не была. Всюду пыл и запустение, дурацкие чехлы на мебели и заклеенные папиросной бумагой стекла.
Брюс заснул быстро и тихо, и Лиза не выдержала, осторожно подошла к нему на цыпочках, наклонилась. Во сне лицо мальчика стало совсем детским, на нем появилось беззащитное и доверчивое выражение, а потом ребенок вдруг длинно и горестно всхлипнул во сне. Этого слабые нервы Лизы выдержать уже не могли, и она на цыпочках бежала из комнаты в гостиную, где и провела остаток ночи на диване.
Перед самым пробуждением Лизе снились очень добрые, хорошие и правильные сны. Сны про то, какой замечательной опекуншей она станет для белобрысого мальчишки, про то, как они вместе катаются по детской железной дороге, про то, как…
- ТЕТКА!!!
Лиза рывком села на диване. Серебряное платье впилось в тело не хуже колючей проволоки, после вчерашних рыданий почти не открывались глаза, волосы на голове приобрели плотность и структуру прошлогоднего вороньего гнезда. В животе бурчало, во рту плавал отвратительный привкус вчерашнего мартини и кукурузных хлопьев. Полный набор начинающей алкоголички!
Брюс Брайтон, напротив, был свеж и весел, словно птица на ветке дерева. Скорее всего, он не умывался, и уж без всяких сомнений - не причесывался, однако его свежести это почему-то не вредило.
- Подъем! Утро на дворе.
- Ты чего орешь-то? Который час?
- Уже девять.
- Сколько?! Ты с ума сошел, да?
- Сама ты! Ребенку пора завтракать. Между прочим, в приюте мы вставали в шесть, а ели в семь.
- Ужас какой! О Боже, на чем же это я спала…
Брюс критически обозрел свою опекуншу и заметил:
- Надо брать себя в руки, тетка. Ты катишься по наклонной плоскости. Ничего, я за тебя возьмусь. Пошли есть.
- Опять хлопья…
- Зачем? Я их выкинул вообще-то. Нормальный завтрак будем есть.
С этими словами Брюс распахнул дверь в кухню - и Лиза застыла на пороге, вытаращив глаза до пределов возможного.
Кухня была наполнена теплыми утренними ароматами. Кофе, горячие тосты, поджаренный бекон… Небольшой стол был покрыт клетчатой скатертью, на нем стояли две кружки, две тарелки, вазочка с джемом, масленка, молочник.
Честно говоря, Лиза понятия не имела, что все это у нее есть - скатерть, вазочки, кружки… Она уже лет пять не завтракала дома. Да и вообще - только в ресторанах. И уж во всяком случае - не на собственной кухне.
Она осторожно примостилась на стуле, а Брюс, пыхтя, стащил с плиты сковородку с яичницей и беконом. Бурчание в животе стало громогласным, и Лиза невольно облизнулась. Оказывается, есть хотелось очень сильно.
Десять минут на кухне царила тишина, если не считать звона вилок о тарелки, ложек об стенки кружек и довольно явного чавканья. Потом Лиза вдруг опомнилась, поставила кружку на стол и ошеломленно уставилась на мальчика.
- А… где ты, собственно, это все взял?
Брюс и глазом не моргнул. Тон у него был серьезный и немного трагический.
- Это я, тетка, с утра пораньше пошел к вашей местной церкви и стал просить хлебушек. Денег не просил принципиально, только еду. Накидали добрые люди, кто - яичко, кто - джема баночку…
- Кто - кофе.
- Да. Хорошие люди попались, не жмотные.
- Я серьезно спрашиваю. И не зови меня теткой!
- Не сердись. Я отвыкаю, но медленно. А если серьезно - все это было у тебя в холодильнике и в буфете. Надо полагать, ты сюда редко заглядываешь?
- Совсем почти не заглядываю.
- Я сразу догадался.
- Почему это?
- Потому что тут убрано и полный порядок.
Лиза возмущенно фыркнула - и тут же улыбнулась. Паршивец обладал острым языком, но слушать его было интересно.
- Сдаюсь. Ты совершенно прав. Я никогда в жизни не занималась хозяйством. У меня есть приходящая уборщица, она убирается в гостиной и спальне…
- И еще в кухне. И закупает тебе на всякий случай продукты. В заморозке полно мяса и курицы, сегодня наедимся от пуза. Но сначала нам предстоит поработать. Доедай - и пошли.
Сейчас он говорил совершенно серьезно, этот восьмилетний мальчуган с соломенными волосами, и Лиза изо всех сил постаралась сдержать улыбку.
- Слушаю, мой генерал. Каков же план?
- Смеяться будешь потом, когда все сделаем. Я тут подумал, пока готовил…
- Кстати, где ты научился? Все было просто потрясающе!
- Яичницу?! Тетка, ты совсем одичала, я смотрю. Разве сложно вскипятить воду для кофе и пожарить яйца?
- Н-нет, но я…
- Никогда не пробовала. Понятно. Не все сразу. Придумал я вот что: этот дом офигительно большой. Нам двоим такая махина ни к чему. Предлагаю обосноваться на первом этаже.
- Но моя спальня на втором…