Но тут малыш снова запищал, и она мгновенно вспомнила, что сейчас у нее есть дела поважнее, чем внезапный стриптиз начальника.
Она подняла малыша на вытянутых руках.
– Заверни его в футболку.
Маркус послушно выполнил указание, и бедный малыш запищал еще громче от внезапной смены температуры.
– Все хорошо, – прошептала она, снова пытаясь его напоить. – Тебе сейчас станет лучше.
– Может, сбегать за помощью? Что нам вообще делать?
Помощь. Точно. Именно это им сейчас и нужно.
– Телефон у меня в рюкзаке. – Маркус никогда не брал свой на пробежку. – Звони 911. – Она сама удивилась, как спокойно звучит ее голос. Словно по вторникам всегда находила малышей на грани теплового удара в помойке.
Присев на корточки, Маркус вытащил у нее из рюкзака телефон.
– Нашел. – Не задумываясь, она назвала пароль, и он набрал номер. – Мы у Букингемского фонтана нашли в мусоре ребенка!
Зачем так громко?
– Ш-ш-ш, – протянула она, успокаивая малыша, пока Маркус разговаривал с диспетчером. – А так будешь? – Окунув палец в бутылку, она прижала его к крошечному ротику.
Малыш жадно засосал, а когда она убрала палец, чтобы снова его намочить, возмущенно захныкал.
Вернув ему палец, она облегченно вздохнула и постаралась подумать. Во второй приемной семье был младенец, как его успокаивали?
Вспомнив, она начала раскачиваться вперед-назад, не обращая внимания на впившийся в ноги гравий.
– Хороший мальчик, – прошептала она, отчаянно надеясь услышать звуки сирен. – Мы тебя любим, ты со всем справишься.
Минуты мучительно шли, а у нее никак не получалось заставить малыша выпить еще воды, но он яростно присосался к кончику ее пальца. Она продолжала покачиваться и ворковать, и наконец малыш немного расслабился и свернулся калачиком у нее на руках. Либерти прижала его к себе чуть крепче.
– С ним все в порядке? – спросил Маркус.
Подняв глаза, Либерти постаралась не пялиться на его обнаженную грудь. За все три года, что у него проработала, она еще ни разу не видела, чтобы он был так близок к панике.
– Кажется, он заснул. Бедняжка. Ему же всего несколько дней от роду.
– Как его могли бросить? – Вот это уже куда больше походило на знакомого ей Маркуса. Разочарован, что мир не дотягивает до его стандартов.
– Как-то смогли.
Она снова посмотрела на ребенка, даже во сне не отпускавшего ее пальца. Если не считать грязи и жара, он казался совершенно здоровым. Правда, Уильяма она так и не увидела и не представляла, как выглядят наркозависимые младенцы. Круглая голова, припухшие глаза… Она видела фотографии здоровых малышей, что как две капли воды походили на этого… Но она же все равно в них совсем не разбирается!
– Ты само совершенство, знаешь об этом? – прошептала она мальчику, и снова посмотрела на Маркуса. – Держи футболку, намочи еще раз, кажется, он немного остыл.
Маркус безропотно ей повиновался.
– Ты отлично справляешься, – заметил он, когда Либерти снова заворачивала малыша в футболку. Младенец вздрогнул, но пальца так и не отпустил. – Не знал, что ты так хорошо разбираешься в детях. – В его голосе ясно читалось восхищение.
"Ты вообще обо мне многого не знаешь". Но вслух она этого говорить не стала, потому что еще не прошло и двадцати минут, как Маркус Уоррен сказал, что доверяет ей, потому что она всегда с ним честна.
Но пусть и не до конца честна, она никогда целенаправленно ему не врала. Она вообще ненавидела врать, но порой иного пути просто не было.
– Наверное, материнский инстинкт сработал. – Да и как иначе? Малыш отчаянно в ней нуждался, и она просто не могла его бросить.
Ребенок вздохнул, как она надеялась, довольно, и в груди у нее что-то дрогнуло.
– Замечательный мальчик. – Подавшись вперед, она поцеловала его в лоб.
Наконец-то зазвучала сирена. Рядом с ними остановилась машина скорой помощи, и санитары отобрали у нее отчаянно заоравшего младенца. И от этого крика у нее едва не разорвалось сердце.
Вслед за медиками к ним подошел офицер полиции и принялся их расспрашивать прямо у "скорой", пока Либерти пристально следила, как малышу выдают соску и заворачивают его в чистое одеяло.
– С ним все будет в порядке? – спросила она, когда один из санитаров вылез наружу и начал закрывать двери.
– Сложно сказать.
– Куда вы его отвезете?
– Ближе всего северо-западная.
Маркус мгновенно отвернулся от полицейского.
– Везите в детскую. – Он уже успел снова надеть мокрую грязную футболку.
Пожав плечами, санитар захлопнул двери, отрезав их от младенца, и "скорая" уехала.
Когда полицейский записал их последние показания, она спросила:
– Вы сумеете отыскать его мать?
В ответ он лишь пожал плечами, и Либерти вздохнула. Да и чему тут удивляться? Она сама едва пережила собственное детство, потому что у всех, за исключением бабушки Девлин, не было времени проверять, что там происходит с малышкой Либерти Риз.
– Если бы мать оставила ребенка в полицейском участке, одно дело, но это… – Он снова пожал плечами. – Не уверен, что мы сможем ее отыскать. Обычно детей бросают рядом с местом их рождения, и кто-нибудь из соседей всегда что-нибудь знает, но посреди парка?
Он повернулся, словно считал разговор оконченным.
– А что будет с ребенком? – остановил его Маркус, хотя Либерти и сама могла ему на это ответить.
Если не удастся отыскать родителей, малыш окажется в системе опеки и рано или поздно попадет в приемную семью, но, скорее всего, только после того, как закроют его дело. А на это потребуется определенное время и тогда он уже не будет таким малышом. Он будет значительно больше. Да к тому же он еще и темнокожий. А это значительно усложняет дело.
Либерти невольно посмотрела вслед уехавшей "скорой".
Полицейский улыбнулся Маркусу:
– Отдел опеки о нем позаботится.
Она непроизвольно поморщилась. У нее не было ни одного приятного воспоминания об этой структуре равнодушных людей. Повзрослев, она поняла, что они просто не справляются с огромным потоком попавших к ним детей, но все равно не могла забыть, как когда-то спрашивала, почему за ней не приходят ни мама, ни бабушка Девлин, а в ответ ей без конца твердили, чтобы она успокоилась и не думала о ерунде. Как будто она могла не думать о внезапно исчезнувшей матери.
Что же все-таки ждет этого малыша? Посмотрев на руки, она вдруг поняла, что успела привыкнуть к весу крошечного тельца.
– Маркус, – прошептала она, пока полицейский садился в машину. – Мы не можем его потерять.
– Что?
Она схватила его за руку, словно шла ко дну и лишь эта рука могла ее спаси.
– Малыш. Он окажется в системе опеки, но когда полиция закроет дело, может быть уже слишком поздно.
Маркус смотрел на нее так, словно она вдруг заговорила по-китайски.
– Поздно? Для чего?
Открыв рот, она чуть не призналась, что прошла через эту систему и знает ее изнутри, но в последнюю секунду все же прикусила язык. Она сама создала ту Либерти Риз, что стояла сейчас перед Маркусом.
Белая выпускница колледжа, мастерски управлявшая временем и деньгами, всегда ко всему готовая и разбирающаяся в любой теме. Эта Либерти Риз была бесценной помощницей, но лишь потому, что знала себе цену.
И эта женщина не имела ничего общего с другой Либерти Риз. Неряшливой дочерью темнокожей наркоманки, торговавшей собственным телом на Углу смерти в Кабрини-Грин, чтобы позволить себе очередную дозу. Каждый раз, когда мать попадала в тюрьму, Либерти отправляли в очередную приемную семью, и она не то что имени отца не знала, даже понятия не имела, был он черным или белым, а ее пристрастившийся еще в утробе матери к героину и кокаину братик умер, и она так ни разу его и не увидела.
Но все это уже не имело к ней никакого отношения. Она больше никогда не будет потерянной и слабой.
Она снова смотрела в сторону уехавшей "скорой". Но этот малыш… Он так мал и беззащитен. И одинок. Как был одинок ее брат те недели, что ему все-таки удалось прожить.
Но она не позволит этому повториться.
Открыв рот, чтобы заговорить, она вдруг поняла, что не может выдавить из себя ни слова, а в глазах стоят слезы.
Черт, неужели она сейчас расплачется? Ну уж нет. Либерти Риз не плачет. Ее чувства над ней не властны. Больше не властны.
Маркус с тревогой на нее посмотрел и снова прикоснулся к ее щеке.
– Либерти…
– Пожалуйста. – Она все же нашла в себе силы заговорить. – Маркус, ребенок…
А потом она все-таки заплакала, и уже в следующую секунду Маркус крепко ее обнял и притянул к себе.
– Все хорошо, – прошептал он, гладя ее по спине. – С ним все будет хорошо.
– Ты не можешь этого знать, – возразила она, стараясь не слишком на нем виснуть. Что вообще происходит? Маркус Уоррен ее обнимает? Успокаивает?
Впитывая в себя его запах и прикосновения, она невольно замерла на месте, необычайно остро ощущая его мужественность. Сильнейший порыв желания так внезапно наложился на панику из-за ребенка, что Либерти разом оцепенела, не в силах ни отстраниться, ни ответить на объятия. Замерев на месте, она отчаянно мечтала о большем, но при этом отлично понимала, что мечты навсегда так и останутся мечтами.
Слегка подавшись вперед, Маркус наклонил ей голову, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. Так нечестно! Не в силах пошевелиться, она смотрела в голубые глаза того же цвета, что и озеро Мичиган в ясный день. Мало того что он идеален, богат и чертовски привлекателен, так теперь еще и эта нежданная нежность? Почему ее так сильно к нему тянет, когда она ни капельки его не заслуживает?
Осторожно проведя пальцем по ее щеке, он смахнул с нее слезинку.
– Он так тебе важен? Этот ребенок?
– Да. – А что тут еще можно сказать?
– Тогда я прослежу, чтобы с ним точно все было в порядке. – Он все еще продолжал поглаживать ее по щеке, пока его вторая рука крепко прижимала ее за талию, а уголки губ слегка дрогнули, сложившись в улыбку. И как же она хорошо знала эту улыбку! Улыбку человека, который непременно добьется желаемого.
Не в силах устоять, она подалась вперед, наслаждаясь его прикосновениями.
– Проследишь? Но зачем тебе делать это ради меня?
В его глазах что-то мелькнуло, а голова стала наклоняться к ее собственной, и Либерти вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать. Ее начальник собирается ее поцеловать, и она не просто ему позволит, но и ответит. И куда только делись все те годы, когда она отчаянно об этом мечтала, но гнала от себя эти мысли?
Но Маркус так ее и не поцеловал.
Вместо этого он выдохнул:
– Затем, что ты очень много для меня значишь.
Она разом забыла, как дышать. Она много для него значит? Не просто ценный работник, а она сама, Либерти Риз, много для него значит?
Но тут зазвонивший будильник разом привел их в чувства, и Маркус быстро отстранился, вернув ей телефон. А она уже и забыла, что все это время мобильник был у него…
Уже восемь сорок пять? Пробежку они начали в семь.
– Через пятнадцать минут у тебя видеоконференция с Домбровски и обсуждение его проекта биоинженерной фабрики. – Несмотря на жару, после объятий Маркуса она едва ли не дрожала от холода.
– Похоже, мы немного выбились из графика, – рассмеялся Маркус. – Даже душ еще не приняли.
Она невольно представила, как они вместе моются в душе. Обычно они бежали до его квартиры, он быстро приводил себя в порядок, а она на метро ехала в офис, где принимала душ, переодевалась и приводила в порядок сделанные на пробежке записи, а в полдесятого появлялся Маркус с таким видом, словно только что сошел с красной дорожки.
Какой уж там совместный душ? Они же даже в одном здании никогда не мылись!
Правда, раньше не было ни слез, ни объятий. До этого дня физический контакт сводился исключительно к рукопожатиям да редким дружеским похлопываниям по плечу. И все.
– Позвонить и перенести встречу?
– Да, пожалуйста. Сразу после этого возвращаемся, и я сделаю пару звонков.
Вот и хорошо. Они оба сделают вид, что не было никаких прикосновений, объятий и даже приглашения на свадьбу тоже не было.
Но Маркус вдруг подался вперед и, пристально посмотрев на ее губы так, что она снова размечталась о так и не случившемся поцелуе, произнес:
– Либерти, я тебе обещаю, что мы ни за что не потеряем этого малыша.
Глава 3
Целых три часа Маркус убил на то, чтобы отыскать нужного чиновника. Главный врач детской больницы с пониманием отнесся к его просьбе, но сразу же объяснил, что не имеет права разглашать никакой информации, однако уже через двадцать минут перезвонил и продиктовал номер нужного ему куратора системы опеки.
Куратор оказался далеко не столь любезен, но все же назвал управленца, отвечавшего за распределение детей по ответственным соцработникам. А когда Маркус наконец-то дозвонился до этого управленца, выяснилось, что к малышу пока так и не приставили соцработника.
– Мистер Уоррен, мы стараемся изо всех сил, но у нас мало сотрудников и средств. Ребенок еще пару дней пробудет в больнице, и при первой же возможности мы к нему кого-нибудь направим.
– Этого мало.
– И что же вы предлагаете делать?
Быстрый поиск показал, что нынешний глава опеки учился вместе с отцом Маркуса. Так, понятно, с этого и надо было начинать. Маркус с детства уяснил, что политические одолжения и щедрые пожертвования способны изменить мир.
Еще двадцать минут ушло на то, чтобы дозвониться в приемную начальства, а еще двадцать минут спустя это самое начальство лично заверило Маркуса, что уже в течение часа малышу выделят лучшего соцработника.
– Разумеется, обычно мы в такие подробности посвящаем лишь родственников…
– Я буду расценивать это как личное одолжение.
Да и как иначе, после того как он видел Либерти, ухаживающей за младенцем и с неприкрытым отчаянием смотревшей вслед "скорой"? После того как она расплакалась, ища утешения в его руках?
После той бесконечной благодарности, с которой она смотрела, когда он сказал, что обо всем позаботится?
Да, это дело стало для него очень личным.
– Передайте вашему отцу мои наилучшие пожелания, – попросил на прощание глава опеки.
– Обязательно! – пообещал Маркус, хотя сам бы предпочел, чтобы отец вообще никогда не узнал об этом разговоре и его причинах.
Если Лоренс и Мариса Уоррены узнают, они наградят его своим фирменным разочарованным взглядом, который он безошибочно узнавал, даже несмотря на десятки пластических операций. Политические услуги и одолжения – это одно, но пойти на нечто подобное ради какого-то брошенного ребенка? Из-за расплакавшейся секретарши?
"Ну и что надеешься на этом выиграть?" – спросила бы мать, жившая в мире, где каждый раз, взаимодействуя с людьми, ты что-то выигрывал или терял.
Уоррены же никогда ничего не теряли.
А отец, прославившийся интрижками с секретаршами?
"Если хочешь, просто возьми ее" – вот что бы он сказал.
Но так он точно не хотел. Не хотел ее использовать. Не хотел быть таким, как отец. Но и выйти из его тени было непросто. Маркус окончил выбранный родителями университет, встречался с предварительно одобренными дочерьми их друзей. Черт! Даже его собственная компания "Уоррен капитал" выросла из идеи отца.
Годами он старательно ослаблял нити, связывающие его с родителями, и в итоге ему все же удалось добиться независимости. И Либерти стала частью этой борьбы, когда он нанял ее вместо маминой подруги, которая обязательно стала бы доносить Марисе о каждом его шаге. Нанял девушку из никому не известной семьи, основываясь лишь на данных ей рекомендациях и ее упорстве.
И за это своеволие он дорого заплатил. Так же, как и когда-то отказался жениться на Лилибэт Хэнсон. Но выиграл еще больше.
Выиграл свободу и независимость.
Но он все равно не мог допустить, чтобы родители узнали всю правду.
– Мистер Уоррен? – В дверях появилась Либерти. И вот он снова лишь "мистер Уоррен"… А как приятно было побыть просто Маркусом…
– Да?
– Мистер Шабот на связи. – Уловив его непонимающий взгляд, она пояснила: – Продюсер "Неудержимого безумия". Он ждет подтверждения встречи в Лос-Анджелесе.
Точно. Маркус все утро потратил на поиски младенца, но это не отменяло его настоящей работы.
– Что ты ему сказала?
Либерти слегка нахмурилась.
– Я попросила его оставаться на линии. – Напуганная, заплаканная женщина исчезла, и перед ним вновь стояла уверенная, ясно мыслящая помощница.
– Спасибо, мисс Риз, – поблагодарил он, лишь бы не думать, как этим утром держал ее в своих руках и, шутя, звал на свадьбу, сам еще не понимая, что это вовсе не шутка. А это плохо. Она – помощница, а не очередная дамочка из его социального круга. Если бы он пришел с ней на такое важное мероприятие, сразу бы пошли разговоры. Маркус Уоррен соблазнил собственную секретаршу или, хуже того, решат, что она умело им вертит, как когда-то вертела Лилибэт.
Но он все равно хотел, чтобы именно она составила ему пару. Он мог ей доверять и рядом с ней чувствовал себя в безопасности. И она сама сказала, чтобы он делал то, что хочет.
Кивнув, она развернулась, чтобы уйти.
– Либерти.
На мгновение застыв, она снова к нему повернулась: -Да?
– Я навел о ребенке справки. Как только узнаю что-то конкретное, сразу же тебе скажу.
Ее лицо сразу же смягчилось, и Маркус невольно поразился ее тихой красоте. Оказывается, за маской уверенной в себе помощницы все это время пряталась настоящая красавица. И как он раньше этого не замечал?
– Спасибо.
Отыскав малыша, он ничего не выигрывает. Этот ребенок не принесет ему ни денег, ни власти. И при необходимости даже не сможет сделать ему ответное одолжение.
Но он дал Либерти обещание и во что бы то ни стало собирался его сдержать.
Разглядывая рекламу "Роквотчес", Либерти снова вспоминала малыша. С тех пор как она прижимала его к груди, прошло уже четыре дня, а она до сих пор ничего о нем не знала. Он все еще в больнице? Все ли с ним в порядке?
Убеждая себя, что ей не о чем беспокоиться, она вновь постаралась сосредоточиться на рекламе. Пустой тревогой делу не поможешь, к тому же Маркус обещал обо всем позаботиться. А его обещаниям она верила.
Четыре дня. Четыре дня назад Маркус держал ее в своих объятиях и пообещал, что найдет малыша, потому что он для нее важен, а сама она важна Маркусу.
С того дня не было ни объятий, ни долгих взглядов, ни упоминаний о свадьбе, правда, последнее точно скоро изменится. Если он все же собирается туда идти, ему нужно выбрать себе спутницу. Безопасную спутницу, которая разглядит в нем нечто, кроме отличного тела и огромного…
Банковского счета.
Зазвонил телефон.
– "Уоррен капитал", чем могу вам помочь?
– Мисс Риз. – Мгновенно узнав голос Марисы Уоррен, Либерти стиснула зубы. – Как там мой сын?
– Отлично, миссис Уоррен. – Ни в какие подробности она вдаваться не собиралась.
Взяв ее на работу, Маркус ясно дал понять, что работает она исключительно на него и ни Лоренс, ни Мариса Уоррены не имеют к ней никакого отношения. И, вздумай она сообщить его родителям хоть что-то о его делах, проектах и личной жизни, он сразу бы указал ей на дверь.