Майоров же… Не то, чтобы вызывал в ней теперь теплые чувства - Лена по-прежнему относилась к нему ровно, как к лучшему другу своего жениха. Однако она однозначно не испытывала к нему неприязни. Старалась не слишком-то расслабляться в его присутствии, напоминала себе, что от него очень во многом зависит их с Корниенко счастливое будущее. Но уже удивлялась: как она могла видеть в нем сухого, бесчувственного "хомо бизнесменикуса"? Почему так боялась его, он ведь совсем не страшный. Да, это с его подачи они с Корниенко оказались вовлечены в этот совершенно идиотский эксперимент, но кто виноват больше: тот, кто предложил, или тот, кто согласился?
А еще Лена не переставала удивляться его благородству. Ведь она была больше чем уверена: Влад намеренно спровоцировал ее на побег, чтобы с полным основанием разорвать грозящий ему непомерными тратами контракт. И он был бы абсолютно прав - она действительно нарушила условия договора. Но Майоров почему-то проявил благодушие, закрыв глаза на этот факт. Его благородство потрясло Лену до глубины души - что это, обыкновенное желание пустить пыль в глаза? Или в самом деле частичка его натуры?
Между тем неумолимо приближалась суббота. Если раньше Лена ждала ее с надеждой, то теперь с явной опаской. За прошедший месяц ее чувство к Сергею претерпело существенные изменения. То, что она по-прежнему считала его женихом, ни в малейшей степени не означало, что она не способна на него злиться. Причем, странное дело - чем меньше неприязни вызывал в ней Майоров, тем больше раздражал ее Корниенко. Хотя, казалось бы, должно было быть наоборот. Если бы ненависть к Владу в Лениной душе не усыхала, а лишь увеличивалась, и в обратном случае - она с каждым днем должна была все больше скучать по Сергею, все больше любить его. Или за то, что на фоне Майорова он оказался таким чистым и неиспорченным, либо за то, что благодаря Корниенко Лена познакомилась с еще одним хорошим человеком. Однако приближение очередной субботы вызывало в ней отнюдь не приятные эмоции.
Как всегда, Сергей уже ждал их в кафе. При ее появлении вскочил и вытащил откуда-то шикарный букет белых роз. Цветы ее, несомненно, порадовали, однако что-то изнутри неприятно кольнуло: раньше он никогда не дарил ей таких цветов. Разве что пять тюльпанов на восьмое марта да три розочки на день рожденья. Тут же роз было не меньше дюжины - она еле удержала тяжеленный букет на длиннющих стеблях. С какой это радости? Что-то произошло? Майоров позвонил ему и доложил о их маленьком инциденте? Корниенко оценил ее самопожертвование?
Лишь только она взяла цветы, Сергей впился в ее губы жадным поцелуем. Рука едва держала толстую связку стеблей, Лене было ужасно тяжело - букет выскальзывал из узкой ладошки. Так было жалко, что эта неописуемая красота, такая, наверное, жутко дорогущая, сию минуту окажется на полу, что ни поцелуй Корниенко, ни его горячность не порадовали ее. Она раздосадовано оттолкнула Сергея и присела за столик, с огромным облегчением уложив цветы на колени.
Корниенко смотрел на нее обиженно, и не мог произнести ни слова. Влад тихонько подтолкнул его в спину по направлению к столику:
- Ну, что будем заказывать?
Кушать Лене совершенно не хотелось - они с Майоровым только-только вернулись с прогулки по парку отдыха, где на свежем воздухе великолепно пошли шашлыки с помидорами.
- Я бы выпила чего-нибудь холодненького, - ответила она и посмотрела на Сергея.
Тот выглядел несколько обескуражено, словно незаслуженно обиженный ребенок. Лене стало стыдно. Зачем она так? Он ведь от всей души, а она…
- Как ты, Серенький? - она тепло улыбнулась. - Извини, просто цветы ужасно тяжелые, я боялась их уронить.
Корниенко вздохнул с явным облегчением:
- Фух. Я подумал, что ты…
Он не объяснил, что именно подумал, а лишь невразумительно повел рукой. Но Лена отчего-то почувствовала, что краснеет.
- Что ты, дурачок, - поспешно ответила она и еще более обворожительно улыбнулась, стараясь загладить обиду. - Я очень рада тебя видеть. Как ты?
Подошел официант. Худой, высокий, в накрахмаленной белой рубашке с длинным рукавом - в такую-то жару! - с красной бабочкой и совершенно безликим лицом:
- Что будем кушать?
"Кто будет, а кто и посмотрит" - с неприязнью подумала Лена и повторила, обращаясь к Майорову:
- Я бы выпила чего-нибудь холодненького.
Знала - он поймет. Самой лень было выбирать: вино, шампанское, пепси или сок. Пусть Влад заказывает на свое усмотрение.
- Значит, так. Даме для начала бокал шампанского. Только хорошо охлажденного.
Посмотрел на нее с немым вопросом: мол, тебя устраивает мой выбор? Та едва заметно кивнула. Да, после шашлыков с острым соусом ледяное шампанское с колючими бульбашками было бы в самый раз. Улыбнулась краешками губ и еще раз кивнула, на сей раз увереннее.
- Ну а нам… Серега, по коньячку?
Тот пожал плечом, не спуская глаз с Лены.
- По коньячку, - подтвердил Майоров. - И… ну не знаю, апельсинов, что ли, порежьте. Ананасов. Как-то в такую жару ничего не лезет. И цветы в вазу, пожалуйста.
Официант черкнул что-то в маленьком блокнотике и, вышколено склонившись в полупоклоне, неспешно удалился с букетом, неся в себе безмерное достоинство.
За столиком повисла тишина. Лена чувствовала себя жутко неловко. Обожающий взгляд Корниенко почему-то обжигал ее, был чем-то неуловимо неприятен.
- Ле-енка, - протянул тот и улыбнулся. - Я так соскучился…
Наклонился к ней и поцеловал. Хотя цветы ей уже не мешали, Лена по-прежнему не ощутила восторга. И без того было жарко, а его губы были такими горячими… Однако же прерывать поцелуй повторно ей казалось верхом невоспитанности, и потому пришлось терпеть, пока Корниенко нацелуется вдоволь.
Когда Сергей, наконец, отпустил ее, Лена готова была умереть от позора. Почему-то ужасно неловко было перед Майоровым. Хотя ведь тот прекрасно знал, что они с Корниенко жених и невеста, а стало быть, им сам Бог велел целоваться, тем более что виделись они теперь так редко. Однако, как бы нелепо и нелогично это ни выглядело, Елена испытала чувство настоящего стыда. Отвернулась, не смея посмотреть на Влада. Почему? Боялась увидеть в его глазах осуждение? Но ведь она имела полное право целоваться с женихом. Что с ней происходит?
За столиком повисла неловкая тишина. На правах хозяина положения Майоров нарушил ее безмятежным тоном:
- Ну что, Серега, как успехи?
Тот оживился:
- Зарегистрировал! Я теперь хозяин газеты!
- Ну, пока что там я хозяин, - поправил его Влад. - Ты им станешь только через одиннадцать месяцев, да и то при условии, что газета к тому времени начнет давать устойчивый доход.
- Да конечно начнет! Куда она денется, правда, Ленка?!
Он несильно, но демонстративно ущипнул ее за бок, и Лена снова испытала стыд. К счастью, в эту минуту вернулся официант, неся на подносе высокий фужер с шампанским, два крутобоких бокала с колыхавшимся в них темным напитком и плоскую вазу с резаными фруктами.
Разговор завял. В воздухе чувствовалась какая-то неловкость, и Лена тут же вспомнила поговорку: "Хочешь потерять друга - займи ему денег". Не это ли сейчас происходило между Корниенко и Майоровым? Зачем он так? Сергей ведь искренне радовался, а Влад осадил его колким замечанием. Вроде: "Не забывай, что газету ты открываешь за мой счет, и эти деньги ты будешь выплачивать мне по мере сил и возможностей". Да уж попробуй забыть об этом, когда над ними дамокловым мечом висит растреклятый контракт.
Корниенко, скрупулезно отрезающий от кружочка ананаса неровную, всю в колючках и впадинках, шкурку, вдруг прервал свое важное занятие и заинтересованно уставился в пространство. Лена проследила за его взглядом и вспыхнула - на пороге зала стояли две девушки. Одна, чуть пониже, блондинка с приятной фигуркой, но из-за бесцветного блеклого лица вся она выглядела какой-то словно бы полуразмытой. Вторая была ей полной противоположностью - высокая, яркая шатенка с шикарной кудрявой гривой. Из-за того ли, что дамочка была на все сто уверена в собственной неотразимости, или на самом деле текла в ней голубая кровь, но несла она себя с таким достоинством, словно пытаясь внушить созерцателям мысль: "Гордитесь, что я посетила сие мероприятие. Радуйтесь, что можете лицезреть меня здесь, в этом непотребном месте". Хотя и место было вполне добропорядочное - кафе "Роза Азора", куда из-за довольно высоких цен ходила лишь приличная публика. И мероприятия тут вроде никакого не проводилось - посетители тихонько общались за своими столиками, никто никому не мешал. А тут явилось это рыжее чудо и гордым разворотом плеч немедленно обратило присутствующих в свиту, играющую королеву.
Елена сразу почувствовала к рыжей дикую неприязнь, однако вынуждена была констатировать - в той действительно чувствовалась порода. Как в хорошей гончей собаке: мощная грудь, поджарый живот, узкие бедра, ухоженная блестящая шерсть гнедой масти. Ярко, красиво, эффектно - безусловно. Но при взгляде на нее непременно напрашивалось сравнение именно с собакой, а не с человеком. Лена брезгливо отвернулась.
Дамочки устроились за столиком неподалеку от них, как раз напротив Корниенко. Тот встрепенулся, вспомнил о невесте, сидящей рядом, и обнял ее. При этом взгляд его был прикован к рыжей породистой хищнице. Лену же его жест оскорбил до глубины души: не было в нем ни капли естественного тепла или нежности, сплошные показательные выступления. На лице Сергея появилось какое-то неведомое ей раньше выражение: азарт, смешанный с восхищением и немым вопросом.
Майоров же то ли не заметил вошедшей парочки, то ли она не произвела на него должного впечатления. Однако он даже не повернулся в сторону прибывших. Вернул Сергея к действительности:
- А что с остальным?
Корниенко уставился на него непонимающе. Лишь через невыносимо долгую секунду его взгляд окончательно сфокусировался на друге и наполнился осмысленностью:
- А что с остальным? - переспросил слово в слово.
- Сережа, одной регистрации для работы маловато будет, не находишь? Что с арендой, со штатом? Есть ли хотя бы предварительная договоренность с типографией? Газета ведь из ничего не материализуется, ее организовывать нужно. Скрупулезно и методично.
- Ну еханый блин! Владик, ты спросил! Когда б я все успел? Ясен пень, и то надо, и другое, и третье. И пятое и десятое. Что ж ты гонишь-то так, у меня еще целый год впереди!
- Не год, Серый, только одиннадцать месяцев, - без тени улыбки поправил Майоров.
Лена добавила:
- Ты ведь так хотел газету. Ты же ни о чем другом говорить не мог. А сейчас, когда у тебя появилась реальная возможность, тянешь время. Тебе уже не нужна газета?
Корниенко обиделся. Скривился, словно хлебнул неразбавленного уксуса, в глазах засветилось глубочайшее разочарование:
- Да ну что вы… Блин!
- Еханый, - поправил Влад и едва заметно усмехнулся.
Сергей не отреагировал на подколку:
- Как сговорились. Да работаю я, работаю! Оставьте вы меня в покое! Дал денег - спасибо, теперь отойди и не мешай. Договор есть? Есть. Верну я тебе твои деньги, не волнуйся. Вот уж не знал, что ты за копейку удавишься.
Брови Майорова насмешливо и одновременно с тем удивленно вспорхнули:
- За копейку? Интересно, сколько десятилетий на такую "копейку" нужно горбатиться, скажем, рядовому инженеру? Или возьмем пример ближе к современности - менеджеру среднего звена. Ты, Серега, не передергиваешь ли?
Он сделал маленькую паузу, впрочем, было заметно, что на самом деле ответа от Корниенко он не ожидает, и продолжил:
- Мне, Серый, эти "копейки" не за красивые глаза, между прочим, достаются…
- Еще бы! - Сергей усмехнулся столь цинично, дескать, откуда у тебя красивые глаза, что это выглядело по-хамки.
Однако Майоров проглотил это его замечание:
- Алена не даст соврать - целыми днями пропадаем на работе. Зато успеваю переделать море дел, перерешать кучу вопросов. Само, Серега, ничего не сделается. Знаешь, мне, собственно говоря, гораздо выгоднее, чтобы у тебя все получилось. Иначе, если ты помнишь условия договора, мне придется отстранить тебя от руководства и заниматься этим самому, чтобы деньги даром не пропали - обидно будет вбухать их бестолку. А я в прессе ни фига не смыслю, мне твоя газета - один сплошной геморрой. Так что ты уж постарайся. У тебя времени очень мало, это только кажется - одиннадцать месяцев. А на самом деле это тьфу…
Он выразительно сплюнул, изображая, как мало времени осталось у друга, и посмотрел на часы - не пора ли оставить влюбленных наедине, согласно контракту. Лена уловила его взгляд и скороговоркой сообщила:
- Я совсем забыла, мне же домой срочно нужно! Я маме обещала.
Влад посмотрел на нее изумленно, перевел взгляд на друга. Спросил по традиции:
- Тебя подвести?
Все четыре предыдущих раза Корниенко отказывался. У Лены забилось сердце: неужели согласится? Ей ужасно не хотелось ехать с ним в одной машине. Точно так же, как не было ни малейшего желания остаться с ним наедине - насколько, конечно, обстановку вокруг можно было считать уединением. Если всю неделю она безуспешно пыталась разобраться в собственных чувствах к жениху, таких противоречивых и полярных по отношению друг к другу, то теперь ясно поняла: она не хотела бы провести с этим человеком всю жизнь.
Прошло всего-то чуть больше пяти недель, как они впряглись в этот эксперимент, а мир вокруг так сильно изменился. Или ничего не изменилось, просто пелена спала с глаз? Сережа, такой высокий, статный, бесспорно красивый, с его умением обаять девушку, с его красноречием, казавшийся совсем недавно верхом совершенства, вдруг открылся с другой стороны. Ни рост его, ни стать, ни красота никуда не делись, все было на месте. А вот обаяние теперь уже не выглядело столь убедительным, как раньше. Красноречие на деле оказалось краснобайством, а сам он, такой "совершенный", предстал в Лениных глазах полной пустышкой.
Он прожужжал ей все уши своей газетой, он не мог думать ни о чем другом, кроме нее, разве что еще о машине представительского класса. А теперь, когда мечта сбылась, вернее, когда у него появилась реальная возможность воплотить ее наяву, он медлит, чего-то тянет, хотя уже давным-давно можно было хотя бы помещение арендовать. Ведь, едва получив регистрацию и лицензию, буквально в тот же день можно было не просто работать над пилотным выпуском "Планеты в авоське", а уже реально выпустить его и не покладая рук трудиться над следующим номером. Корниенко же, как оказалось, куда приятнее разглагольствовать на тему "Как бы я развернулся, будь у меня своя газета и Мерседес", чем прилагать усилия к свершению побед, о которых грезилось столько лет.
К тому же с момента появления в кафе породистой бабенки в Лениной голове вновь и вновь возникал голос Корниенко, обронившего в их памятный день фразу: "Это он у нас таких любит: чтоб брюнетка, и непременно с короткой стрижкой. А я только хотел его поддеть". Вот оно что. С его стороны это была никакая не любовь. Он просто хотел поддеть друга, вечно опережающего его во всем. Зная, что Майоров предпочитает брюнеток, влюбил в себя глупую девчонку, только чтобы Влад ему позавидовал. А сам… Сам, выходит, к брюнеткам всегда был равнодушен. Он шатенок любит. Или блондинок. Нет, скорее все-таки шатенок - вон как на рыжую пялился…
Корниенко медлил с ответом, а Ленино сердце разрывалось от страха - а вдруг изъявит желание поехать с ними?
Тот фальшиво улыбнулся Лене, потрепал ее по щеке:
- Малыш, ты не рассердишься, если я здесь задержусь? Мне тут так хорошо думается. Покумекаю, с какой стороны удобнее завертеть дело.
Как экономист и как просто разумный человек Лена прекрасно знала - "завертеть дело" можно только с одной стороны, с начала. Однако такой расклад ее вполне устраивал: пусть себе "кумекает", лишь бы только не сидеть с ним бок о бок в машине, не терпеть идиотские щипки и ужимки. Она улыбнулась, опасаясь, что улыбка выйдет столь же вымученной и фальшивой, как у Корниенко:
- Тогда пока.
И, даже не поцеловав его на прощание, не забрав цветы из высокой вазы, направилась к выходу. Майоров торопливо вытащил портмоне, отсчитал несколько купюр и положив их на край стола, вышел вслед за нею.
В машине Влад назвал Ленин адрес водителю, но та запротестовала:
- Нет, поехали домой.
Майоров посмотрел на нее, словно бы пытаясь заглянуть прямо в душу, но без дополнительных вопросов выдал водителю новое направлении:
- На Малую Бронную.
Всю дорогу Лена не проронила ни слова. Дома тоже сразу юркнула в свою комнату и не выходила из нее до самого вечера. Влад не мешал, не дергал. Даже музыку не стал включать, за что Елена была ему безумно благодарна. Больше всего на свете ей сейчас хотелось тишины и покоя.
Вечером голод выгнал ее из "берлоги". Сквозь узкую щель под дверью пробивался дивный сладковато-нежный запах. Лена юркнула в ванную, пригладила мокрыми руками заломившиеся от долгого лежания волосы, и лишь приведя себя в порядок явилась пред очи хозяина дома.
Майоров колдовал над сковородой, с несказанным удовольствием втягивая носом ароматный пар. Увидев Елену, улыбнулся, муркнул:
- Ммм… Как пахнет, а?!
- А что это? Действительно запах обалденный.
- Гребешки. Я собирался завтра устроить праздник желудка, но решил перенести на сегодня. Ты ж не будешь возражать?
Лена склонилась над сковородой, в которой в матово-белом соку плавали чуть желтоватые пятачки гребешков, понюхала, и тоже муркнула:
- Уммм! Не знаю, съедобно ли оно, а вот запах…
Разогнулась и посмотрела на Майорова удивленно-подозрительно:
- А почему я, собственно, должна возражать против сегодня? У меня что, какая-нибудь субботняя диета, а я об этом не знаю?
Влад деликатно промолчал. Вытащил из холодильника пластиковую банку с чем-то темным, на вид малопривлекательным.
- Я еще скоблянку купил. Ее я готовить не умею - трепанг для меня слишком экзотичное животное, не знаю, как с ним обращаться. Сейчас разогрею, попробуешь. Это блюдо на любителя, очень необычный вкус. А вот гребешки тебе обязательно понравятся.
Пересыпал скоблянку в фарфоровую супницу, поставил в микроволновку. Лена было ухватилась за тарелки, но Майоров ее вежливо отстранил:
- Сегодня я шеф-повар, не мешай.
Та послушно отодвинулась, чтобы не путаться у него под ногами. Влад нарезал хлеб, вымыл тугобокие помидоры, кудрявые листья салата, узкострелый зеленый лук. Без лишнего изыска уложил овощи на большое плоское блюдо, предварительно порезав помидоры крупными дольками, и доверил Лене почетную миссию отнести это овощное великолепие в гостиную. Там на столе уже стояли приборы и бутылка белого вина. Лена поставила блюдо и вернулась в кухню.
- Может, я еще что-нибудь?..
Майоров не дал договорить до конца:
- У меня уже практически все готово.
Выключил газ под сковородой и, сложив руки на груди, обратил взор на Лену:
- Ты в порядке? Хочешь об этом поговорить?
Та фыркнула недовольно:
- А ты что, психолог?
Демонстративно покинула кухню. Ей совсем не хотелось срывать обиду на Владе, но что делать, когда настроение на нуле и нет ни малейшего шанса поднять его даже при помощи экзотических блюд.
Она присела к столу. Пользуясь тем, что Майоров не мог ее видеть, стащила с тарелки помидорную дольку и, сунув ее в рот, торопливо прожевала.