Я стояла, уставившись на это, пока Томас не взял меня за плечи и не направил в другое крыло этажа. Мы прошли мимо комнаты без дверей, но зато с гигантской кроватью на платформе. Там никого не было, и мы начали двигаться к центру вытянутого зала. Только теперь я начала различать, хм, разные звуки. Света здесь было очень мало, но то, что я увидела… Три человека на краю большого помоста занимались сексом – под присягой я бы этого утверждать не стала, но мне кажется, что я на самом деле это видела. Единственная женщина лежала, распластавшись на спине. В другом конце комнаты пара занималась сексом у стены. Я опустила голову, стараясь не охнуть от изумления по-нашему, по-американски. В самом конце зала оказалась еще одна лестница, которая, слава богу, вела вниз. Спускаясь по ней, я слышала, как Томас посмеивается у меня за спиной.
– Вам повезло. Там по-настоящему пока ничего не началось.
– Как бы я ни была шокирована, показывать я этого не стану, – улыбаясь, сказала я.
– Именно поэтому я нахожу вас такой притягательной, мисс Крутая из Нью-Йорка.
Мы вновь сели за свой столик, и нам подали ужин. Меня мучило любопытство.
– А теперь расскажите мне, что в этой идее такого замечательного, – попросила я, опершись локтями о стол и подавшись вперед всем телом.
Томас пожал плечами.
– Это просто один из способов, к которому прибегают люди, пытаясь сохранить свой брак.
– Тем, что спят с другими на глазах друг у друга? – несколько саркастически спросила я.
Томас неожиданно стал очень серьезным и заговорил со мной, как с невоспитанным и слегка туповатым ребенком.
– Джулия, вы когда-нибудь спали с кем-то дольше трех лет? А дольше десяти? Двадцати? С человеком, с которым вы каждую ночь делите постель, день ото дня выслушиваете весь этот бред о проблемах на работе и с которым вы имеете детей со всеми их подгузниками, болезнями, домашними заданиями и внезапными вспышками гнева?
Я пристыженно умолкла. Ненавижу аргументы вроде "а сколько длились самые продолжительные отношения с кем-то у тебя самой". Но Томас был прав. Я почувствовала себя новичком. Причем весьма незрелым новичком.
– Тогда как вы можете судить об этом? – сказал он, смягчаясь.
Я выпила еще немного шампанского и, посмотрев на всех этих достойных людей, не смогла удержаться и представила их себе наверху, уже без жемчугов, мехов и шелковых сорочек. Вытворяющих друг с другом бог весть что.
– А разве всем этим вы не накликаете беду? Ваше место не стало причиной многочисленных разводов?
– Напротив. Большинство этих пар приходят сюда годами.
– Нет, кроме шуток, – сказала я, и Томас сочувственно улыбнулся. – Я всегда думала, что Париж – очень романтическое место, а сегодня вечером только и слышу о сексе.
– Нет, Джулия. Вы слышите о людях, которые пытаются сохранить свою любовь. В отличие от американцев, которые толстеют и перестают спать друг с другом или же друг другу лгут, а сами крутят роман с соседом.
– Вы говорите о нас так, будто мы – один большой эпизод из телешоу Джерри Спрингера.
– Я преувеличиваю для наглядности, – улыбаясь произнес Томас. – Я хочу сказать, что женитьба – не единственный выход. А моногамные браки – не единственный вид брака. В конечном итоге все движется к свободе, в какой бы форме она ни проявлялась. Быть одинокой – это лишь один из множества вариантов выбора образа жизни.
– Но позвольте, разве большинство людей не согласятся с тем, что лучше любить и иметь с кем-то отношения, чем быть лишенным всего этого?
– Да, конечно. Но сколько вы лично знаете людей, у которых есть и отношения, и любовь?
Об этом я, разумеется, раньше не задумывалась.
– Не так уж много.
Томас как-то очень по-профессорски скрестил руки на груди.
– С моей точки зрения, есть всего два варианта интересной жизни. Вы можете любить. Это, по-моему, очень интересно. И можете быть одиноким. И это тоже очень интересно. Все остальное – бред собачий.
Я прекрасно поняла, что он имел в виду.
– Вы с женой любите друг друга? – решив не бояться показаться назойливой, спросила я.
– Да, безусловно.
Внезапно я с удивлением почувствовала в груди укол разочарования.
– И мы стараемся не надоесть друг другу. Именно потому, что любим. И как раз поэтому у нас очень интересная жизнь. Например, когда вы назвали меня злым гением, я захотел провести с вами больше времени. Поскольку вы показались мне забавной и интересной; к тому же вы красивы.
Я начала потеть.
– Это не значит, что я не люблю свою жену или жалею, что женился на ней. Это просто означает, что я мужчина и что я живой человек.
Я попыталась превратить все в шутку:
– Послушайте, если вы думаете, что такого рода разговоры могут увлечь меня наверх, в этот ваш зал для физических упражнений, вам лучше еще раз хорошо подумать.
Томас рассмеялся.
– Нет-нет, Джулия. Сегодня вечером я просто наслаждаюсь вашим обществом. Исключительно этим.
И он застенчиво взглянул на меня. Могу поклясться, что он едва не покраснел.
– Знаете, похоже, разница по времени валит меня с ног, – неловко проговорила я.
Томас понимающе кивнул.
– Конечно, это же ваша первая ночь в Париже. Вы, должно быть, очень устали.
– Да, так и есть.
Томас остановил машину напротив квартиры Стива и выключил двигатель. Я внезапно занервничала, не зная, чего ожидать от этого французского парня.
– Что ж, спасибо, что подвезли, спасибо за шампанское, за секс… в смысле… я хотела сказать, что открыли мне глаза… в общем, вы поняли… – Я немного запуталась.
Томас улыбался мне: мое смущение его забавляло.
– Думаю, в четверг вы пойдете в оперу, а затем на гала-концерт? Так?
– Что? О да, Стив что-то такое говорил. Он будет там дирижировать.
– Фантастика! Я приду туда со своей женой. Там и увидимся.
С этими словами он вышел из машины и открыл для меня дверцу. Помимо того что Томас объяснил мне, что у каждого человека есть три пути, он был еще и настоящим джентльменом. Поцеловав меня в обе щеки, он меня отпустил.
Тем временем в Штатах
Все они оделись как на похороны. Хотя в конечном счете повод был радостный, если разобраться. Собственному эго Серены, всем ее желаниям, привязанности к материальному миру, составлявшим ее прежнее "я", предстояло умереть, и Джорджия, Элис и Руби согласились пойти на похороны, чтобы отметить это событие. Церемония происходила в ашраме возле Нью-Пальтца, штат Нью-Йорк, в полутора часах езды от города, и Джорджия предложила поехать туда на машине. Руби опоздала на встречу возле гаража, потому что она всегда опаздывает, что немедленно вызвало раздражение у Джорджии и Элис, потому что они никогда не опаздывают, а главное – потому что на самом деле им совсем не хотелось ехать в Нью-Пальтц, чтобы посмотреть, как Серена станет свами. Но они мне это пообещали и, хотя сами не собирались принимать обет безбрачия у алтаря Шивы, по-прежнему продолжали поклоняться алтарю дружбы и верности данному подругам слову.
Вначале в машине висело неловкое молчание. Было девять утра, все не выспались и были немного на взводе, и никто понятия не имел, во что они влипли. Однако, если вы хоть чуть-чуть знаете женщин, вы в курсе, что ограниченное пространство и некая интимность автомобильного салона в конечном счете заставят разговориться даже весьма сердитых дам.
Вскоре Элис начала выкладывать Джорджии систему своих убеждений касательно того, как жить одной. Она на словах живописала карты и диаграммы, в которых содержались основные догматы ее вероучения о свиданиях с мужчинами: "ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди, ты должна выходить на люди". Пока они ехали по Восемьдесят седьмому шоссе, Элис просветила Джорджию насчет сайтов nerve.com и match.com, рассказала, что уделяет не слишком много времени переписке с мужчинами, а вместо этого назначает им свидание, чтобы выпить кофе или чего-нибудь покрепче, но никогда не ужинает. Она учила Джорджию немедленно отсеивать тех, кто в первых нескольких письмах допускает какие-либо инсинуации сексуального толка, и объяснила, что не мучается угрызениями совести, если ей не хочется отвечать мужикам, которые, как ей кажется, старики, коротышки или уроды.
Джорджия свернула со скоростной трассы и поехала по дорогам, обсаженным деревьями, мимо ферм, коров и коз, а Элис все рассказывала ей о скалолазании в Челси Пирс, о плавании на байдарках, о долгих пеших походах по Вест-Сайд Хайвей. Она поведала о самых крутых клубах и барах и объяснила, когда и куда следует ходить.
Джорджия, паника и маниакальный синдром у которой и так устойчиво находились на шестой стадии, определенно не нуждалась в дальнейшем накачивании. Хотя речь шла всего лишь о полутора часах езды на "Хонда Акура" в северном направлении, это испытание смело можно было бы приравнять к сорокавосьмичасовому пребыванию в "Мотеле-6" в компании саентологов, которые не дают вам спать, есть и звонить по телефону. Но к тому моменту, когда мои подруги остановились перед Медитационным центром "Джаянанда", мозги у Джорджии были уже полностью промыты в соответствии с евангелием от Элис. Она была на крючке.
Руби всю дорогу проспала на заднем сиденье. И проснулась, только когда машина въехала на усыпанную гравием дорожку.
– Кто-нибудь в курсе, что мы, собственно говоря, собираемся тут увидеть? – спросила Руби, когда автомобиль проезжал мимо таблички с названием центра.
– Лично я понятия не имею, – сказала Джорджия.
– А я лишь надеюсь, что нам не придется участвовать в каких-нибудь безумных скандированиях, – добавила Элис.
Они вышли из машины и расправили примявшиеся наряды. На Джорджии и Руби были платья в сочетании с чулками и ботинками, а Элис выбрала комплект из блейзера и брюк, который смотрелся более профессионально. Следуя за немногочисленными гостями вниз по склону зеленого холма по узкой, выложенной камнем тропинке, мои подруги заметили, что, видимо, оделись слишком официально. На остальных гостях были свободные рубашки и юбки; мужчины отличались растительностью на лице в виде разнообразных вариаций бороды, а большинство женщин – растительностью на ногах. Было там и несколько индусов в оранжевых одеждах и сандалиях. Спустившись к подножию холма, Джорджия, Элис и Руби увидели место, где должна была происходить церемония. Здесь под открытым небом находился каменный храм. Он был круглым, с мраморными полами, с колоннами из камня и различными изображениями индуистских фигур на стенах. На пороге храма люди снимали свои туфли и сандалии. В воздухе пахло благовониями.
– Выглядит действительно загадочно, – прошептала Джорджия.
Подруги с трудом сняли свою обувь и зашли внутрь. Они сразу же уловили торжественную атмосферу ритуала. В центре храма находился каменный очаг, в котором ровно горел огонь. "Паства" принялась рассаживаться на полу, скрещивая под собой ноги. Экипировка трех наших дам была плохо приспособлена для позы лотоса, но, тем не менее, они храбро разобрались с собственными юбками и брюками, что позволило им кое-как примостить свои замечательные попы на холодном каменном полу.
Пожилой индус в оранжевом одеянии, который, по-видимому, был главным свами, начал читать какую-то книгу на санскрите. С двух сторон от него находились двое мужчин, тоже свами: один пожилой, похожий на итальянца, а другой – очень даже "горячий", немного за сорок. Рядом с ним расположилась ужасно полная женщина-свами. Пока индийский свами читал, эти трое неподвижно стояли и молчали. Наконец ввели новых посвященных. Всего их было пятеро: трое мужчин и две женщины. Одной из этих женщин была Серена.
При виде ее Элис, Руби и Джорджия дружно ахнули. Серена сбрила волосы. Все, за исключением небольшой пряди на затылке, которая спускалась ей на спину. Ее красивые белокурые волосы исчезли. От прежней Серены осталось лишь нечто тщедушное, напоминавшее маленькую тощую птичку. В оранжевом сари. Когда Серена за день до этого позвонила Элис, чтобы рассказать ей, как доехать, она объяснила, что делает. Она верила, что ее призвание состоит в том, чтобы остаток жизни провести в медитации и религиозных службах, и все это в надежде получить нечто вроде духовного просветления. Серена считала, что покончила с материальным миром и уже готова от него отказаться. Элис тогда толком не сообразила, о чем она говорит, но теперь, увидев ее в оранжевых одеждах и без волос, поняла, что Серена не шутила.
Все вновь посвященные тихо стояли, пока свами не дочитал главу. Затем заговорил "горячий" свами. Он, похоже, был переводчиком, ответственным по связям с общественностью при храме, в задачи которого входило объяснить присутствующим, что тут происходит.
– Я хочу поприветствовать всех, кто пришел сюда, на эти похороны. Сегодня ученики становятся саньясинами. Они примут обет бедности, безбрачия, откажутся от семьи, друзей, от удовольствий физического мира. Этот огонь символизирует погребальный костер…
– А он и вправду горячая штучка, – прошептала Джорджия. – Что у него за акцент, как думаешь?
– Точно не могу сказать, – тоже шепотом ответила Элис. – Австралийский?
Руби гневно взглянула на них, и они закрыли рты.
– …В котором сгорит их прошлое "я", чтобы дать дорогу новой сущности в качестве саньясинов.
Вслед за этим старый индийский свами взял какие-то ножницы, лежавшие на полу, и когда каждый из новичков становился перед ним на колени, он отрезал последние остававшиеся у них на голове волосы и бросал их в огонь. После того как с этим было покончено, пятеро почти-что-уже-свами сели на пол, скрестив ноги. Очень полная дама одному за другим поставила им на головы по три конуса благовоний, Серена была последней. Джорджия, Элис и Руби были потрясены. Девушка, которую они и видели всего-то несколько раз – причем в последний раз ей промывали желудок, – сидела перед ними лысая и пыталась сохранить равновесие, чтобы благовония не слетели с ее головы. Три пары глаз испуганно округлились, когда индийский свами по очереди поджег все эти конусы. "Горячий" свами пояснил:
– Пока эти конусы благовоний не догорят до кожи на их голове, саньясины будут медитировать на новом для них пути воздержания; горящие конусы могут оставить шрам как постоянный символ вновь обретенной готовности к самоотречению.
Элис тяжко вздохнула, Руби подняла брови, а Джорджия просто закатила глаза. Серена посмотрела в толпу и улыбнулась. Казалось, что она сияет. Было в ее взгляде что-то такое, от чего у трех подруг перехватило дыхание. Внутренний покой. Умиротворенность.
Это ж надо. Подумать только!
– А теперь я приглашаю вас несколько мгновений помедитировать вместе с нашими саньясинами.
Все в храме закрыли глаза и принялись делать медленные вдохи и выдохи. Лишь Джорджия беспокойно огляделась по сторонам. Она начала обдумывать идею насчет сожжения своего прежнего "я". Если Серена смогла избавиться от этого, то и она, Джорджия, тоже сможет. Она не должна постоянно сходить с ума по Дейлу. Не должна чувствовать унижение из-за того, что нарушила обещание, данное перед двумястами тридцатью своими ближайшими друзьями и родственниками и порвала с мужчиной, которого, по идее, должна была любить, пока смерть не разлучит их. Она сможет избавиться от ощущения, что ее брак – а следовательно, и вся ее жизнь – неудача. Она сможет вырваться из агонии осознания, что человек, с которым ее объединяли интимная близость, жизненные трудности, радости и рождение двоих детей, нашел другую женщину, которую предпочел ей.
Пока Джорджия сидела там в своей слегка лопнувшей на боку юбке, внутренний голос сказал ей: "Я смогу все это отпустить. Я не желаю быть раздражительной разведенной дамой. Я смогу делать все так, как сама захочу. А я хочу встречаться с молодыми "горячими" парнями".
Элис тем временем чувствовала покалывание в затекших скрещенных ногах и все-таки не могла не заметить, до чего же хорошо просто посидеть спокойно, пусть даже недолго. Такой покой. Умиротворение. Просто подышать. Остановиться. Она закрыла глаза.
Ее внутренний голос сказал ей: "Я передала свои знания Джорджии. Она будет понятливой и прилежной ученицей. А мне пришло время остановиться. Я вся нафиг вымоталась". Элис продолжала медленно ритмично дышать – вдох-выдох, вдох-выдох, – пока ее внутренний голос в конце концов не произнес: "Пора мне выйти замуж за первого встречного мужчину".
А перед мысленным взором Руби, к ее немалому удивлению, предстала такая картина: она держит на руках младенца в окружении друзей и близких, купаясь в ореоле любви и всеобщего одобрения. От внезапного видения собственного материнства ее глаза мгновенно открылись.
– Пока наши саньясины медитируют, приглашаем присоединиться к нам в главном здании и отведать карри и чапати.
После того как Руби, Джорджия и Элис приехали обратно в Вест-Виллидж, где Джорджия парковала свою машину, все они вежливо попрощались друг с другом.
Пребывая в состоянии задумчивости, Руби решила прогуляться по парку и подышать свежим воздухом. Но ей было не все равно, в какой парк идти. Детская площадка на Бликер-стрит была маленькой, каких-то тысяча квадратных футов, но буквально забитой детьми под завязку – и все они бегали, куда-то карабкались, что-то копали, визжали, хихикали, дрались и ссорились. Там были ярко раскрашенные разноцветные ведерки, и грузовички, и такие штуки на колесах, на которых детворе можно ездить, отталкиваясь своими маленькими ножками. Там были мамы и нянечки, которые вовсю сияли местным шиком. Было и несколько отцов: все красивые, седеющие, с хорошо накачанными бицепсами. Руби стояла и смотрела на все это, взявшись за прутья ограды, защищавшей этот мирок от растлителей и похитителей детей. Подойдя ко входу, она натолкнулась на большую табличку, висевшую на внушительных металлических воротах: "Взрослым без детей вход воспрещен". Руби проигнорировала ее и вошла внутрь с видом "красивой мамаши, высматривающей свое обожаемое дитя и любимую нянечку".