– С обоями покончено, – сумела выдавить я из себя и при этом не засмеяться. – Мне нужно заняться грунтовкой стен. Если хочешь помочь с этим – пожалуйста.
– Легко. – В голосе Гевина послышалось облегчение.
Я вытащила из холодильника замороженную пиццу и засунула ее в духовку.
– Как твои дела? Я несколько дней тебя не видела.
– Ну… Моя мама в очередной раз собирается замуж.
Я кивнула, вытаскивая и ставя на стол тарелки и стаканы. Мы с Гевином прекрасно ладим, главным образом потому, что умеем помолчать, и это нас обоих устраивает. Он помог мне с ремонтом дома, за что я плачу ему пиццей и печеньем, книгами и своим обществом, когда его матери нет дома, что, судя по всему, явление обычное.
Я пробормотала что-то себе под нос, разливая молоко в стаканы. Гевин подошел к буфету и вытащил оттуда две салфетки. Перед тем как вернуться за стол, он помыл руки. Черный лак немного пострадал от такого обращения.
– Она говорит, что этот мужик – и есть тот единственный.
Я бросила на него взгляд, ставя на стол тертый сыр и чесночный порошок.
– Тогда остается за нее только порадоваться.
Он пожал плечами:
– Типа того.
– Вы переедете?
Он вскинул на меня расширившиеся темные глаза:
– Надеюсь, нет!
– Я тоже на это надеюсь. А то мне еще столовую красить. – Я улыбнулась ему.
Помедлив, он улыбнулся в ответ.
Мне не обязательно надо было уметь читать его мысли, чтобы понять: его что-то тревожит. Для этого не нужен был даже гений. Иногда я брала с ним менторский тон, чаще – проявляла интерес к его жизни. У нас с ним сложились почти дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте, хотя до того, чтобы начать делиться секретами или открывать душу, дело не дошло. Гевин был просто соседский мальчик, который помогал мне по хозяйству. Не знаю, кем я была в его глазах, но сомневаюсь, что советчицей.
Духовка просигналила, выключившись автоматически. Я поставила на стол разрезанную на кусочки пиццу, от которой шел пар. Гевин посыпал свой кусок чесночным порошком. Я взяла тертый сыр. За едой мы обсуждали последнюю прочитанную Гевином книгу, которую я ему одолжила, и гадали, выяснится ли в следующем эпизоде полицейского шоу, которое мы оба любили, кто же убийца. Гевин помог мне загрузить посуду в посудомоечную машину и поставил в холодильник остатки пиццы. К тому времени, когда я переоделась и спустилась вниз, он уже разложил и разгладил брезент, чтобы не запачкать пол, и открыл банку грунтовки.
Мы работали несколько часов под музыку, а затем Гевин засобирался домой. Перед тем как попрощаться и уйти, он пробежал глазами по полкам в моей гостиной и выбрал еще одну книгу.
– А эта про что? – спросил он, держа потрепанного "Маленького принца".
– Про маленького принца из космоса. – Ответ был простой, но неполный. Любой, кто читал сказку Антуана де Сент-Экзюпери, ставшую классикой, знает, что в ней скрыто гораздо больше.
– Классно. Я ее возьму, ладно?
Я засомневалась. Эту книгу мне подарили. Но она стояла на полке уже много лет, собирая пыль, на которую я только изредка бросала взгляд.
– Да, конечно.
Тут Гевин впервые за вечер усмехнулся:
– Круто. Спасибо, мисс Каванаг!
Он ушел, а я еще немного постояла перед полкой, на которой вдруг образовалось пустое место, прежде чем принялась за уборку.
В эту ночь мне приснилась комната, полная роз. Шумно вздохнув, я распахнула глаза. В комнате было темно. Свет лампы разогнал тьму по углам моей спальни, но не смог проникнуть в мою голову, где теснились темные мысли. Я несколько минут лежала в постели, пока не признала свое поражение и не потянулась к телефону.
– "Домик страсти".
Я не могла не улыбнуться:
– Привет, Люк.
Я никогда не встречалась с любовником брата. Они живут в Калифорнии. Между ними и моим надежным гнездышком в Пенсильвании раскинулся мир. Чад не приезжал домой. Я ненавидела летать на самолете. Вот так мы и жили.
Невзирая на это, мы с Люком не могли считаться совсем уж незнакомцами, и его ответ меня согрел.
– Как дела у моей девочки?
– Прекрасно.
Люк закашлялся в телефон, но комментировать не стал. Через несколько секунд в трубке раздался голос Чада. Брат, в отличие от Люка, был более разговорчив.
– У тебя за полночь, крошка. Что случилось?
Вообще-то Чад меня младше, но, если судить по тому, как он меня балует, об этом ни за что не догадаешься. Я уютнее устроилась в постели и посчитала трещины на потолке.
– Не могу спать.
– Невеселые сны?
– Хуже. – Я закрыла глаза.
Он вздохнул:
– Ну что с тобой? Опять мать достает, да?
Я не стала утруждаться, напоминая Чаду, что она и ему приходится матерью.
– Не больше обычного. Она хочет, чтобы я пошла с ней.
Ему не нужно было спрашивать куда. Чад с отвращением хмыкнул, а я легко представила себе выражение его лица и улыбнулась. Именно за этим я ему и звонила.
– Скажи волшебной королеве-драконихе Пы-ыхх, чтобы оставила тебя к черту в покое! Пускай сама едет куда ей к чертовой матери нужно! Пусть отвалит от тебя.
– Ты же знаешь, она не умеет водить машину, Чедди. Он разразился красочной бранью в адрес матери.
– Можно только позавидовать твоей изобретательности и пылкости, – усмехнулась я ему. – Ничего не скажешь – настоящий мастер.
– Тебе полегчало?
– Да мне никогда не бывает совсем плохо.
Чад фыркнул:
– Что еще скажешь?
Я подумала о мужчине из "Сладкого рая".
– Больше ничего.
Чад помолчал, предоставляя мне возможность добавить что-нибудь еще, но так ничего и не дождался и снова фыркнул.
– Элла, детка. Сладенький ты мой пирожочек. Ты хочешь сказать, что звонишь мне после полуночи только затем, чтобы поболтать о королеве-драконихе? У тебя что-то на уме. Ну давай уж, говори!
Я всем сердцем люблю брата, но даже его не собиралась посвящать в то, что, можно сказать, спятила от желания переспать с незнакомцем, который носит галстуки с необычным рисунком и любит черные лакричные конфеты. Есть вещи, которыми ни с кем не поделишься, пусть даже этот человек и так знает твои самые безумные фантазии, – слишком уж они личные. Я пробормотала что-то насчет работы и ремонта дома. Чад, похоже, мне не поверил, но настаивать не стал.
Наш разговор перетек от обсуждения моих плачевных дел к его работе в доме для престарелых, его планах познакомиться с семьей Люка, включая пса, которого они подумывали завести. Мой брат вел тихую, размеренную жизнь. Хорошая работа. Симпатичный домик. Партнер, который его любил и на которого Чад мог положиться. Пока он говорил, я стала расслабляться, удобнее расположилась в постели. Меня постепенно охватывал сон, дразнил мыслями, что все еще впереди.
Сон слетел мгновенно, как только я услышала шепот Чада:
– Люк поговаривает, не завести ли нам детей.
Иногда я еще могу ощущать неловкость, находясь в какой-нибудь компании, но точно знаю, что, хотя ответ "Вы что, совсем сбрендили?!" для такой новости подходит больше, чем "Ух ты, как мило!", оба они по-любому не катят.
Поэтому я ничего на это не сказала. Спросила лишь:
– Чедди, а что ты хочешь от меня?
Он вздохнул:
– Не знаю даже. Люк говорит, что из меня выйдет классный отец. А я не уверен.
Я была согласна с Люком – из Чада выйдет замечательный отец. И также знала, почему мой брат боялся об этом подумать.
– В твоем сердце море любви, братишка.
– Ну в общем-то да… Но дети… Им же кроме любви нужна еще куча всего!
– Это факт.
Мы помолчали несколько секунд, разделенные расстоянием, но близкие друг другу, так как я чувствовала то же, что и он. Наконец брат прочистил горло и, когда заговорил, его голос уже больше напоминал Чада, которого я знала.
– Мы только подумываем об этом. Я считаю, что сначала нам нужно завести собаку. Заодно посмотрим, что значит маленькое живое существо в доме и как мы с этим справимся.
Домашний питомец – это, конечно, здорово, но пока я до него не доросла.
– Все будет без сучка и задоринки, Чад. Но что бы ты в конечном счете не решил, ты знаешь, я поддержу любое твое решение.
– Тетушка Элла, – засмеялся Чад.
– Тетя Элли, – поправила я.
– Элли так Элли, – согласился Чад. – Люблю тебя, мой сладкий зайчик.
Надеюсь, мой братишка не назовет так своего пса – иначе я ему не завидую. Но спорить не стала.
– Тоже тебя люблю, Чад. Спокойной ночи.
Я легла на подушки, утопая в них. Его новость целиком поглотила мои мысли. Ребенок? Мой брат – папочка?…
Я уснула под детский смех, звучащий у меня в голове. Все же это было лучше, чем вдыхать запах томных красных роз.
Пятница наступила раньше, чем я ее ждала. Я никогда не была в "Синем лебеде", поэтому не знала, с чем столкнусь. Ближе всего "Синий лебедь" стоял к уютной кофейне с танцевальной площадкой, нежели к танцклубу. Помещение с мягким голубым светом, сияющими с черного потолка звездами и уютными диванчиками наполнял непрерывный ритм электронной танцевальной музыки. Если бы меня попросили дать определение предлагаемому здесь ассортименту напитков, я бы сказала, что он был весьма любопытный.
Марси познакомила меня со своим новым ухажером. Его звали Уэйн. Он выглядел – да таковым и являлся – руководителем среднего звена, с подходящей для его должности прической – сотня или около того баксов – и стильным дизайнерским галстуком без всяких черепушек и скрещенных костей. Он пожал мою руку и, надо отдать ему должное, не пытался заглянуть мне в декольте. По крайней мере, сделал это украдкой, а не откровенно пялясь на мою грудь. Он даже купил мне первую "Маргариту".
Марси широко улыбнулась.
– Как насчет того, чтобы побеситься, Элли?
– После одной "Маргариты"? Кое-кто, в отличие от тебя, детка, знает меру. – Уэйн произнес это снисходительно, ласково привлекая ближе сидящую рядом с ним Марси, чтобы поиграть ее длинными вьющимися волосами. – Можешь мне поверить, Элли: нам придется поработать носильщиками, чтобы выбраться отсюда с Марси.
Марси состроила гримасу и ущипнула его, но по ее лицу нельзя было сказать, что слова Уэйна хоть сколько-нибудь ее обидели.
– Слушай его больше, Элли.
– Я разве сказал, что возражаю? – запротестовал Уэйн. – Пей сколько в тебя влезет, детка, лишь бы это не лишило меня кайфа.
– Эй! – Марси в этот раз не слабо так его шлепнула.
Она бросила на меня извиняющийся взгляд, но я только пожала плечами. Возможно, ей не хотелось, чтобы я почувствовала себя неловко, но я-то не была шокирована. Вообще я любила выпить, но не до такой степени, чтобы превратиться в пьянчужку. Мне нравилось, как несколько порций алкоголя делают краски ярче, на время примиряют меня с миром и позволяют мне ненадолго забыть какую-либо стоящую передо мной проблему. А одна такая проблема передо мной как раз стояла.
Алкоголь заменяет некоторым людям петлю, в которую они упорно продолжают совать голову. Например, моему отцу. Я его понимаю – он ведь женат на моей матери. Этого достаточно, чтобы мечтать о загробном мире. К счастью, теперь – а ему за шестьдесят, и он уже на пенсии – отец может посвятить бутылке все свое время. Выпивка заменила ему и работу и хобби. Возможно, она также его щит. В этом я не уверена, так как мы не говорим на эту тему. Мы не единственная семья, от которой только и осталось, что название, а потому нам, как и другим семьям, нет дела до того, как там у других, – мы слишком заняты тем, что пытаемся худо-бедно жить и не слишком часто и подолгу сидеть в печенках друг друга.
– Значит, ты работаешь с Марси? – Уэйн в моих глазах подзаработал еще немного очков в свою копилку, проявив, как мне показалось, искренний интерес.
– Да, мы работаем в одной компании, только Марси ведет счета физических лиц, а я юридических.
Уэйн ухмыльнулся:
– Ну а я – в отделе убийц и палачей.
– Уэйн! – округлила глаза Марси. – Он хочет сказать…
– В отделе слияний и поглощений. Я поняла.
Кажется, мне удалось произвести на него впечатление.
– Ты знакома с "Американским психопатом".
– А то. – Я отпила "Маргариты".
– Уэйн воображает себя Патриком Бейтменом, – объяснила Марси. – Но по счастью, у него нет мерзкой привычки разделывать проституток бензопилой.
– Что поделать – никто не совершенен, – обронила я, не спуская с него внимательных глаз.
Я была награждена улыбкой, а затем и его смехом.
– Слушай, Марси, мне нравится твоя подруга.
Марси посмотрела на меня:
– Мне тоже.
В жизни случаются моменты, когда вы разделяете с кем-нибудь чувство и оно не зависит от того, где вы находитесь или чем занимаетесь. Мы с Марси захихикали – совсем по-женски. Это не входило в список моих женских привычек, но мне неожиданно понравилось. Уэйн перевел взгляд с меня на Марси, пожал плечами и покачал головой, тем самым выражая полную свою неспособность понять этих непредсказуемых женщин.
– За убийц и палачей, – провозгласил он, поднимая бокал с пивом. – А также за все то, что материально, а значит, не важно.
Мы чокнулись, соглашаясь с его тостом, и выпили. После этого завязался разговор, хотя для того, чтобы быть услышанными, нам приходилось повышать голос, перекрикивая музыку. Я расслабилась, позволяя алкоголю и музыке постепенно снимать напряжение с моих плеч.
– Моя очередь, – запротестовала я, когда Уэйн захотел заказать нам еще выпивки.
Он поднял руки:
– Даже не подумаю спорить. Моя мать вбила мне в голову, что женщина всегда права. Поэтому вы делайте то, что считаете нужным, мисс Каванаг. Думаю, моя мужская гордость не особо пострадает, если вы проявите женскую щедрость.
– Ну оратор, – сказала Марси. – Другими словами, ты уже захмелел настолько, что тебе неймется встать и пойти к бару.
Уэйн расплылся в широчайшей улыбке, притянул ее ближе к себе и поцеловал так, что я немедленно почувствовала себя лишней.
– Ну и это тоже.
После этой маленькой, многозначительной и очень пыткой сцены мне ничего не оставалось делать, как оставить их вдвоем. Мне все равно нужно было встать и пройтись – только так я могла проверить степень своего опьянения. Вывод был такой: три года назад я от двух бокалов пьянела меньше.
Когда приблизилась к бару, возле стойки как раз освободилось место, которое я и заняла. Все внимание бармена тут же сосредоточилось на мне. Я знала, что ему приплачивают, чтобы помимо своей основной работы – смешивать коктейли – он флиртовал с девушками, но все равно его улыбка меня согрела. Я, как и многие женщины, люблю, чтобы на меня обращали внимание. Я ответила на его улыбку и заказала две бутылки пива и бутылку воды – для себя.
– Какая вода? Налей ей лучше стаканчик "Джемесона".
Я не повернулась, услышав мужской голос, преследовавший меня уже три недели. Кивнула бармену, застывшему в ожидании моего ответа. Он подвинул мне виски, не сказав при этом ни слова.
– Привет, – поздоровался мужчина из "Сладкого рая".
– Привет.
Время было позднее, и народу стало больше. Наседающая со всех сторон толпа толкнула нас ближе друг к другу. Глядя на меня сверху, он засиял улыбкой, ослепляя меня. В голубом неоновом свете его глаза показались мне темнее, чем я их запомнила.
– Приятная неожиданность – встретить тебя здесь.
Я сжала пальцами стаканчик, не поднимая его со стойки.
– Да.
Он обежал взглядом мое лицо. Его взгляд я чувствовала так, как если бы он меня коснулся. Кто-то замаячил за его спиной, продираясь к стойке, подталкивая его еще ближе ко мне. Он ухватил меня чуть выше локтя, чтобы я не пошатнулась от его веса и неожиданности. Руку он так и не убрал.
– Ты не собираешься это выпить? – Он кивнул в сторону стаканчика с виски, не отрывая от меня взгляда.
– Я уже выпила свою норму.
К бару устремлялось все больше людей. Они подталкивали нас ближе друг к другу. Его рука соскользнула с моего локтя и легла мне на талию. Если бы кто-нибудь увидел этот небрежный, привычный жест, он не усомнился бы в том, что мы давно знакомы. Он проделал это так уверенно, что у меня перехватило дыхание.
– Значит, ты приличная девочка.
Скажи мне "девочка" кто-нибудь другой, он гарантированно оценил бы, насколько сильные у меня ноги, и, возможно, хлебнул бы виски, которое я выплеснула бы ему в лицо. Но в ответ на его слова мои губы изогнулись в улыбке сами собой. Мы подались еще ближе друг к другу, притягиваемые магнитом взаимной физической привлекательности, уже без помощи толпы.
– Все зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово "приличная".
Его рука переместилась мне на бедро. Большой палец заскользил по гладкой ткани моей юбки вверх-вниз.
– Ты со мной заигрываешь?
– А ты этого хочешь?
– А ты хочешь сделать то, что я хочу? – произнес он мне прямо в ухо, и мой пульс зачастил.
Наши бедра и животы уже соприкасались. Поверни я голову – и наши губы разделят всего несколько миллиметров. Его дыхание ласкало мне ухо и шею, так как волосы у меня были собраны на затылке.
– Да, – кивнула я.
– Я хочу, чтобы ты выпила это виски.
Я молча выполнила его просьбу. В животе у меня вспыхнул пожар, кровь воспламенилась. Он не изменил своего положения, только переместил руку – сейчас она лежала пониже спины. Он крепко прижимал меня к себе, хотя часть толпы уже схлынула от бара и необходимость стоять так близко друг к другу исчезла.
– Распусти волосы.
По форме – приказ, но голос выражал просьбу. Я подняла руку и расстегнула заколку. Волосы упали мне на плечи, погладив его лицо, которое все еще находилось так близко ко мне.
– Потанцуй со мной.
Он немного отстранился, чтобы видеть мои глаза. Его улыбка чуть померкла, глаза стали ярче. В них появилось желание. Руку он так и не убрал.
– Ты этого хочешь? – Мой голос выразил удивление, хотя я рассчитывала произнести это со страстной хрипотцой – знак, что я приняла правила его игры.
– Я этого хочу.
Он получил то, что хотел. На танцевальной площадке яблоку негде было упасть, и это стесняло свободу движений, но большинство находящихся на ней использовали ее не совсем по прямому назначению – у меня язык не поворачивался назвать танцем их вихляния и дерганья вверх-вниз и из стороны в сторону, пусть даже в ритме музыки.
Он взял меня за руку и потянул в центр танцпола. Сначала он привлек меня к себе, руки его легли на мою талию, в совершенстве повторяя ее изгиб, словно были выкроены по ее шаблону. Три шага – и его бедро оказалось между моих ног. Так, в три этапа, я лишилась свободы действий.