Елена "проснулась" и повернулась к Дмитрию, который продолжал изучать объемистую многополосную газету "Мир за неделю".
– Что интересненького нам с тобой пишут? – начала Елена, приятно улыбаясь, при этом тут же коснулась его руки.
Дмитрий вздрогнул от неожиданности. Он пребывал в свойственной ему теперь печальной задумчивости.
Елена поудобней уселась, высвобождая правую руку для прикосновений.
– Что пишут? – пробормотал Дмитрий.
– Да! Что пишут газеты? – Елена осторожно дотронулась до его плеча и погладила его.
– "7 мая в Кремле, – прочел Дмитрий, – Владимир Путин принес присягу народу Российской Федерации и принял из рук Бориса Ельцина знак Президента. В этот момент первый Президент России окончательно передал высшую государственную власть Владимиру Путину. Торжественная церемония прошла в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца. Оказывается, избиратели Чечни проявили высокую активность на президентских выборах, как утверждает российское командование. Уже к середине дня в голосовании приняли участие больше половины граждан республики. Исполняющий обязанности командующего федеральной группировкой генерал-полковник Александр Баранов заявил, что самую высокую активность проявили расквартированные в республике военные. Баранов сообщил журналистам, что весь личный состав российского контингента "организованно проголосовал, и уже к четырем часам вечера чуть менее девяноста пяти процентов солдат и офицеров приняли участие в президентских выборах".
– Молодцы, – одобрительно улыбнулась Елена и, будто снимая волосок с Дмитрия, погладила его ухо. – Ну а дальше…
– "В пресс-службе телекомпании НТВ сообщили, что дальнейшее использование резинового двойника Владимира Путина в программе "Куклы" зависит от планов творческой группы. В пресс-службе подтвердили, что получили из Кремля уведомление о том, что было бы лучше больше не использовать в программе куклу Владимира Путина".
– Ага, ясно… – Устраиваясь поудобней, Елена запрокинула руку и как бы невзначай обняла Дмитрия. – Читай-читай.
– "Генпрокуратурой арестован глава медиа-холдинга "Медиа-Мост" Владимир Гусинский. Это событие в России и за рубежом многие расценили как новую атаку на свободу слова".
– Так.
– "Мэр Москвы Юрий Лужков заявил, что арест Гусинского – это давление на НТВ и другие СМИ, входящие в холдинг. А губернатор Петербурга Владимир Яковлев признал, что не относится к тем, кто "сильно любил Гусинского", – тем более что сам "натерпелся от него во время предвыборной кампании". Однако, заявил Яковлев, это не метод: Гусинский не тот человек, которого можно просто так, в наручниках или без, повести в Бутырку. "Я не знаю, кто кого спровоцировал, но считаю, что такие вещи недопустимы", – сказал Яковлев".
– Значит, Гусинского посадили. – Елена, поправляя складки пиджака на рукаве Дмитрия, погладила его локоть. – Отсюда мы узнаем, что есть такой Гусинский.
Дмитрий отстранил локоть и стал читать дальше:
– "В Мадриде лидер фракции "Отечество – Вся Россия" Евгений Примаков заявил: "Меня дико возмущает то, что произошло с главой холдинга "Медиа-Мост" Владимиром Гусинским. Он не исключил, что те, кто добился ареста Гусинского и помещения его в СИЗО Бутырской тюрьмы, хотели эпатировать общество". Примаков сообщил, что лично встречался с президентом России Владимиром Путиным и высказал ему озабоченность сложившейся ситуацией".
– Значит, посадили Гусинского ни за что, – промурлыкала Елена, кладя ногу на ногу так, чтобы она касалась колена Дмитрия.
Дмитрий не обратил на это внимания и продолжал вычитку:
– "Союз журналистов России подверг резкой критике задержание руководителя "Медиа-Моста" Владимира Гусинского. В заявлении Союза журналистов говорится, что "власть под видом "наведения порядка" прежде всего взялась за уничтожение независимой прессы".
Елена еще больше развернулась к Дмитрию, теперь ее нога оказалась лежащей на коленях Дмитрия. Он прервался и удивленно поглядел на жену. Елена обворожительно улыбнулась:
– И что там дальше было?
– Дальше?.. – Дмитрий перевернул страницу. – Дальше было вот что. "1 июня стало известно, что Генпрокуратура еще на три месяца продлила дело об убийстве Влада Листьева. Напомним, первый генеральный директор ОРТ, известный тележурналист Владислав Листьев был застрелен 1 марта 1995 года в подъезде дома, где он жил.
4 июня в Москве четверо бандитов у дома номер шесть по улице Новый Арбат напали на известного фотографа Хайди Холлинджер. Угрожая женщине физической расправой и оружием, преступники отобрали у нее две тысячи долларов, а также завладели принадлежащей ей автомашиной "мерседес". Бандиты втолкнули перепуганную женщину в иномарку и вывезли на Дмитровское шоссе, где выбросили ее из машины, а сами скрылись".
– Ясно… Ясненько… – Елена водила рукой по его груди и шее. Ее колено теперь плотно лежало на его коленях. Другой рукой Елена трогала его пальцы, запястье. Ее лицо становилось пунцовым, дыхание делалось глубже и чаще, грудь высоко вздымалась и опускалась.
– Читать дальше? – осведомился Дмитрий, бегло глянув на жену.
– Обязательно, – прерывисто ответила Елена, обдав его горячим дыханием.
– "5 июня стало известно, что в Москве ограблена квартира главного редактора газеты "Век" Александра Колодного. Подобрав ключи к входной двери квартиры журналиста, расположенной на Комсомольском проспекте, воры забрали золотые ювелирные изделия, норковую шубу, трое часов с дарственными надписями и скрылись. По сообщениям, общая стоимость украденного составляет около миллиона рублей…"
Елена раскрыла рот, точно желая о чем-то спросить, и вдруг укусила Дмитрия за щеку. И не отпускала.
– Лен! – почти вскрикнул от неожиданности Дмитрий.
– Я хочу тебя, – простонала Елена ему в ухо. – Прямо здесь.
Ее правая рука скользнула вниз, к брюкам.
– Лен, на нас же люди смотрят! – От неловкости Дмитрий прикрыл ее руку газетой. Еленина рука жадно заелозила под ней, газетка заходила ходуном.
– И пусть…
Действительно, некоторые пассажиры начали оглядываться на шум, с удивлением таращились на воспаленное лицо Елены. Дмитрию было стыдно.
– А ты не хочешь? Ты сам во всем виноват. Держишь меня в черном теле.
– Лена! Мы скоро приедем.
Самолет стал заходить на посадку.
Только пройдя таможенный контроль, Елена успокоилась окончательно. "Ну что ж, – решительно и с азартом подумала она. – Провалился параграф пять, тогда сразу перейдем к параграфу семь – "Соревнование".
К ее азарту примешивалась обида на мужа. Седьмой параграф подходил теперь как нельзя лучше. "Ведь как часто мыслит мужчина? – вспомнила она учение американских мудрецов-психологов. – Если никто, кроме меня, на эту женщину внимания не обращает, значит, не исключено, что эта женщина какая-то дефектная или просто ненужная. Ну раз она больше никому не нужна. Верно ведь?!" Происходит то же самое, что и на базаре, где с удовольствием берут вещи, за которыми выстроилась очередь, и не замечают те, возле которых никто не задерживается.
– Может, куртка плохая? – настороженно спрашивает покупатель продавца.
– Ну что вы, очень хорошая! Посмотрите сами. И ткань. И пошив. И фурнитура…
– А почему тогда ее не берут?..
Продавцы прекрасно осведомлены о стадном рефлексе и потому иногда используют подставных покупателей с целью взвинтить ажиотажный спрос. Совершенно то же самое можно делать и в сфере любовных отношений. Причем – делать надо! Короля играет свита. А женщину – окружающие ее мужчины. Вот так! Более всего привлекает внимание мужчины к женщине чужое внимание или даже ухаживание. А это соорудить очень легко!
Елена осмотрелась.
Такси подкатывало к дому Диминых родителей – блочной девятиэтажке, насквозь пропахшей мусоропроводом. Алексей Витальевич и Лариса Николаевна с майских праздников обычно перебирались на дачу и жили там до октября, лишь изредка наведываясь в город. Но сейчас, к приезду единственного сына, они наводили в квартире чистоту и готовили угощение. Алексей Витальевич был незаметный засохший старичок, состарился он рано вследствие непрерывного пожизненного страха. Казалось, он умышленно делался неприметным и состарился раньше времени тоже специально, по доброй воле, чтобы стать еще неприметней. Будучи несмышленым ребенком, Алексей Витальевич проникся страхом перед Государством. Страх этот достался ему от отца, курского нэпмана, который чудом избежал лагерей. Когда в Курске начались кампании по раскулачиванию и коллективизации, тот вовремя смылся. Рассказывали, что он вышел на станцию с мешком и в солдатской шинели и тут ему повстречались две подводы с красноармейцами, ехавшими как раз за ним. Его так всего захолонуло, что он пешком смандровал до самого Брянска и только там укуксился в поезд. Дед Дмитрия прибежал в Москву и здесь смешался с толпой, стал незаметным счетоводом на крохотном заводике, собиравшем арифмометры – счетные машинки. Однако долго еще он ждал и опасался. Его страх генетически передался сыну. А наследственное – глубже приобретенного. Поэтому Алексей Витальевич всю жизнь боялся.
Бывало, маленький Дима разыграется у себя, раскричится. Алексей Витальевич тут же врывается в комнату с вытаращенными испуганными глазами:
– Тише!! Соседи услышат!! – и застывает с поднятыми растопыренными руками, прислушиваясь к стенам.
Так и прожил Алексей Витальевич в безотчетном, неопределенном страхе. А неопределенность хуже всего. Вот пример. Одна женщина стояла в очереди на получение квартиры. Квартиру должны были дать в строящемся доме. Но все было вилами по воде написано. Женщина очень волновалась: дадут – не дадут. Вся извелась, не находила себе места. Дом, как назло, строился медленно. Она заметно похудела и осунулась. Неясность угнетала ее. И вдруг в одно прекрасное утро она явилась на службу веселой, здоровый, румянец играл на ее щеках.
– Вам дали квартиру? – порадовались за нее сотрудники.
– Нет. Мне отказали, – без тени печали ответила она. – Зато в следующем доме дадут обязательно.
Неясность прошла – прошли и тревоги. А Алексей Витальевич в наследственной неопределенной боязни прожил всю жизнь. Когда не знаешь, чего бояться, начинаешь опасаться всего. Однако под конец жизни страх все же вышел из него. Вышел в виде едкой желчности и брюзгливости.
Мать Дмитрия, Лариса Николаевна, была полной противоположностью своему мужу. Ничего и никого не боялась. И пока Алексей Витальевич тщательно маскировался и таился, Лариса Николаевна гуляла от него направо и налево. Ни одного летнего отпуска они не провели вместе.
Старость сгладила контрасты. Алексей Витальевич перестал бояться, а Лариса Николаевна стала подозрительной и недоверчивой. Годы и прогремевшие над страной перестроечные и постперестроечные события сблизили супругов. Теперь они всегда держались сообща, предчувствуя неминуемое приближение чего-то ужасного. То ли близкого конца света, то ли собственной смерти.
К счастью, Дмитрий не унаследовал характерных родительских черт. Он пошел в деда, курского мещанина и удачливого предпринимателя-нэпмана.
– Ну, с приездом. – Дверь отворил Алексей Витальевич, недоверчиво вглядываясь в глаза сына и протягивая ему руку.
– Здравствуй, пап. – Осторожно улыбаясь, Дмитрий пожал его крепкую руку. Он прекрасно понимал, что все им сказанное сейчас будет истолковано превратно. В его словах найдется десятый, двадцатый – самый обидный и фантастический смысл, из которого выйдет, что Дмитрий с Еленой ждут не дождутся смерти стариков, чтобы завладеть их квартирой.
– Как Амстердам? – Алексей Витальевич пятился в тесном коридорчике, впуская сына с семейством и испытующе шаря глазами.
Из комнаты выглянула Лариса Николаевна. Она напряженно растянула губы в улыбке, от чего ее лицо стало хитрым и злым.
"Надо было остановиться в гостинице, – тягостно сообразил Дмитрий. – А то ведь как скажут: свое продали и теперь зарятся на чужое. Эх, нехорошо".
– Ну что Амстердам, – разуваясь, заговорил он. – Гнилые покосившиеся дома на грязных каналах. Мусора полно.
– Даже за то время, пока мы там прожили, город стал грязней, – подсказала Елена.
– Просто настало лето. Больше туристов – больше грязи. – Дмитрий разулся и теперь топтался в коридоре, поджидая жену и дочь. – Все бросают обертки, очистки куда попало и в воду.
– Значит, город стал непригодным для жизни. – Алексей Витальевич посмотрел на Ларису Николаевну и нехорошо улыбнулся: мол, теперь на эту квартиру посягать приехали.
– Да нет, жить там можно. – Дмитрий понял его многозначительную улыбку и кинулся исправлять промах. – Амстердам по европейским меркам – один из лучших городов.
– У нас тут свои мерки, – вскользь пробурчал Алексей Витальевич.
Наконец, Дмитрий дождался: Елена и Светлана стояли уже в тапочках. Все направились в полутемную комнату с накрытым столом. Здесь попахивало старостью и лекарствами.
Пока неловко, бестолково и долго рассаживались вокруг стола, Лариса Николаевна, сощурившись, с явной неприязнью следила за Еленой. Дмитрий случайно посмотрел на мать и тут же отвел взгляд. Елена чувствовала на себе эту тяжесть. А Лариса Николаевна все не спускала с нее прищуренных глаз, точно хищный зверек, глядящий из норки.
"Никак не дождется нашей смерти, – камнем ворочалось на душе Ларисы Николаевны. – И сына настроила. Вместе ждут. Конечно, все понятно! Им с неба рухнут и квартира и дача. А мы вот назло, назло им будем жить! А для этого будем хорошо питаться, калорийно и вкусно…" Минувшей зимой в их садовый домик влезли хулиганы и смешали варенье с крупой. Но естественно, они не расскажут об этом несчастье, чтобы не радовать детей.
Ели молча.
– Что нового? – спросил Дмитрий, пытаясь разрушить неловкое молчание.
Лицо Алексея Витальевича окаменело, Лариса Николаевна застыла в напряженной позе. И Дмитрий тут же пожалел о собственной опрометчивости. Ведь отец с матерью услышали его вопрос так: что нового у вас со здоровьем?
– Пока живем, – горько усмехнулся отец.
– Я имел в виду, – пытался исправиться Дмитрий, – что нового в стране. Мы ведь давненько здесь не были.
– Тут все по-старому. Все по-старому. Беспредел.
– А вы что думали? – злорадно усмехнулась Лариса Николаевна. – Вы в сказку попали? Тут такое творится… Дома взрываются!.. Слышали, наверное? Или нет? Ничего не знаете?..
И она, быстро распаляясь, начала пересказывать подробности о взорванных домах в Печатниках и на Каширке.
– Не знаешь, кто следующий, – кивал Алексей Витальевич, кисло сморщившись.
– Опасно, – поддакнул Дмитрий, не подумав.
– Опасно? – вдруг саркастически переспросила мать, переменившись в лице. Она переглянулась с Алексеем Витальевичем и с горьким ехидством сказала: – Ничего. Бог милостив.
Дмитрий осознал собственную ошибку. Ведь его "опасно" мать истолковала как "недолго вам тут прыгать". А в его взгляде она прочла радость. Надо ж было брякнуть это чертово "опасно"! Досадуя на свою беспечность, Дмитрий перевел взгляд на потолок.
– И от дома тоже ничего не останется, – с колкостью заключила мать, решив, что Дмитрий разглядывает потолок, оценивая его прочность.
– Все взлетит на воздух, – подтвердил отец. – Будет куча обломков.
Лариса Николаевна едко продолжала:
– Квартиру мы пока не приватизировали.
Дмитрий с Еленой собирались прожить здесь несколько дней, но теперь им эта идея казалась очевидным безумием. Однако переехать в гостиницу было уже невозможно. Отъезд из родительского дома сейчас смотрелся бы бегством от правды, вскрывал бы множество дополнительных смыслов и подтвердил бы самые страшные родительские догадки.
– Ну, я пойду. – Светлана поднялась и направилась на выход.
– Куда? – панически боясь ляпов и стараясь быть предельно лаконичным, спросил Дмитрий.
– С девчонками встречусь. Давно ведь не виделись! – уже из коридора, обуваясь, крикнула дочь.
– Светлана, постой! – обеспокоилась Елена. Она тоже боялась сморозить что-нибудь не то.
– Подожди, – внимательно подумав, сказал Дмитрий и добавил: – Ты надолго?
– Не знаю.
Алексей Витальевич с Ларисой Николаевной напряженно слушали диалог.
– Света, ответь, когда ты вернешься? – Елена окаменела, прислушиваясь к возне в коридоре. – Я не слышу!
– Ну мам…
– Возьми телефон и не отключай его. Ты слышишь меня, Света?!
На лицах Алексея Витальевича и Ларисы Николаевны чуть заметно играли улыбочки. "Боже мой!" – ужасался Дмитрий, глядя на эти гримасы и безрезультатно пытаясь отгадать их смысл. Но только терялся в безднах интерпретаций.
Входная дверь бухнула, стало тихо, как в гробу. Алексей Витальевич с Ларисой Николаевной понимающе переглянулись.
– Дим, а давай мы тоже погуляем. Я соскучилась по Москве, – чем так сидеть… – Елена решила приступить к выполнению седьмого параграфа: "Соревнование".
Напряженно поразмыслив – как наше слово отзовется, но так ничего не решив, Дмитрий согласился:
– Давай.
Они вышли из дома и двинулись по зеленой аллейке. Елена взяла Дмитрия под руку. Была суббота, лето, кругом как назло было безлюдно.
Пройдя аллею, они пересекли площадь и оказались на довольно оживленной улице. Навстречу им неспешно шел приземистый мужчина средних лет, с невзрачным лицом, одетый во все серое. Он уныло таращился по сторонам. Когда до мужика осталось метров пять, Елена заставила себя улыбнуться ему и незаметно кивнула мужику. Мужик поморщился и торопливо отвернулся. Вот те на?! Впредь надо быть умней. Хорошо, что Дима, находясь под впечатлением от обеда в родительском доме, не обратил на мужика внимания. По своему теперешнему обыкновению, он молчал и тягостно вздыхал.
Ничего, сейчас мы его расшевелим. Он увидит, что на нее все обращают внимание. Ведь сделать это – проще некуда. Очень легко!
После мрачного мужика им попались два парня лет по семнадцать. "Я нравлюсь всем без исключения, – убеждала себя Елена, – и даже таким, как эти". Дмитрий вышел из прострации и осмысленно глядел вперед. Елена улыбнулась как можно слаще и облизала языком яркие сочные губы. Парни заморгали, рассматривая ее, и притормозили. Тогда Елена им подмигнула. Парни, не врубаясь в расклад, переводили озадаченный взгляд с Елены на Дмитрия.
– Что такое? – пробормотал Дмитрий. – Чего им надо?
"Ага! Клюет!" – подумала Елена и как ни в чем не бывало спросила:
– А что?
Дмитрий удивленно оглянулся. Парни стояли посреди тротуара и растерянно смотрели им вслед. Так…
Теперь навстречу двигалась прогулочным шагом парочка. Лучше бы, конечно, парочка мужичков, но выбирать, увы, не приходится. Обоим лет по тридцать, одинаково тощие, с вытянутыми из джинсовых воротников шеями. Парочка с сонным любопытством разглядывала Елену с Дмитрием. На Елене был черный шелковый топ Dolce & Gabbana, нежно-кремовые хлопковые шорты от Boss и босоножки Calvin Klein.