- Ты знаешь, - прошептала она, рассматривая миниатюрную обувь, украшенную изысканной золотисто-серебряной вышивкой, - когда-то бабушка мне рассказывала множество историй, но потом я перестала слушать. А позже просто выбросила все эти рассказы из головы. - Шарлотта подняла на Джонатана зеленые глаза. - Но глядя на эти башмачки, я просто слышу снова бабушкин голос. Она рассказывает мне о своей матери, Мей-лин, которая носила их. Слышим ли мы на самом деле голоса наших бабушек или нам просто отчаянно хочется, чтобы они звучали, Джонни?
Он положил руку ей на плечо, но как только собрался заговорить, какой-то звук нарушил тишину.
- Что это было? - спросила Шарлотта.
- Это сигнал тревоги в компьютере. Кто-то объявился.
Они торопливо вернулись обратно в кабинет и увидели, что на экране мигает надпись.
- Кто-нибудь узнал, что мы здесь?
Джонатан покачал головой.
- Я перевел входящую информацию с твоего компьютера сюда, что-то вроде переадресовки звонков. - Он дважды щелкнул клавишей, и на экране появилось изображение. - Это видеосообщение.
У Шарлотты перехватило дыхание.
- Джонатан, это же мой домашний кабинет!
Он удивленно взглянул на нее.
- Ты уверена?
- Разумеется, уверена! Вот эти раздвижные двери ведут в мой сад камней.
- Откуда велась съемка?
- Судя по всему, от моего письменного стола..
- У тебя к компьютеру подсоединена видеокамера?
- Да нет же! У меня вообще ее нет… - Внезапно глаза Шарлотты расширились. - Это Иоланда, моя экономка!
Женщина улыбалась тому, кто снимал, и что-то говорила.
- Прибавь звук, - попросила Шарлотта.
- Звук выключен. Видео передается без звука.
- Я не понимаю… Зачем кому-то понадобилось снимать Иоланду? И почему они в моем кабинете?
- Твоя экономка наверняка знает этого человека: она ведёт себя так, словно он по праву находится в твоем доме.
- И снимает ее?
- Она явно не подозревает о существовании камеры. Постой, а это что?
- Они увидели, как Иоланда протягивает куда-то за камеру руку. Потом ее рука снова появляется в поле зрения - Иоланда держит чашку. Она улыбается и кивает, потом подносит чашку к губам.
- О господи! - выдохнул Джонатан.
Шарлотта молча смотрела, как ее экономка отпивает несколько глотков, что-то говорит. Она чувствовала себя очень раскованно с тем человеком, которого не было виню, и ей явно понравился напиток. Ее улыбка стала шире, она отпила еще немного…
- Боже мой! - прошептала Шарлотта, внезапно понимая, что они видят. - Боже мой!
Она схватила телефон и быстро набрала свой домашний номер.
Линия оказалась занята.
Она набрала второй номер, известный только самым близким друзьям.
Телефон тоже был занят.
Улыбка Иоланды вдруг пропала. Она поднесла руку ко лбу, явно почувствовав себя плохо; чашка выпала у нее из руки.
- О господи, нет! - закричала Шарлотта. - Он отравил ее! Он убил Иоланду!
- Поехали! - Джонатан схватил со спинки кресла пиджак. - Я поведу машину.
- Нет, подожди. - Шарлотта уже набирала 911, не отрывая глаз от экрана. Иоланда отвернулась от камеры, ей определенно стало нехорошо. Спотыкаясь, она пошла к двери, привалилась к ней и внезапно рухнула на пол, исчезнув из вида. - Да! - крикнула Шарлотта в трубку. - Только что отравили женщину. Пришлите бригаду. Быстрее! - Она продиктовала адрес и положила трубку. - Я поеду одна, Джонатан. - Она стала искать свою сумку.
- Шарлотта…
- Джонатан, ты нужен мне здесь. Ты должен найти сукина сына, который это сделал.
Шарлотта ушла прежде, чем он смог запротестовать. Пробегая по музею, она чувствовала, как пульс стучит у нее в ушах, и безостановочно повторяла: "Прошу тебя, Господи, позволь мне спасти Иоланду…"
Глава 7
1908 год, Сингапур
Еще не успев почувствовать боль, маленькая девочка начала кричать, но тетушки крепко держали ее за руки. Шестилетнюю малышку силой заставляли сидеть на стуле, а ее маленькие ножки были вытянуты вперед и лежали на коленях у Мей-лин. Настоящая боль пришла, когда Мей-лин взяла ее правую ногу, быстро прижала четыре пальца к ступне, и они сломались с приглушенным треском. Девочка широко раскрыла рот, но с ее губ не сорвалось ни звука.
Окаменевшую, дрожащую, ее удерживали на стуле тетушки и все повторяли ей, какая она смелая и какой красавицей и она вырастет. А тем временем проворные пальцы Мей-лин крепко бинтовали ногу, удерживая сломанные пальцы в новом положении, оставляя свободным только большой палец.
Все считали, что девочке повезло, поскольку именно Мей-лин провела эту операцию. Разумеется, такая процедура всегда причиняет боль, но у Мей-лин была специальная настойка из трав, облегчающая боль, и эликсиры, чтобы снять страх. А главное - само ее присутствие успокаивало.
Мей-лин была легендой острова: ученая женщина, которая прикасалась к пораженным болезнью телам - и люди испытывали облегчение. В свое время и ее ноги были перевязаны, что свидетельствовало о ее высоком происхождении.
Девочка тихо плакала, на алтаре Гуань-инь горели свечи, чтобы снискать милость богини. На улице, за высокой стеной, окружавшей двор, сингапурцы веселились на шумном празднике в честь умерших, а Мей-лин работала. Но, бинтуя крошечную ножку, она думала о вещем сне, приснившемся ей несколько дней назад. Прорицательница так расшифровала его:
- Приближается праздник духов, но не только духи умерших он принесет в твою в жизнь, Ли Мей-лин. Он приведёт с собой иностранного дьявола.
А прорицатель-мужчина поведал еще больше: демон явится из-за океана, у него будут светлые волосы и зеленые глаза.
- Он британец, о достопочтенный? - спросила Мей-лин. Как и у всей ее аристократической семьи, чьи корни уходили к созданию мира, ее чувства к британцам представляли собой смесь страха, терпимости и любопытства.
Но прорицатель сказал, что он американец.
И вот праздник духов бушевал на улицах, где пировали, смотрели кукольные представления и слушали китайскую оперу. поставленную ради развлечения умерших. Это был седьмой лунный месяц. По традиции считалось, что в это время открываются врата загробного царства и души умерших могут посетить оставшихся на земле. Семьи устраивали пышные застолья в домах в честь посещающих их умерших, а души тех, у кого не было потомков, неприкаянно бродили по улицам, голодные и завистливые. По всему городу горели свечи, благоухали благовония, и их сильный аромат поднимался до высоких стен сада и опускался на Мей-лин и собравшихся вокруг нее женщин.
Когда семья забрала девочку и отнесла в дом, чтобы порадоваться ее новым ножкам, Мей-лин медленно отправилась к себе по заполненным народом улицам, где фокусники развлекали живых и умерших, а люди пировали, щедро делясь с блуждающими по городу духами. Верная служанка Мей-лин шла следом. Она несла большую шкатулку с лекарствами и инструментами, без которых ее молодая хозяйка не выходила из дома.
Мей-лин не переставала думать о словах прорицателя и об этом американце, который должен был войти в ее жизнь. Но когда? Где? Как она узнает его? И на благо это или во вред? Должна ли она спасаться от загадочного американца или, набравшись храбрости, пойти к нему?
Мэй-лин никому ничего не сказала, хотя подобный секрет очень трудно хранить, живя в такой большой семье. Расположенный в богатом районе великолепный дом на Пикок-лейн был пристанищем не только для Мей-лин и ее овдовевшего отца, но и для многочисленных родственниц, которым больше негде было жить. Вдовы, не вышедшие замуж тетушки, молодые племянницы и кузины, дочери ее отца от третьей жены, умершей во время родов… Особняк был переполнен женщинами, но именно Мей-лин, чье имя означало "Красота и Ум", владела сердцем отца. "Это не по-китайски, - говорили порой пожилые женщины - особенно те, кто имел взрослых неженатых сыновей. - Безрассудно так любить дочь, давать ей такую свободу и позволить ей дожить до двадцати лет и не выйти замуж!" Но отец Мей-лин оставался глух к подобным разговорам. Он гордился тем, что отлично выучил свою старшую дочь. Она умела писать и разбиралась в медицине не хуже любого уважаемого доктора.
Разумеется, девушка могла посещать только женщин. В основном Мей-лин перевязывала ноги, потому что ее руки славились как самые нежные в Сингапуре, и принимала роды, потому что женщины говорили, что она приносит удачу и умеет безболезненно извлечь ребенка из чрева матери.
- Помогите! Помогите! - внезапно услышала Мей-лин и остановилась на людной улице.
- Что это было? - обратилась она к служанке.
Они обе прислушались, но не было слышно ничего, кроме музыки, смеха и грохота фейерверка в ночном небе.
- А что такое, сяо чжай? - спросила пожилая женщина, используя вежливое обращение "молодая хозяйка".
- Разве ты не слышала?..
- Помогите! - раздалось снова.
- Кто-то попал в беду! - Мей-лин оглядела улицу, заполненную китайцами и малайцами в праздничной одежде, но не заметила ни одного иностранца, хотя и кричали по-английски. - Там! - наконец воскликнула она, указав тёмную аллею. - Бежим скорее!
- Но, сяо чжай…
Однако Мей-лин не слушала - она двинулась по аллее так быстро, как только позволяли ее крошечные ножки и мелкие шажки. Служанка, будучи старше и толще, да еще обремененная ларцом из черного дерева с лекарствами, пыхтела у нее за спиной. Они подошли к концу аллеи и позади магазинчиков увидели, что какие-то головорезы избивают упавшего на землю мужчину.
- Ай! - закричала служанка. - Вернемся назад, сяо чжай! Это плохое предзнаменование, да еще в ночь духов…
Но Мей-лин смело бросилась вперед, крича и размахивая руками. Сначала хулиганы не обратили на нее внимания. Но когда девушка вошла в круг света от висячего фонарика и они увидели шелковый наряд, крошечные ножки и волосы, убранные в замысловатую прическу, они повернулись и разбежались, шлепая по аллее босыми ногами.
Мей-лин быстро опустилась на колени рядом с лежащим на земле человеком и увидела, что тот без сознания. Ом стонал, и пятна крови покрывали его белый пиджак, белую рубашку и брюки.
- Иностранный демон, сяо чжай! - Служанка быстро начертила в воздухе ограждающий знак. - Плохое предзнаменование!
Но Мей-лин положила руку на окровавленный лоб незнакомца. У него были белокурые волосы, а когда она приподняла его веки, то увидела зеленые глаза.
Американец, появление которого ей предсказали.
- Не трогайте его! - воскликнула служанка. - Это плохой знак!
Однако Мей-лин оставалась спокойной и казалась скорее завороженной, чем испуганной.
- Он ранен, - проговорила она. - Мы должны помочь ему.
- Я найду полицейских.
Но Мей-лин остановила женщину:
- Появление этого человека мне предвещал сон. Я не случайно оказалась рядом с ним.
Мей-лин выпрямилась и оглянулась. Вокруг никого не было - лишь тени танцевали на булыжниках, когда бумажные фонарики раскачивал ночной бриз.
- Иди туда, - приказала она, указывая на магазин шелковых тканей мадам Ва. - Отправляйся к хозяйке и попроси мадам Ва прислать своего самого сильного сына.
Служанка повиновалась исключительно из страха прогневать богов: нельзя было отнестись неуважительно к их пророчеству. Но шла она неохотно, все время оглядываясь через плечо, и видела, как ее госпожа снова нагнулась над упавшим чужестранцем.
Мадам Ва прислала своего сына, который отнес потерявшего сознание мужчину в магазин и уложил в маленькой комнате, окна которой выходили на аллею. Она сделала это не ради чужака, а ради Мей-лин. Прошлой зимой девушка дала ей снадобье из трав, когда ее месячные прекратились после визита особого гостя. Муж мадам Ва был в отъезде, и она не смогла бы убедить его, что это его ребенок. Снадобье Мей-лин восстановило цикл у мадам Ва, и за это она была безмерно благодарна своей спасительнице.
- А теперь мы вызовем полицию? - спросила старая служанка, когда иностранца уложили в постель и они остались с ним наедине.
- Замолчи! - велела ей Мей-лин, быстро раскрывая свою шкатулку с медикаментами. - Или ты собираешься спорить с богами?
- Но, возможно, они именно этого и хотели…
Однако Мей-лин покачала головой: любой прохожий мог вызвать полицию, а ее дорога пересеклась с дорогой чужеземца по другой, более важной причине. Она подумала, что, когда незнакомец очнется, все прояснится.
- Когда Мей-лин начала осторожно расстегивать его рубашку, старая служанка села на пол и принялась причитать. Она не могла спокойно наблюдать унижение своей высокородной госпожи. Девушка-аристократка бесчестит себя, забывая о скромности, видит тело мужчины и еще и прикасается к нему!
Мей-лин осмотрела бледное, покрытое синяками тело.
- Что же они с ним сделали! - прошептала она. - Какую боль они ему причинили… - И слезы покатились у неё из глаз, падая на обнаженную грудь раненого.
- Возможно, он заслужил это! - воскликнула старуха. - Может быть, он плохой человек, сяо чжай! Вор, прелюбодей или того хуже…
Но Мей-лин убрала со лба чужестранца белокурые пряди волос, прикоснулась к закрытым векам - и уже знала, что он не плохой человек.
Однако ей необходимо было действовать быстро: ее ждут дома, и, если она задержится, семья начнет гадать, куда она пропала. Прежде всего Мей-лин промыла раны антисептическим раствором из корней белого пиона, затем посыпала их порошком из костей каракатицы, чтобы остановить кровотечение. Перевязав раненого, она пощупала пульс, как учил ее отец: чувствительные подушечки пальцев прикоснулись к запястью, шее и ногам чужестранца, различая борьбу между его умирающим инь и испуганным ян. Потом она подняла ему веки, посмотрела в зрачки и положила ладони на его обнаженную кожу, чтобы определить те места, где образовалась пустота и его дух дрожал.
Мадам Ва принесла чашку дымящегося отвара из сосновых иголок для раненого чужестранца, а для Мей-лин и служанки - рис со специями и креветками, миндальный кекс и зеленый чай. Мадам Ва не задавала вопросов, расставляя плошки с едой и зажигая маленькую горелку, чтобы чай не остыл. Если бы не настойка Мей-лин, муж убил бы ее, а вместо этого он привез ей жемчуг и духи за верность.
То, что незнакомец не приходит в себя, волновало Мей-лин. Она гадала, не привела ли рана на виске к тому, что в его голове нарушился баланс ветров. Нужно было срочно принимать меры, чтобы душа вернулась в тело. Мей-лин капнула несколько капель чесночного масла на губы раненого, ущипнула его за щеку и осторожно похлопала по руке, чтобы разбудить уснувшую силу.
Больше она не могла ждать: ей пора было уходить.
- Ты останешься с ним, - приказала она старой служанке, которая немного успокоилась после обильной еды из риса и креветок. - Завтра я приведу прорицательницу, и она скажет мне, что я должна делать.
Старая служанка собралась было протестовать, но тут незнакомец очнулся. Его веки затрепетали, он несколько раз моргнул и уставился на Мей-лин:
- Я… Я умер?
Отец Мей-лин путешествовал между двумя мирами - китайским и британским - и гордился тем, что поддерживает дружеские и деловые взаимоотношения с англичанами. Поэтому в доме на Пикок-лейн часто принимали гостей с Запада, Мей-лин наливала чай важным посетителям и ради таких случаев научилась английскому у своего отца. Но это был далеко не лучший английский, и ей потребовалось обдумать вопрос незнакомца, прежде чем она смогла найти слова для ответа.
- Вы в безопасности, - наконец сказала она и покраснела, заметив, что его глаза остановились на ее лице.
- Вы ангел?
Девушка улыбнулась.
- Я Мей-лин. Мы с моей служанкой принесли вас в этот дом. Как вас зовут? И кого мы должны позвать, чтобы вас отправили домой?
Его брови слились в одну линию, он коснулся пальцами лба.
- Я… Я не знаю. Я просто не представляю, кто я такой!
- Ай! - воскликнула служанка. - Дух украл его память и теперь поселился в его теле!
- Успокойся, - по-китайски сказала ей Мей-лин. - Не огорчай его. - Она положила ладонь на щеку мужчины и нагнулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
Пожилую служанку затрясло, когда она увидела, как ее сяо чжай передала свою душу этому чужеземному дьяволу.
- Ты так красива… - прошептал белокурый демон, и старуха поняла, что он украл душу ее госпожи.
Несчастье свалилось на их головы в эту страшную ночь. Служанка поняла это по тому, как ее молодая госпожа взглянула на незнакомца. За свою жизнь служанка много раз видела подобный взгляд - у сестер и дочерей, а когда-то очень давно и у самой себя. Это выражение не имело возраста, оно было общим для всех.
Мей-лин влюбилась!
Мей-лин вернулась на следующий день с прорицательницей. Та изучила ладони незнакомца, пока он спал, потом разбила яйцо и, увидев двойной желток, воскликнула, что это плохой знак.
- В нем два человека, сяо чжай! Один будет любить тебя, а второй разочарует.
"Тогда я буду любить того, кто полюбит меня, - решила Мей-лин. - А на того, кто меня разочарует, я даже не взгляну".
Мей-лин приходила каждый день в потайную комнату над магазином шелковых тканей мадам Ва и приносила дающую здоровье пищу, приготовленную собственными руками. Говядину с укропом, чтобы сбалансировать ци и снять охлаждение, рис с трюфелями, чтобы удалить излишек ян, суп из карпа, чтобы питать кровь. Она промывала раны, накладывала мазь и меняла повязки, а также делала облегчающие боль компрессы, чтобы успокоить сердитую кровь под синяками. Она заставляла своего пациента пить возвращающие силы настойки, приготовленные из корней женьшеня, ямса и лакричника, которые Мей-лин собирала сама в саду отчего дома.
Она мыла его в кровати, накрывая из соображений скромности простыней, и поддерживала за плечи, пока он был слишком слаб, чтобы сидеть и есть. Мей-лин возжигала благовония для Гуань-инь и очищала воздух специальными молитвами. Каждый день девушка спрашивала его имя - и каждый день он отвечал ей, что не помнит.
Однажды она спросила о кольце на его правой руке - тяжелое, золотое, оно представляло собой две английские буквы Р и Б, сплетенные между собой.
- РБ?.. - пробормотал он, разглядывая кольцо и хмурясь. - Я не знаю, что это означает.
Старая служанка, наблюдая за ними, тряслась от страха, потому что ее молодая хозяйка делала запрещенные вещи. Прикасалась к обнаженному мужчине, который не был ее родственником, не был даже китайцем! Она знала, что, если семья Мей-лин проведает об этом, к смерти приговорят не только девушку, но и ее саму. Однако служанка ничего не может сделать, чтобы избежать несчастья. Было совершенно ясно, что ее госпожа околдована.
Прежде чем привести в порядок вещи незнакомца, Мей-лин проверила карманы, но не нашла никаких бумаг и документов, зато обнаружила большую сумму в американских долларах и британских фунтах.
- Я не знаю, откуда эти деньги, - сказал раненый, а когда Мей-лин спросила, не следует ли дать о нем знать американским властям, возразил: - А что, если я преступник?
Так он и продолжал жить тайно над магазином мадам Ва, ожидая, пока к нему вернется память.