- Всевышний Будда, да откроются глаза твои! - тяжело вздохнув, проговорил наблюдавший за нами одноглазый старик.
Дикий Имбирь лежала на полу, служившем общей постелью для всей нашей семьи. Она только что проснулась. Мама протянула девочке стакан воды, а сестры растирали ее смоченными в горячей воде полотенцами.
Дикий Имбирь попыталась подняться, но мама остановила ее.
- Ты еще слишком слаба. Давай-ка, поспи лучше.
- Я не могу.
- Но ты должна, дорогая. Твоя мама требовала бы от тебя того же. Я поступаю с тобой, как со своей дочерью.
Дикий Имбирь покорно легла на место.
- Клен, - убирая со стола, мама протянула мне письмо, - от отца. Пишет, что его не отпустят до Нового года.
Эта новость меня сильно расстроила. Но такое случалось уже не впервые. Я вспомнила, как отец учил меня мыслить позитивно: "Значит, Дикий Имбирь сможет остаться у нас, будет спать на папином месте".
Отведя меня в сторону, мама тихо прошептала:
- У нас очень мало еды. Мне пришлось все продать. Я надеялась, что твой отец…
- Мам, ну мы же можем, как и прежде, есть один раз в день и пить воду, почувствовав голод. Я буду ходить на рынок и, может быть, смогу откопать что-нибудь в мусорных баках. По вторникам мне обычно везет. У них в этот день новая смена рабочих, которые не слишком аккуратно перебирают овощи. Можно раздобыть кое-что только чуть подпорченное и вполне съедобное!
- Я не уверена. У твоего младшего брата проблемы с желчным пузырем, на оплату лечения уйдет вся моя зарплата за этот месяц да еще, небось, и те деньги, которые я заняла у твоей тетки. Даже бабушка не хочет приходить к нам, потому что видит, что прокормить еще одного мы не в состоянии.
- А сколько юаней у нас еще осталось?
- Шесть.
- В этом месяце осталось всего семь дней. Шесть разделить на… получается восемьдесят пять центов в день. Попробую подсчитать: двадцать четыре цента на лапшу, двадцать на рис, четырнадцать на пюре, три на овощи, три на бобы…
- Ты что, воробьев кормишь? - покачала головой мама.
Я не унималась:
- Один цент на лук. Ну вот, мам, у нас даже около двадцати центов на мясо остается!
- Двадцать центов на мясо! - горько усмехнулась мама. - Лист бумаги будет толще такого антрекота.
Огни за окном погасли, и мама велела нам поскорей укладываться. Мы все улеглись рядком, Дикий Имбирь оказалась между мной и моей младшей сестренкой.
Около полуночи она разбудила меня.
- Ты опять цитируешь высказывания? - спросила я.
Не отвечая на мой вопрос, она продолжала бубнить:
- "…Мы должны быть беспощадны в борьбе с реакционерами, их надо воспринимать не как людей, а как волков, змей или саранчу. Либо мы, либо они…" - Глаза ее были закрыты.
Я осторожно ущипнула ее за нос, она замолчала. Я попыталась вновь заснуть. Лунный свет озарял комнату голубым сиянием, и можно было ясно видеть все предметы. На шкафу стояла статуэтка Мао, принадлежащая моему брату. Со стены смотрел портрет Мао. Мао был в каждом углу комнаты, одних только портретов было девять. Изображение Мао можно было увидеть на обложках книг, на шкафах, одеялах, окнах, полотенцах, тарелках, чашках, кувшинах и пиалах. Я уже порядком устала все время ощущать на себе взгляд вождя и встречать повсюду его изображение, но жаловаться не смела. Мама научила меня древней мудрости: молчание - золото. В наши дни это было особенно актуально. Любой мог оказаться правительственным шпионом. Если бы у нас на стенах не были развешаны портреты Мао, то всю семью сочли бы за антимаоистов. Помню, мама как-то повесила на стену яркую картину, изображавшую детей, играющих в пруду с розовыми лотосами. Потом картина исчезла, а когда я спросила, что с ней случилось, мама так и не смогла дать вразумительного ответа.
Мой взгляд упал на лежащее на полу письмо отца. Мама перечитывала его снова и снова. Я стала думать о том, что отец может делать в этот час. Наверняка очень скучает. Отец отбывал наказание за то, что открыто выражал свои мысли. Он был преподавателем китайской истории. Однажды партийный секретарь с его работы сообщил руководству, что взгляды отца противоречат учению Мао. Потом мы узнали, что он объявлен "опасно мыслящим" и отправлен в исправительно-трудовой лагерь. Его зарплату, составлявшую шестьдесят пять юаней, урезали до пятнадцати, тринадцать из которых он ежемесячно присылал домой.
Чем он там питается? Травой екай? Я представила, как он, должно быть, похудел. Он был прекрасным отцом и обладал хорошим чувством юмора. В письмах он говорил о себе как о "птице Феникс с ощипанными перьями, ставшей уродливее курицы, но все же оставшейся птицей Феникс". Мама была прямо противоположного склада, она постоянно о чем-то беспокоилась и называла себя "безголовой мухой".
Дикий Имбирь во сне схватила меня за руку. Я попыталась разжать ее пальцы, но она сжала их еще сильнее, словно утопающий, отчаянно хватающийся за соломинку. Что там ей снилось? Победа на конкурсе по цитированию изречений Мао?
Стремление стать маоистом превратилось для нее в навязчивую идею. Была ли моя подруга так сильна, как считала? Не думаю, что она и вправду ненавидела своего отца, будь это правдой, его образ не сохранился бы так живо в ее памяти, где он не только дышал, но и пел. Дикий Имбирь должна была ежедневно отрекаться от него, чтобы доказать свою ненависть. Но если бы она и впрямь ненавидела отца, стала бы она вообще говорить о нем? Не реагировала бы она так болезненно, словно ей сыпали соль на свежую рану, каждый раз, когда ее мать упоминала его имя. Она не запомнила бы этих песен на французском, родном языке ее отца, а ведь запомнила. Возможно, правда была совсем иной. Возможно, она состояла в том, что Дикий Имбирь любила отца так сильно, что наказывала себя за эту любовь.
Может, она видит отца во сне? Что он делает в этих снах? Приносит домой всякие антикварные вещи? Подруга как-то рассказывала мне, что ее отец собирал антиквариат. Дикий Имбирь помнила, как однажды он принес деревянный шар, на котором было вырезано девяносто девять драконов, а она по неосторожности его разбила. Отец хотел было ее отшлепать, но, когда дочка бросилась к нему и обняла за ногу, у него опустились руки. Дикий Имбирь помнила расставание с отцом в больнице. Никто не сказал ей, что он умирает. Родители говорили о чем-то по-французски, и вдруг мать заплакала. Дикий Имбирь безуспешно пыталась понять, о чем они говорили. Наконец отец повернулся к ней, он улыбался, но в его глазах девочка заметила слезы. Он не попрощался, не смог. Мадам Пей не водила дочь на похороны, отец для нее просто исчез, внезапно и навсегда. Дикий Имбирь помнила, как, узнав о его смерти, она пошутила: "А что же с его антиквариатом? Уж не мне ли он его оставил?" Когда позже девочке сказали, что ее отец был шпионом, она ухватилась за эту идею, потому что считала, что он бросил ее.
Воздух был прохладный, но липкий. Одеяло, которым мы все накрывались, съехало на одну сторону и покачивалось, как морские волны, пересеченные лунной дорожкой. После полуночи поднялся ветер. Дикий Имбирь спала. Свет луны, пройдя сквозь оконное стекло, накрыл ее лицо белой вуалью.
8
От одноглазого старика Дикий Имбирь узнала, что охотники за чужим добром ушли из их дома, и решила отправиться туда в надежде найти мать. Мы договорились встретиться в школе. Но занятия начались, а я нигде не видела подругу. Я не сводила глаз с двери. Наконец она появилась. Больной вид, волосы растрепаны. Волоча за собой сумку и счеты, прошла на свое место, села, рассеянно достала книги и пенал. Все ученики внимательно следили за мадам Ченг, которая на висящих на доске огромных счетах показывала, как производятся какие-то вычисления. Я старалась заглянуть подруге в глаза, но она отворачивалась. Все ее внимание казалось сосредоточенно на счетах мадам Ченг и ее объяснениях. Класс был наполнен щелканьем костяшек счет. К концу занятия мадам Ченг спросила, кто из учеников хочет отвечать. Дикий Имбирь подняла руку. Учительница задала ей вопрос, она дала правильный ответ. Но голос ее звучал при этом как-то странно и сдавленно.
- У тебя все в порядке, Дикий Имбирь? - поинтересовалась мадам Ченг.
Она кивнула, быстро села на место и уткнулась лицом в тетрадь. От моего внимания не ускользнуло, что она с трудом сдерживает слезы.
Когда учительница объявила, что все свободны, Дикий Имбирь перекинула через плечо свою сумку и поспешила к воротам.
- Дикий Имбирь! - окликнула я, но она летела как стрела. Чтобы избежать разговора со мной, она даже выбрала дорогу через кусты. Мне стало ясно - произошло что-то ужасное.
Я шла следом за подругой. Вдруг она споткнулась о сломанный бордюр тротуара и упала. Тут же я была рядом. Сделала попытку развернуть ее лицом к себе. Но она вновь отвернулась, злобно проронив:
- Отстань, Клен!
- Не надо делать из меня врага. - Я завела ее в тихий переулок, расположенный за свалкой. - У нас с тобой нет других друзей.
- Отстань от меня!
- Не отстану, пока не выясню, что происходит.
Дикий Имбирь оттолкнула меня, но, видя, что я не намерена уходить, вытащила свой пенал и, дрожа всем телом и задыхаясь от гнева, выдавила из себя:
- Если ты не отстанешь…
Она открыла пенал, достала карандаш. Потом с трудом присела на корточки, прислонившись спиной к стене. Неожиданно она положила руку на колено и со всей силы вонзила карандаш в тыльную сторону ладони.
- Дикий Имбирь!
Словно не чувствуя боли, она проделала то же еще раз.
Я не знала, что делать.
Бросив сломанный карандаш обратно в пенал, она достала перочинный ножик.
- Не надо! Я ухожу! Только положи нож! Вконец сбитая с толку, я стала медленно отступать по переулку. Я заметила, как у нее по руке потекла кровь, она капала ей на брюки и ботинки. Мое ошеломление сменилось страхом.
Дикий Имбирь посмотрела в мою сторону, но вряд ли она видела меня, взгляд был отчужденным, словно она пребывала в другом мире, но в этом взгляде не было страха. Мне вспомнились слова мамы о том, как люди сходят с ума: "Мысли превращаются в клубок нервов".
- Не останавливайся, Клен! - закричала Дикий Имбирь.
Я пошла, но ноги как-то не слушались меня. Когда я выходила из переулка, у меня внутри вдруг все сжалось, меня словно ножом резануло. Я развернулась и бросилась назад. Мысли путались, разум больше не руководил мной. С дикими криками я набросилась на подругу.
- Ударь меня, Дикий Имбирь! Ударь меня, черт возьми!
Кипя от ярости, она схватила свои счеты, швырнула их в мусорную кучу, и они разлетелись на куски. Потом она подскочила и вцепилась в мой воротник. Насупив брови, она, как безумная, уставилась на меня.
Я не могла поверить своим глазам! Ее взгляд был похож на взгляд слепого человека, расширенные зрачки смотрели в никуда.
Сначала я не могла пошевелиться, но потом постепенно начала ощущать себя как глиняный котел на раскаленной плите, сквозь трещины которого вытекает его содержимое и шипит, соприкасаясь с языками пламени.
- Ты моя единственная подруга, - невольно взмолилась я. - Я больше не смогу выносить побои Острого Перца. Я не такая сильная, как ты. Ты нужна мне. Я не позволю тебе сойти с ума. Ты не должна сойти с ума…
Руки, державшие мой воротник, опустились, во взгляде вновь появилась осознанность. Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам.
- Клен, мама… повесилась.
9
После смерти матери Дикий Имбирь старалась казаться спокойной, но скорбь не оставляла ее. Она приходила в школу каждый день с черной повязкой на руке и белым искусственным цветком в волосах, ничем более не демонстрируя свое горе. Она соревновалась с Острым Перцем в цитировании изречений Мао и смеялась, одерживая победу. Я наблюдала со стороны и видела, каким вымученным был этот смех. Я изо всех сил пыталась быть ближе к ней.
Моей подруге больше не надо было подметать улицы за свою мать, но она испытывала серьезные материальные затруднения. Районная управа позволила сироте остаться в ее старом доме, однако больше никакой помощи не обещала. Родственников, которые могли бы ей помочь, у девочки не было, все они отвернулись от нее ради безопасности собственных семей. Узнав о положении своей ученицы, мадам Ченг обратилась к руководству, отметив успехи девочки в изучении трудов Мао, которые оказались самыми лучшими в районе. Директор школы согласился снизить для нее плату за обучение с двенадцати юаней до восьми. Но деньги были нужны и на другое.
Мама предложила ей питаться у нас.
- Много не обещаем, только то, что едим сами.
Дикий Имбирь отказалась.
- Я нашла, как заработать, - сообщила она мне. - Я нашла работу на рынке, буду разделывать морепродукты. Я уже обсудила это с районной управой, и мне разрешили работать на рынке с трех до семи утра. Когда кто-то будет покупать морепродукты, я стану разделывать их, а взамен получать ненужные покупателям рыбью чешую, головы, хвосты и внутренности. Чешую я смогу сдавать на перерабатывающий завод по два цента за фунт; рыбьи головы, хвосты и кишки я смогу продавать по центу тем, кто держит кошек; спинки кальмаров можно будет продавать в аптеки по два цента за фунт. И еще я могу очищать моллюсков от панцирей по три цента за фунт.
Несмотря на радостный энтузиазм, звучавший в ее голосе, я не смогла сдержать слез. Я знала, через какие трудности предстоит пройти для претворения в жизнь этих планов. Прежде всего, бедняжке надо будет вставать в два часа ночи, чтобы занять свободное место. Ей придется конкурировать с другими раздельщиками морепродуктов. Кроме того, наступила зима и стояли пятнадцатиградусные морозы. Я как-то пошла на рынок в пять утра, и у меня отмерзли руки и ноги, а я была на улице всего час и, кроме того, все время двигалась. А ей предстояло часами сидеть на корточках на промерзлой земле и, ополаскивая руки в ледяной воде, вынимать внутренности из замороженной рыбы. И за такой тяжкий труд она будет получать всего несколько центов в день.
- Я очень рада, что ты все так хорошо продумала, - только и смогла произнести я.
- Не беспокойся, - она была благодарна.
- Но ведь рынок официально закрыт до половины шестого, тебе придется по три с половиной часа просиживать на холоде, охраняя свое место.
- Это время не пройдет даром, - нашлась она, - я буду практиковаться в цитировании Мао.
Я никак не могла в одиночку справиться с переживаниями за подругу и поэтому решила рассказать обо всем Вечнозеленому Кустарнику. Парень молча выслушал меня, а когда я закончила, сказал, что нам не придумать ничего лучше, как только время от времени проведывать бедняжку.
- Передай ей, что если понадобится моя помощь в подготовке к конкурсу по цитированию изречений Мао, то я всегда с удовольствием.
Декабрь пролетел незаметно, на новогодние праздники моему отцу разрешили приехать домой. Мама хотела, чтобы мы с братьями и сестрами проводили с ним как можно больше времени, поэтому она взяла на себя всю домашнюю работу, включая походы на рынок. Отец отправлял нас на книжные развалы за книгами по истории. Большинство этих книг были из домов, разграбленных красными охранниками. Они изымали подобную литературу и сжигали, а иногда выбрасывали на свалки, где эти книги и подбирали мусорщики, которые потом продавали их на развалах на вес. Отец хотел таким образом найти хоть что-то из своих книг. Покупать книги на вес он считал очень выгодным делом, за фунт обычно брали около пяти центов, и менее чем за десять центов можно было приобрести в среднем четыре книги.
- Итак, что надо отвечать, если какой-нибудь ответственный товарищ спросит, зачем вам понадобились эти книги? - натаскивал нас отец.
- Чтобы использовать их вместо туалетной бумаги! - отвечали мы в один голос.
Хоть я и была постоянно чем-то занята, не проходило и дня, чтобы я не думала о подруге. Тем более я не могла не вспомнить о ней в канун Нового года, когда вся семья собралась за столом и небо озарилось огнями фейерверков. У нас были каникулы, и мы не виделись уже несколько недель. Мне было интересно, как у нее дела с работой. Последний раз, когда я видела подругу, я пригласила ее к нам встречать Новый год. Дикий Имбирь хоть и приняла приглашение, но весьма неохотно. Я спросила, почему она так противится, и в ответ услышала признание: не хочу, чтобы мне напоминали о том, что я осталась совсем одна.
- Ну, тогда поступай так, как считаешь нужным, - ответила я. - Двери моего дома для тебя всегда открыты.
Дикий Имбирь так и не пришла, а мне очень ее не хватало. Я спросила у мамы, не купить ли мне завтра для отца его любимых моллюсков.
- Мне их разделают на рынке.
- Очистка моллюсков от раковин - долгое дело, на один фунт уйдет около часа. Но если ты не против подождать…
- Конечно нет, - весело сказала я и в тот вечер легла спать пораньше.
Я проснулась в три утра. Ночь была морозной, завывание ветра напоминало женский плач. Встав с постели, я начала одеваться, подняла с пола свои носки, они были как замороженная рыба, мне пришлось стряхнуть с них лед. Пальцы сразу окоченели от холода, и, поскорее надев ботинки, я вышла из дома с корзинкой в руках. Улицы были окутаны тьмой. Я быстро шла по направлению к рынку. Ветер пронизывал меня насквозь, впивался множеством крошечных ножей. Но вот впереди показался рынок, ярко освещенный электрическими фонарями. Сперва я направилась к рыбным палаткам, у которых уже толпился народ. Человек с куском мела в руках ставил номера на рукавах ожидавших в очереди покупателей, чтобы пришедшие позже не смогли протиснуться вперед. Получив свой номер, я поставила корзинку на землю и, как и все остальные, принялась переступать с ноги на ногу и шевелить пальцами, чтобы согреться.
Продавец в рыбной лавке достал большой деревянный молоток и начал разбивать замороженные брикеты рыбы. По повеявшему запаху было ясно, что продукты не свежие. Рыба большей частью уже протухла. В кальмарах мяса было с гулькин нос. Из всего товара нормальными были только моллюски.
Ветер усилился и чуть не унес мою корзину, я положила в нее пару тяжелых камней. Стоящей за мной женщине я сказала, что отойду в туалет, и, попросив ее в случае чего сказать, что я занимала очередь, отправилась разыскивать свою подругу.
Я заметила ее среди других раздельщиков морепродуктов, там, где они работали, было особенно ветрено. Закутанная в шарфы и старые лохмотья, Дикий Имбирь сидела на маленькой табуретке со сборником изречений Мао в руках. На ней были перчатки с отрезанными пальцами. Привязанные к коленям куски пластика защищали ее ноги от ветра. Перед ней была разделочная доска, на которой лежали ржавые ножницы и нож с изогнутым лезвием, рядом стояли три металлических ведра. Видимо, одно - для рыбьей чешуи, второе - для костей от кальмаров, а третье - для голов, хвостов и внутренностей. Еще стоял таз, накрытый полотенцем, где, как я предположила, была теплая вода.
Раздался звонок, и я поспешила занять свое место в очереди. Толпа начала протискиваться вперед, и вокруг рыбной лавки образовалась эдакая стена из людей. Очередь продвигалась еле-еле. Все смотрели на уменьшающуюся кучку рыбы и молились, чтобы, когда подойдет их очередь, в ней хоть что-нибудь осталось.