Солнце поднялось высоко в небо. Коко направилась в дом за следующей чашкой чаю и на пороге встретилась с сонно бредущей собакой Йена, австралийской овчаркой Салли, только что спрыгнувшей с хозяйской кровати. Поприветствовав Коко слабым взмахом хвоста, собака отправилась на неизменную одинокую прогулку по пляжу. Салли тщательно оберегала свою независимость и помогала Коко в работе. Йен рассказывал, что австралийские овчарки – прекрасные спасатели и прирожденные пастухи. В любой ситуации Салли поступала, как ей заблагорассудится, несмотря на свою привязанность к Коко. Хозяин безукоризненно выдрессировал ее и научил понимать голосовые команды.
Собака удалилась, а Коко налила себе еще чаю и взглянула на часы. Восьмой час, пора принять душ и отправляться на работу. Хорошо бы очутиться у моста "Золотые Ворота" к восьми, а к месту первой остановки прибыть в половине девятого. Коко никогда не опаздывала, клиенты могли твердо рассчитывать на ее пунктуальность. Представления о том, что успех неразрывно связан с упорным трудом, ей пригодились. Ее мелкий бизнес кому-то мог показаться смешным, но, как ни странно, приносил неплохой доход. Услуги Коко стали пользоваться большим спросом уже в первые три года, с тех пор как Йен помог ей начать работать на себя. За два года, прошедших после смерти Йена, бизнес невероятно разросся, несмотря на все старания Коко ограничивать число клиентов и не брать больше работы, чем она в состоянии выполнить. Ей нравилось ежедневно возвращаться домой к четырем часам дня и до наступления сумерек еще успевать прогуляться с Салли по берегу.
Ближайшими соседями Коко были ароматерапевт и специалист по акупунктуре, работавшие в городе. Мастер акупунктуры был женат на учительнице местной школы, ароматерапевт жил с пожарным, служившим в пожарной части Стинсон-Бич. Все они были приличными, приветливыми, трудолюбивыми людьми, никогда не отказывающими друг другу в помощи. После смерти Йена соседи окружили Коко заботой и сочувствием. С одним из знакомых учительницы она даже встречалась пару раз, но их отношения так и остались чисто дружескими. Соседей часто навещали друзья, чему Коко была только рада. Как и следовало ожидать, для ее родных все они были никчемными хиппи. Мать Коко называла их тунеядцами, хотя никто из них не сидел без дела. Но и одиночество ничуть не тяготило Коко: большую часть времени она проводила одна.
В половине восьмого, после горячего душа, Коко направилась к своему старенькому фургону. Йен разыскал его на стоянке в Инвернессе, каждый день фургон исправно возил хозяйку в город. Побитый, невзрачный, он полностью устраивал Коко, несмотря на сотню тысяч миль пробега: работал словно часы, хоть и казался страшным, как смертный грех. Почти вся краска давно облупилась, а в остальном машина была еще хоть куда. На мотоцикле Йена они по выходным ездили кататься на холмы, если не выходили в море на его катере. Йен обучил Коко премудростям дайвинга. К мотоциклу она не прикасалась с тех пор, как не стало Йена: мощная машина так и стояла без дела в гараже за домом. Заставить себя расстаться с ней Коко не могла, хотя катер продала, а школу дайвинга закрыла, все равно в ней было некому преподавать. Самой Коко для этого не хватало опыта, к тому же собственный бизнес требовал сил и времени.
Коко открыла заднюю дверцу фургона, и Салли с радостным лаем запрыгнула внутрь. Пробежка по берегу взбодрила собаку, она была готова к работе, как и ее хозяйка. Коко улыбнулась большущей и добродушной черно-белой овчарке. Тем, кто не подозревал о существовании такой породы, Салли казалась обычной дворняжкой, но чистоту ее кровей подтверждали серьезные голубые глаза. Коко захлопнула дверцу, села за руль и помахала на прощание соседу-пожарному, который как раз возвращался с дежурства. Здесь, в тихом и сонном поселке, никто не удосуживался запирать двери даже на ночь.
Коко вела машину по извилистому шоссе, вдоль утесов на берегу океана, направляясь в город, раскинувшийся впереди и озаренный утренним солнцем. День обещал быть чудесным, тем лучше для нее, проще будет работать. Как и планировала Коко, к мосту она подкатила в восемь. Получается, и к первому клиенту она не опоздает, хотя особого значения это не имеет. Опоздание ей наверняка простили бы, однако она никогда и никого не заставляла ждать. Родные не правы: она вовсе не чудачка и не сумасбродка, просто не такая, как они.
Свернув к району Пасифик-Хайтс, Коко направилась на юг по круто поднимающейся вверх улице Дивисадеро. Уже наверху, у пересечения с Бродвеем, ее мобильник ожил. Звонила Джейн.
– Ты где? – выпалила она. По телефону Джейн всегда говорила таким тоном, словно речь шла о чрезвычайном положении национального масштаба, а ее дом только что подвергся атаке террористов. Она жила в вечном состоянии стресса, неизбежном для ее профессии и полностью соответствующем свойствам ее натуры. Ее партнерша Элизабет была гораздо уравновешеннее, рядом с ней и Джейн слегка успокаивалась. Коко очень любила Лиз. Сорокатрехлетняя Лиз, яркая личность, столь же одаренная, как Джейн, казалась более сдержанной. Она с отличием окончила Гарвард и получила диплом магистра английской литературы, а прежде чем стать голливудской сценаристкой, написала прошедший незамеченным, но любопытный роман. С тех пор она успела многое написать и удостоилась двух "Оскаров". С Джейн она познакомилась десять лет назад, во время работы над одним из фильмов, и с тех пор они не расставались. Их связывали прочные отношения, этот союз оказался полезным обеим. Лиз и Джейн рассчитывали быть вместе до конца своих дней.
– Я на Дивисадеро, а что? – устало отозвалась Коко.
Тон, которым Джейн задала вопрос, был ненавистен Коко с детства: еще ребенком ее сестра считалась только со своими желаниями. В таком ключе и развивались отношения между сестрами. Коко всю жизнь была для Джейн девочкой на побегушках, а повзрослев, потратила уйму времени, обсуждая страницы своей биографии с психологом; эти беседы возобновлялись до сих пор. Преодолеть последствия детских травм оказалось непросто, несмотря на все попытки. Салли, устроившаяся на соседнем пассажирском сиденье, с любопытством вглядывалась в лицо Коко, словно почувствовала ее состояние, и гадала о причинах.
– Отлично. Ты нужна мне прямо сейчас, – заявила Джейн с облегчением, в котором сквозило беспокойство. Коко знала, что ее сестра вскоре собирается в Нью-Йорк на натурные съемки фильма, который они продюсировали вместе с Лиз.
– Нужна? Зачем?
Уловив настороженность в голосе Коко, собака склонила голову набок.
– Меня кинули. Женщина, которую я наняла приглядывать за домом, только что расторгла договор. А мне через час выезжать! – в отчаянии воскликнула Джейн.
– Я думала, вы уезжаете не раньше следующей недели.
Подозрения Коко усиливались. Она как раз проезжала по Бродвею, на расстоянии нескольких кварталов от роскошного особняка Джейн, обращенного фасадом к заливу. Район, где он стоял, прозвали Золотым берегом – количество внушительных, больше похожих на дворцы домов поражало воображение. Никто не стал бы отрицать, что Джейн здесь принадлежит один из самых эффектных особняков, впрочем, он был не во вкусе Коко, как ее болинасская лачуга не во вкусе Джейн. Сестры будто родились на разных планетах.
– У нас на натуре забастовка, бунтуют звукачи. Лиз улетела вчера ночью. Мне тоже сегодня же надо быть там, встретиться с профсоюзом, а с Джеком остаться некому. У экономки умерла мать, сколько сама она проторчит в Сиэтле с больным отцом, неизвестно. Она только что позвонила мне, вывалила все разом, а у меня через два часа самолет!
Коко слушала и хмурилась. Ей совсем не хотелось увязывать слова сестры в единое целое, прослеживать в них логику. Коко уже доводилось быть на подхвате, восполнять пробелы там, где у сестры не сходились концы с концами. Поскольку Джейн была убеждена, что личной жизни у Коко нет, то всегда ждала, что сестра придет на выручку, закроет собой брешь. А Коко не могла отказать сестре, которую с малых лет побаивалась. Зато Джейн говорила "нет" не моргнув глазом и кому угодно, чем отчасти и объяснялся ее успех. В лексиконе же Коко это слово упорно не приживалось, а Джейн, прекрасно зная об этом, пользовалась слабостью сестры при каждом удобном случае.
– Если хочешь, я могу приезжать и выгуливать Джека… – нерешительно предложила Коко.
− Ты же знаешь, так не пойдет, – с досадой перебила ее Джейн. – Когда дома никого нет, по вечерам он тоскует, целыми ночами воет и бесит соседей. И потом, должен же кто-то присматривать за домом.
Пес Джейн был здоровенным, размерами чуть ли не с болинасский дом, но Коко не отказывалась приютить его, если понадобится.
– Хочешь, чтобы он пожил у меня, пока ты не подыщешь замену экономке?
– Нет! – отрезала Джейн. – Мне надо, чтобы ты пожила у меня.
Эти слова – "мне надо, чтобы ты…" – Коко слышала за свою жизнь миллион раз, не меньше. Не "пожалуйста, сделай одолжение", "не могла бы ты", "ты не против", "очень тебя прошу", а "мне надо", и точка. Черт! Еще одна возможность в кои-то веки сказать "нет". Коко открыла рот и не издала ни звука. Мельком взглянув на Салли, она заметила, что собака смотрит на нее с недоверием.
– И не надо на меня так смотреть, – сказала ей Коко.
– Что? С кем это ты там болтаешь? – скороговоркой выпалила Джейн.
– Не важно. А почему он не может побыть пока в моем доме?
– Потому что он любит жить в своем и спать в собственной постели! – Джейн оставалась непреклонной.
Коко страдальчески закатила глаза. До дома клиента оставался всего один квартал, опаздывать ей не хотелось, но интуиция подсказывала, что придется. Влияние сестры она ощущала, словно притяжение луны, которой подчиняются приливы, – как некую силу, сопротивляться которой невозможно.
– И я предпочитаю собственную постель, – возразила Коко, пытаясь придать своим словам убедительность, но заранее зная, что никого не убедит, а в особенности Джейн. В Нью-Йорке им с Элизабет предстоит провести месяцев пять. – Не могу же я пять месяцев сторожить твой дом, – с внезапно накатившим упрямством добавила Коко. Съемки фильмов иногда затягиваются на полгода, а то и дольше.
– Прекрасно. Найду кого-нибудь другого. – Голос Джейн звучал так недовольно, словно Коко была напроказившим ребенком. Этот способ всегда срабатывал, сколько бы Коко ни напоминала себе, что давно выросла. – Но за час до вылета мне просто не хватит времени. Я обо всем позабочусь, когда буду в Нью-Йорке. Господи, можно подумать, я тебя в наркопритон посылаю! Да тебе, считай, повезло пожить по-человечески месяцев пять или шесть. И тратить время на дорогу не придется. – Джейн умела впарить любой товар, но Коко не желала становиться доверчивой покупательницей. Дом сестры, великолепный, безупречный и холодный, она ненавидела. Его фотографировали для всех до единого интерьерных журналов, а Коко в нем всегда было неуютно: негде свернуться клубочком, негде притулиться вечером. И повсюду такая стерильная чистота, что страшно не только есть, но и дышать. В отличие от Джейн и Лиз фанатичной поклонницей порядка Коко не была, тогда как их любовь к чистоте доходила до крайности. Коко предпочитала удобный легкий хаос и не возражала, если в доме порой воцарялся творческий беспорядок. От этого Джейн буквально выходила из себя.
– Несколько дней еще куда ни шло, самое большее – неделю. Но за это время ты обязательно должна кого-нибудь найти. Я не хочу месяцами жить в твоем доме, – твердо сказала Коко, чтобы сразу расставить все точки над i.
– Ясно. Сделаю все, что смогу. Только выручи меня, будь добра. Когда ты сможешь заехать за ключами? Я еще хочу показать тебе нашу сигнализацию – мы добавили несколько функций, а с ними так просто не разберешься. Только ни в коем случае ее не отключай! Еду для Джека забирай из "Псовой столовой" – ее готовят дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. И не забудь, мы сменили ветеринара, теперь у нас доктор Хадзимото с Сакраменто-стрит. На следующей неделе у Джека повторная прививка.
– Хорошо хоть детей у вас нет, – сухо заметила Коко, разворачивая машину. Уж лучше опоздать, зато сразу покончить с наставлениями сестры. Иначе Джейн запилит ее до помешательства. – С детьми по съемкам не разъездишься.
Ребенка Джейн и Лиз заменял их бульмастиф, которому жилось лучше, чем некоторым людям, – Со специально приготовленной едой, дрессировщиком, грумером, приходящим на дом купать его. А уж внимания псу доставалось больше, чем многие родители уделяют детям.
Коко подкатила к дому сестры, возле которого уже ждал лимузин, чтобы отвезти Джейн в аэропорт. Заглушив двигатель, Коко поспешно выскочила из машины, оставив Салли с любопытством глазеть в окно. Ближайшие несколько дней ей предстояло провести в приятной компании. Бульмастиф Джек был втрое здоровее Салли, и, гоняясь друг за другом, собаки угрожали перевернуть вверх дном весь дом. Надо бы пустить их поплавать в бассейне, мелькнуло у Коко. Во всем доме она любила только гигантский проекционный экран в спальне. На нем было удобно смотреть кино. Экран занимал целую стену просторной комнаты.
Коко позвонила в дверь, и Джейн тут же открыла, прижимая к уху мобильник. Обругав в телефон профсоюзы на чем свет стоит, Джейн отключилась. Две женщины, стоящие лицом к лицу, были удивительно похожи: обе рослые, тонкие в кости, с красивыми лицами, в подростковые годы обе успели поработать моделями. Самой примечательной разницей между ними было то, что Джейн словно состояла из острых углов и носила прямые светлые волосы собранными в длинный хвост, а у Коко были распущенные рыжеватые волосы, чуть более мягкие черты и улыбка в глазах придавали ей женственности. Джейн всем своим видом служила напоминанием о стрессе, в ней всегда чувствовалась излишняя резкость, даже в детстве, но те, кто был близко знаком с ней, знали: несмотря на острый как бритва язык, Джейн добра и порядочна. Что, впрочем, не отменяло ее несгибаемости, так хорошо известной Коко.
С черными джинсами и черным кожаным пиджаком Джейн надела черную футболку, в ее ушах поблескивали бриллиантовые серьги-гвоздики. Коко была в белой футболке, джинсах, подчеркивающих стройность ее длинных изящных ног, и кроссовках, необходимых для работы; рукава наброшенного на плечи легкого свитерка она завязала на шее. Из них двух Коко выглядела определенно моложе. Изысканность Джейн слегка старила ее, тем не менее обеих можно было назвать яркими женщинами, поразительно похожими на их знаменитого отца. От матери, невысокой и чуть полноватой, Джейн унаследовала цвет волос, а медные локоны Коко напоминали о поколении дедушек и бабушек, так как у Базза Баррингтона волосы были иссиня-черными.
– Ну, слава Богу! – выдохнула Джейн, а ее гигантский бульмастиф бросился к ним, встал на дыбы и взгромоздил передние лапы на плечи Коко. Пес понимал, что означает ее появление: запретные и в отсутствие Коко недосягаемые объедки со стола и вдобавок сладкий сон на бескрайних просторах кровати в хозяйской спальне, против которого решительно возражала Джейн. Своего пса она обожала, но твёрдо верила в соблюдение правил. Зато манипулировать Коко было так просто, что даже Джек добивался от нее того, чего хотел, а именно – проводить ночи на кровати. Завиляв хвостом, бульмастиф лизнул гостью в лицо с большим радушием, чем проявила Джейн. Из двух хозяек дома более приветливой была Лиз, но она уже улетела в Нью-Йорк. А в отношениях между сестрами всегда ощущалась натянутость. Какими бы благими ни были намерения Джейн, своей прямолинейности она не изменяла.
Джейн вручила Коко связку ключей и инструкции к новой сигнализации, затем еще раз напомнила о ветеринаре, прививках, элитной собачьей кормежке и добавила к наставлению не менее четырнадцати новых пунктов. Все они пулеметной очередью обрушились на младшую сестру.
– И звони немедленно, если с Джеком что-нибудь случится, – заключила Джейн.
На языке Коко вертелся вопрос: "А если что-нибудь случится со мной?" – но она удержалась, зная, что вряд ли рассмешит сестру.
– Как-нибудь в выходные мы попытаемся вырваться сюда, дать тебе перевести дух, но когда это будет, понятия не имею, тем более теперь, когда у нас конфликт с профсоюзами. – Джейн еще не успела уехать на съемки, а уже выглядела взвинченной и усталой. Коко знала, что ее сестра помнит обо всем вплоть до мелочей и блестяще справляется со своим делом.
– Нет, подожди, – попросила Коко, чувствуя знакомый прилив слабости, – я ведь предупредила, что пробуду здесь всего несколько дней, помнишь? Самое большее неделю. Но я не собираюсь торчать здесь все время, пока вы на съемках. – Об этом она напомнила с умыслом, чтобы убедиться, что они с Джейн поняли друг друга. Неясности были ей совсем не нужны.
– Да помню я, помню. Можно подумать, ты не рада хоть немного пожить в приличном доме! – Вместо излияний благодарности Джейн недовольно нахмурилась.
– Этот приличный дом твой, – возразила Коко. – А мой дом в Болинасе. – Эти слова, произнесенные спокойно и с достоинством, Джейн пропустила мимо ушей.
– Только не надо опять о том же, – предостерегающе откликнулась Джейн, но нехотя смягчилась, взглянула на сестру и улыбнулась. – Спасибо, что выручила меня, детка. Поверь, я оценила. Повезло мне иметь такую классную сестренку! – Она одарила собеседницу одной из тех редких одобрительных улыбкой, ради которых Коко всю жизнь старалась угодить ей. Но добиться от Джейн улыбки было нелегко.
Коко хотелось спросить, почему ее назвали классной сестренкой – потому что своей жизни у нее нет? Однако она промолчала и лишь кивнула, ненавидя себя за то, что так быстро сдалась, причем без боя. А какой смысл тратить силы? Джейн все равно победит. Она навсегда останется старшей сестрой, которой Коко проиграет в любой игре, ни за что не осмелится сказать "нет" и будет отводить особое место в жизни, которого не всегда удостаиваются даже их родители.
– Ты уж постарайся, чтобы я не застряла здесь навечно, – почти взмолилась Коко.
– Я позвоню тебе и обо всем сообщу, – дала уклончивый ответ Джейн и метнулась в соседнюю комнату, где зазвонили сразу два телефона, а спустя мгновение – и ее мобильник. – Еще раз спасибо! – бросила Джейн через плечо, а Коко вздохнула, потрепала пса по голове и обернулась к своему фургону. К первому клиенту она опаздывала уже на двадцать минут.
– Ну, Джек, до встречи, – тихонько попрощалась Коко и закрыла за собой дверь. От дома она отъезжала с тягостным предчувствием, что Джейн все-таки заставит ее несколько месяцев нянчиться с Джеком. Коко знала, на что способна ее сестра.
Спустя пять минут Коко остановилась у дома первого клиента. Из бардачка она извлекла миниатюрный сейф, набрала комбинацию цифр на замке и вынула связку ключей с биркой и кодом. Она хранила у себя ключи от домов всех клиентов, которые всецело доверяли ей. Дом, возле которого сейчас стоял фургон, был кирпичным, почти таким же просторным, как дом Джейн, окруженным аккуратно подстриженными живыми изгородями. Коко отперла заднюю дверь, отключила сигнализацию и засвистела. Откуда-то из глубины дома выскочил рослый серебристо-серый немецкий дог, восторженно завилявший хвостом при виде Коко.
– Привет, Генри, как дела? – Коко прицепила к ошейнику поводок, включила сигнализацию, заперла дверь и повела пса к фургону, где Салли уже с нетерпением ждала давнего друга. С приветственным лаем собаки затеяли возню в фургоне.