- Да ничего такого… хотя, - тут же она радостно засветилась. - Была тут трагическая концовка истории любви. Ирвинг расстался с Кейт, она уже с пятницы ходит в трауре из-за этого. Встретит его и начинает рыдать. Не могу сказать, что мне ее не жалко, но ведет она себя так, словно ее у алтаря кинули. А я считаю, что она сама виновата. Все время терзала его ревностью, даже при нас громко в голос начинала истерить, что у него есть другая, и она это чувствует.
Я напряглась, услышав это. В мои мысли начал прокрадатся страх. А что если он бросил ее ради меня, ждал моего возвращения, а по моему возвращению он узнает, что я была с другим? Нет, не может быть, чтобы он, наконец, решился, и я все испортила. Мое сердце забилось быстрее, начало тошнить, и я тут же отложила в сторону еду, предчувствуя самое плохое.
- А когда это началось? - спросила я, затаив дыхание. Если в ту неделю, как я рассталась с ним и Лукасом, это могло значить одно - что Ирвинг, наконец, был готов, чтобы начать встречаться со мной.
- В ту неделю, когда ты сидела дома, - подумав минуту-другую добавила она, - Кейт вела себя как истеричка, а Ирвинг просто отмалчивался на ее слова. Это нужно было видеть.
- А кого Кейт считала его тайной девушкой?
- Не знаю, думаю, она тоже.
Ревность и злость Ирвинга на меня начала проясняться. И от этого мне не стало легче. Но я поняла, что нужно с ним поговорить.
- И вообще, - сказала Вокс, не замечая, как я застыла. - Ему явно лучше было одному. Он стал таким веселым. Не те его улыбки, что он специально дарил всем, а настоящие. Ты бы поняла, что я имею ввиду, если бы увидела.
Начал улыбаться, повторила я про себя. Мои мысли были очень далеко, я вернулась в ту пятницу, и снова оценила настойчивость Ирвинга, но я так и не дала ему шанса, что-либо сказать мне. Наверное, потому он так легко принимал разрыв. Он был ему нужен, чтобы решиться, наконец, на шаг ко мне, но шаг настоящий, а не на то, что было между нами до того.
- А еще, - теперь Вокс склонилась ко мне, и начал говорить почти шепотом, - я знаю, вы друг друга терпеть не можете, но когда тебя не было, Лукас тут ерундой страдал. Так вот, Ирвинг культурно так попросил его заткнуться, и сказал, что если Лукас еще раз скажет про тебя что-то плохое, то вырвет ему язык.
Я как могла, постаралась скрыть горькую улыбку, но это было хоть каким-то утешением. Я все еще нравилась ему, он не мог это преодолеть так быстро. Пока что я могла надеяться, что мы еще можем все вернуть назад. Или начать что-то новое, но мне было необходимо прощение Ирвинга. Ясно было то, что мне в любом случае нужно поговорить с Ирвингом. Нельзя, чтобы все происходило именно так.
Вокс вспомнила еще несколько новостей, но они мене не интересовали, ведь там не упоминалось имя Ирвинга. Потому далее я ее почти не слушала, а сидела с застывшим выражением лица, которое могло выражать заинтересованность, да и только. Но думала я в это время только о своем.
Теперь-то мне полностью стало понятным его поведение в тот день, когда я ехала, а также в последующие дни по моему приезду, и честно говоря, я не могла его осуждать. Мне бы очень хотелось, но я не могла. Ирвинг теперь считал меня предательницей, но он забыл о том, что не давал мне никаких надежд или гарантий на то, что мы можем быть вместе. Как это в его стиле - намекнуть мне на что-то и считать, что этого достаточно. Но я была теперь настолько переполнена надеждой, что готова была идти, просить прощение, чтобы мы могли хотя бы поговорить.
Преисполненная такими мечтами и надеждами, я даже без особого раздражения встретила взгляд Лукаса - несколько бахвальский, но вполне миролюбивый. Но это не значило, что я уже готова была мириться с ним, особенно после тех слухов, что он распускал. Проще говоря, я почти летела на уроки, которые ждали меня впереди.
Тяжелее всего было дождаться урока французского, на котором я и так практически ничего не смыслила, кроме тех пошлых фраз, что научила меня Рашель, я вряд ли могла бы сказать на приличном французском языке несколько слов. И в любое другое время, я бы просто сидела задержав дыхание, и ожидая того ужасного момента когда меня должны спросить, только не сегодня. Ведь это был именно тот урок, на котором рядом со мной сидит Ирвинг. И потому что я чувствовала странную радость. Мне было так удивительно смотреть на Ирвинга, такого злого и отчужденного, и при этом понимать, что для меня, наконец, блеснул лучик надежды. Ирвинг при этом лишь раз взглянул на меня, и это немного потушило мою радость от того что я хочу с ним поговорить. Взгляд был холодным и острым, никакой теплоты. Легкий холод страха проелся по позвоночнику, но я слишком давно ждала, чтобы проигнорировать наметившийся шанс.
Наконец не выдержав моего взгляда, Ирвинг тихо буркнул:
- Что?
- Я хочу с тобой поговорить, - отозвалась я, наклоняясь к нему. Один восхитительный момент Ирвинг смотрел прямо мне в глаза, и находился так близко, как мне это хотелось, но словно о чем-то подумав, он отодвинулся. Это больно задело меня. Ирвинг все еще не мог простить меня, и это будет проблемой. Он в отличие меня не прощал так быстро. Хотя небо свидетель, у меня было куда больше поводов обижаться на него.
- Не о чем, - угрюмо прошептал он в ответ, и втупился в доску, словно действительно мог сейчас слушать объяснения учителя. Я всего лишь на миг смолкла, но лишь для того, чтобы найти в себе новые силы продолжать.
- Есть о чем. - настойчиво продолжила я, и оглянувшись не слушает ли нас кто, вновь придвинулась. - Ты расстался с Кейт? Тебе для этого нужно было время?
- Оно мне нужно было тогда, - злобно сказал Ирвинг, и его тон поразил меня. Сколько в его голосе было ненависти. Как же это несправедливо именно сейчас. - Тогда я хотел, чтобы мы начали все заново. Но не теперь. Ты была права, все это теперь не имеет значения. Мы продолжаем жить, словно ничего и не было.
- Но оно было, - не удержалась я, и схватила его за руку. В это время учитель обратил на нас внимание. Ирвинг вырвал свою ладонь, и отодвинулся как можно дальше. Мне стало от этого неуютно и плохо, словно кто-то ударил меня в живот. Щеки покрыл горячий красный румянец.
Неужели это все? Я не могла в это поверить. Если бы судьба оказалась ко мне еще злее, и учитель решил бы меня что-либо спросить, я, скорее всего бы расплакалась.
После урока, первым делом, я побежала прочь из здания, чтобы подышать свежим воздухом, но Ирвинг видимо еще не все решил мне сказать. Вид его не был угрожающим, но я точно знала, что он явно не собирается извиняться за свои слова.
- Я все поняла, больших твоих объяснений я не выдержу, - слабо сказал я ему, направляясь, прочь к зданию, где зависали музыканты и театралы. Но Ирвинг покачал головой.
- Остановись.
Слова были сказаны уже более спокойным тоном, и мне ничего не оставалось, как выполнить его просьбу. Я посмотрела на него. Все это было так мучительно, вовсе не об этом я мечтала с утра, когда слушала Вокс.
- Не тяни, - терпеливо отозвалась я, чувствуя. Что слезы подступают уже к горлу, но я пока что их терпела, как терпела боль на стенке, когда нужно было продвигаться, чтобы не упасть.
- Пойми… все это безумие не должно было случится…
Ирвинг не успел развить свою мысль, а я уже была готова говорить таким же убийственно спокойным голосом, который кажется, вымывал все чувства из меня самой. Хотя это и не было правдой.
- Ты меня прости, даже не знаю с чего взяла, что нам это нужно - вернуть все назад. Даже больше, не могу понять, почему решила, что может быть как-то иначе. Мы с тобой просто не умеем жить мирно друг с другом. Просто давай жить дальше.
Я видела, что Ирвинг порывается что-то мне возразить, но вскоре это только вызвало очередную вспышку злости на его лицо. Так ничего не сказав, он развернулся и ушел. Знакомое желание кинуть ему чем-то вдогонку, спасло меня от позора истерики. Поплакала я позади школьной студии, там, где все остальные любят покурить, чтобы их никто не застукал.
И снова передо мной встал страшный вопрос - ну неужели это все, и то, что было между нами, неожиданно стало прошлым? И все же в последующие дни, которые перетекали в недели, мне пришлось в это поверить.
Ирвинг отдалился от меня так, как тогда на уроке - на расстояние, которое мне казалось нам уже никогда не преодолеть.
Холодное безразличие и страх сковали меня, мое сердце и душу. Я уже не могла его ненавидеть, как раньше, потому что, как он того и хотел, начала считать себя виноватой. И все равно, что во всем был виноват лишь его эгоизм! Я понимала это, но ничего не могла с собой сделать, так же как и не могла исправить того, что случилось с нами.
Я жила только стенкой, проводя все свободное время вне дома. Подальше от ненависти Ирвинга. Иногда бывать рядом с ним было просто не выносимо, и не потому что я скучала, а потому что он специально вел себя так, чтобы я как можно меньше хотела общаться с ним. Его шутки в мою сторону стали злее и насмешливее, но сил отвечать ему у меня иногда попросту не было.
Часто бывало так, что вечером пройдя на кухню, чтобы чего-либо выпить, я могла застать его, как раз за тем же занятием. И что я могла сделать, так это лишь молча подвинуть его плечом, при этом чувствуя не только его сопротивление, но так же го горячее тело и гладкую кожу. Это напоминало так же о том голоде, который я не знала до него. Это голод обладания, и плоти. Но я не хотела кого-нибудь, так как это было у Рашель, я хотела лишь его. Как же все было нечестно! Ведь иногда мне казалось, я его вовсе не волную - ведь поздно вечером я не одевала халата, потому что не ожидала его встретить. И мое спальное белье его видимо вовсе не впечатляло. Хотя вполне возможно, что он просто скрывал свои чувства.
Все же вокруг - мои друзья, родители, знакомые, решили, что моя отстраненность и снова ставшее тихим, поведение, следствие встречи с "тем парнем с фото" - Стэнли. Он был для них "тем парнем с фото", странным, загадочным. И потому они считали, другой причины грустить у меня быть не может. Я не стала из разуверять. Скорее, как оказалось, мне это было на руку, так как когда о Стэнли говорили в присутствии Ирвинге, он ставал практически бешеным. И выдавая по этому поводу шутки в мою сторону, Ирвинг не только обижал меня, заставляя краснеть, но и показывал, что все еще неравнодушен ко мне.
Это было таким странным ощущением - терпеть его насмешки, не имея возможности сказать что-то в ответ, и в то же время радоваться. В который раз за эти полгода я спросила себя, все ли со мной нормально? Может я мазохистка, и все что происходит, на самом деле приносит мне удовольствие, а Ирвинг садист? Тогда было бы просто объяснить все, что происходило между нами, и не считать все это странной мучительной любовью, с примесью ненависти. Так трудно называть наши отношения любовью. Да и от отношений осталось всего ничего - ненависть, впрочем, она была всегда.
Один раз из таких моментов запомнился мне больше остальных. Мы сидели с Рашель во дворе, и разговаривали о чем угодно, особенно об ее парнях, и я явственно ощущала, ее желание расспросить меня о моей печали. Но Рашель всегда относилась к моим мыслям и ощущениям с уважением. За это я была благодарна ей, хотя возможно и не всегда это озвучивала. Как раз во время одного такого щекотливого молчания во двор легкой трусцой вбежал Ирвинг, держа в руках телефонную трубку. Лицо его, как и постоянно при мне, не выражало радости. Но лишь когда Рашель взяла свой мобильник, я поняла, в чем было дело.
- О, привет Стэнли! Да, рада слышать…. - и с этими словами она удалилась от нас на несколько метров. Я-то поняла, что на самом деле ей звонит брат, а Стэнли просто перехватил трубку, чтобы поздороваться, или даже спросить обо мне, как уже бывало нередко. Но Ирвингу знать об этом было не обязательно. Он проследил за тем, как Рашель отошла и злорадно улыбнулся.
- Ну что, парень тебе уже не звонит?
- А тебе не кажется, что тебя это не касается? - я ухмыльнулась в ответ так сладко, что мне казалось, сейчас судорогой сведет челюсть. Но это у Ирвинга челюсти заходили так, словно он пытался перегрызть провод. Желваки на его щеках сжались, и сам он помрачнел. Его все еще выводило из себя то, что он уже не имел на меня права. Зато кто-то другой мог иметь.
Ирвинг постоял на месте, смотря на меня своими гневными зелеными глазами, а лишь качала ногой перекинутой через поручень качели. Его взгляд был все так же голоден, каким я его помнила. Но я заметила это всего лишь на долю секунды, а потом он прикрыл веки, и резко развернувшись, ушел.
Совсем недолго на моих губах после этого оставалась удовлетворенная улыбка. Стало горько во рту, как будто я эту горечь выпила. Как легко ему было поить меня отравой своей ненависти. И как же легко я подавалась этому. Никогда не думала, что любовь это яд, который пьешь, не оглядываясь, с радостью и полной отдачей, ведь все равно от чего умирать, лишь бы быть любимой. Теперь же мне было все равно от чего умирать - ведь Ирвинг уже не был моим. А любовь по-прежнему оставалась во мне, распространяя свою отраву по венам. И иногда я была этому рада. Вот как теперь. Ему все еще не все равно.
К концу марта его злость поутихла, возможно, потому что я ни с кем не встречалась, просто отклоняя предложения, каких было не мало, как сам знал Ирвинг, ведь ему часто приходилось отвечать на мои телефонные звонки. Или записывать мне сообщения, так как я чаще бывала на стенке за домом, чем в самом доме. Я никуда не ходила гулять, если только это не были Вокс или Рашель. Итогом затворничества и ежедневных принудительных восхождений, я начинала быть похожа на профессиональных спортсменок, с рельефами на теле. Просто всю свою боль, злость, ненависть, неудовлетворенность я вкладывала в это хобби. Оно спасало меня от ненужных мыслей, и избавляло от душевной усталости.
И как ни странно такое рвение пугало одну лишь Рашель. Она скорее чувствовала, чем понимала, что дело вовсе не в Стэнли. Она видела, что он вовсе не вдохновил меня тогда, и тем более не впечатлил. Я видела всю ее тревогу, и все боялась, когда она, применив силу своего ума, начнет рассуждать и придет к некоторым логическим умозаключением… и тогда от расспросов не отделаться. Но Рашель молчала. Я подозревала, что это было чувство вины, которое ее мучило, за то что она вывесила мои фото, интуитивно догадываясь, что именно это каким-то образом стало причиной моего затворничества и печали.
И пока шли дни, мою душу и мысли грела лишь поездка на один день к развалинам замка, которую нам обещал учитель истории еще в прошлом году. Это должна была быть экскурсия, в которую не брали никого кроме выпускников.
И в то же время, я впервые была не совсем уверена, что хочу этого, так как раньше. Потому что мне было неприятно видеть Ирвинга, когда у него кажется, снова начался налаживаться с кем-то роман. Пока что я не знала и даже не догадывалась с кем, об этом лишь ходили слухи и домыслы, потому как часто видели его едущим в романтические места на берегу, куда всегда ездили парочки, если хотели уединится. Я ревновала до чертиков и сжигала себя этим. Смотреть на него за ужином и думать о том, к кому он поедет сегодня вечером, или с кем может провести ночь? Кто она? Насколько красива? И чувствует ли Ирвинг ко мне еще что-либо?
Когда его внимание по отношению ко мне стало все реже провялятся, я наконец смогла до конца поверить, что все кончено. Больше я ему была не нужна. Эта тишина с его стороны, убивала даже больше, чем слова ненависти. Тишина, хуже громких слов.
Проходя мимо меня в коридоре, или сидя рядом на уроках, Ирвинг не смотрел на меня. И я почти поверила, что скоро боль начнет утихать. Ему это далось так легко, значит и я смогу.
В день поездки мы шли в школу вместе с Рашель. Хорошо, что я должна была заходить за ней, так у меня было объяснение, почему я не жду Ирвинга, и так же я могла набраться смелости провести этот день весело. Да ладно, зачем себе врать. Набраться смелости, но только лишь для того, чтобы выдержать вероятность того, что Ирвинг будет наверняка ходить в обнимку со своей девушкой.
Мне было не очень весело, но стекло входной двери дома Рашель, показало мне совершенно иное отражение. Я вовсе не выглядела расстроенной или встревоженной - скорее просто спокойной и цветущей. Симпатичной, даже так. Отстраненной, вот точное слово. Думаю, никто не мог понять по моему выражению лица, что со мной происходит на самом деле.
Рашель как всегда была не в настроении, потому как ей не особо нравилось принимать участи в культурно-массовых походах. О чем явно говорил ее наряд - юбка, каблуки, симпатичный свитер. Ни что в ее образе не говорило о том, что она собралась в поход.
- Ты начинаешь делать из меня правильную девочку, - пожаловалась мне Рашель, придерживая не плече небольшой портфель, единственное, что она сочла нужным в походе. И тут же надула губки и перехватив взгляд каких-то парней, улыбнулась им. Проходили они мимо после такого очень медленно. Я закатила глаза, хотя, что с нее возьмешь.
- Почему? - я удивленно пожала плечами. Меня саму уже трудно было назвать правильной девочкой, хотя об этом никто не догадывался.
- Потому что, вместо того, чтобы прогулять, или уже на худой конец ехать с девчонками в машине, я согласилась на поездку с тобой в автобусе!
- По-моему ехать в автобусе весело, - сказала равнодушно я, и добавила, - а Мини ужасно водит - ты лишь представь, что было бы с твоей прической после ее езды, - я попыталась съехидничать. Как мне не хватало этого, с тех пор, как мы перестали перекидываться пикировками с Ирвингом.
- Ты бы свой гробовой голос слышала - "по-моему ехать в автобусе весело", - перекривила меня она, при этом пропустив мимо ушей мое ехидство. - Не хватает еще тебе сгорбиться при этих словах и натянуть на голову шляпку, как у моей бабуле. По тебе и не скажешь что для тебя поездка я веселая. В лучшем случае наказание.
Интересно, я уже упоминала о том, как ненавижу проницательность Рашель, которое она прячет за видом глупенькой такой гламурной девочки.
- Наоборот, - возразила я, и сама понимая, как кисло звучит мой голос, - поездка, шанс отдохнуть. Пару дней назад я пообрывала пальцы на новой стенке, и теперь не могу подниматься примерно неделю. Дома скучно. Поездка разнообразие.
Я потупилась, понимая, что не смогу выдержать пронзительного взгляда Рашель. Мне казалось, она видит меня насквозь.
- Не знаю, что творится в твоей хорошенькой голове, но оно тебя сводит с ума, - строго сказала мне Рашель.
Мне очень хотелось бы с ней поделиться тем, что творилось со мной. Я даже задумалась на одно мгновение о том, что ей можно довериться, и как раз в это время заметила, как Ирвинг идет, веселясь в компании одновременно двух девушек. Он улыбался и смеялся, и я готова был поклясться, что это был радостный смех. Я смотрела на это словно зачарованная. Ирвинг был радостным, и совершенно иным, а я этого даже не заметила. В нем не стало вдруг смертельной усталости и тоски, которые я могла раньше замечать, но не другие. Неужели наше расставании, сделало его счастливым? Я была задета этим. Даже больше, как так случилось, что Ирвинг вдруг превратился в счастливого человека, а я начинаю преображаться в развалину, старуху, как мне о том, и говорила Рашель. Возможно ли такое, что моя персона удерживала в нем ненависть, или просто он концентрировал ненависть на мне?