Мне показалось, что меня уронили в битое стекло, покатали по нему, потом окунули в кислоту и разорвали на части. В висках стучала боль. Все было не так, как раньше.
"О черт! Я разве не умер?"
Я увидел туманный свет. Серебристый и холодный. Что-то теплое гладило меня по лбу. Это было приятно.
- Мне кажется, он приходит в себя, - прошептала она.
Мои глаза медленно открылись.
- Кейт? - прохрипел я.
За ее спиной была ребристая каменная стена. Это была та же комната, в которой я провел полдня. Но солнце уже не светило. Ее освещал чистейший Сердечный свет, и пульс в стенах стучал ровно и удовлетворенно.
- Я здесь. - Она коснулась моей щеки. С улыбкой. Она улыбалась. - Эй!
- Добро пожаловать обратно!
Это произнес наш проводник. Он откинул капюшон, и я изумленно уставился на него.
Гладкая кожа. Ровный нос, низкие широкие скулы, синие глаза. Он не победил бы на конкурсе красоты, но он не был и грубо сколоченным лайнбекером с изрытой оспинами кожей и редкими зубами.
Впрочем, он тоже был горгульей. Это не подлежало сомнению. У него были заостренные уши, и я чувствовал, как в его груди бьется Сердце, эхом отражающее пульсирование стен.
- Какого…
Это было все, что мне удалось из себя выдавить.
- Прими мои поздравления. - Он заправил прядь длинных прямых темных волос за ухо. - Ты прошел испытание. Теперь ты Посвященный. Ты можешь остаться здесь, но также можешь вернуться в мир и выполнять ту же работу, что и прежде. Со своим Сердцем.
Он бросил взгляд в сторону Кейт, все еще одетую в красное платье. Оно было сшито из атласа, и, клянусь богом, ее прелести выглядели в нем… еще прелестнее.
- Чего?
Я моргнул. Кейт еще раз погладила мою щеку.
- Они сказали, что ты не причинишь мне вреда. - Ее улыбка была уже не такой усталой. Вырез на платье был достаточно низким и позволял видеть верхний край знака на ее левой груди. Лилия переливалась темным флуоресцирующим светом. - Все, что мне было нужно делать, - это кричать. Подумаешь! За последнее время я только это и делала.
- Я предоставлю вам возможность познакомиться, - галантно кивнул наш проводник. - Брат. Мисс Кэтрин.
- Какого черта? - Я никак не мог опомниться. Мое тело ныло, но постепенно боль стихала. - Сердце…
- Сердце получило свой оброк. - Проводник кивнул. - Ты его исполнил. Отдыхай.
С этими словами он покинул комнату. Дверь тихо затворилась за ним, а я уставился, на Кейт. Я смотрел на нее так долго, что она неловко пожала, плечами.
- Все это чертовски странно… - Она втянула голову в плечи. - Но это лучше, чем сидеть за кассой в "Ивил-Март".
- Он выглядит…
- Неплохо, да? Но ты гораздо лучше. - Улыбка озарила ее лицо. - Они мне все объяснили. Ну почти все. Ты сделал то, что должен был сделать, и теперь ты свободен.
- Я думал, что я умер.
Слабость вернулась. Я приподнялся на локтях и поднял руку.
Пальцы по-прежнему были мозолистыми и сильными, но они не были ни серыми, ни сучковатыми. Коснувшись лица, я не ощутил под пальцами неровностей. Кончики пальцев скользнули по гладкой коже и щетине. Мой нос тоже перестал быть расплющенным грибом. Я провел языком по зубам. Знакомая география у меня во рту изменилась. Если бы я взглянул в зеркало, то, скорее всего, не увидел бы желтого штакетника. На его месте, видимо, находились белые жемчужины.
Я находился в теле какого-то незнакомца.
- Я догадалась, что ты в меня, типа, влюбился.
Кейт присела на низкую скамеечку. На противоположной стене комнаты висело зеркало, но я не был уверен, что мне хочется в него посмотреть. За окном в мягком серебристом Сердечном свете дремал сад. В окно просочился аромат жасмина.
- Я не уродлив?
Это был вопрос, достойный пятилетнего ребенка.
- Ты никогда не был уродлив. - Она скрестила руки на груди. - Но нам предстоит научиться общаться друг с другом. И кстати, как мне к тебе обращаться? Неужели ты никогда не пытался как-нибудь себя называть?
Какое-то время я сидел с открытым ртом и смотрел на Кейт, пока она не прыснула со смеху. Это был очень приятный звук, и улыбка на моем потрясенном и все еще чужом лице мне самому показалась сияющей, как солнце.
- Называй меня, как хочешь, - пробормотал я, и она снова скорчилась от смеха. Я откинулся на подушки кровати и молча смотрел на нее. Мне казалось, что я проснулся посреди Рождества. - Я не уродлив?
- Ты никогда не был уродлив, - повторила она. - Никогда.
Она сделала какое-то движение, и мне показалось, что она собирается встать. Я вскинул руку, чтобы ее остановить.
Руку незнакомца.
- Кейт, я тебя очень прошу, прости меня. Я…
Она снова опустилась на скамеечку и посмотрела на меня. Мы очень долго смотрели в глаза друг другу.
- Ты просишь прощения за то, что привез меня сюда в полной уверенности, что я стану жертвоприношением?
Я кивнул, с трудом шевельнув шеей, которая была как будто сделана из заржавевшего железа. Мои рассыпавшиеся по подушке волосы шевельнулись.
Она кивнула. Прядь золотых волос упала ей на глаза. У нее был такой торжественный вид, что Сердце во мне (а оно по-прежнему было у меня в груди, тикая, как ни в чем не бывало, как будто я не пронзил его ножом) перевернулось. Если бы я мог вырвать его и отдать ей, я бы это сделал.
Потому что оно все равно с самого начала принадлежало ей. Вы с этим согласны?
- Да уж. - Она поудобнее устроилась на скамеечке. - И все-таки это лучше, чем сидеть за кассой в "Ивил-Март". А ты пока просто расслабься. Они сказали, что мы должны придумать тебе имя. И еще они сказали, что мы можем поехать, куда захотим, что тебе предоставляется отпуск, который ты так и не взял.
Мое сердце несколько секунд мучительно работало. Наконец мне удалось выдавить из себя:
- Как ты относишься к Бермудам?