- Ну как ты не понимаешь. Несообразительный какой! - осудила я своего телохранителя. - Шурочка - психолог, зарплата в университете у нее, как у всех преподавателей, смешная, а она не хочет, чтобы Ларка себе в чем-либо отказывала… Ну любит она ее очень, ясно?.. Вот и придумала всю эту хренотень с не видимой никому Александриной… Погадать ей, предварительно начитавшись всяких дурацких книжонок по магии, как психологу - раз плюнуть.
На этом месте я внезапно опять икнула, покраснела, а поскольку Фрэд сделал вид, что ничего не заметил, то продолжила.
- Ну а потом деньги ее испортили, тем более в тех количествах, в каких они вскоре начали поступать от всяких идиоток и дур… Ну а когда Ларка повзрослела, - упавшим голосом скомкала я концовку своей душещипательной истории, - то стала помогать Шуркиной славе. Все!
- Каким образом она стала ей помогать? - задал Фрэд наводящий вопрос.
- Каким, каким… - уныло вякнула я, поскольку об этом мне как раз и хотелось говорить меньше всего. Способ, которым пользовались сестрички, не слишком хорошо характеризовал мою любимую подругу, а откуда было Фрэду знать, что на самом деле Ларка совсем не такая, что она гораздо лучше и благороднее, чем можно подумать, узнав про ее деятельность…
- Так каким? - Его настойчивость начала меня раздражать.
- Обыкновенным! - рявкнула я. - Клиентов к ней заманивала таких, о которых знала все: в чем проблема, и вообще… Собирала о них вначале сведения, пока те, записанные в очередь к Шурке, ждали неделями приема… Не такой уж большой у нас город, чтобы это стало немыслимой задачей, тем более для вхожего почти в каждый дом журналюги… Ларка, в отличие от меня, действительно профессионал и подрабатывает понемножку в нормальных газетах…
Слава богу, больше Фрэд ни о чем не спрашивал. Молча и сосредоточенно подумав пару минут, он подозвал официанта.
- Плевать на контору, поехали домой, сказала я, когда мы сели в машину. В конце концов, у меня ненормированный рабочий день, имею право… Особенно после того, как Ларка от моего имени написала и сдала Кацу это проклятое интервью, о котором он так мечтал… Ключи я конечно же оставила на работе вместе со своей сумочкой, ну да ладно, Танька все равно торчит у меня безвылазно…
Я, памятуя о вчерашней погоне, догадалась посмотреть в зеркальце заднего вида, после чего мгновенно развернулась на 180 градусов и с ужасом окликнула Фрэда: вчерашний черный джип был тут как тут, причем на самом что ни на есть пристрельном расстоянии, посреди полупустой улицы…
Надо вновь отдать Фрэду должное: его реакция оказалась мгновенной, а спустя несколько секунд я, к своему изумлению, увидела, что хиленький на вид "москвичонок" вполне достоин его хозяина! Ни с того ни с сего он взял с места в карьер на противоестественной для его родного мотора скорости - благо улица была прямая, как стрела, и длинная, как дорога к звездам. В мгновение ока вражья иномарка, видимо обалдевшая вначале от такой нежданной-негаданной прыти, осталась далеко позади… Конечно, ненадолго, поскольку в любом случае ихний моторчик был не чета нашему… Увы!
- Дуй тогда вперед, - взвизгнула я, - ты что, не знаешь, что Демократическая прямиком переходит в Волжское шоссе?!
- Забыл… - пробормотал мой телохранитель, чем удивил меня безмерно: любая собака в нашем городе это знает! Если останемся живы, непременно уточню, откуда они с мамочкой к нам приехали, поскольку местный житель этого забыть не может ни под каким видом!
Скажу, однако, честно, что в тот момент мне было совсем не до исторической родины моего телохранителя, поскольку джип приближался и расстояние между нами вскоре снова сократилось до пристрельного…
Следующие тридцать минут стали самыми страшными в моей жизни, потому что Фрэд, должно быть сошедший с ума, вместо того чтобы мчаться вперед, внезапно бросил машину вправо, в переулок, ведущий, как я знала абсолютно точно, в самый настоящий тупик, образуемый пригородными гаражами - наполовину заброшенными и совершенно безлюдными!..
Кажется, я взвыла в голос, как настоящая сирена, потому что мой телохранитель рявкнул с неожиданной злобой и грубостью: "Заткнись немедленно!" - и все на той же противоестественной скорости продолжил мчаться в тупик-ловушку. Мне ничего не оставалось делать, как зажмуриться, чтобы не видеть своей смерти, которая неминуемо должна была наступить с минуты на минуту.
Как утверждал позднее Фрэд, все последующее заняло считанные минуты. Собственно говоря, он и сейчас так утверждает, но я ему по-прежнему не верю!
Этот первый выстрел я еще запомнила, а дальше… Дальше начался настоящий салют, кромешный ад! Откуда на наши бедные головы свалилась вся эта грохнувшая одномоментно пальба, дымная вонь и чьи-то злобные вопли, я не знаю. Чьи-то руки довольно бесцеремонно выволокли меня из машины, потом, тоже довольно грубо, бросили меня на землю, и в довершение всего кто-то большой и сильный навалился на меня, хрупкую и слабую, всем своим телом… Спустя, как мне тогда показалось, целую вечность все вдруг неожиданно кончилось… Тишина свалилась так же молниеносно и внезапно, как начавшийся адский грохот…
- Т-ты в п-порядке, не зацепило?.. - прошелестел возле моего лица голос, показавшийся мне не просто знакомым, но родным и близким. И вслед за тем я, наконец, поняла, что подбородок с ямочкой, нависший над моим носом (а следовательно, и все еще находящееся на мне тело), принадлежит не какому-то бандюку-отморозку, а моему драгоценному телохранителю Фрэду! И, поняв это, я тут же заплакала от счастья…
- Э-э-э, Федор, вы там как? - Еще один хоть и незнакомый, но совершенно ангелоподобный голос раздался над моей головушкой, и Федор Степанович нехотя слез с моей персоны, дав и мне возможность по меньшей мере сесть…
- О'кей, - не замедлил отозваться мой телохранитель…
Мы действительно находились в гаражном тупике. Вот только безлюдным назвать его в данный момент было никак нельзя! Скорее наоборот: от пятнистых одежд заполнивших тупик добрых молодцев буквально пестрило в глазах. Что касается вражьей машины, она тоже находилась в зоне моей видимости, но в каком виде! Выхлестанные стекла, скошенный набок, судя по всему, из-за простреленного колеса кузов со свежими вмятинами на еще недавно нагло сверкавших боках… Но самое главное, конечно, ее пассажиры. К сожалению, рассмотреть их лица мне так и не довелось: оба - а их оказалось двое - лежали рядом со своим искалеченным джипом, скованные наручниками, под прицелом двух автоматов.
Впрочем, честное слово, ни тогда, ни после я ни одной секунды не жалела, что мне так и не удалось взглянуть на своих возможных убийц… С моей впечатлительностью я вполне могла хлопнуться в обморок второй раз подряд, и это, чего доброго, могло стать моей вновь приобретенной дурной привычкой. Наверное, Фрэд тоже понял, что меня пора отсюда увозить, тем более что наш "москвичонок" каким-то чудом в перестрелке абсолютно не пострадал. Переговорив о чем-то с одним из пятнистых ребят, Федор поспешно вернулся ко мне и, подняв меня, наконец, на ноги, впихнул в машину.
- Что это было?! - Разумеется, именно таким оказался мой первый вопрос, едва я в очередной раз оправилась от очередного шока. Между прочим, когда эти самые шоки следуют с такой частотой, как у меня, времени с каждым разом на то, чтобы вернуться к реальности, требуется все меньше и меньше… - Я тебя спрашиваю или нет?!
- Ничего особенного, - пробормотал нехотя мой спаситель. - Просто позвонил знакомым ребятам из спецназа, которые у меня в секции занимались. Попросил устроить на всякий случай засаду… Удачно вышло!
- Удачно?! - Я едва не задохнулась от возмущения. - Превратил меня в объект своей охраны, в подсадную утку и еще называешь это удачей? А если бы мы сюда, в засаду эту твою, не успели?!
Моей ярости и возмущению не было предела! Особенно меня выводило из себя то спокойствие, с которым Фрэд прореагировал на мое естественное волнение.
- Успели же! - как ни в чем не бывало пожал он плечами, внимательно глядя на дорогу.
- Да?! - завопила я. - А если бы твоя развалюха подвела? Что тогда?
Фрэд слегка притормозил на повороте и одарил меня сияющей улыбкой, весьма странно смотревшейся на перепачканном и, как я только что заметила, еще и оцарапанном лице.
- Да не волнуйся ты так, - посоветовал этот наглец. - Мой "москвичонок" двух джипов стоит: если хочешь знать, моторчик у него не родной, а адаптированный мерсовский…
Еще раз взглянув на его чумазую физиономию, я махнула рукой. Поколебать спокойствие и уверенность отважного телохранителя у меня было столько же шансов, сколько у плети перешибить обух. Кроме того, меня отвлекли сразу две мысли: первая - о том, как выгляжу я сама после этакого побоища. Вторая - происхождение Фрэдовой царапины: неужели его все-таки задела пуля и это - самое настоящее ранение, полученное им при спасении моей жизни?!
Минутой позже меня постигло глубокое разочарование. Можно было подумать, что Федор Степанович читает мои мысли, потому что, развернув свой омерседесенный "москвичонок" в сторону центра, вздохнул:
- Поехали домой, умываться и переодеваться. Заодно заклею царапину, которой ваша милость наградила своего спасителя…
Глава 13
Снова труп
Рабочий день в редакции завершился. Для Любочки Вышинской это, по ее глубокому убеждению, был к тому же еще и самый ужасный день в ее жизни. Хотя накануне, дотащившись до дома и взглянув на себя в зеркало, она думала, что самое страшное уже свершилось и ничего худшего произойти с ней не может. Но черная полоса оказалась гораздо чернее Любочкиного воображения.
Мало того что каким-то волшебным образом интервью, которое просто не могло быть написано, легло на стол Эфроима, так еще и за везучей Лизкой Голубевой, несмотря на ее изодранную ведьмиными когтями задницу, зашел красавчик, точно срисованный с самых смелых Любочкиных грез о будущем счастье… Самое ужасное, что и сегодня девушке так же, как вчера, впервые за многие годы не сочинялось.
Магические советы, которые она обязалась сдать к концу рабочего дня, так и не родились. К счастью, опьяненный исполнением своей заветной мечты Эфроим, видимо, начисто забыл о них. А Василий, который должен был начать рисовать полосы следующего номера, разумеется, помнил. И посмел отчитать Любочку за то, что рисовать ему из-за нее на шестой полосе ввиду отсутствия материала нечего… Какое унижение! Особенно если учесть, что бестактный ответсек произнес обличительный монолог при всех, включая дуру-Ниночку…
Впрочем, единственное, что более или менее могло скрасить сегодняшний день, как раз касалось Лариски и Голубевой. Судя по их физиономиям, они наконец-то поцапались, впервые на Любочкиной памяти.
Любочка вздохнула, огляделась по сторонам и, убедившись, что всех ее коллег словно помелом вымело и в редакции она осталась одна-одинешенька, повертелась на стуле. И, наверное, в сотый раз за день с ненавистью посмотрела на свою допотопную пишущую машинку. Жадный Эфроим не желал раскошеливаться на персональные компьютеры для сотрудников. А поскольку новых пишущих машинок в городе давно уже не продавали, а может, и вовсе перестали выпускать, раздобыл где-то списанные. Любочке досталась видавшая виды "Москва" с постоянно застревающими в воздухе рычажками и дурной привычкой у буквы "е" подчеркивать себя то сверху, то снизу. В данный момент в каретке "Москвы" торчал практически чистый лист бумаги с одной-единственной, уже знакомой нам фразой про полнолуние. Ничего новенького добавить к ней за прошедшие сутки Любочка Вышинская так и не сумела.
Комната, в которой каким-то чудом умещались все сотрудники редакции, находилась в нижнем полуподвальном этаже особнячка и была оснащена всего двумя маленькими, как у деревенской избы, окнами и двумя лампами дневного света. Лампы включались редко и исключительно начиная с глубокой осени, когда уже после обеда стремительно сгущающийся полумрак не позволял работать. Включать их не хотелось вовсе не из соображений экономии. А по той причине, что оба допотопных светильника не столько светили, сколько трещали, издавая противное жужжание, действующее на нервы даже таким спокойным и добродушным людям, как Саша Соколов. Что же говорить о людях творческих, и без того нервных?
Любочка Вышинская решила включить жужжащие лампы и продолжить муки творчества здесь, в относительной тишине и одиночестве.
Нехотя поднявшись с места, Любочка хмуро двинулась в долгий путь к выключателю. Неизвестно, из каких соображений электрики начала века поместили его в столь неудобном месте - возможно, из чувства гармонии по отношению к планировке особнячка вообще. Например, несмотря на то что редакционный этаж, как уже упоминалось, был полуподвальный, чтобы попасть из него на улицу, следовало вначале спуститься на пять ступенек вниз, пройти по узкому и темному коридорчику, затем подняться на восемь ступенек вверх - к входной двери… Именно возле нее почему-то и был сделан выключатель, одновременно включавший освещение в редакционной комнате и кабинетике Эфроима Каца. К нему и лежал Любочкин путь.
Открыв дверь на лестницу и попытавшись всмотреться в зияющую на ней в любое время суток тьму, она осторожно шагнула на ощупь на верхнюю ступеньку и - замерла: Любочке почудился там, внизу, в довольно длинном и темном коридорчике, какой-то подозрительный шорох. В ее головке молнией метнулась жуткая мысль о крысах. Но, будучи человеком трезвым и рациональным - такой она, во всяком случае, считала себя сама, - девушка немедленно сама же себя и одернула, произнеся вслух назидательным тоном:
- Какие могут быть крысы в редакции? Здесь им и жрать-то, кроме Каца, нечего!
Взбодрив себя таким образом, она храбро спустилась на следующие три ступеньки и… замерла снова, потому что шорох раздался во второй раз, да не где-нибудь, а совсем рядом, во враждебно сгустившейся тьме…
- Кы-кы-кы… кто тут?.. - прошептала Любочка враз севшим голосом. Но никакого ответа не услышала. Просто тьма-тьмущая вокруг нее внезапно взорвалась миллионами ярких, цветных огней, одновременно с бетонной плитой, обрушившейся на Любочкину голову, и мир, во всяком случае на данный момент, перестал для нее существовать…
- Когда-нибудь кудрявые блондины погубят тебя окончательно и бесповоротно! - первое, что сказала Татьяна, когда я закончила рассказ о страшном побоище. Мой изрядно вымотавшийся телохранитель отпросился на часок поспать в человеческих условиях, и я милостиво позволила ему подремать немного на моей, то есть теперь уже нашей с ней, кровати. Ведь впереди у Федора Степановича была вторая подряд ночь, лишенная комфорта.
Мужественный Фрэд снова собирался, несмотря на поимку бандитов, провести ее на сдвинутых креслах. Во-первых, пойманных убийц было всего двое: ясное дело, что где-то у этих заплечных дел мастеров должен был быть хозяин - наш главный враг, которому от нас неизвестно что надо. Во-вторых, вряд ли у этого врага только те двое из джипа. Судя только по одному джипу, враг у нас с Танькой был весьма серьезным. Хотя чего, собственно, ему было нужно от двух перепуганных насмерть баб, в наших головушках не укладывалось.
- При чем тут кудрявые блондины?! - зашипела я на эту нахалку, вмиг позабывшую, кто это полтора года назад позарился на моего самого любимого блондина.
- При том! - нагло ухмыльнулась моя подруга. - Ты всегда выбирала блондинов, взять хотя бы Вильку.
- Да ведь это чья бы корова мычала, - зло возмутилась "я. - И вообще замолчи, не хватало еще только, чтоб Фрэд услышал весь этот бред.
- Нет, ты вот мне скажи: если бы твой этот Федя был, скажем, кареглазым брюнетом, ты бы ему доверилась? - продолжала напирать Танька. - Нет, скажи, доверилась бы?! Ты ж даже документов у него не видела, а уже наняла и в доме поселила… А теперь еще и в перестрелку какую-то вместе с ним ввязалась…
- Ты что, совсем спятила? - возмутилась я. - Человек мне жизнь, можно сказать, спас, а ты хочешь, чтобы я после этого у него документы потребовала!
- Не после, а до того надо было требовать, - неожиданно успокоилась Татьяна. - Теперь уж точно поздно… А джип - ты уверена, что это вчерашний?.. Их же в городе - до хрена! А ну как это за ним самим какие-нибудь отморозки шастают?!
Нет, все-таки отец-прокурор сумел повлиять на Танькин характер! Скорее всего, эта нахалка просто мне завидует.
Неизвестно, чем бы продолжилась, а главное, завершилась наша беседа, но в этот момент раздался телефонный звонок, от которого мы с Танькой так и подпрыгнули. Встревоженно переглянувшись, мы одновременно вскочили и кинулись в гостиную - к телефону. Фрэд одновременно с нами показался в дверях спальни и вопросительно уставился на аппарат.
Татьяна решила, что неприятностей на сегодняшний день мне вполне хватит, немного поколебавшись, взяла трубку сама… Думаю, это был единственный раз за последнее время, когда мне действительно повезло, потому что из телефона, вопреки физическим законам, буквально на всю мою гостиную загремел голос прокурора!
Если передавать самую суть обличительной прокурорской речи, она сводилась к двум пунктам. Пункт номер один - что именно идиотка Татьяна делает у этой дуры (папа имел в виду меня)?.. На этом месте Фрэд посмотрел в мою сторону сочувственно. Пункт номер два - приказ немедленно быть на квартире отца для дачи показаний… Поскольку неопознанный труп, найденный нами, уже опознан, на ее бывшего мужа, похоже, будет заведено дело… И если Татьяна не хочет, чтобы на безупречную прокурорскую биографию по ее милости легло несмываемое пятно позора, она должна немедленно явиться…
На этом месте обомлевшая от неожиданной атаки Танька вняла наконец моему шипению и сигнальным жестам и, дождавшись, когда прокурор начал набирать в грудь очередную порцию воздуха, выпалила нужный и очень важный вопрос:
- Кто этот труп? - После чего телефонная трубка взорвалась таким фейерверком знакомых слов, что в глубине души даже шевельнулось что-то похожее на уважение к прокурору, столь близко находящемуся к своему народу.
Тишину, воцарившуюся после речи поистине народного прокурора, нарушил Фрэд.
- Надо ехать, - сказал он, тяжело вздохнув. - В противном случае мы с вами ничего не узнаем, в том числе и того, кого именно вам, девушки, следует опасаться… Я тебя отвезу, - добавил он, к моему глубокому возмущению, обращаясь к Таньке.
Ответить она не успела, потому что я немедленно запротестовала:
- Ни за что не останусь одна! У меня после сегодняшнего нервы не в порядке!..
Мой телохранитель вновь проявил удивительную покладистость:
- Ну что ж, поехали… Едем на Татьяниной машине вместе с Варькой, а на обратном пути заодно и ее прогуляем…
Мне стало ужасно стыдно: как же я могла забыть про мою несчастную, сто лет не гулянную псинку? К тому же уже довольно давно тихонько поскуливающую и заглядывающую мне в глазах немой мольбой… Ах я эгоистка!