Ох уж это лицо… Порой посмотришь – усталая взрослая тетка. Чуть больше морщин, чем положено в её возрасте, круги под тусклыми глазами и выражение лица такое, словно "зарплату не платят, муж пьет, дети – разгильдяи, а соседка-сука опять своими собаками коврик в подъезде обшерстила". Одна секунда, одно мгновение – и нет, куда всё девалось, совершенно другой человек сидит, раскачиваясь на табуретке. Острые черты лица, родинка на правой щеке, уставшая – да, но очень красивая женщина. И глаза – огромные синие глаза, в каждом по несколько льдинок, иногда маленьких, озорных, а иногда – огромных в своей злости и ярости.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросила Марина. Лёка подняла брови усмехнулась:
– Ты выбрала хороший момент, чтобы спросить.
– И всё-таки, сколько? Или это тайна?
– Это не тайна. Но я сама не помню.
– Как так? – удивилась. Как-то сразу ясно стало, что Лена не врет. Но как же?…
– А вот так. Несколько лет у меня вообще из памяти выпало, некоторые помню только обрывками. Тут уже не до возраста. Да и день рождения последний раз отмечала бог знает когда.
Марина застыла, пораженная. Это было невиданно – до сих пор Лёка никогда не говорила о своем прошлом. А, может, это шанс стать хоть чуточку ей ближе? Прикоснуться к тому, до чего ни у кого нет доступа?
– Из-за наркотиков годы выпадали? – спросила осторожно.
– Из-за них, – согласилась Лёка, – Плюс алкоголь. Словом, образ жизни здоровый по самое "не балуйся".
– А где ты жила до Питера?
– Везде. Половину городов не помню – по вышеназванной причине.
– А родилась где?
– А ты?
Пауза. Марина лихорадочно думала, что делать дальше. Это шанс – кричал кто-то у неё в голове и бил коленями в сердце. Это твой шанс, дура! Ты же этого так ждала!
– Я здесь родилась, – ответила, наконец, – Папа с мамой сюда приехали из Волгограда, когда совсем молодые были.
– Где они сейчас?
– В Израиле.
– Так ты еврейка? – удивилась Лёка.
– А разве по мне не видно? – удивилась в ответ Марина. Действительно, что за глупый вопрос – курчавые темные волосы, темные глаза, классический еврейский нос…
– Я не специалист. Ну а как ты в шоу-бизнес попала?
– Знакомый пригласил. Всё никак не мог найти ведущую подходящую, а тут я подвернулась.
– Это твоя единственная профессия? Больше ничем заняться не пробовала?
– Нет. Когда-то думала свои программы делать, но потом решила не пробовать – слишком сложное это занятие.
– Понятно, – Лёка вытерла губы салфеткой и встала из-за стола, – Посуду помой и приходи в спальню.
Марине ничего не оставалось кроме как подчиниться. Она быстро справилась с тарелками, и принялась убирать их на полку. Интересно. Минимум посуды, но совсем не холостяцкий набор – и, самое удивительное, полный порядок во всем. Никакой пыли или беспорядочно сваленных столовых приборов. Впрочем, это еще ни о чем не говорит – решила Марина. Возможно, у неё просто есть домработница.
Прежде чем идти в спальню, Марина заглянула в ванную и оставила там халат. Опытная женщина, она знала, что полотенце на бедрах возбуждает гораздо сильнее, чем обнаженное тело. Хотя как знать… Обычно общепринятые правила с Лёкой не работали.
В спальне было темно. Марина наощупь нашла край кровати, почувствовала под своими ладонями Лёкин живот и замерла. Поскольку возражений не последовало, Марина проворно забралась пальцами под майку и погладила мягкую кожу. Каждое движение было похоже на хождение по канату – неизвестно, куда вынесет – вперед, или вниз, в обрыв.
Она осторожно присела на край кровати и потянула футболку вверх. Глаза привыкли к темноте, и уже можно было разглядеть очертания Лёкиной фигуры, её закинутые за затылок ладони и прикрытые глаза.
Футболка скользнула еще выше, обнажая небольшую, ритмично поднимающуюся и опускающуюся грудь. Не сдержавшись, Марина наклонилась и кончиком языка лизнула сосок. Лёка вздрогнула. Нетерпеливые губы сомкнулись вокруг нежной плоти, ладони скользнули в брюки и глубже – под трусики.
Вытянувшись, Марина легла на кровать, накрыв Лёкино тело своим. Она задыхалась от восторга, и застонала, почувствовав, как сильные руки обнимают её за талию и прижимают крепче.
– Хорошая моя… – Лёка услышала горячий шепот, и дыхание обожгло ухо. – Сладкая…
Проворные пальцы потянули вниз непослушную ткань, обнажая крепкие бедра. Брюки, трусики – к черту, на пол. Полотенце – туда же. Руки горят на бедрах, язык рисует узоры на груди, толкаясь и увлажняя соски.
Марина потянулась выше, губы оставили след на щеке и двинулись к губам. Нет? Нельзя? Ну и черт с тобой, слышишь? Только не останавливайся, я не вынесу этого второй раз… Хочу, хочу тебя, хочу…
Боже, какие нежные волосы там, внизу… Они ничуть не напоминают щетину, нет – и под ними так горячо, так сладко. Как хочется растопить твой лед, заставить тебя кричать от удовольствия и стонать громко-громко.
Но нет – разве Лёка позволит! Движение – и уже Марина на спине, распластавшись под тяжестью горячего тела, обнаженная и сжимающая губы чтобы не закричать. Ноги разведены, на груди выступили капли пота, а в глазах – целый ураган страстей и желания.
Никакой нежности больше. Не нужна она. Ни к чему. Твердое бедро вжимается между распахнутых ног, на одну секунду – на один вскрик, и тут же его сменяют крепкие пальцы и горячие губы.
Марина кричит, она не может больше сдерживаться, сжимает ногами Лёкины плечи и впивается пальцами в её волосы. Язык проникает внутрь, сменяя пальцы, и снова пульсирует на внутренней части бедра, и снова внутри…
– Да… Пожалуйста… Лёка… Родная… Любимая… Прошу тебя…
Мгновенная пауза, Марина крепче сжимает ноги – нет, нет, только не сейчас, не уходи, прошу тебя… И – повинуясь этой просьбе – пальцы грубо впиваются в горячую влажность, до боли, до ранок – но как сладки эти ощущения на фоне разгорающегося оргазма, как выгибается спина, как сжимаются мышцы и – вот оно, освобождение, грубое, жестокое и одновременно нежное – до слёз.
– Только реветь не начинай, – попросила Лёка, вытирая о простыню подбородок и поднимаясь повыше на кровати. И предупредила с усмешкой. – А то выгоню.
– Я не плачу, – Марина с трудом восстанавливала дыхание. Её не хотелось говорить или двигаться. Лежать бы так всегда, всю жизнь – касаясь бедром Лёкиного живота и остывая после недавнего сумасшествия.
Господи, эта девчонка же не делала ничего особенного! Одна – классическая – поза, одни и те же движения, почему же тогда ни с кем до этого Марине не было так хорошо, так восхитительно, так волшебно?
– Почему ты не дала мне доставить тебе удовольствие? – спросила Марина, когда смогла, наконец, отдышаться и успокоить пожар в груди.
– Ты доставила.
– Нет. Ты знаешь, о чем я.
– Знаю.
На свой страх и риск, Марина потянулась и устроила голову на Лёкином плече. Она не стала дальше спрашивать – не хотела думать, не хотела знать. Поцеловала обнаженный кусочек кожи и почувствовала, как на её спину опускается ладонь и гладит тихонько. Нежно-нежно.
И что-то сжалось в груди, разливаясь солеными слезами. Эта нежность, эта сумасшедшая и ледяная женщина, это бесконечное, огромное счастье – всё как будто украдено. Как будто чужое. Взаймы.
Глотая слезы и пряча лицо на Лёкином плече, Марина вдруг застыла. Она вспомнила. Много лет назад. Другую постель. Другого человека. И – несколько строк, прочитанных срывающимся голосом.
На прощанье – ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
Лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
Мало веки смежать.
Вплоть до смерти. И после
Нам не вместе лежать…
Сжала губы и заплакала, не думая о последствиях и не стыдясь своих слез.
17
Надоело. Устала. Надоело. К черту. Надоело. Хватит. Надоело.
Что делать?
Лёка со злостью схватила со стола пепельницу и с силой швырнула её об стену. Через секунду за дверью послышался топот и неуверенный стук.
– Пошли все к черту! – заорала, швыряя в дверь подставку для ручек. – К черту!
Шум стих. Лёка застонала, упираясь лицом в ладони, и закрыла глаза. В последнее время она не могла сдерживать агрессии и злобы. Или нет – не хотела скорее.
Странно всё шло. Странно и пугающе. Марина, Яна, Сергей с Максимом – они как будто образовали кольцо, и с каждым днем оно всё сужалось и сужалось.
Давно уже Марина первый раз призналась Лёке в любви. Давно уже закончились выяснения несуществующих отношений, слезы и полуночные звонки на мобильный. Жизнь сделала очередной виток и вернулась к началу – холодный и отстраненный секс. И ничего более.
Давно уже Лёку перестали волновать мотивы Марининых поступков и её прошлое. Не соперник она, не игрок – так… Стервочка, к тому же глупая и недалекая.
Всё это так, да, вот только почему тогда Лёка не прекратила общения с Яной, Сергеем и прочими? Ведь забросила же идею по добыче информации, и плюнула на все расспросы. Но нет – общается, и даже выучила даты рождений и прочих праздников, и ни разу не позволила себе быть грубой или злой…
– К черту, – Лёка потянулась и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, – К черту всех. Не буду думать. Не могу. Голова лопнет. Надо просто разорвать этот круг и всё. И, кажется, я даже знаю, каким образом.
Декорации и сценарий были продуманы до мелочей. Праздник. У Лёки дома. Неважно, в честь чего – сюрприз для всех. Нет, не день рождения. Потом всё узнаете. В восемь. Подарков не надо.
Марине – другую версию. Надо поговорить. У меня. В восемь тридцать. Приезжай обязательно.
Антураж – банальный. Бутылку водки на стол в гостиной, простая закуска из итальянского ресторана. Надеть любимые старые джинсы и свитер. Волосы уложить так, чтобы падали на лоб. Таблетка для поддержки сил. И – можно идти встречать первых гостей.
– Здорово таинственным обитателям старых замков! – крикнул Сергей с порога и вручил удивленной Лёке букет красных роз.
– Мы решили всё-таки цветочки принести, а то вдруг ты признаешься, что у тебя день рождения, и мы будем выглядеть дураками, – добавила Яна, целуя подставленную щеку.
– А мы решили прийти с пузырем, это средство на все случаи жизни, – Максим вручил Лёке бутылку текилы и пропустил вперед жену, – Ну не томи, что за повод-то?
– Чуть-чуть позже скажу. Заходите. Хочу вас с одним человеком познакомить.
Подшучивая и смеясь, компания ввалилась в комнату и разместилась на диване и креслах.
– И где этот твой один человек? – спросила Рита. – В туалете прячешь?
– Нет, она чуть позже придет. Серега, ты сегодня на разливе. Давайте по маленькой.
– Давайте лучше по большой, – предложил Максим, – Зря мы, чтоли, такой пузырь перли.
Предложение было воспринято с энтузиазмом. Текилу разлили прямо в водочные стопки, опрокинули привычно – за встречу – и принялись за закуски.
Лёка вместе со всеми шутила, болтала, жевала кусочек лазаньи, и то и дело поглядывала на часы. Она чувствовала, что всё будет не так просто, знала – что-то обязательно произойдет. И не ошиблась.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. Собралась, улыбнулась, подмигнула Яне и отправилась открывать дверь. Марина стояла на пороге, одетая в белый плащик и кокетливую шляпу. Как мало осталось в ней от той самоуверенной и стервозной кокетки, что когда-то сидела в Лёкином кабинете! Теперь перед Лёкой стояла женщина под сорок, усталая и какая-то тоскливо-грустная. Красивая – да. Но грустно-красивая. Тяжело-красивая. Больно-красивая.
– Заходи, – улыбнулась Лена. На мгновение ей даже стало жаль Марину. На одно мгновение – не более того.
– Привет… Почему такая спешка?
– Хочу тебя кое с кем познакомить.
– Вот как? – расстроилась. – А я думала, мы побудем вдвоем.
– Обязательно побудем. Только в другой раз. Идем.
Взяв Марину под локоть, Лёка почти насильно затянула её в комнату и кивнула в сторону друзей.
– Знакомьтесь.
Бывает ли тишина осязаемой? Можно ли её пощупать, пропустить сквозь пальцы и попробовать на вкус? Сегодня Лёка поняла, что можно. Все застыли. Четыре пары глаз устремились на Марину. И в оглушительно-потной тишине можно было расслышать биение шести сердец.
Сергей встал на ноги. Сделал шаг. И неожиданно Лёке – впервые за много лет – стало страшно. Что-то очень жестокое и беспощадное было в лице мужчины. Что-то настолько ужасное, что заставило Лёку инстинктивно прикрыть Марину своим телом.
– Вы что, знакомы? – спросила она срывающимся голосом.
Ответить никто не успел. За Лёкиной спиной Марина развернулась и выбежала из квартиры, роняя на пол шарф и спотыкаясь о стулья. Хлопнула входная дверь, стало слышно, как звенит на столе посуда и как Яна тяжело дышит, силясь что-то сказать.
– Да что происходит? – закричала Лена, больше себя не контролируя. – Кто она, мать вашу? Не молчите!
– Она – исчадье ада, – тихо сказал Сергей, и в оглушительном напряжении эта фраза не показалась никому пафосной или пошлой. Напротив – очень страшно прозвучали эти слова. Просто и страшно.
Максим потянулся за бутылкой. В молчании разлил по стопкам текилу и выпил одним глотком. Налил снова. И снова выпил. И еще. И еще. Пока Ритина рука не легла на его руку.
– Откуда ты её знаешь? – хрипло спросила Яна. Сергей остался стоять на своем месте.
– Она работает в моем клубе. Ведущей.
– Что ты о ней знаешь? – выплюнул Сергей.
– Немного, – Лёка попыталась выдавить усмешку. Не получилось. Она посмотрела на свои руки и удивилась – дрожали.
– Садитесь, – Максим сделал глубокий вдох и кивнул ребятам на диван, – И ты, Серега, и ты, Лёк. Садитесь. Надо ей всё рассказать.
Ошеломленная, Лена присела на диван. Сергей пристроился рядом. Максим начал говорить.
– Нас тогда было четверо. Я, Серый, Леся и Женя. Мы были друзьями. И однажды в Женькиной жизни появилась эта тварь…
Макс рассказывал долго. Лёка избегала смотреть ему в лицо, уставилась на бутылку и тщетно пыталась успокоить трясущиеся руки. Кадр за кадром перед ней раскрывалась трудная и больная жизнь этой незнакомой Жени. А незнакомой ли?
– Как её фамилия? – вспыхнула глазами, перебила, пораженная внезапной догадкой. – У Жени – как фамилия?
И прежде чем Максим ответил, Лёка уже всё поняла.
– Ковалева.
В голове как будто бомба разорвалась. Сотни пульсирующих осколков впились в мозг и затруднили дыхание. Круг замкнулся. Женька, Женечка, славная маленькая девчушка – и её жизнь разбила эта тварь. И над её чувствами надругалась эта сволочь…
Очередной осколок взорвался в голове тихим ехидным шепотом: "А ты сама – лучше?"
– Лёка… – прошептала вдруг Яна, пораженно поднимая глаза. – Ну конечно, Лёка… Ты – та самая? Та самая Ленка, которую она любит всю свою жизнь?
– Да.
Всё, что было дальше, выпало из памяти. Остались лишь обрывки воспоминаний.
Ничего и никого не было видно из-за потоком текущих слёз. Слова вырывались из горла с хрипами, иногда срываясь на крик. И сердце ожило, умылось свежей кровью, и стучало, стучало, причиняя боль – невыносимую, страшную.
Сергей обнимал за плечи. Яна держала за руку. А Максим рассказывал. Горько рассказывал, жестко, вспоминая все подробности, чтобы ничего не упустить.
Шаг за шагом открывал он для Лёки всю трудную и сложную жизнь её Женьки. Москва. Абхазия. Санкт-Петербург. Марина.
Теперь Лена уже не спрашивала себя, почему они встретились. Бог привел их друг к другу с одной – только ему ведомой – целью. Отомстить? Научить? Наказать?
Всё это удалось ему в полном объеме. Ничего не осталось. Всё рухнуло в одночасье – вся старательно выстраиваемая идеология равнодушия и холода оказалась насквозь прогнившей. Причиняющей боль.
Сквозь пелену слёз в воспоминаниях вдруг возникли Сашины черты. Черты ускользающие, укоризненные, но такие ласковые и теплые, что руки сами самой сжались в кулаки от бессилия и ненависти к самой себе.
Ненависть и ярость. К себе. К Марине. Это разрывало на части и требовало выхода. Лёка рванулась из рук Сергея к выходу. Закончить всё. Убить эту суку. Растерзать. Выкинуть на помойку – именно там ей и место.
Удержали. Навалились уже вдвоем, обняли – уже не разобрать, где чьи слезы, они смешиваются, и стоны ненависти к себе затихают…
Тише… Тише…
Пустота.
18
Снова утро. Солнечное и светлое. Радостное. Чему оно радуется, это солнце? Тому, что так много лет прожито впустую? Тому, что зарубки на заледенелом сердце – это, оказывается, живые люди? Люди. Не стадо. Люди.
– Как ты? – кто-то пошевелился рядом, и Лёка с усилием повернула голову. Янка. Розовая со сна, а глаза – тревожные-тревожные.
– Нормально.
Снова боль. Накатывает, сжимает горло слезными спазмами. Лучше бы не просыпалась.
– Идем пить кофе, Лёк. Всё это пройдет, слышишь? Всё будет хорошо.
А в гостиной – Сергей и Макс. Сидят на диване, серые от усталости и всего пережитого. Вспыхивают глазами навстречу. Что в этих глазах – презрение, да? Правильно. Только презрения и ненависти я заслуживаю. Ничего больше.
Но нет, нет! Не презрение! Сочувствие! Почему? Зачем? Вы что, не понимаете? Я же точно такая же, как она! Мы же обе одинаковые! Твари! Сволочи, которые заслуживают только ненависти!
– Иди сюда, – Сергей поймал безвольную Лёкину руку и посадил рядом с собой на диван. Обнял крепко и вытер мокрые щеки, – Это надо просто пережить. Не бывает неисправимых ситуаций. Кому-то на то, чтобы понять свою ошибку нужно полчаса, кому-то год, а кому-то – целая жизнь. Кроме тебя самой, никто тебя не винит. И мы – твои друзья. Мы будем рядом столько, сколько понадобится.
– Хоть бы и всю жизнь, – добавил Максим, – Ты не такая, как она. Ты живая. И мы обязательно справимся. Вместе.
Лёка несколько секунд молчала. Пустой взгляд. Пустые глаза, полные слез. Вместе. Вместе, черт побери всё на свете!
– Я… – прохрипела и вдруг разрыдалась, уткнувшись носом в Серегино плечо.
Вместе. Вместе. Вместе.
19
Все дела были закончены. Лёка последний раз обвела взглядом гримерную и подхватила за ручки небольшую спортивную сумку. В эту сумку вместилась вся её прошлая жизнь – фотографии, видео-записи, сценарии и блокнот с мобильными номерами каждого человека из группы.
Позади осталось прощание с ребятами, тяжелый разговор с Игнатьевым и подготовка к последнему – финальному шоу.
Оставалось дело за малым. Марина.
Конечно, друзья отговаривали Лёку от этого шага – просили не видеться с ней больше, не говорить, тем более что в клубе она больше не появлялась, и по телефону не звонила. Но Лена знала: она должна. Для того, чтобы обрести окончательный покой и очиститься в своих собственных глазах.
Узнать адрес труда не составило. Сомнения и боль – всё это Лена оставила за тяжелой подъездной дверью. Поднялась на лифте наверх. И нажала кнопку звонка.
Она была готова к тому, кого увидит. Но всё равно – сжалось сердце, застучало где-то в висках.
– Привет, Шурик, – сказала тихонько, – Она дома?
– Здравствуй, Лёка. Дома. Заходи.