В холле было холодно. Анна постояла, обнимая себя руками. Давно уже она не чувствовала себя такой старой, усталой и некрасивой. Усталость пройдет, надо только как следует выспаться, а вот внешность не терпит пренебрежения. Женщина должна всегда быть в форме, при свидетелях и без, особенно женщина светская. Она не какая-нибудь Сара и Кэрри, что носят мешковатые спортивные штаны или эти ужасные костюмы для джоггинга, которые иногда называют потниками. Ничего себе имечко! Даме потеть не пристало. Только плебейка потеет, рыгает, пускает ветры… позволяет докторам вонзать в свое тело скальпель. У дамы есть чувство долга - перед собой и своим супругом. Разве Эрик не говорил сотни раз, что ее тело для него священно, что это храм ее души? Разве не умолял не осквернять этот храм?
Однако как кружится голова…
Анна постояла, держась за перила, и медленно двинулась вверх по лестнице. У себя в комнате она приняла душ, вымыла голову, подвила волосы щипцами и за неимением парикмахера сама уложила их в прическу. Целый час ушел на то, чтобы решить, какое из новых трикотажных платьев надеть. После долгого размышления предпочтение было отдано фисташково-зеленому с очаровательной серебряной пряжкой - предел элегантности и шика. К нему отлично подошли серые туфли с перламутровой отделкой и бриллиантовые подвески в платиновом обрамлении (подарок Эрика к последней годовщине свадьбы).
Вернувшись в холл (для этого потребовались три остановки), Анна вспомнила, что забыла про духи. Что за непростительная оплошность! Она опять поднялась к себе, хотя это стоило усилий, и тронула любимыми духами запястья и волосы за ушами. Вот теперь все в порядке, можно спускаться.
Она так и не сделала шага с последней ступеньки, завороженная тем, как рассвет проникает в холл, превращая его в подобие языческого святилища. Все мерцало, все переливалось золотом. Какая досада, что Эрик не может разделить ее восторг! Она стояла так, пока золотое сияние отчасти не померкло, - не менее двадцати минут. За это время лекарство подействовало окончательно, со всеми своими побочными эффектами, и Анна двинулась через холл, выписывая кривую и сама же над этим хихикая. Должно быть, именно так себя чувствует человек под парами! "Под парами" - вот ведь смешное выражение!
Стоило опуститься на диван, как навалилась сонливость.
Во сне она плакала, потому что к моменту пробуждения лицо было залито слезами. Бездумно отерев его, Анна обнаружила на пальцах размазанную тушь и тени для век, сконфузилась и собралась уже вернуться к себе, чтобы поправить макияж, но ее остановил шум мотора подъезжающей машины. Лекарство еще действовало, сбивая с мыслей, и она не могла взять в толк, чем грозит этот звук, только ощущала смутную тревогу - Возможно, это оттого, что у нее такой неухоженный вид.
Анна оправила платье и нетвердой походкой приблизилась к окну, что выходило на подъездную площадку. К дому приближался серебристый "кадиллак".
- Однако! - заметила она вслух. - Кому придет в голову наносить визит в столь ранний час?
Чтобы как-то прояснить это недоразумение, она посмотрела на часики (еще один дар обожаемого Эрика) и с изумлением поняла, что уже десятый час.
Машина взяла поворот криво, с визгом шин, и Анна инстинктивно отступила в сторону от длинного, во всю стену, окна. "Кадиллак" затормозил, разбрасывая из-под колес гравий. Из него выскочила женщина с искаженным лицом. Она с треском захлопнула переднюю дверцу, открыла заднюю и наполовину скрылась в машине.
Если подумать, лицо было знакомое, но теперь, искаженное яростью, ненавистью и Бог знает какими еще отрицательными эмоциями, было едва узнаваемо. Кто может так распускаться? Неужели это пресловутая Джилли?
Женщина на миг вынырнула из машины и погрозила в сторону дома кулаком. Губы ее двигались, но слов не было слышно. Это была блондинка с хорошей фигурой, что вполне соответствовало описанию Кэрри, но назвать ее красивой было нельзя ни по каким меркам. Возможно, дело было в злобной мине, но даже улыбайся она самой ослепительной улыбкой, она сошла бы разве что за миловидную.
Надо признать, она выглядела на редкость ухоженной, с безупречным цветом лица. Анна сделала мысленную пометку справиться у женщины, какой косметикой она пользуется - разумеется, когда она немного остынет и если при близком рассмотрении не окажется, что это всего лишь толстый слой тонального крема.
Прическа… пожалуй, можно поставить в упрек незнакомке слишком короткую стрижку и этот современный растрепанный вид, но цвет удался - этакие легкие светлые мазки на медовом фоне. За такие можно многое отдать. Не спросить ли, кто стилист? Вспомнив про свою прическу, Анна поправила ее, насколько возможно в отсутствие зеркала.
Тем временем женщина закрыла машину и устремилась к дому. В одной руке у нее была канистра бензина, в другой - топорик из тех, что висят на пожарных щитах.
- Боже милостивый! - вырвалось у Анны, и она невольно шагнула из своего укрытия. - Что это она задумала?!
Женщина шла, глядя под ноги, и не видела Анну, зато у той была масса времени, чтобы ее рассмотреть. В конце концов память проснулась. Газетные вырезки! Вот откуда так знакомо это лицо! Это была бывшая жена владельца дома, та самая, с которой он вел за него долгую тяжбу.
По мере того как гостья приближалась, можно было все лучше слышать, что она бормочет. К удивлению Анны, это были грубые ругательства, сплошной поток ругательств. Шокированная до глубины души, Анна прижала ладони к щекам. Что за непристойности! Как можно даже мысленно произносить такое? И не только в адрес мужа, но и в адрес судьи, который… что который? Ах да, лишил ее того, что полагается по праву.
Вот оно что! Значит, муж все-таки оставил дом за собой. Анна удовлетворенно улыбнулась. Так ей и надо, грубиянке! Можно себе представить, что это была за жена. И потом дом ведь построил муж. О каком праве идет речь? Нет, в самом деле ужасная особа!
Женщина начала подниматься к дверям.
- Сукин сын, а! Думает, что может обобрать меня до нитки! Не на такую напал, дерьмо безмозглое! Мало ли что там записано в брачном контракте, мать его! Мы еще посмотрим, чья возьмет! Если мне здесь не жить, то и ему тоже, говнюку последнему! Щас я тебе устрою сюрпризец, такой, что закачаешься! Ублюдок никчемный, я тебе…
Тут она вскинула голову и уперлась взглядом прямо в Анну.
- Что?!!! - взревела она не тише портового грузчика. - Кто ты, черт возьми, и что делаешь в моем доме?
- Добрый день, - учтиво ответила Анна. - Можно узнать, зачем вам канистра и топор?
- Не твое собачье дело!
- Сделайте одолжение, не ругайтесь в моем присутствии. Я совершенно не выношу грубостей - не так воспитана.
Это поразило женщину, и пару секунд она только хлопала глазами. Затем, опустив ношу, принялась шарить в кармане, бормоча:
- Как, наш говнюк нанял экономку?
Заметив, что Анна прислушивается, она завопила во всю мочь голосовых связок:
- Эй ты! Ты экономка?
- Ни в коей мере.
Женщина сунула ключ в замочную скважину, только чтобы убедиться, что он не подходит.
- Открой дверь, мать твою!!!
- Не думаю, чтобы это было разумно.
- Дьявол! Дьявол! Дьявол! - Она еще немного покрутила ключом. - Чтоб ему сгореть в аду! Как он посмел сменить замок, как он только посмел?! Он и этот гребаный судья! Мать их, мать их!!!
Она вырвала ключ, отбросила за спину и испепелила Анну взглядом.
- Ты, сука! Если сейчас же не откроешь, я возьму топор и разнесу эту гребаную дверь! Понятно?
- Не угрожайте мне.
- Открой эту гребаную дверь, мать твою!!!
Что-то сломалось в душе у Анны. Слезы хлынули из глаз, смывая косметику, руки задрожали, и стоило усилий отодвинуть тяжелый засов.
- Войдите, - сказала она и с вежливой улыбкой отворила дверь.
Отсрочка была короткой - ее хватило только на то, чтобы гостья, оттолкнув Анну, переступила порог. Взрывом разнесло чуть не половину горы.
Глава 24
Присматривать за Джилли было все равно что за простодушным ребенком, но Монку это даже нравилось - никогда прежде он не чувствовал, что живет такой полной жизнью. Пожалуй, только в этом они были не похожи: он - сама осторожность, Джилли - кипучий энтузиазм без оглядки на последствия, на все эти мелочи жизни вроде того, что ФБР, к примеру, может выследить их по карте, которой она так безрассудно воспользовалась.
Монк и не подумал ставить это ей в вину. Наоборот, он винил себя зато, что вовремя не уничтожил использованные карты. Человек методического склада, он держал их в особом отделении чемоданчика, куда Джилли рано или поздно должна была сунуть нос. Обнаружив карты, она пустила в ход первую же из них.
Новичкам везет, таков закон жизни. Все в конце концов обернулось к лучшему: пронырливый Джон Пол не замедлил объявиться. Одна мысль об этом приводила Монка в восторг. Он прекрасно знал, что вот уже год тот пытается напасть на его след (перехватил ряд телефонных звонков, в которых Джон Пол наводил о нем справки в правоохранительных органах различных стран Европы). Такое бульдожье упрямство сулило крупные неприятности, и Монк был счастлив, что подвернулся шанс покончить с Джоном Полом раз и навсегда, не просто прикончив его, но и дав Джилли возможности поиграть с ним, как кошка с мышью. В этом было столько извращенного удовольствия! Поистине жизнь расцветилась новыми красками.
Даже строить первые, еще туманные планы было наслаждением. Жертвы еще ни сном ни духом не ведали о том, что их ждет, и жили безмятежно, а Джилли уже была с головой в работе: не ложилась допоздна, изучая заметки, сопоставляя, анализируя, - словом, сплетая паутину идеальной интриги. Прекрасная возлюбленная Монка обожала козни, происки, возбуждение погони, но более всего - риск и довольно скоро научила его наслаждаться всем этим в той же мере. Что и говорить, они во всем дополняли друг друга, и никто не чувствовал себя обделенным: Монк соглашался на все, даже если планы менялись в последнюю минуту, а Джилли щедро вознаграждала его за это.
В постели она была на редкость изобретательна. Случалось, что, вспоминая прошлую ночь (все, что делал он и что позволял делать с собой), Монк краснел, как мальчишка. Однако вместо того, чтобы стать еще циничнее, он превратился в романтика и не стыдился этой перемены. В своей слабости к Джилли он видел скорее достоинство, чем недостаток, и всем сердцем верил, что они вместе встретят старость (разумеется, если раньше он не скончается в постели от истощения).
Слабость к Джилли (или, вернее сказать, одержимость) заполняла равно часы его бодрствования и его сны. Теперь он был осторожен вдвойне, потому что на карте стояла безопасность его подруги.
Именно из таких соображений он отговорил ее от идеи похитить Эвери и в долгой доверительной беседе рассказать, что представляет собой Кэрри на самом деле. Что за наивный ребенок она, его Джилли! Всерьез полагала, что может обратить дочь в истинную веру. Пришлось объяснить, что Эвери уже слишком взрослая и непоправимо отравлена тлетворным влиянием семьи, в которой выросла. После стольких лет она просто не способна поверить, какую любящую мать потеряла.
При всей своей одержимости Джилли Монк был не слепой и видел ее недостатки, в том числе извращенное представление о материнстве. С ее точки зрения, тот факт, что она произвела Эвери на свет, давал ей право на безраздельную власть над ней - иными словами, право собственности. Она и говорила о дочери не как о личности, а как о некоей фамильной драгоценности, которая должна была перейти к ней, но незаконно досталась сестре. Точно так же ее ненависть к Кэрри была болезненным чувством, воспаленной раной в душе. Тем поразительнее было ее терпение в час мести. Человеку вроде Монка это внушало глубокое уважение.
Джилли настаивала на том, что сама, лично нажмет кнопку, которая разнесет дом на куски, и гордо заявляла, что не уронит ни слезинки, потому что Кэрри получит только то, что заслужила. Из-за нее она вынуждена скитаться и ничего не добилась в жизни, из-за нее дочь ненавидит родную мать - иными словами, она суть и причина всех бед и страданий, что когда-либо выпадали на долю Джилли. Будет только справедливо, если она умрет в муках на глазах той, кому так насолила.
Все эти оправдания были ни к чему - Монку не пришло бы в голову осудить свою подругу за жестокость. Разве она не принимала его таким, как есть, со всеми грехами, прошлыми и будущими? Кто он такой, чтобы бросать первый камень?
Однако, чтобы держать ситуацию под контролем, приходилось все время быть начеку. Например, история с заброшенной штольней. Джилли почему-то решила, что Эвери и Джон Пол с ходу туда сунутся, попавшись на такую примитивную приманку, как шарфик Кэрри. Монку полагалось дождаться этого, потом взорвать штольню так, чтобы завалило вход, и вернуться к пленницам, чтобы вместе с Джилли довести дело до конца.
Однако Монк, не столь наивный, ни минуты не верил в то, что Рейнар попадется на удочку. Правда, он верил в другое - что того (не говоря уже об Эвери) удастся поймать на мушку. Потом осталось бы только сбросить тела в штольню и взорвать ее. К сожалению, шанс был упущен, когда эти двое прыгнули в реку.
Конечно, не шло и речи о том, что все потеряно, нужно было просто загнать дичь, чем Монк теперь и занимался. Приходилось наверстывать время (немало его ушло на то, чтобы вернуться к машине и найти переправу), однако на колесах погоня шла не в пример быстрее. Горная дорога вскоре должна была привести Монка туда, куда, как он полагал, направлялись и беглецы. Не было никакого смысла идти по следу, потому что морские пехотинцы не оставляют следов.
Не так давно, изучая своего преследователя, Монк собрал на него изрядное досье и знал основные вехи его жизни не хуже, чем ФБР. Надо признать, они произвели на него известное впечатление. По сути, они с Рейнаром были одного поля ягоды (каждый хороший солдат - профессиональный киллер, разве не так?) и при других обстоятельствах могли бы стать друзьями. Отличие состояло лишь в том, что сам он убивал ради денег, а его противник - ради славы. Возможно, Рейнар полагал, что это делает его неподсудным, но в глазах Монка это делало его разве что болваном.
Жаль, очень жаль, думал Монк, изучая досье. Будь все иначе, как чудно они могли бы посидеть за холодным пивом, вспоминая былые подвиги, обмениваясь опытом. Куда там! Рейнар мнил себя карающей десницей, носителем высшего правосудия и никогда не опустился бы до беседы с меркантильной личностью. Правда, если верить досье, в данный момент он переживал некий кризис или срыв, почему и был отправлен в бессрочный отпуск. Но верилось с трудом. Такие, как он, не знают срывов. Скорее Рейнар сам ушел с работы, когда понял, что со все большим наслаждением нажимает на курок и что упоительное чувство власти над чужой жизнью и смертью давно заменило ему честь. Иногда Монк задавался вопросом, что думает о нем Рейнар и приходит ли тому в голову та же картина: как они двое за кружкой пива обсуждают тонкости охоты на человека. Он надеялся, что судьба даст ему шанс и, вместо того чтобы уложить противника наповал, он его только ранит, свяжет, вызовет на разговор, который будет длиться долго-долго… по крайней мере пока Рейнар не истечет кровью. Вряд ли он сумеет воспротивиться искушению похвастать перед равным себе.
В очередной раз поймав себя на таких мыслях, Монк смущенно усмехнулся. А еще обвиняет Джилли в неуемной фантазии!
Взгляд на часы напомнил, что время идет. Если он вскоре не выйдет на беглецов, придется отказаться от преследования и ехать туда, где ждет Джилли. Ей не терпится вернуться в горный дом и отправить сестрицу на тот свет. Что касается пленниц, они, конечно, обезумели от страха и сейчас царапают друг другу лицо. Во всяком случае, Джилли очень надеялась, что этим кончится.
Монк отбросил посторонние мысли и сосредоточился на главном. Мощный бинокль, верный спутник таких вылазок, помог осмотреться. К северу, примерно на расстоянии мили, обнаружилась наблюдательная вышка, с нее как раз спускался человек - очевидно, местный лесник. Монк не опускал бинокля, пока тот не достиг земли.
- Отлично, отлично! - сказал он, потирая руки. - Точно моего роста!
Часом позже он стоял на вышке, облокотившись на перила и лениво озирая окрестности. Чуть поодаль в кустах виднелось белое пятно - майка лесника, которого он подстрелил и чью одежду позаимствовал.
Время тянулось, как всегда в моменты ожидания. Когда Монк уже готов был махнуть на все рукой и спуститься, в поле его зрения появились те, кого он разыскивал. Их невозможно было перепутать - волосы Эвери золотились на солнце в точности так же, как и у ее матери. Надо же, трусят себе как миленькие вниз по отлогому склону. Ну и вид у них! Словно провели неделю в сточной канаве. Джилли умрет со смеху, когда узнает. Монк и сам невольно прыснул в кулак.
Можно было назвать это редким везением, но он-то знал, что везение тут ни при чем. Он долго и трудно работал над тем, чтобы все так обернулось: сначала прикинул возможное направление беглецов в том случае, если река оставит их в живых, потом оценил путь, который они могли проделать. Одна ошибка завела бы его бог знает куда, на мили и мили от нужного места. Но он не ошибся, нет, он правильно предположил даже место, где они выберутся на берег.
Теперь их троих ждала встреча лицом к лицу.
Монк спустился с вышки, пониже надвинул козырек и, как бы наудачу, направился в ту сторону, откуда приближались беглецы. Достигнув открытого пространства, он огляделся, притворился, что только что их заметил, и оживленно помахал.
- Лечь! - прошептал Джон Пол.
Эвери подчинилась, как он и просил, - бездумно. Сам он склонился к ней, как склоняются к оступившемуся человеку, что позволило ему скрыться в кустарнике.
- Сможешь сделать вид, что подвернула ногу? Эвери взялась за лодыжку и скривилась, как от боли.
- Значит, это не лесник? - прошептала она с безмерным Разочарованием.
- Нет.
- Откуда ты знаешь?
- Я видел ружье. Лесников не экипируют винтовками с оптическим прицелом.
- Ты рассмотрел и прицел?
- Он шел навстречу солнцу, и отблеск привлек мое внимание. Думаю, это Монк. Конечно, нельзя быть стопроцентно уверенным, но…
- Мне хватит и десяти процентов!
- Теперь вот что: вставай, как встает травмированный, опираясь на меня. Мы изменим направление, словно не заметили Монка, а когда будем снова в лесу, пустимся бегом.
- Но он побежит следом!
- Готова? - не слушая, спросил Джон Пол.
Он помог Эвери подняться и повел, поддерживая за талию.
- Не забывай хромать!
Они снова двинулись вниз по склону, теперь уже ковыляя, как двое пьяных, что покидают кабак перед самым закрытием.
Человек с винтовкой стоял как вкопанный, и это убедило Джона Пола в правильности своего предположения - лесник сразу бросился бы на помощь. Они огибали его по плавной кривой.
- Чего он ждет? - спросила Эвери.
- Когда будем на расстоянии выстрела.
- Господи Боже!
- Страшно?
- А то!
Ответ заставил Джона Пола улыбнуться.
- Ничего, обойдется. А теперь бегом!