И потому, как бы ни жаждала она услышать Сережин голос, а приходилось держать себя в руках. В конце концов, Влад обещал иногда в качестве бонуса позволять им пообщаться в неурочное время. Значит, нужно показать ему, что она полностью лояльна, заслуживает высочайшего доверия, за что и можно наградить ее долгожданной премией. А маме и подружкам она сможет позвонить позже, из кабинета Майорова. Конечно, не слишком приятно, когда кто-то чужой набирает номер, зато не подслушивает - в этом Лена убеждалась неоднократно. Едва только Влад набирал последнюю цифру номера и передавал трубку Лене, сам тут же хватался за мобильный - кому уж он звонил, неизвестно, но разговора ее явно не слушал, потому что сам в это время тихонько, чтобы не мешать ей, обсуждал с кем-то свои дела. На всякий случай даже отворачивался от нее, демонстрируя: меня не интересует, о чем ты говоришь, я тебя даже не вижу. Дескать, чувствуй себя спокойно. Как будто все эти условности можно было принять за нормальную свободную жизнь.
В лету кануло еще три субботы. Увы и ах - Лена едва не плакала от обиды, но все они мало чем отличались от первой встречи. Жаркий поцелуй вместо приветствия, после чего вся получасовая беседа так или иначе крутилась вокруг проблем Сергея. Еще дважды он выспрашивал Майорова насчет написания устава, в третий раз все полчаса возмущался, что аренда в облюбованном районе оказалась баснословно дорогой. Минул почти месяц, а он практически так и не сдвинулся с мертвой точки - даже регистрацию, по его словам, должен был получить со дня на день.
В общем и целом эти встречи не приносили Лене ничего, кроме расстройства. В присутствии Майорова никак не удавалось отвлечься от дел и насладиться обществом друг друга. В те же пять минут, что они с Сергеем оставались наедине - если только можно считать уединением нахождение посреди заполненного посетителями зала - уходили опять же в слова. Корниенко убеждал ее, что все будет хорошо, просил потерпеть ради высоких целей. Целовал, ласково гладил по щекам, и Лена ловила на себе изумленные взгляды - пришла с одним, целовалась с другим. А уходить опять доведется с первым: почему-то так повелось, что Сергей непременно оставался за столиком, хотя это и не было обусловлено никакими договоренностями.
Мало-помалу напряжение первых дней растаяло. Не то чтобы Лена стала получать удовольствие от постоянного присутствия Майорова. Вернее было бы сказать, что она перестала испытывать неловкость в его обществе. Не было в их совместном проживании ровным счетом ничего приятного, но и неприятие ныне ушло в небытие.
Из откровенного врага Влад постепенно превращался в вынужденного соседа - пусть и не слишком обаятельную личность, но и, наверное, не самую вредную. По крайней мере, все Ленины просьбы удовлетворялись немедленно: хотелось ей сходить на выставку или увидеться с родственниками - пожалуйста: Майоров откладывал все свои дела и ехал в указанном направлении. Послушно сидел в крошечной кухоньке, если Лене нужно было посекретничать с матерью. Или же все вместе пили чай с вишневым вареньем, которое, несмотря на обилие готовых конфитюров, Ирина Станиславовна готовила по старинному рецепту.
На работе тоже стало немножечко легче - Лена пообвыклась в новом коллективе, немножко ближе познакомилась с Агнессой Кусакиной, и поняла, что она, вопреки красноречивой фамилии, совсем не кусается. Очень даже напротив - та никогда не злилась, если Лена допускала откровенные ошибки в документах, лишь деликатно на них указывала. Максимум, что позволяла себе начальница, так это попросить сотрудницу быть немного внимательнее.
Иногда они забывали про работу и болтали на отвлеченные темы. Если вдруг разговор заходил о руководстве "Роспромтрансгаза", Агнесса очень уважительно отзывалась о Майорове. Такие моменты Елена не любила. Потому что в речах начальницы Владислав Алексеевич выглядел образцом для подражания, а никак не высокомерным двуличным типом, каким знала его Лена. Несоответствие образов раздражало ее, она не знала, что и думать: то ли шеф очень хорошо платил Агнессе, за что она его и боготворила, то ли… О втором варианте думать было намного противнее, чем о первом, но Лена никогда не считала себя наивным человеком, а потому понимала: скорее всего зарплата, сколь бы высока она ни была, тут не при чем. Вероятно, Агнесса, как и остальные сотрудники, была уверена, что новая сотрудница - любовница Майорова, а потому и не озвучивала истинных своих мыслей о нем, опасаясь, как бы Лена не донесла до шефа мнение подчиненных.
Ее это ужасно злило. Несколько раз она намекала, что не имеет к Владиславу Алексеевичу ни малейшего отношения, однажды даже прямым текстом высказала свое, мягко говоря, отрицательное к нему отношение. Все ее попытки были бесполезны. Однако обвинять Агнессу в глупости или недоверии было бы бесчестно: ну какой нормальный человек поверит, что между начальником и сотрудницей ничего нет, если каждое утро и каждый вечер они садились в одну машину? Если обеденные перерывы они проводили вместе, и даже на служебные мероприятия отправлялись опять же рука об руку. И разве могло укрыться от любопытных глаз, что в шесть часов вечера, когда практически все сотрудники стремительной походкой шагали к станции метро Кузнецкий мост, Елена Оболенская, скромная служащая отдела экономического развития, отправлялась в кабинет руководителя компании.
Ничем не примечательный понедельник закончился неожиданным праздником. Маленьким, скромным, ничего не обещающим, и все же.
После работы, как обычно, заехали в супермаркет. Однако оттуда Влад вышел загруженным под завязку: какие-то коробочки, свертки, кульки. Расторопный водитель подсуетился вовремя, иначе пара пакетов рисковали оказаться на асфальте. Лена ничего не сказала. Уставилась в окно, старательно демонстрируя равнодушие - мало ли, для кого он все это понабирал. Лично ей от него ничего не нужно.
Только дома, выложив покупки на стол, Майоров торжественно провозгласил:
- Ну что, Алена, отметим праздник?
Какой еще праздник? Какие вообще в ее положении могут быть праздники, если позавчерашняя встреча с Сергеем расстроила ее настолько, что она думать ни о чем не могла кроме того, как бы отменить их следующее свидание под надзором недремлющего ока Майорова. Опасалась, что не выдержит, сорвется, наговорит Сереже неоправданных гадостей. Или оправданных? В любом случае ей нынче не до праздников.
Владу оказалось достаточно ее вопросительного взгляда. Объяснил со странным выражением голоса, то ли с обидой, то ли с недоумением:
- Месяц! Алена, сегодня же месяц твоего заточения. Ты что, забыла?
Та промолчала. Забыла? Она прекрасно знала, какое сегодня число, как и дату начала идиотского эксперимента по испытанию их с Сергеем любви. Но почему-то даже не подумала о том, что прошел уже месяц. Она считала не дни, не месяцы, а лишь субботы. Прошло четыре, значит, осталось еще сорок восемь суббот. Ужасных, бессмысленных, неприятных. Когда Сережа, казалось бы, вот он, сидит рядышком, обнимает. Но при этом почему-то кажется таким чужим, далеким. Словно они расстались на целую жизнь, и встретились лишь спустя полстолетия, которое каждый из них прожил автономно. Но желанная встреча не принесла ни малейшей радости, потому что разлука нанесла их чувствам непоправимый урон. Неужели ее любовь померкла? Всего за месяц? Да нет же, нет. Абсурд. Ничего не померкло. Просто встречаться с Сергеем в присутствии Майорова было так унизительно. Просто Сережу больше интересовала не Лена, а его газета, которая и теперь, спустя месяц, все еще оставалась лишь его радужной мечтой. Просто… Все так просто. Но почему же тогда так муторно на душе?
- Нет, не забыла, - не слишком уверенно произнесла она. - Думала, ты забыл. Впрочем, такое ли уж это событие?
Влад посмотрел на нее серьезно, чуточку дольше положенного. Ответил таким тоном, словно сам задавал вопрос:
- Это, Алена, событие. Месяц из двенадцати - это не так уж мало. Осталось всего одиннадцать, разве тебя это не радует?
Она промолчала. А что тут скажешь? Разве объяснишь ему, передвижному калькулятору, что ее не радует ни один день в его обществе? Разве он сможет понять, что этот месяц можно смело считать потерянным. Нет, украденным. И украл его он, Майоров. Но ему мало, он хочет украсть у нее еще одиннадцать. Зачем ему это, зачем?
А собеседник словно бы не замечал ее дурного настроения. С веселостью - наигранной? или ему действительно было весело? - накрывал на стол. Шампанское, коньяк, мартини. Икра, очищенное мясо краба, выложенное розовыми жгутиками на тарелку, гребешки в горчичном соусе, солянка из морской капусты с кальмаром и мидиями. Посреди этого деликатесного царства банка обыкновенных огурцов смотрелась нелепо и чужеродно.
- Как ты относишься к морепродуктам? - запоздало поинтересовался Влад, услужливо отодвигая перед Леной стул.
Та пожала плечом. Не то чтобы она сама не знала - любит ли она морепродукты или нет. Какой дурак от них откажется? Просто в эту минуту ей было не до деликатесов. Как-то вдруг стало еще обиднее, чем раньше, что этот месяц практически выпал из ее жизни.
- А я люблю, - радостно продолжил он, открывая шампанское. - Ничего, что икра красная? Вообще-то черная куда дороже и считается полезнее, но я ее почему-то терпеть не могу. Даже не верится, что кому-то она может нравится. Мне она болотом воняет, и хоть ты тресни.
Он рассмеялся:
- Я столько раз себя насиловал! Ну как же - черная икра, настоящие джентльмены должны знать в ней толк. И на бутерброд мазал, и так ел, и с крекерами на приемах…
Налил шампанское в бокалы:
- Да ну ее, ту икру.
Поднял бокал в направлении Елены, подождал, пока она поднимет свой, провозгласил:
- За месяц. Надеюсь, он был не самым плохим…
Лена едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть ехидно.
- За то, чтобы следующие одиннадцать оказались для тебя более легкими и быстрыми. И вообще - за тебя, Алена. Таких, как ты, еще поискать. В наше время с декабристками ох как туго, ты уж мне поверь. За тебя!
Бокалы издали печальный звон, словно опасаясь за свою целостность. Лене хотелось высказать, наконец, все, что накопилось в душе. Но природная скромность и хорошее воспитание сделали свое дело - она вновь промолчала. Отхлебнула шампанского, снимая пробу - раньше все больше игристое пила, какое-нибудь "Советское" или "Крымское". На этом же была незнакомая этикетка с неразборчивым названием латиницей. Напиток оказался холодным, в меру резким и в то же время мягким, кисловатым с едва заметной сладостью. Неизвестно, как там с алкоголем, а вот жажду таким шампанским, должно быть, очень хорошо утолять. И она выпила до дна.
Пока она пила, Майоров успел намазать ей бутерброд икрой. Неожиданно для себя Лена улыбнулась: была уверена, что Влад не упустит возможности в очередной раз пустить пыль в глаза, и выложит на хлеб едва ли не всю банку. Ошиблась: икры было ровно столько, сколько она сама положила бы: не слишком густо, чтобы не было чересчур солоно, но и "не лысо", когда одна икринка разыскивает другую при помощи Интерпола.
Бутерброд оказался неожиданно вкусным. Не то чтобы Лена никогда раньше не ела икры - пусть нечасто, но пробовала, конечно. Просто настроение было таким серым, пресным, что и все вокруг казалось таким же словно бы неживым, как будто нарисованным. И вдруг посреди этой серости - яркие брызги цвета и вкуса: кисло-колючее вино, сладковато-соленый бутерброд. А икринки так забавно лопались во рту, как будто рыбное шампанское. От такой ассоциации она не сдержалась и весело фыркнула.
Майоров насторожился:
- Что-то не так?
Лена слишком поспешно замотала головой:
- Нет-нет, все хорошо!
У того едва заметно дрогнули брови, выдавая подозрительность:
- И все-таки?..
Да что ж он такой настойчивый? Лена сконфузилась:
- Да нет, Влад, честно. Все хорошо. Просто… Икринки лопаются, как шампанское. Как рыбное шампанское…
И почувствовала, как щеки заливает жар, отчего еще больше смутилась.
Пару секунд Майоров смотрел на нее с явным недоумением, и Лена уже готова была провалиться сквозь землю. Надо же было сморозить такую глупость.
Глаза собеседника заиграли веселыми огоньками, и он расхохотался:
- А ведь и правда! Почему мне это никогда не приходило в голову?!
От облегчения Лена тоже рассмеялась. Уж лучше пусть он над ней смеется открыто, чем недоумевает в душе: надо же, такая молодая, а как судьба жестоко посмеялась над девочкой…
Одна-единственная нейтральная фраза иной раз способна растопить многовековой лед. Обстановка за столом в мгновение ока стала непринужденной и даже дружественной. Впервые за прошедший месяц Лена ощутила себя свободным человеком. Откуда-то изнутри вдруг пришло понимание: а чего его бояться, стесняться? Не понравится ему что-то - и хорошо, пусть он сам же, первый, нарушит условия контракта, разорвав все договоренности. Почему она должна чувствовать себя скованной и неуверенной? В конце концов, не она придумала это идиотское пари, не ей и стыдиться.
С пониманием этого словно гора с плеч упала. Свобода и раскрепощенность распирали ее. Захотелось вдруг вытворить что-то такое, чтобы продемонстрировать Владу независимость. Но в голову упорно ничего не лезло. Тогда Лена схватила бутылку шампанского и щедро плеснула в свой бокал. Лишь после этого равнодушно поинтересовалась у хозяина:
- Тебе налить?
Тот смотрел на нее вроде серьезно, по крайней мере, на его лице не отражалось и тени улыбки. Зато глаза выдавали его с головой: никогда еще Лена не видела его таким. Он словно бы ожил, превратился вдруг из говорящей мумии в живого человека.
- Нет, спасибо. Я предпочитаю коньяк, если ты не возражаешь.
Лена не возражала. Она только смотрела на него недоуменно: дескать, а мне-то какое дело, будешь ли ты пить коньяк или лимонад?
Откупорив крышку, Майоров плеснул себе коньяку. Практически черный в бутылке, в рюмке он сверкал коричневато-оранжевым теплым светом.
- Алена, ты замечательно управляешься с бутылками, но в следующий раз все-таки предоставь это мне. Я привык считать себя джентльменом, а так получается…
Он не сказал, что именно получается, но Лена и без слов его прекрасно поняла. И вместо смущения испытала неимоверную радость: то-то же, голубчик, есть и у тебя слабые места. Теперь держись.
- За тебя, Алена. За твою жертвенность. Знаешь, я по-хорошему завидую Сереге. Честно. За такую, как ты, следовало бы побороться.
Майоров неспешно, словно пробуя напиток, отпил несколько глотков и аккуратно поставил рюмку на стол. Елена не удержалась от сравнения - а Сергей непременно выпил бы махом, до дна. Коньяк дал бы о себе знать спустя каких-нибудь пять минут - Корниенко всегда очень быстро пьянел, но не мог удержаться от соблазна выпить, чем непременно приводил подругу в смятение.
После маленькой заминки, вызванной размышлениями на тему "а не шутит ли он, не издевается ль?", она тоже выпила. Манерничать, однако, не стала. Не потому что хотела напиться, а сугубо в пику Майорову. Мол, ты такой, а я совсем другая, мы разные, как бы ты ни корчил из себя демократа. Намеренно закусила шампанское огурцом и скривилась, не сдержавшись: после приятно-колючего вина во рту разлилась уксусная кислятина.
- Что, невкусно? - Влад скривился вместе с ней. - Так что ж ты! Полно же всего.
Отрезал от жгутика кусочек краба, протянул ей на вилке:
- На, заешь.
Попробуй устоять против такого искушения. Лена хотела демонстративно отказаться, но нежный сладковатый аромат мог сломить любую решимость. Она не удержалась и послушно раскрыла рот. Мягкое волокнистое мясо таяло во рту. От блаженства глаза прикрылись сами собою.
- У-мм, - промычала она и вдруг вспомнила, что рядом сидит неприятель. Чего это она так расслабилась?
Однако во взгляде Майорова не было ни грамма насмешки. Он смотрел на нее тепло, совершенно по-дружески, и Лена тут же расслабилась. В конце концов, не съест же он ее. Это не предусмотрено контрактом.
Следующий кусок краба оказался во рту Майорова, и тот тоже замычал довольно:
- Ммм! Обожаю морскую кухню! А ты гребешки попробуй - объедение. Только я предпочитаю их сам готовить. Без лишних заморочек - они сами по себе вкусные. Кинуть на сковородочку сливочного масла, а потом гребешков… У-уу! С ума сойти! Не только язык проглотишь - вилку вместе с пальцами съешь. Ты ела когда-нибудь жареные гребешки?
Лена замотала головой - какие гребешки, она и название-то такое слышала раз или два в жизни.
- Вернее, они получаются не столько жаренные, сколько тушеные, но зато вкуснотища неописуемая! Я приготовлю в воскресенье - сегодня просто уже поздно, так я взял кулинарские. У тебя на воскресенье пока нет планов?
Издевается или нет? Так и не поняв, Лена смешливо фыркнула - мол, еще спрашиваешь. Влад тоже хохотнул весело:
- Ну тогда запиши его за мной.
Как будто у нее могли быть другие варианты.
- Устроим маленький пикничок. Я все приготовлю, а потом поедем куда-нибудь подальше от города, от людей - надоела суета. Целый день будем отдыхать.
- Ты? Отдыхать? - она недоверчиво уставилась на него. - Ты же кроме работы ничего не умеешь!
- Почему не умею? Умею. Я, Алена, на многое способен. Но ты права - работа, сволочь, забирает массу времени. Ничего не поделаешь: назвался груздем - полезай в кузовок. Но иногда все-таки нужно позволять себе маленькие радости, правда? Иначе зачем нужен этот бизнес?
В голове приятно шумело. Лена не была пьяна, но после шампанского в голове ощущалась такая легкость, и вообще обстановка казалась такой непринужденной, располагающей к общению. И Майоров был уже не надутым индюком, помешанным на работе, а вполне компанейским и даже обаятельным человеком. Она согласна закивала: да, да, а иначе как же?!
- А то так и лето пройдет, а мы ни разу не искупаемся. О, слушай, Алена, а почему бы нам завтра после работы не рвануть куда-нибудь поближе к воде? Вечером вода теплая, и жарко уже не будет.
Идея показалась ей потрясающе свежей:
- Точно! - радостно воскликнула она.
Ее энтузиазм подогрел Майорова:
- Отлично, договорились. С утра захвати купальник, чтоб не заезжать домой. А я позабочусь о тормозке - не ехать же с пустыми руками. Знаешь, я обожаю чего-нибудь пожевать на воздухе.
Лена сконфузилась:
- Упс. Ничего не получится. Я купальник не брала, он дома остался. Я же не думала, что мы с тобой по пляжам шастать будем.
- Дык… Не проблема. Купим новый.
И вот это его "купим" все испортило. Так мог бы сказать Сергей, но какое право имел говорить это Майоров? Кто он такой, чтоб покупать Лене купальники?
Увидев, как она поникла, Влад тут же попытался исправить положение:
- Или заедешь домой, возьмешь старый, если он тебе так дорог. В обед, например.
Лена взглянула на него заинтересованно. Что это, оговорился? Имел в виду "заедем", или?..
- Ради моего купальника ты пожертвуешь обедом? Ты же и так практически на ходу жуешь.
В его взгляде уже не играли веселые лучики. Влад стал серьезен, как обычно, то есть до противности.
- Я сказал "заедешь", - повторил он, нажимая на последнее слово. - Андрей тебя подбросит. Хочешь - в обед, хочешь - в рабочее время. Не хочешь с Андреем - езжай сама.
Сама? С чего бы это он так расщедрился? Вроде и выпил всего ничего. Или это провокация? Лена так и не ответила, только смотрела на собеседника с недоверием, ища в его словах подвох.
Тот разозлился: