Он ответил: ничего, какая разница. Потом поблагодарил нас. Я сказал ему, что провожу ее до катера. Кто знает, может, я и вправду в это верил.
И мы пошли по дороге, ведущей к пляжу.
Музыка, доносившаяся с танцев, становилась все тише и тише. Вскоре мы вообще перестали ее слышать. Появилась яхта. Палуба была освещена и безлюдна. Я знал, чего она ждет от меня. Но все равно очень скоро решил, что покорюсь ее воле и буду делать все, что она ни пожелает. И очень скоро ничто уже во мне не возмущалось против этого решения. Когда мы вышли на пляж, я остановил ее, повернул к себе лицом и с ощущением счастья поцеловал в губы.
- Ты любишь его, - проговорил я.
- Я не видела его уже три года.
- Ну и что?
- Думаю, когда отыщу его, он будет мне нравиться, как и раньше…
- Тебе очень хочется найти его?
- Когда как, - медленно проговорила она, - иногда я даже о нем забываю на время.
Она поколебалась, потом добавила:
- Но даже когда я забываю о нем, я все равно никогда не забываю, что ищу его.
Глаза ее приняли какое-то слегка растерянное выражение, будто она призывала меня поразмыслить над этой странной загадкой и ждала, не смогу ли я просветить ее на сей счет.
- Выходит, так ты и живешь своей великой любовью, одна в целом море?
С этого момента я поклялся себе никогда ничего не пытаться ей объяснять, пусть даже, чего не бывает, наступит такой день, если этот день вообще когда-нибудь наступит, когда я и вправду лучше ее самой разберусь в этой загадочной истории.
- Этим или чем-нибудь другим, какая разница, - заметила она.
Чтобы проговорить эти слова, она приблизилась ко мне и уткнулась лицом мне в плечо. Я поднял ее голову и посмотрел на нее.
- Мне никогда еще не приходилось встречать женщин гибралтарских матросов, - признался я.
- Ну и что?
- Да нет, просто, наверное, это как раз то, чего мне всегда не хватало.
Всякий раз, когда мои губы прикасались к ее, я почти терял сознание от счастья.
- Я рада, - сказала она, - что ты пришел. Я расхохотался.
- А что, было много таких, которые отказывались? Неужто такое случалось?
Она тоже рассмеялась от всей души, но ничего не ответила. Мы продолжили путь к небольшому понтонному мостику, где ее ждал катер. Уже было видно, как мерцал на нем сигнальный огонь. Я обнимал ее за талию, в общем, я почти нес ее - чтобы лучше следовать за ней по пятам.
- Временами тебе надоедает его искать, ведь правда?
- Да, бывает, - ответила она, потом, поколебавшись, продолжила: - Временами мне бывает немного одиноко.
И как-то смущенно добавила:
- Ведь прошло уже столько времени… Я остановился.
- Понимаю.
Она рассмеялась. Мы вместе посмеялись. Потом двинулись дальше.
В катере был матрос. Спал. Она его разбудила.
- Я заставила тебя ждать, - ласково извинилась она.
Тот ответил: ничего, какая разница; потом спросил, хорошо ли она повеселилась.
- Делу - время, потехе - час, - произнес я, обнаруживая свое присутствие, - просто мы задержались там на два часа вместо одного.
Я был пьян. Матрос рассмеялся, и она тоже. Ведь, если разобраться, весь тот день я не просыхал. Потом без всякого стеснения растянулся на дне катера. Наконец-то я решился оставить другим утешительную простоту их моральных устоев.
До нее у меня не было женщины. Жаклин этой ночью превратилась в какое-то древнее воспоминание, которое уже никогда больше не причиняло мне боли.
Из каюты мы вышли к полудню. Мы мало спали и изрядно утомились. Но погода была так прекрасна, что ей захотелось искупаться. Мы взяли катерок и отправились на пляж, благо до него было рукой подать, от силы метров двести. Не успели мы доплыть до пляжа, как она уже прыгнула в море.
Купались мы долго, хоть и мало плавали. Ныряли, лежали на спине, потом возвращались на пляж и грелись на солнышке. Когда жара делалась невыносимой, снова окунались в море. Было время обеда, и, кроме нас двоих, на пляже никого не осталось.
В какой-то момент, мы как раз только что вылезли из моря и я укладывался подле нее, показался какой-то человек, он шел не из Рокки, а совсем с другой стороны, оттуда, где виднелась Марина-ди-Каррара. Я узнал его только тогда, когда он был уже совсем близко, в полусотне метров от меня. Настолько я успел забыть о его существовании. Он же узнал меня, потом узнал и ее. Узнал эту женщину, о которой сам мне рассказывал, - такую красивую и одинокую. Вне себя от изумления, остановился как вкопанный. Долго смотрел на нас, потом свернул, чтобы обойти нас стороной. Я приподнялся.
- Привет!.. - окликнул я.
Он не ответил. Она открыла глаза и увидела его. Я поднялся и пошел ему навстречу. Не зная, что сказать.
- Привет, - повторил я.
- А где же твоя жена? - недоумевал он. Даже не ответив на мое приветствие.
- Она уехала, - ответил я. - С этим покончено…
Он снова окинул меня взглядом. Она лежала в нескольких метрах от нас на солнышке. И вполне могла слышать все, о чем мы говорили. Правда, непохоже было, чтобы это ее слишком интересовало.
- Что-то я не очень понимаю, - проговорил он. Должно быть, у меня был очень счастливый вид.
Говоря с ним, я не мог сдержать смеха.
- А тут и понимать-то нечего, - ответил я.
- А как же с работой?
- Тоже покончено, - сообщил я.
- И ты вот так решился, всего за пару дней?
- Надо же было когда-то решиться. Ты ведь сам меня убеждал, что такое возможно, а я, дурак, не верил. И вот теперь дело сделано, так что и я тоже убедился, что все в этой жизни возможно.
Он недоверчиво покачал головой. Ничего не понимая. Снова посмотрел на нее, но не произнес ни единого слова и вопрошающе заглянул мне в глаза.
- Она отплывает сегодня вечером, - пояснил я. - Я встретился с ней совершенно случайно.
Мы долго простояли, уставившись друг на друга. Он потряс головой, будто отказываясь верить, как-то недружелюбно и даже враждебно.
- Это правда, поверь, - проговорил я наконец. Я не мог сказать ему, во что именно ему надлежало поверить.
- Вот так просто, - медленно, с расстановкой повторил он, - всего за несколько дней?
- Бывает и такое, - проговорил я, - я и сам бы не поверил, но, выходит, бывает и такое…
- Что ж, отлично, - одобрил он наконец.
- Ты же сам мне советовал, - напомнил я. Вид у него был какой-то смущенный. Мы не знали, что сказать друг другу.
- Что ж, пока.
- Я остаюсь в Рокке, - сказал я, - так что до скорого.
Он ушел. Но вместо того чтобы продолжить путь, повернул назад. Я провожал его взглядом. И тут внезапно меня осенило: он уже видел меня, наверняка специально заходил справляться обо мне в тратторию старины Эоло, должно быть, он здесь еще со вчерашнего дня и, наверное, уже запасся для меня у кузена всем подводным снаряжением, все обдумал и выбрал местечко, где мы с ним будем купаться. Так что у него были все основания на меня обидеться, ведь я напрочь забыл, что мы с ним договорились провести этот день вместе. На какую-то секунду мною овладело желание окликнуть его. Но я так этого и не сделал. Просто вернулся и улегся подле нее.
- У тебя здесь есть знакомые? - спросила она.
- Это шофер грузовичка, он довез нас из Пизы до Флоренции, - пояснил я. - Мы договорились, что вместе займемся сегодня подводной рыбалкой. Он не решился мне напомнить, а я напрочь забыл.
Она приподнялась и посмотрела ему вслед.
- Ну, так надо его окликнуть.
- Да нет, - возразил я, - какой смысл? Она была в нерешительности.
- Нет, правда, не стоит, - повторил я, - мы еще с ним увидимся. Я думал о нем целую неделю, каждый Божий день, и вот, представь только, как раз сегодня напрочь забыл.
Мы дружно рассмеялись.
- Ты сказал, будто я отплываю нынче вечером, - проговорила она, - но ведь я уезжаю только завтра вечером.
- До этого еще далеко, - все еще смеясь, заметил я.
Обедать мы вернулись на яхту. Потом снова пошли к ней в каюту. И оставались там долго. Она заснула, и у меня было время посмотреть на нее спящую, в ставших уже более нежными отблесках моря. А потом я и сам заснул. Когда мы проснулись, солнце уже заходило. Мы поднялись на палубу. Небо точно горело в огне, а карьеры Каррары сверкали ослепительной белизной. Все трубы Монт-Марчелло уже курились дымком. Пляж прямо перед нами изгибался длинной плавной линией. Кое-кто купался, это были постояльцы Эоло и матросы с "Гибралтара". Мы были одни на яхте.
- Ты грустный, - заметила она.
- Когда спишь после полудня, - с улыбкой ответил я, - всегда просыпаешься немного грустным. - Потом добавил: - Отсюда, с яхты, все выглядит совсем по-другому.
- Да, совсем по-другому, но со временем возникает желание посмотреть на все и с другой стороны.
- Да, конечно.
Купальщики играли в мяч. До нас доносились их крики и смех.
- Уже поздно, - заметил я.
- Ну и что?
Огненное сияние неба в одно мгновение погасло, сметенное легкой тенью.
- Уже поздно, - повторил я. - Через двадцать минут совсем стемнеет. Терпеть не могу этот момент, для меня он самый неприятный за весь день.
- Если хочешь, - ласково предложила она, - можем пойти в бар, выпьем чего-нибудь.
Я не ответил. Я слишком насмотрелся на нее, пока она спала. Мне было немного страшно.
- Пожалуй, вернусь на берег, - проговорил я.
- Давай, я поужинаю вместе с тобой, - спокойно предложила она.
Я не ответил.
- Эоло, наверное, удивится. Все равно хочешь?
- Сам не знаю.
- И часто у тебя так меняется настроение?
- Частенько, - согласился я. - Но сегодня дело совсем не в этом, дело не в настроении.
- А в чем же?
- Да сам не могу как следует понять. Может, слишком уж много всего со мной произошло за эти два дня. А что, если нам чего-нибудь выпить?
- Нет ничего проще. В баре есть все что душе угодно.
Мы пошли туда. Выпили по две порции виски. Я не привык к виски. Первая порция не произвела на меня особого впечатления, зато вторая показалась очень вкусной. Даже, более того, необходимой. Она-то к нему уже привыкла и выпила с видимым удовольствием, не произнося ни единого слова.
- Очень дорогая штука, - проговорил я, - это виски. Не так уж часто выпадает его пить.
- Да, правда, очень дорогая.
- Ты его много пьешь?
- Пожалуй, немало. Я только его и пью, никаких других крепких напитков.
- Стыда у тебя нет! Три тысячи франков бутылка!
- Да, пожалуй, что нет.
Мы насильно заставляли себя разговаривать. И снова чувствовали себя на корабле совсем одиноко.
- А вообще-то неплохая штука, - заметил я, - это твое виски.
- Вот видишь…
- Правда, приятная штука. Действительно, чего тут стыдиться? А он любил виски?
- Думаю, что да. Правда, мы его очень мало пили.
Она глядела через дверь бара на пляж, который все темнел и темнел.
- Мы совсем одни на яхте, - заметила она.
- Нет, это уж слишком, - рассмеялся я. - Есть люди, с кем тебе хочется выпить, а с другими нет. Так вот ты вызываешь у меня желание выпить с тобой еще один стаканчик виски.
- А от чего это зависит?
- Кто его знает? Может, от того, насколько серьезно он относится к жизни.
- А я не серьезная?
- Нет, наоборот. Все зависит от того, как понимать, серьезным можно быть совсем по-разному.
- Не понимаю.
- Да я и сам не понимаю, - ответил я, - какая разница, должно быть, это мне уже виски в голову ударило.
Она улыбнулась, встала, налила мне виски и подошла ко мне.
- Когда привыкнешь, - проговорила она, - без этого уже очень трудно обойтись.
- Да, очень трудно.
Она отошла и снова села. Нам очень хотелось забыть, что мы одни на всей яхте.
- А откуда ты знаешь? - спросила она.
- Так, догадываюсь, - ответил я. Она опустила глаза.
- Когда разбогатею, - заметил я, - буду день и ночь пить только одно виски.
Она взглянула на меня. А я смотрел на пляж.
- Даже странно, - проговорила она, - как я рада, что встретила тебя.
- Да, - согласился я, - действительно странно.
- Правда, странно.
- Это называется великая любовь с первого взгляда, - заметил я.
Мы дружно рассмеялись. Потом вдруг перестали смеяться, я встал и снова вышел на палубу.
- Что-то есть хочется, - сказал я. - Может, пойдем к Эоло?
- Придется подождать матросов, - ответила она. - Они взяли катер. Если, конечно, у тебя нет желания отправиться вплавь…
Мы остались стоять у борта. Она подавала знаки своим матросам. Один из них отделился от остальных и поплыл на катере за нами. Прежде чем отправиться к Эоло, мы еще немного прогулялись по пляжу, но не с той стороны, где купаются, а с другой.
- Если у тебя будет время, - обратился я к ней, - ты все-таки должна рассказать мне эту историю.
- Это длинная история, она займет много времени.
- Все равно, мне бы очень хотелось, пусть хотя бы совсем коротко.
- Посмотрим, - ответила она, - если у нас будет время.
Когда мы вошли с ней вместе в тратторию, вид у Эоло был удивленный, но не так чтобы слишком. После танцев я ведь не возвращался в гостиницу, и он, конечно, догадался, что я был с ней. Карла, увидев нас, сразу густо покраснела. Я не счел нужным давать им хоть какие-то объяснения. Она разговаривала с Карлой, как и накануне, разве что, может, не так охотно. У меня же не было ни малейшего желания говорить ни с кем, кроме нее, так что я вообще не открывал рта. В траттории были постоянные клиенты и еще двое новых, должно быть, они оказались здесь проездом. У нее был усталый вид, но я находил ее еще более прекрасной, чем накануне, ведь как-никак, а в этой усталости была и моя заслуга. Она рассеянно разговаривала то с Эоло, то с Карлой, все время чувствуя на себе мой взгляд. Мы много ели и выпили немало вина. Как только закончили, она чуть слышно попросила меня вернуться с ней на яхту. Уже начались танцы. Мы слышали, как с другого берега реки доносились звуки той же самбы, что и накануне. Едва мы оказались одни на дорожке, ведущей к пляжу, я поцеловал ее, Не в силах больше ждать. Это она, когда мы уже почти дошли до понтонного мостика, первой снова заговорила о том, чем же я теперь намерен занять свои дни. Она спросила об этом со смехом, будто шутя, но, как мне показалось, чересчур настойчиво.
- А как насчет медных ручек, у тебя еще не пропала охота ими заняться?
- Сам не знаю.
- Может, тебе уже разонравились женщины гибралтарских матросов? - с улыбкой поинтересовалась она.
- Возможно, я судил о них слишком поспешно, - ответил я, - не успев узнать поближе.
- Они такие же, как и все прочие, ни лучше, ни хуже.
- Ну, не скажи… Во-первых, они очень красивые. А во-вторых, вот уж они-то точно никогда не бывают довольны.
- А в-третьих?
- А в-третьих, такое впечатление, будто они принадлежат всем и никому, а с этим, должно быть, нелегко свыкнуться.
- Мне всегда казалось, что то же самое можно сказать о многих женщинах.
- Так-то оно так, - согласился я, - да только с этими и на секунду не усомнишься.
- Мне казалось, ты не придаешь большого значения таким… как бы сказать… ну, допустим, гарантиям такого сорта.
- Да, правда, не придаю, но поди знай, вдруг и с этими получится так же, как и со всеми остальными? А вдруг, когда уж совсем уверишься, что таких гарантий у тебя нет и никогда не предвидится, все-таки появится желание ими обзавестись?
Она улыбнулась, но сама себе, каким-то своим мыслям.
- Конечно, всякое бывает. Да только стоит ли из-за таких страхов отказывать себе в удовольствиях и не делать того, что хочется?
Я не ответил. Тогда она снова, с какой-то совсем уж явной настойчивостью проговорила:
- Если ты и правда так свободен, как говоришь, почему бы тебе не поехать вместе с нами?
- Теперь уже и сам не знаю, - ответил я. - А вообще-то, правда, почему бы и нет?
Она отвернулась и стыдливо промолвила:
- Только не думай, будто ты будешь первым.
- Да что ты, у меня и в мыслях такого не было.
Она помолчала. Потом продолжила:
- Я сказала это, чтобы ты не думал, будто решаешься на что-то из ряда вон выходящее. Просто чтобы убедить тебя уехать со мной.
- И что, много их было?
- Всяко бывало… - ответила она. - Ведь уже три года, как я ищу его…
- А что же ты с ними делаешь, когда они тебе надоедают?
- Выбрасываю в море.
Мы рассмеялись, но не так чтобы очень от души.
- Знаешь, - предложил я, - давай подождем до завтра, а там будет видно.
И снова пошли к ней в каюту.
Мы опять проснулись поздно. Солнце было уже высоко, когда мы вышли на палубу. Все было так же, как и в прошлый раз, точь-в-точь так же и одновременно совсем по-другому, должно быть, еще и потому, что в воздухе уже витала мысль об ее отъезде. Перекусили в баре, что там нашлось - сыром, анчоусами. Пили кофе и вино. Мы были снова одни на всей яхте и, даже пока ели, ни на минуту не могли об этом забыть. Она то и дело поглядывала на часы, вид у нее был чуть встревоженный, она ведь не могла не понять, что я и сам еще толком не знаю, чего хочу, и предчувствовала, что решать за меня придется ей. Потом снова первой заговорила об отъезде:
- А что ты собираешься делать, если не поедешь с нами?
- Да всегда что-нибудь найдется. Знаешь, за последние дни я принял столько решений, - рассмеялся я, - что просто не в силах принять еще одно.
- Наоборот, одним больше, одним меньше, какая разница?
- Так кто же такой этот матрос с Гибралтара? - спросил я.
- Я ведь тебе уже сказала, - проговорила она, - молодой преступник, двадцатилетний убийца.
- А еще?
- Больше ничего. Если ты убийца, ты только убийца, и больше никто, особенно если тебе двадцать лет.
- Я хочу, - попросил я, - чтобы ты рассказала мне его историю.
- У него нет никакой истории, - ответила она. - Когда становишься убийцей в двадцать Лет, у тебя уже больше нет истории. Ты уже не можешь ни идти вперед, ни отступить назад, ни добиться чего-нибудь в жизни, ни потерпеть поражение.
- И все-таки, пожалуйста, расскажи мне его историю. Ну, хотя бы совсем-совсем коротко.
- Я устала, - взмолилась она, - да и нет у него никакой истории.
Потом откинулась на спинку кресла. Вид у нее, и правда, был довольно измученный. Я сходил и принес ей стакан вина.
- Здесь, в Италии, тебе все равно не найти себе никакого занятия, - заметила она. - Вернешься во Францию и снова займешься писаниной в этом своем Гражданском состоянии.
- Нет. Ни за что на свете, только не это.
Я ни о чем ее больше не спрашивал. Солнце уже освещало даже пол бара. Это она снова заговорила первой.
- Понимаешь, - сказала она, - это был человек, который дважды избежал смерти. К таким мужчинам питаешь даже больше, чем просто любовь, а как бы это сказать… какую-то особую верность, что ли.
- Понимаю, - ответил я.
- Вернешься в Париж, - пророчила она, - снова сойдешься с ней, снова вернешься в Гражданское состояние, и все пойдет по-прежнему.
- Ну, хотя бы совсем коротко, - попросил я, - какую-нибудь свою историю, про тебя.